- фыркнула Ева..
— Тебе тридцать пять лет, а ты всё за мамину юбку держишься! Тряпка ты, Федя! Таких маменькиных сыночков поискать ещё надо! — Супруга нервно усмехнулась.
И где мои глаза были, когда я додумалась от тебя родить. С таким папашей наш сын точно ничего не добьётся! — Подумала Ева и вышла на балкон.
— Как мужик, подойди к хозяину квартиры и скажи, что нам не понравилось. И что мы съезжаем. Что ты заладил "Моя мамочка юрист, она подойдёт и всё уладит". — Добавила Ева, не скрывая презрения.
— Зачем ты мне тогда нужен, если ты такой элементарный вопрос решить не можешь? Тем более там нормальный, неконфликтный хозяин. Чего ты боишься? — Ева развернулась и уставилась на мужа.
— Да не боюсь я, просто так правильнее. Моя мама сможет сделать так, что нам вернут депозит. А я не знаю, как это сделать. — Фёдор тяжело вздохнул.
— Назови мне хоть одну важную проблему, которую ты за пять лет нашего брака решил самостоятельно без участия твоей мамаши? — Вернувшись в гостиную, выпалила Ева.
— Мы даже отдыхать поехали не туда, куда я хотела поехать с ребёнком. Или куда ты хотел поехать с ребёнком... Мы поехали отдыхать туда, куда твоя мать хотела, чтобы мы поехали... — Ева усмехнулась.
— Но она же не поехала с нами... — Робко произнёс Фёдор.
— Её на нашем отдыхе ещё не хватало! Она мне уже в печёнках сидит... Ты хоть думай, что говоришь... Отдыхать отправились мы, а отдых спланировала она. И я ещё, дура, её послушала... — Супруга покачала головой.
— Это была худшая поездка в моей жизни. — Словно коршун, Ева нависла над растерявшимся Федей, который замер в кресле.
— Что расселся? — Иди, спустись к хозяину квартиры и скажи, что мы съезжаем. Забери депозит, а я пойду пока проверю Костю и соберу вещи.
— Что, прямо сейчас? — Недовольно пробурчал Федя.
— Нет, Федя, когда рак на горе просвистит Баха и ни разу не сфальшивит. — Ева выпучила глаза. — Руки в ноги и марш за деньгами!
Ева отправилась в детскую посмотреть, как дела у сына, а Фёдор неохотно отправился на этаж ниже, где жил хозяин квартиры.
— Так, ну депозит я точно требовать не буду. Скандалы мне не нужны. Расстанемся полюбовно. Деньги верну из своей заначки, а сам скажу, что забрал депозит. — Федя сам себе улыбнулся и позвонил в дверь.
Через полчаса Федя вернулся. Ева уже вовсю собирала вещи. Маленький Костя сидел на чемодане и играл в телефоне.
— Тебя только за смертью посылать. Ты что так долго? — Ева покосилась на мужа и продолжила собирать вещи.
— Да, там решал по поводу депозита. Хозяин сначала не соглашался, но в итоге я его дожал. И он вернул все деньги! — Соврал Федя, который на самом деле ходил до банкомата, чтобы снять заначку.
Федя гордо помахал пачкой купюр, словно сам поверил, что действительно забрал депозит и разорвал договор аренды на своих условиях.
— Ну можешь же, когда захочешь. — Ева улыбнулась. — А теперь помоги с коробками. Там ещё конь не валялся.
Федя, Ева и Костя переехали в новую квартиру. Жизнь шла своим чередом, но через пару дней в их жизнь ворвались новые острые разногласия.
— Лапулечка, я съезжу на выходные к маме. Надо её проведать. — Федя, который час отлынивал от игры с ребёнком, ссылаясь на важный разговор с матерью, наконец повесил трубку.
Ева, которая в это время чистила квартиру, замерла с тряпкой в руке.
— В смысле, ты съездишь на выходные к матери? Ты же только что с ней час разговаривал. И ещё утром разговаривал... И вчера днём я тоже видела, как ты болтал с ней по телефону... Никак не можешь наговориться? — Ева вопросительно посмотрела на мужа.
— Лапуль, тут такое дело... Маме нужно собрать новый шкаф. Она сама не справится... — Федя честно озвучил главную причину.
— А то, что я тебя просила посидеть в субботу с сыном, пока я буду делать проект по работе... Ты об этом уже забыл? Я же тебя предупреждала заранее. — Озадаченно произнесла супруга.
— Я тебе говорила, что у нас выставка. И что в эти выходные я буду работать... — Ева с силой стала протирать подоконник, словно на нём были отпечатаны все проблемы их отношений.
— Так я возьму Костика с собой. Он мне как раз поможет. Пусть приучается помогать родителям. А ты спокойно сделаешь свои дела... — Радостно выкрутился Федя, которому в кои-то веки пришло в голову рабочее решение.
— Вопрос не в том, что ты возьмёшь с собой сына. А в том, что ты забыл, что для меня важно. А я по глазам вижу, что забыл... — Ева встала напротив мужа, который замер посреди гостиной.
— Когда мать тебя о чём-то просит, ты сразу рад стараться. А я с сыном по остаточному принципу. Вот что реально бесит, Федя. — Ева покачала головой.
— Конечно, ты возьмёшь с собой Костика, но знай, что моё терпение не вечно... — Будешь продолжать в том же духе, видит бог, в один день проснёшься, а меня рядом не будет... — Ева помахала перед лицом супруга тряпкой.
— Ты что, мне угрожаешь разводом? — Испуганно произнёс супруг.
— Я же маме скажу. Если ты разведёшься, она поможет мне лишить тебя родительских прав. И ты не увидишь сына... — Капризным голосом произнёс Федя. — Ты же знаешь, моя мать... Она один из лучших юристов в городе.
— Не смей мне больше угрожать разводом! — Взвизгнул Фёдор и вышел из комнаты.
— Да не отдаст никто такому как ты ребёнка... Напугал ежа голым местом! — Выкрикнула Ева, но Федя её уже не слышал.
В этот день Федя и Ева не разговаривали. Даже ночевали в разных комнатах. На следующий день, в субботу, рано утром Федя с сыном уехал на дачу к матери и вернулся только в воскресенье.
— Фу, я эти котлеты есть не буду. У бабушки вкуснее... — Маленький Костя скривился, попробовав мамин ужин.
— Ласточка, ну так это же те самые котлеты, что ты с удовольствием ел на прошлой неделе. — Ева ласково потрепала сына по волосам.
— Нет, не те. Те были вкуснее. А самые вкусные... Это бабушкины котлеты. А эти котлеты я есть не буду. — Костик стал противно канючить.
— Нормальные котлеты... — Ева попробовала одну из котлет и пожала плечами. Но на этом капризы ребёнка не закончились.
— Мама, я не хочу слушать эту сказку. Прочитай мне ту сказку, которая бабушка читала про рыцаря. Та сказка мне больше нравится. — Костя спрятался с головой под одеяло и всем видом показал, что он не собирается слушать маму.
— Да откуда же я знаю, какую сказку тебе читала бабушка? У нас есть отличная сказка про весёлый паровозик... Мы её в прошлый раз не дочитали... Я точно помню, что ты её слушал с удовольствием... — Ева напряглась. Ей всё больше не нравилось, что Костя её не слушается.
— Нет, не хочу! Позвони бабушке, узнай у неё, какую сказку она мне читала. Я хочу ту сказку. А ещё лучше включи громкую связь, пусть бабушка сама мне её прочитает. — Захныкал Костя из-под одеяла.
— Ну, значит, сегодня без сказки. — Ева захлопнула книгу и выключила свет в детской.
— Мама плохая, я не хочу жить с мамой, я хочу жить с бабушкой. — Выкрикнул Костя.
Ева в слезах закрыла дверь и бросилась в ванну. Если бы она только знала, как дальше лихо повернёт её жизнь.
— Как же достала меня эта свекровь! Сил моих больше нет... И муж ещё... Конченый мамсик, который пукнуть не может без её разрешения... И всё для мамочки, всё ради мамочки... — Ева сидела в ванной и машинально теребила губку.
— Развестись с ним? А что, если они, правда, заберут у меня ребёнка? Мать у него похлеще злобного добермана будет. За свою кровиночку порвёт любого. Шансов выиграть у такого юриста без подготовки немного будет... Только нервы измотаю, да деньги потрачу... — Ева уставилась на капающую воду.
— Тут надо действовать хитрее... Надо хитрее... — Тихо рассуждала вслух женщина. — Больше этого маменькиного сыночка и его ядовитую мамашу я терпеть не намерена.
— Хватит с меня! Я и так отдала ему лучшие пять лет своей жизни... — В этот час Ева решила, что их отношениям с Федей пришёл конец.
— В отличие от Феди, я не собираюсь его лишать родительских прав, но ребёнок точно останется со мной. А чтобы мамсик и его свекобра согласились на компромисс, я должна найти юриста уровня матери Феди. И ещё нужно собрать впечатляющий компромат на супруга. — Сидя в ванной, Ева придумала план.
Прошёл месяц. Мать Феди, Клавдия Павловна, сидела в кабинете и готовилась к сложному судебному процессу. Богатый муж не хотел платить после развода алименты. Женщина работала над тем, чтобы обобрать его до нитки. Неожиданно в кабинет вошла Ева.
— Ева, а ты что здесь делаешь? — Не отрываясь от документов, Клавдия Павловна быстро посмотрела на Еву поверх очков.
— Клавдия Павловна, надо поговорить. — Не дожидаясь разрешения, Ева села на стул.
— И о чём мы будем в этот раз разговаривать? Как ты небрежно заботишься о моём сыне? — Клавдия Павловна перевернула страницу документа.
— Нет, Клавдия Павловна. Мы с вами будем обсуждать развод вашего сына. — Спокойным голосом отчеканила Ева.
— Прости, не расслышала... Что мы будем обсуждать? — Клавдия Павловна сняла очки и пристально посмотрела на невестку.
— Повторю ещё раз. Я пришла к вам, чтобы обсудить развод вашего сына. Мы обе с вами знаем, что Федя ничего не решает. Поэтому я пришла обсудить детали с вами. Так будет быстрее и проще. — Ева выпила перед встречей тройную дозу успокоительного и была спокойна как удав.
— Проще не будет, девочка. — Свекровь закрыла папку с документами и покачала головой. — Я лишу тебя родительских прав, и ты не сможешь видеться с сыном. И ещё будешь платить каждый месяц алименты.
— Клавдия Павловна, при всём уважении к вашему профессионализму, вы это дело не выиграете. — Ева усмехнулась и нагло посмотрела на свекровь.
— И почему же я это дело не выиграю? — Свекровь откинулась в кресле и закурила.
— Потому что для того, чтобы лишить мать родительских прав, у вас должны быть весомые доказательства. Я работаю, вредных привычек у меня нет, есть отличные жилищные условия у родителей. Вы ни к чему не сможете придраться. — Ева взяла со стола степлер и покрутила его в руке.
— К тому же я нашла очень хорошего юриста. На случай, если мы с вами не придём к взаимопониманию... Ваш давний соперник, которому вы уже проигрывали в жизни... — Ева всунула в степлер лист и щёлкнула.
— А ещё я целый месяц собирала компромат на вашего Федю. Я его в любом суде мира даже без всяких юристов выставлю самым безответственным и несамостоятельным отцом. Я же говорю, я хорошо подготовилась. — Ева снова щёлкнула степлером.
— Но я не сторонница конфликтов. Поэтому предлагаю такой вариант. Федя платит алименты и спокойно видится с сыном, когда захочет. — Степлер в руках Евы щёлкнул в третий раз.
— Или мы разводимся со скандалом. Тратим время, силы, нервы, энергию... И в итоге я всё равно оставлю сына, получу алименты и запрещу Феде видеться с ребёнком. — Ева снова щёлкнула степлером и тихо положила его на стол.
— Ты не посмеешь. Я тебя в порошок сотру. — Злобно прошипела свекровь.
— Я знала, что вы так ответите... Но речь не только о вашем сыне, но и о вашем внуке... И если вы его действительно любите, то понимаете, что болезненный развод точно не пойдёт на пользу ребёнку и его психике. — Невестка утвердительно кивнула.
— Я предлагаю мирный и самый благоприятный вариант из всех возможных. — Ева прямо посмотрела в глаза свекрови. Невестка не отводила глаза всё время, что Клавдия Павловна переваривала и осмысливала её слова.
— Давайте для убедительности я вам покажу парочку доказательств, как ваш сын косячит... — Ева достала телефон и включила видео. — Пойдём прямо по семейному кодексу. Уверена, с вашей работой вы его знаете наизусть.
— Вот ваш Федечка напился и кричит на Костика. Это у нас алкоголизм и психологическое насилие. Вы слушайте, за что он его ругает... Краску малыш на пол разлил... А кричит ваш Федечка, словно ребёнок у него все деньги украл и жену увёл.
— А вот переписка, где, ссылаясь на занятость, ваш Федя уклоняется от родительских обязанностей. Он должен был забрать по договорённости Костика из садика. Но он забыл и вместо этого поехал помогать вам. — Ева показала свекрови переписку.
— И поверьте, Клавдия Павловна, у меня с десяток более серьёзных доказательств, которые я приберегла для суда. — Ева улыбнулась. — Поэтому предлагаю развестись мирно. Так будет выгодно для всех.
— Ах ты, курица недоношенная! Да я от тебя мокрого места не оставлю. Я не то, что у тебя ребёнка заберу, я тебя босой по миру пущу... — Завопила свекровь и грязно выругалась.
— Отлично, это мне и надо было услышать. — Ева встала и подошла к двери. — Если вы не догадались, то я вам подскажу. Наш текущий разговор я тоже записала. Думаю, судье будет интересно послушать ваши крики и угрозы. — Ева спокойно вышла из кабинета свекрови, которая швырнула ей вдогонку стопку бумаг.
Ева вернулась в квартиру, где жила с Федей. Перед встречей со свекровью она уже собрала все свои и детские вещи. Заранее отвезла их к матери и оставила у матери сына. Оставалось только напоследок посмотреть Феде в глаза. Ева знала, что у него духу не хватите ей что-то сделать и очень хотела запечатлеть этот момент в памяти.
Войдя в квартиру, Ева увидела растерянного и испуганного мужа.
— Судя по твоему лицу, я вижу, что мамочка тебе позвонила и всё рассказала... — Не разуваясь, Ева подошла к Фёдору.
— Ева, ты что задумала, какой развод... Как это мы будем судиться? — Федя с трудом выдавливал слова.
— Ещё как будем, Федя. К сожалению, твоя мать не хочет решать вопросы полюбовно... — Ева покачала головой.
— Но при чём тут моя мать? Я хочу! Я не хочу судов и конфликтов... — Федя посмотрел на Еву жалостливым и умоляющим взглядом.
— К сожалению, Федя, по-хорошему никак не получится. Потому что ты ничего не решаешь... — Ева с сожалением посмотрела на мужчину.
— Это почему это я ничего не решаю? — Мужчина в недоумении посмотрел на Еву.
— Потому что ты мамсик, Федя. А мамсики никогда ничего не решают. Я пробовала тебя изменить... Пять лет пробовала... Но, к сожалению, некоторые мамсики на всю жизнь мамсики и ничего с этим не поделать... — Ева развернулась и повернулась к выходу...
— А кто такие мамсики? — Фёдор встал с дивана и побежал за Евой, которая уже вышла на лестничную клетку.
— В интернете посмотришь. Прощай, Федя! — Ева грустно улыбнулась и навсегда уехала прочь из жизни мужчины.
Ева и Федя развелись. Клавдия Павловна с треском проиграла все судебные заседания. Это был самый громкий провал в её карьере.
Ева переехала к родителям и через год встретила достойного, самостоятельного и ответственного мужчину. Ещё через полгода она вышла за него замуж и родила ему дочь. По слухам, она счастлива.
Федя вернулся в квартиру матери. Вот уже два года он живёт вместе с ней и помогает женщине в разных делах. По дому и не только.
Федя больше не хочет жениться или долго встречаться. Всем друзьям он заявляет, что не создан для серьёзных отношений. Называет себя волком одиночкой, который любит короткие и яркие романы. Но, как показывает реальность, короткие и яркие романы существуют только в голове мужчины.
С сыном Федя не видится. И хоть Ева не стала настаивать на полном запрете общения... Общения с сыном мужчина избегает... В сыне он видит Еву, предательство которой он никак не может простить. Клавдия Павловна доходчиво объяснила, что виновата именно Ева, и никто больше.
Федя уехал с мамой в отпуск и прямо сейчас гуляет с ней под ручку по набережной. Федя заботливо поправляет маме шляпку, чтобы ей не напекло жаркое солнце. Солнце, которое всегда одинаково светит всем мамсикам и всем самостоятельным мужчинам.
Автор Арт Гаспаров
Слепая любовь сына
Канал Пойдём со мной
Она говорила о сыне спокойно и голос её не дрожал - перетёрлось, перекричалось, рана затянулась до свежего рубца - он не болит, если не надавливать сильно... А я... Я же сглатывала то и дело подступающий к горлу ком и слушала, еле сдерживая на языке бранные слова в адрес Марины.
- Ну, а что тут попишешь? - говорила мать, - он прекрасно знал какая она и все ему говорили. У них как только начало закручиваться, я сказала: Ваня, не связывайся с москвичкой, они все испорченные, женись на обычной деревенской девушке, вон у нас их сколько...
Я перебила её:
- Да ладно вам, тёть Тань, это просто Марина такая, что же вы сразу на всех москвичек, они тоже разные.
Она ответила мне, повысив голос, не терпя возражений - видно, задела я свежий рубец:
- А Марина именно такая - истинная москвичка! Хитрая, расчётливая, безжалостная, влюблённая только в себя! Эгоистка каких поискать! Ну, короче... - она понизила тембр, как бы махнула рукой, - не слушал он никого вот и хлебает теперь полной ложкой. Даже родная мать, понимаешь, даже родная мать с неё в шоке и вразумить пытается, говорит ей: "Марина! Но Ваня ведь такой хороший парень, красивый, работящий, спокойный, ну золото! Что же ты творишь?! Неужели и детей не жалко?" А она знаешь как отвечает?
- Нет.
Тётя Таня меняет голос на высокомерный:
- Говорит, нос задрав: "Я молодая, красивая и умная, я себе и получше найду, не нужен мне этот деревенщина!"
- Красивая и умная? Неужели так и говорит? Вот это самооценка! - удивляюсь я.
- Да! А мать ей: "Так зачем же ты его, деревенского, в эту Москву притащила? Что же ты вцепилась в него, бедного? В ипотеку впрягла, детей двоих родила, а в результате? Выперла его из квартиры, детей на меня скинула, а теперь Ваня и вовсе сам с ними на съёмной квартире тянет из себя жилы!"
- И что же она?
- А ей всё равно, говорит, с Ваней она жить не будет и дети ей не нужны. Она достойна большего, ей деньги нужны, копейки считать надоело. Ты представляешь, полгода прошло, а она даже ни разу не захотела проведать детей. А Машутка, младшенькая, только от нас уехала, бедный ребёнок, аллергия у неё на многое, и на клубнику, и на черешню, это мы опытным путём выяснили. Только на землянику нет, что удивительно!
***
Помню тот день, когда я впервые увидела Ваню. Тётя Таня, добрейшая душа, приютила нас у себя почти на месяц - ситуация была очень сложная, из ряда вон. Я благодарна ей за это на всю жизнь. В деревенском доме тёти Тани было отведено особое место под иконы - целый иконостас в левом углу гостиной. И среди этих икон, расставленных на столике и выше на настенной полке, размещались фотографии её детей. Фотография Вани была студийной: светлый фон и он, такой лучезарный, улыбается с неё в военной форме - вернулся из армии домой. Первое, о чём я подумала: "Господи, какой он красивый!" Глаз не могла оторвать. На меня смотрел очень милый молодой человек: тёмные волосы, мягкий овал, прямой нос и чуть пухловатые, сомкнутые в тихой улыбке губы... А глаза! О, это зеркало души! Синие и кристально-прозрачные, как сапфиры, они излучали столько доброты, ума, тишины и ласки! Именно внутренней тишины! Чуть не влюбилась!
А потом и сам Ваня приехал на несколько дней вместе с Мариной. У Марины была особенность - она ходила с вечно недовольным выражением лица. Белые волосы, чистейшая бархатная и бледная, как слоновая кость, кожа, губы, сжатые брезгливо, а глаза... они были холодными, неприятными, злыми, колючими... Настоящая Снежная Королева. И Марина была больна: что-то было не так с сосудами в мозге, диагноз, к сожалению, не помню. Каждый день она пила дорогущие таблетки стоимостью более тысячи рублей за штуку (или это были уколы? Память меня подводит). Болезнь сильно сказывалась на нервах Марины.
- В спор с ней никогда не вступай, - предупредила меня тётя Таня, - что она ни скажет: молчи или соглашайся, даже если бред говорит - мы уже через это прошли. Тут такие истерики с припадками по пустякам бывали, вплоть до метания посуды. Тихо, тихо с ней... спокойно. Когда они приезжают, мы эти дни как на вулкане - тихо и на цыпочках, без лишних движений. Уехали - и слава Богу, - выдохнули. В общем, по возможности вообще её не трогай.
- Да я и не собиралась... А зачем вы терпите это? Почему вся семья должна перед ней пресмыкаться?
- Лучше худой мир, как говориться. Ваню нам жалко - она же на нём потом сорвётся, сколько раз лицо ему царапала, до шрамов.
- А он что? Остановить её не может?
- Неее... Терпит. Любит её и слушать ничего не хочет. Говорит, она не специально, у неё проблемы с самоконтролем, это понимать надо.
По выражению лица тёти Тани становится понятно насколько ей это не нравится. Но она очень сдержанна в суждениях, поэтому ни одного дурного слова на невестку не скажет.
- У нас только Ася не боится с Мариной в контры вступать,- говорит тётя Таня со смехом и хлопает по коленям дочери-подростка, которая сидит с нею рядом. - И ответить может, и заткнуть. За брата горой! Ася у нас боевая девка, с характером. Не приструнишь.
Ася с улыбкой отбрасывает за спину толстую чёрную косу и говорит с достоинством:
- Ненавижу её! Тоже мне королева - коза драная.
- Тихо, Ася! Молчи. Нельзя так с Мариной, она больной человек...
- А мне всё равно, я ни перед кем не собираюсь кланяться, особенно перед этой дря...
- Цыц, я сказала! - строго оборвала её мать.
- Хватит того, что я свою комнату им уступаю, сплю в коридоре пока они здесь, как бедный родственник, - проворчала Ася, скрестив на груди руки.
Дело в том, что Марина категорически отказывалась спать в проходной гостиной, ей нужны были отдельные хоромы, поэтому с их приездами Ася изгонялась из собственной комнаты куда попало.
С Мариной мы контактировали мало. В основном я молча наблюдала за её капризами и удивлялась безграничному терпению Вани, который старался предупредить любое её недовольство. Получалось у него это не всегда: на вторую ночь их пребывания я проснулась во втором часу от пронзительного крика Марины - звук исходил из спальни. Следом за воплем последовали два звонких удара. Потом еле слышные, успокаивающие слова Вани... И всё стихло.
- Тёть Тань... А что ночью случилось, вы слышали? - осторожно поинтересовалась я утром, - Марина кричала, а потом шлёп... Неужели Ваня её ударил?
Тётя Таня улыбнулась с сарказмом, отводя взгляд и помотав головой так, словно отгоняла муху:
- Да конечно... Ваня её... Она его лупцевала. Это у нас в порядке вещей, мы уже привыкли.
Я удивилась безмерно. После всех предупреждений о Марине для меня этот факт всё равно стал неожиданностью. С Ваней я встретилась только днём, на щеке у него красовалась свежая царапина - Марина любила маникюр в форме когтей.
- Не будут они вместе жить - это и ежу понятно, - вздыхала тётя Таня. - Но Ваня никого слушать не хочет, я пыталась поначалу вразумить его, а он: "мам, не лезь, сам разберусь". Ну и пусть разбирается. Больше не говорю ничего. Он, видно, хочет до дна достать и разбить об это дно себе голову. Его право. А я не лезу.
В один из дней их пребывания я испекла оладьи. К вечеру оладьев уже не было, а меня на кухонном столе встретила одинокая бутылка кефира.
- Это Марина купила, - объяснила тётя Таня, - ей так понравились твои оладьи, что она попросила испечь ещё, даже кефир в магазине купила, говорит, никогда таких вкусных не ела.
Я просияла от похвалы:
- Конечно испеку! Я ей и рецепт дам, они очень легко готовятся, у меня только по этому рецепту оладьи выходят, а в остальных случаях как резиновые шайбы.
Тётя Таня замахала руками со смехом:
- Ой, не смеши! Марина ни за что в жизни не будет готовить, у них Ваня за кулинара. Так что испеки ей эти оладьи, если не трудно, а о рецепте не заикайся даже. Рецепт мне дашь - я для них печь потом буду.
Так я узнала, что Марина никогда не подходит к плите.
Перед отъездом Марина немало всех удивила - она подарила мне свой новый шарф от модного бренда.
- Я его всего один раз надела, когда сюда ехала. Бери, тебе он нужнее.
В то время у нас на всю семью из трёх человек была всего лишь одна сумка вещей - что успели взять, сбегая от войны, то и наше было. Поэтому шарф я приняла с благодарностью.
После тётя Таня сказала, щупая шарф:
- Удивительно просто! Чтобы Марина кому-то что-то подарила или доброе дело сделала... Никогда такого не было.
Дочь Ася утвердительно закивала, тоже удивлённая.
- А тут шарф отдала, да хороший такой и новый считай. Чем-то ты ей понравилась.
Вскоре мы съехали, начали заново строить свою жизнь. Последующие десять лет я поддерживала с тётей Таней связь по телефону, изредка заезжала в гости на денёк. Разговоры наши всегда затрагивали и тему отношений Вани и Марины.
Через два года после нашего знакомства они взяли ипотеку на окраине Москвы. Ещё через год, к изумлению всех, Марина родила сына, хотя врачи запрещали ей рожать из-за высокой возможности осложнений с сосудами. Но родила. Тётя Таня стала частым гостем в Москве, чтобы помочь молодой маме. В дни, когда она приезжала, Марина уезжала отдыхать и возвращалась только на следующий день после отъезда тёти Тани. У мальчика были проблемы со здоровьем, они стали частыми гостями в поликлиниках.
- Как не позвоню вечером, а Ваня с малышом возится, - рассказывала тётя Таня, - спрашиваю: а Марина что делает? Говорит, в туалете сидит. Как только он домой вернётся, она сразу запирается в туалете, даже руки не даёт ему помыть, не то что поужинать. И сидит там часами в телефоне! И ведь она не одна с малышом целый день, к ней мать приходит, помогает. А мальчик, бедный, от Марины шарахается: повиснет на Ване и ни за что не хочет идти к матери, смотрит на неё исподлобья затравленно... Она, видно, орёт на него днём, психует, вот ребёнок и боится родную мать.
- А с Ваней как она?
- Ой... Он же ничего не рассказывает, ему в партизаны бы. Но когда я у них, то вижу её отношение... Ни во что она не ставит его, понимаешь, одни претензии и истерики... Даже говорить не хочу, тошно вспомнить. Ей и мать родная говорит: "Марина, ты зачем такая грубая с ним? Что ты требуешь от него невозможного? Старается человек, работает, как может, да, с деньгами туго, но у вас ипотека, ребёнок, ты не работаешь. Это пережить надо. Где ты такого мужа ещё найдёшь, чтобы терпел тебя наподобие Вани?" А она: "Пусть получше старается! Он обязан обеспечивать мне достойную жизнь! Женился на красавице, вот пусть и дотягивает до уровня."
Прошло ещё пять лет. Ваня вкалывал на двух работах без выходных, у Марины лёгкий труд по состоянию здоровья. Ипотека почти выплачена благодаря Ваниному поту. В условиях вечного недовольства, распрей, истерик и ссор Марина рожает второго ребёнка, дочь! Как жил Ваня, разрываясь между всем и вся я не знаю. Вторым ребёнком в основном занималась тёща, Марина практически скинула на неё малышку.
Когда младшему ребёнку исполнилось полтора года, брак Вани и Марины дал такую трещину, что никакое терпение и смирение Вани не могли его спасти - просто Марина решила, что он ей больше не нужен, а у них в семье всё отталкивалось от её "хочу-не хочу". Марина высказала ему, что он деревенщина, неудачник, голь, не достойная её. И завела любовника. Полгода они жили под одной крышей как соседи. На выходных, пока Ваня был с детьми, Марина сбегала к любовнику.
Спустя эти полгода их развели, Марина выгнала Ваню на съёмную квартиру и Ваня удовлетворил все её условия: отказался от прав на квартиру, ему остался во владение только автомобиль, купленный им ещё на заре их брака. Назначенные алименты у Вани официально снимали с зарплаты, поэтому на жизнь, после всех выплат, оставалось всего ничего.
От детей Марина тоже избавилась - перевезла их к своей матери и забыла. Поначалу навещала раз в месяц, но ездить далеко, а любовник один дома скучает... Жила-то она в своей квартире с любовником.
Мать Марины выдержала год, а потом сказала:
- Марина, больше не могу, у меня уже никакого здоровья нет. Четверо внуков в доме: твои и сестры, которая со мной живёт, и муж её. Итого семь человек нас в двухкомнатной квартире. Забирай детей, сил моих больше нет, я лучше на работу выйду, чем в этом дурдоме с ума сходить. Больше не могу!
- Не буду я их забирать, не нужны они мне.
- Как не нужны?! Это же твои дети!
- А вот так. Они орут, жить мешают, я с ними как инвалид. Пусть Ваня их забирает, он же у вас хороший.
Так как официально после развода дети оставались жить с матерью, Ваня не мог забрать детей просто так. В квартиру тёщи вызвали службу опеки и попечительства, чтобы те зафиксировали, что мать не находится рядом с детьми, участия в их в жизни не принимает и прочее.
Ваня снял квартиру поближе к тёще - вышло существенно дороже, чем на окраине, - и забрал детей к себе. Тёща в свободное время приходит к ему на помощь, помогает с внуками по мере возможностей. За эти полгода жизни с отцом дети ни разу не видели мать.
- Марина, - умоляет тёща, - ну приедь ты хоть на детей посмотри, как выросли они...
- Не хочу, ехать до вас далеко. Мне лень.
Любовник пожил с Мариной недолго: поняв её характер, сбежал на первом попавшемся тракторе. Живёт она одна и наслаждается свободой. Марина уверена в том, что удача на её стороне: она молодая, красивая, умная, поэтому обязательно встретит успешного мужчину при деньгах, а с такой "деревенщиной", как Ваня, больше никогда в жизни не будет связываться.
- Столько лет жизни из-за него коту под хвост! - возмущённо говорит она матери.
- Да наоборот, Марина... Это ты ему жизнь испортила, а не он тебе...
С зарплаты Вани до сих пор продолжают снимать алименты. Марина получает их, но не высылает назад.
- Марина, поимей совесть, - просит Ваня, - высылай мне хотя бы мои же деньги! Дети ведь живут со мной! Это ты мне должна алименты платить, а не я!
- Обойдёшься, это мои деньги.
- Не заставляй меня подавать в суд на лишение тебя родительских прав, я этого не хочу.
- Только попробуй! Я у тебя всё отсужу! Закон всегда на стороне матери!
- А ты разве мать?..
Так и растит Ваня сам детей, снимает квартиру, платит алименты Марине... В суд пока не подаёт - может, жалко ему бывшую супругу. А, может, у него до сих пор к ней любовь: больная, убивающая, опускающая на самое дно... И Ваня взирает на Марину с глубин этого дна и надеется, что она ещё станет хорошей и поймёт, что он молодец, что он на всё готов ради этой слепой, унизительной любви.
Анна Елизарова
Мальвина
Заметки оптимистки
Лена растила сына одна. Муж ушёл к молодой и красивой, когда Артёму исполнилось двенадцать лет. На следующий же день после дня рождения сына.
— Лена, я ухожу от тебя. Разлюбил, ничего не поделаешь. Скучная ты и не современная, и вряд ли изменишься уже. А мне хочется, чтобы все голову сворачивали, когда мы идём рядом. Хочу гордиться красивой и стильной женой. А ты тётка уже.
Да и характер занудный. Любишь, чтобы всё было по твоему. Устал спорить и доказывать что-то. Встретил чудесную женщину, у неё тоже есть ребёнок, дочка. И она полная противоположность тебе.
Весёлая, красивая, постоянно меняет причёски, цвет волос, стиль в одежде. И не ворчит по пустякам. Короче, мне классно с ней!
Сына не брошу, алименты платить буду, да и так помогать всегда готов. На квартиру не претендую, тебе её родители покупали, заберу только свои вещи. Не обессудь, но живём лишь только раз…
Лену будто дрыном по голове стукнули. Её тихий и незаметный муж Игорь нашёл другую… Стильную и не занудную.
— Ну и катись себе колбаской! Плакать не буду! — сказала, как отрезала Лена.
Сын спокойно принял развод родителей. Отец часто виделся с ним, давал деньги. Лена первое время скучала по мужу, а потом отпустило.
Работала бухгалтером в детском саду. Работа нравилась, коллектив тоже. Зарплату бы ещё подняли…
Артём после школы поступил в университет. Учёба давалась легко, жил с мамой в квартире.
— Сынок, а девушка хоть есть у тебя? Никогда ничего не рассказываешь…
— Есть, мам. Мальвина зовут. Она неформалка.
— Чего?! Как это — неформалка? Она что, из этих…?!
— Из кого — этих, мам? Просто она любит всё неординарное. Например, у неё синий цвет волос. Ей нравится. И мне тоже, прикольно. А ещё у неё язык проколот, бровь, и пупок.
Елене стало дурно. Этого ещё не хватало… Она хотела уже прочитать лекцию, что это некрасиво и негигиенично, но вдруг вспомнила слова мужа. Что она не современная.
Ну, скажет сыну всё, что думает об этой девушке, а он любит её, и его всё устраивает. Какое она имеет право обсуждать эту Мальвину. У неё родители есть. Пусть сами следят за её внешним видом. Да и не маленькая она уже.
Возможно, скоро будет её невесткой, и как они будут общаться? Надо быть терпимее, и не лезть не в своё дело. Иначе сын затаит обиду.
И, не дай Бог, начнёт дружить с женой отца, та уж точно примет эту Мальвину, как родную. А Елена останется у разбитого корыта. Одна со своими принципами и стереотипами.
Вот такое прозрение нашло на неё.
— Правда, сынок? Как интересно и необычно. Действительно, неординарная личность эта твоя Мальвина. Скучно не будет. И синий цвет волос — это очень креативно…
Артём с изумлением посмотрел на мать. Он ожидал услышать совсем другое, знал её характер и взгляды.
— Артём, а приводи её к нам, в гости. Не терпится познакомиться!
— Ой, не знаю даже… Ты не начнёшь ей лекции читать?
— Что ты, сынок, какие лекции?! Я изменила взгляды, вот увидишь, всё пройдёт отлично!
— Хорошо, мам. Давай в субботу приглашу её.
— Вот и чудесно! Я закажу роллы, сделаю салат с креветками. Ест она такое?
— Она всё ест, метаболизм хороший, вес не набирает.
— Ну и здорово!
До субботы оставалось три дня.
Елена решила удивить сына и его девушку. Пусть знают, что она не отстаёт от жизни, и вполне современная женщина.
В субботу утром пришла в ближайший салон красоты.
— Девочки, покрасьте меня, пожалуйста, в синий цвет!
Девушка с удивлением посмотрела на неё.
— Прям в синий?!
— Именно так!
— Хорошо. У вас очень светлые волосы, хорошо возьмётся.
***
— Мама, знакомься, это Маша. Ой, что с тобой? Ты синяя?
Артём застыл в коридоре. Рядом с ним стояла высокая симпатичная девушка, с длинными каштановыми волосами. И не было у неё никакого пирсинга. Классическая натуральная красота.
Лена растерялась. Она ожидала увидеть Мальвину с синими волосами, а тут совсем другая девушка.
— Здравствуйте. Сынок, а Мальвина где?! Синие волосы?
— Мам, да пошутил я так. Хотел посмотреть на твою реакцию. А вот почему ты превратилась в Мальвину — вопрос?
— Да я же хотела удивить вас… Показать, что я в тренде, или как там это называется… Поддержать, так сказать, ваши вкусы.
Артём с Машей засмеялись.
— Проходите за стол, чего же мы стоим!
Лена была в растерянности. Как же глупо вышло… Теперь она выглядит смешно. Женщина пятидесяти лет и с синими волосами, погорячилась она, наверное, с этим решением. На работе засмеют. Но что уж теперь…
Маша оказалась милой и весёлой. Лене было легко с ней общаться.
Невеста сына была актрисой местного театра, познакомились в компании общих друзей.
— Сынок, очень понравилась мне Маша твоя, — сказала Лена, когда Маша вышла из комнаты.
— Мне тоже она нравится, мам. Спасибо за ужин. Всё было чудесно. Особенно твой цвет волос! Тебе очень идёт!
— Ох, молчи! Подставил ты меня, конечно. Хотела как лучше, получилось как всегда. И смех, и грех…
— Прости, мам, я даже не думал что ты можешь на такое пойти. Удивила…
— Знаешь, я столько лет жила по принципу — а что люди скажут? А сейчас что-то надоело. На старости лет хоть немного с ума сойду. Отец твой вон живёт с Женей, а та очень экстравагантная дамочка. А я чем хуже?
— Лишь бы в радость тебе было, мам. Я тебя любую люблю! Ты самая лучшая мама на свете!
Лена чуть не заплакала, так растрогали её эти слова. Никогда раньше так не говорил. Взрослый совсем уже сын…
На работе все были в шоке от нового цвета волос Лены.
— Елена Андреевна, что с вами? Синькой что-ли покрасились? — весело спросил директор.
— Ага, Дмитрий Сергеевич. Экспериментирую вот. Могу играть Мальвину на утренниках.
Самая старшая по возрасту Ольга Алексеевна покрутила у виска, когда Лена зашла в кабинет.
Ну и что. Её право ходить с синим цветом волос.
Через пару дней все привыкли и успокоились. И жизнь потекла своим чередом.
Лена собралась в салон, перекрасить цвет волос. Поигралась, и хватит. Перед самым входом столкнулась с бывшим мужем.
— О, Лена, привет. Я в шоке! Не узнать прям… Посинела…
— Привет, Игорь! Да, решилась вот сменить цвет на что-то яркое.
— Надо же, не ожидал… Ты и сама другая стала какая-то, более свободная и раскованная, и тебе идёт!
— Спасибо! Живём ведь только раз, только раз…
Игорь с удивлением проводил взглядом бывшую жену. А у Лены поднялось настроение от выражения его лица. Пусть знает, на что она способна! А то — не современная, понимаешь…
У неё ещё впереди много лет жизни, и она решила проводить их в первую очередь, себе в радость, и не зависеть от мнения окружающих. Спасибо сыну и его выдумке про Мальвину.
Волосы она всё-таки перекрасила, в красивый каштановый цвет, и поменяла причёску. А ещё ей захотелось сменить гардероб, купить что-то красивое и модное.
На свадьбе сына Елена была неотразима. Она с удовольствием смотрела на себя в зеркало, чувствовала себя легко и непринуждённо. Бывший муж с удивлением наблюдал за ней.
Вот так иногда случайный поступок может изменить человека…
Автор - "Заметки оптимистки"
В долг у отца
. Рассказ
Рассеянный хореограф
Где-то на границе бодрствования трепетало радостное ощущение. Катька уже во сне понимала – что-то хорошее случилось наяву, стоит только открыть глаза.
Светлые её кудри разметались по подушке, а ресницы уже вздрагивали. Наконец они распахнулись. Катя секунду смотрела в потолок, а потом вспомнила и радостно улыбнулась: ура, она едет в Москву!
Мама! Мама у неё просто классная!
Ещё вчера утром Катя была удручена. Эта поездка, в которую собирался весь почти класс была для неё нереальна.
– Мам, нам в школе предложили в Москву поехать. Представляешь! Мы же в конкурсе победили тогда, и нас пригласили. Там – финал. А ещё там та-акая программа! Ух! – Катька вдохновенно делилась, а потом опустила голову и тихо продолжила, – Только ... Я не поеду всё равно, мам. Не очень-то и хочется. Дорого очень. За меня Лена сыграет. Перестроят они.
Маша слушала дочь и душа рвалась. Тактичная дочка, как всегда, не хочет огорчать её, но очень хотела бы поехать вместе со всеми. Очень!
Когда они в школе готовили патриотический спектакль и отправляли видео на конкурс, никто и не предполагал победу. Просто учитель у них хороший, дети старательные, вот и получилось.
Главную роль там играла Катя. И не удивительно – она всегда отличалась артистизмом.
Дочка понимала – денежной суммы, которая нужна на поездку, у мамы нет. Она привыкла к скромности их с мамой существования, к безденежью. Она не роптала, не хотела расстраивать маму, но вот сейчас было очень обидно. Все участники спектакля едут, а она ...
Ольга Константиновна, учитель, знала их ситуацию. Мама, воспитывающая Катю одна – с зарплатой сотрудника музея, всего скорей не сможет достать из кармана двадцать с лишним тысяч. Поэтому поняла сомнения ученицы, велела не расстраиваться и держать кулачки за них здесь, дома.
Монотонно и выматывающе Маше не хватало зарплаты давно. Оплатив коммуналку, она долго сидела с калькулятором, высчитывая расходы, но цифры всё равно не сходились. Всегда были какие-то непредвиденные траты, приходилось занимать довольно часто. Скудные алименты от бывшего мужа не спасали, бывший муж её был самым ненадежным человеком всегда.
Благо, было у кого занять: подруга Светка никогда не отказывала. Работала она парикмахером, и небольшие деньги, какие и требовались Маше, у неё были почти всегда.
Но вот недавно и у Светки случились денежные неприятности: её муж каким-то непонятным образом потерял деньги с кредитки. Говорил, что украли мошенники, но Светка подозревала, что проиграл. Надо было гасить кредит как можно быстрей.
Поэтому сейчас и у Светланы перехватить было невозможно.
Когда была жива мама Марии, было полегче. Жили они втроём и все расходы делились. Но после кончины матери, Маша ещё долго отдавала долги и, казалось, никогда уже из них не выберется. Мечтала накопить и поставить маме хороший памятник, да вот всё никак ...
Сменить работу – означало бросить любимое дело, в которое вложено так много души. Свой художественный музей модерна Маша любила, но о смене работы всё же думала постоянно. Росла дочь, нужны были средства для её будущего.
Вот и сейчас, возвращаясь с работы уже поздно вечером, она думала об этом. За окном троллейбуса дрожали огни. Вечер был таким свежим, пахло весной.
Но радости не было, на сердце было тяжко – порадовать дочь было нечем.
Она так и не решилась взять кредитку, хотя именно за ней в обеденный перерыв отправилась в банк, но в последний момент передумала. Что-то остановило.
А вдруг не потянет!
Троллейбус шёл по исторической старой части Самары. О своём городе Маша знала практически всё, когда-то занималась краеведением. Но сейчас лепнина зданий напомнила не его историю, она напомнила об отце.
Он жил в Ульяновске, на набережной, вот в таком же старом трёхэтажном доме с лепниной. Была она в гостях у него один только раз, в юности, когда собиралась поступать в ульяновский вуз, но туда не прошла.
Его просторная четырёхкомнатная квартира с высокими утопающими к центру потолками, с огромными окнами за бархатными шторами, со встроенными шкафами, размером с её комнатку в Самаре, с зеркальной ванной с джакузи – тогда поразила. Она долго стояла у шикарных картин, написанных маслом рукой настоящих художников. Уже тогда она интересовалась искусством изобразительным.
Она даже и не думала, что среди таких картин можно просто жить.
Её отец с матерью давно были в разводе. У отца, деревенского в общем-то парня, приехавшего в большой город ещё в далёких 90-х, вдруг пошёл бизнес. И когда у него началась типичная жизнь нового русского с сопровождением всего того, без чего бизнес, видимо, в те годы развиваться не мог: с банями, охотами, девочками и прочим, родители разошлись.
А Маша так любила его в детстве! И помнила много хорошего. Отец был таким вечным Дедом Морозом, появлялся дома с подарками, радостью и шумным весельем.
Через пару лет после развода отец женился опять. Даже пару раз. И разошёлся тоже. У него родились ещё два сына от третьей жены, в которых, как говорили, он души не чаял.
О Маше он забыл. Не поздравлял даже с Днём рождения. Правда, первая жена ему иногда напоминала о себе и дочке, но только в те моменты, когда совсем край, когда помощь требовалась реальная.
Один раз – просила средств себе на операцию. У мамы была онкология, а второй раз вот как раз в момент, когда Маша поступала.
Отношений с отцом практически не было, но и конфликтов – тоже. В Дни рождения отца Маша ему звонила, но в последнее время часто дозвониться не могла. Потом попытки прекращала. В праздники Маша отца поздравляла по смс. Ответа не было, но она считала свой долг выполненным.
Иногда в юности на неё наваливалось некое покоробленное чувство несправедливости жизни. Почему благополучие, достаток, наконец, любовь отца достаются не ей?!
Очень хотелось блеснуть перед отцом остроумием, произвести впечатление своей дерзостью, своими умениями и достижениями. Отец разбирался в живописи, но ведь сейчас она может дать ему фору...
Ей часто снилось, что она беседует с ним о картинах, а он восхищается ею. Это желание восхваления от отца пришло из детства. Ей не хватало отцовской любви.
Но теперь она думала о другом: а что если попросить у него денег в долг? Всего скорей для него это немного совсем, тем более, что долг она отдаст обязательно.
Вот только получалось совсем не так, как в её сне. Там она представала перед отцом успешная и уверенная. А просить денег, значит показаться ему неудачницей, не сумевшей устроиться в жизни нормально. Нет, просить – значит унижаться. Нет!
Но Катя! Дочь так мечтает об этой поездке. Так может стоит и запрятать свою гордыню подальше? Эти мысли кружили, шли по кругу.
Как только Маша решала, что все же надо позвонить, ею овладевало беспокойство. Она вставала и, хватаясь за поручни, переходила на другое место. Потом пересаживалась ещё раз, чуть не падая на поворотах троллейбуса. Звонить – не звонить?
И всё же решилась, только не тянуть, только сразу ... Будь что будет!
Когда вышла из транспорта, начала набирать номер отца, успокаивая себя тем, что, возможно, трубку он не возьмёт, как это бывало часто.
– Алло, – как-то приглушённо раздался голос.
– Алло. Папа, здравствуй. Это Маша. Как твои дела?
Маша никогда ему не звонила просто так, чувствовалось, что он напрягся, вероятно вспоминает, какой сегодня праздник. И он заговорил преувеличенно радостно, как показалось Маше.
– Хорошо. Отлично дела. Вот ... работаю, много дел, – он закашлял, – Не успеваю ничего. А у тебя как?
Маша вдохнула:
– Пап, не буду ходить далеко да около. Мне деньги нужны в долг. С отдачей, – громко и уверенно сказала она именно, потому что робела, – Понимаешь, Катька в Москву отправить надо, было вот так а я что-то вот не рассчитывала.
– Сколько?
– Тыщ 25. Пап, я в долг. Давай я приеду, расписку привезу ...
– Не-не, не надо, зачем приезжать, – Маше показалось, что отец даже испугался её предложения, – Реквизиты пришли, я переведу сейчас.
– Спасибо, пап. Ты очень выручишь! Она мечтает об этой поездке.
Она ещё хотела поговорить, неудобно было закругляться сразу, но отец сослался на занятость и разговор закончил сам. И Маша опять услышала, как он кашляет.
Она на успела дойти до квартиры, как на её счёт упали 30 тысяч.
Катька прыгала от счастья, звонила Ольге Константиновне и подружке. Теперь денег хватит даже на новый чемодан. Старый – просто стыдоба.
Когда через неделю закончилась суета сборов, когда навьюченные сумками и родительскими наказами, дети отправились в Москву, Катя опять позвонила отцу. На этот раз трубку он не брал.
Что-то угнетало Машу после последнего разговора с отцом. Она поделилась со Светой.
– Может болел просто? – предположила та.
– Да не знаю, Свет, может. Но показалось мне, что испугался он моего визита. Как будто и денег дал, лишь бы не приезжала я. Странный какой-то ...
Класс Кати занял в Москве на Международном конкурсе второе место. Вернулась дочь счастливая, возбуждённая, с массой впечатлений и рассказов.
А что ещё надо матери? Маша была счастлива не меньше.
Катюха ещё и деньги сэкономила. Заботливая дочь!
Прошла весна и Мария собрала сумму для возврата долга отцу. А тут как раз командировка именно в Ульяновск.
И Маша решила – навестит отца и отдаст ему деньги лично. Да и увидеться очень вдруг захотелось. И не думала Маша, что детская забытая уже привязанность может вдруг проснуться.
Что её подтолкнуло к этому решению, она и сама не могла себе объяснить. Её тянуло к человеку, который, в принципе, отверг её ещё в детстве. А ещё приснилась мама. Она обнимала отца там, во сне, гладила по голове и жалела.
В памяти воспроизводился образ отца. Вот они гуляют в парке и он играет с ней в футбол, вот привёз большой самосвал, а мама ругается, говорит, что машины для мальчишек, но счастлива, вот он качает её на сильных руках ...
И Маша решилась – зайдет к отцу без его приглашения. Просто проведает и отдаст долг.Тем более – командировка...
И вот она в Ульяновске.
В подъезд она смогла зайти, кодовый замок открылся прямо перед ней – выходила женщина. Постучала в дверь. Тишина. Постучала настойчивей, громче.
Наконец, за дверью что-то зашевелилось, застучало, и дверь приоткрылась. Старик с бородой, на костылях и в засаленном китайском халате смотрел куда-то в пол.
– Папа? Папа, здравствуй. Можно к тебе?
Он не ожидал, молча отпрянул от двери и Маша вошла. Ох, как он постарел, он был неузнаваем ....
– Я думал доставка, а ты зачем?
– Я просто в командировке тут, вот решила навестить, вернуть деньги, вот и заскочила, – она показала коробку с тортом.
Отец покашлял и молча заковылял в гостиную, опираясь на костыли. И только тут Маша увидела, что у него нет стопы. Она сняла ботинки, сделала два шага и поняла, что идёт по песку, вернее, по очень грязному полу.
Таким он был везде. В углах засаленный от давней немытости, а посредине с тропинкой от единственной скользящей отцовской тапки.
Квартира была неузнаваема. Остатками прежней роскоши поблескивала затянутая паутиной огромная хрустальная люстра, косо висели припылённые картины.
Карнизы на окнах были оборваны, но шторы выцветшие и грязные остались на них. Они были прижаты какими-то подручными средствами к окнам, грязная простынь, накинутая на карниз, тоже прикрывала свет из окна. Телевизор был снят со стены и стоял боком.
На журнальном столике у когда-то шикарного, а теперь прожжёного кожаного дивана, был сущий свинарник. Грязная сковорода стояла на полу, в ней помимо остатков еды, были и окурки, на столе переполненная пепельница, пустые бутылки из-под водки и объедки.
– Я тут клининговую службу жду. Прости, не убрано, – оправдывался отец.
– Пап, ты прости, что я без предупреждения. Хотелось увидеться. Давай я сама чайник поставлю, – Маша взяла электрочайник, который тоже стоял на полу у дивана, и пошла на кухню, было неловко за вторжение.
Вся квартира была завалена какими-то пакетами и мешками. Когда-то шикарная кухня превратилась в хлев, горы грязной посуды были повсюду, текли трубы, они были обмотаны ржавыми тряпками, под ними стояли блюда, в ванной не работали краны.
Маша поняла – отец одинок. Так может выглядеть жильё только очень одинокого человека. Одинокого и пьющего.
Да и внешний вид его говорил о многом. Вероятно, он не был на улице давным давно. Ему явно давно надо было купаться и стираться, бриться и стричься. Он очень поправился, был толст.
Мария набрала воды, в горе посуды откопала две чашки, сполоснула их.
Сначала разговор с отцом был несколько закрепощённым. О ноге он рассказал пространно, всё время оговариваясь, храбрясь, что её ампутация ему ничуть не мешает. Он, по-прежнему, активно занимается бизнесом, дела его идут прекрасно. При этом он качал здоровой ногой в худом носке.
Старший его сын вместе с семьёй и матерью – третьей женой отца, давно живет в Америке. С ними связь отец не поддерживает. А вот младший здесь, в Ульяновске, навещает часто.
Но на вопрос Маши, когда младший сын был у него, отец замялся, запутался ... Об ампутации ноги, которая случилась два года назад, его сыновья не знали.
Маша поняла – отец врёт, просто не хочет показаться Маше таким уж несчастным. Храбрится и хвастается, точно также, как собиралась делать она, идя сюда.
Было ощущение, как будто он один хотел сражаться в битве, не прося помощи ни у кого. Поддержки просить было не в его правилах.
И Маше вдруг расхотелось производить на него впечатление своей благополучностью. Она расслабилась, откинулась на спинку кресла и честно и откровенно рассказала о неудавшемся браке, о том, как боролись они за мамину жизнь, о материальных трудностях и о том, как ищет и не может найти сейчас другую работу.
Ей показалось, что расслабился и отец, он прилёг, стал расспрашивать о матери.
– Пап, а если мы с тобой вместе вызовем клининговую службу? Я останусь, помогу сделать уборку. Катя сейчас под присмотром подруги.
– Да зачем? Я сам ..., – а потом взглянул на расстроенное лицо Маши и добавил, – Ну, если хочется тебе возиться ... оставайся.
На следующий день в доме была служба уборки и ремонта. Одного дня было мало. Надо было ремонтировать сантехнику, трубы. Деньги у отца были. Бизнес, хоть и хуже, чем прежде, но все же шёл благодаря директорам, юристам и другим работникам. Отец просто владел, но уже ничем не занимался.
Та тридцатка, которую привезла Мария, тоже ушла на эти уборочно-ремонтные дела.
Отец был нарочито груб всегда: и с подчинёнными, и с жёнами. И сейчас проскальзывало это у него, но Маша видела, как самого гнетёт его эта привычка.
– Ты, прости меня, Маш, ору, как идиот...
Пока Маша была у него, отец разоткровенничался.Так вышло, что он сразу очень сильно чем-то обидел жену младшего сына. Она не хотела его даже знать. Да и сын был обижен, поэтому не общались. Всё это Маша узнавала постепенно.
Из дома вывезли половину грузовика мусора.
Вечером второго дня Маша купила ему новую стиральную машину и целый день посвятила стирке. Дел было ещё много, но Маша поняла, что отец утомлён суетой. Квартира ещё не стала уютной, но ушло нагромождение мусора, отремонтировано основное, и чисто хотя бы поверхностно.
А ещё дочь понимала – отцу хотелось выпить, остаться одному в покое и выпить. Эта была его привычка. Именно поэтому он часто не отвечал на звонки. От одиночества он привык прятаться в иллюзии спиртного.
Маша засобиралась домой. Она и так сделала для него много. Не из чувства долга, и не из благодарности, а просто...
Просто потому, что вдруг жалко стало отца, такого одинокого и запущенного, просто – для себя.
– Пап, вот тут чистое белье. Ты искупайся, как уеду. Может и побреешься? Про холодильник я тебе все рассказала, порционно в морозилке ... И это ... много не пей.
– Конечно, Машунь. Не переживай. Впрочем ...
Отец допрыгал и опустился на кушетку, сложил костыли, оперся на них и произнес:
– Впрочем, Маш, переживай. Я лелеющий себя эгоист, наверное, но мне так хочется, чтоб хоть кто-то обо мне переживал. И ты, кажется, единственная.
Маша хотела что-то сказать, но отец показал рукой, что не договорил.
– И я о тебе переживать буду. Послушай. Тебе позвонят насчёт работы. Там по твоему профилю, онлайн из Самары поможешь музею нашему. Они немного платят, но ... В общем, объяснят. И ещё – вот тебе карточка, это маленькая доля моего бизнеса, совсем маленькая, раз в квартал небольшие суммы, но в жизни поможет.
– Пап, за работу большое спасибо, но карточку не возьму. Я справлюсь. И ещё к тебе приеду. Я часто буду приезжать, тут ещё дел много, вот тюль надо...
– Ты возьмёшь, Машенька, – отец сказал твердо, – Я очень тебя прошу. Хочешь - трать, хочешь - дочке откладывай. Дело твоё. Но одна просьба есть: с первой выплаты поставь маме памятник получше. Я виноват перед ней, очень виноват.
Памятник маме и правда поставить хотелось. Никак не могла собрать Маша средств на хороший, на тот, о котором мечтала. И она взяла ...
Теперь Маша звонила отцу часто, и приезжала, и на обследовании больничном с лечением настояла, и за хозяйством его следила.
Ей это было нужно совсем не из меркантильных соображений. Так ей было просто легче. Эта была связь с детством, с мамой, ощущение надёжности. Жизнь стала как-то многослойнее. Без прошлого, на которое мы часто злимся, не было бы нас – сегодняшних.
Маша всё думала: не случись эта дочкина поездка, не решись она тогда позвонить, как бы тогда отец? И она как бы? Может всё не просто так? Может это посыл свыше?
Отец стал меньше пить, уже гулял, сидел на диете и лечился, капризно и медленно, но уже осваивал протез. Маша связалась с его сыновьями, и младший приехал, навестил отца. Теперь они созванивались.
Маме поставили памятник. А Катя вскоре поступила в Ульяновский вуз и уже она следила за дедом, поругивала его за бардак и излишнее "употребление"...
А он чертил ей курсовики и учил жизни.
Дед не всегда слушался, по-прежнему был грубоват. Но знал, что он не один, что есть два прекрасных человека, которых волнует его жизнь, и за которых волнуется он. Было ради кого жить.
Он уже не один.
***
Канал Рассеянный хореограф
Публикуется с разрешения автора
ИЗ РАЗГОВОРА С ОДНОЙ БАБУШКОЙ
– А я нищим подаю… Мне иногда говорят: «Бабка, да ты что? У них, вон, за углом у каждого по «мерседесу», а ты со своей пенсии будешь им последнее отдавать?» А я – что ж? Пенсия-то, она ж, как теперь говорят, хоть и маленькая, а все равно хорошая… сколько смогу, подам. Мне говорят: вот вы все, кто им подает, вы их развращаете подачками своими, они и не работают.
А я думаю: лучше уж ошибиться и подать тому, кто на самом-то деле и не нуждается, чем в другую сторону ошибиться и не подать, кому на самом деле надо… Они, кому не надо-то, иногда и сами не берут. Говорят: бабуль, это мы лохов всяких стрижем, а у таких как ты брать – грех; давай-ка мы лучше тебе сами подадим. Так чудно говорят – лохов, говорят, стрижем. Мне смешно их слушать.. как говорят-то теперь, какими все словами…
А я ведь почему подаю? Мне семь лет было, когда нас с мамой и с сестрой в Германию угнали. Жили мы, правда, в лагере не для военнопленных, а для перемещенных… там все-таки полегче было. Но все одно – много народа померло с голоду. А я такая худая была… вот такая худющая, как стручок. И меня из-за этого никто не покупал. Других детей покупали в батраки, а меня – никто не брал. А я и рада.
Вот – в четыре утра встаю, когда охранник на вышке устанет и не видит уже ничего толком… внимание-то уже рассеивается, поди-ка, подежурь всю ночь. И вот, я встаю, пролезаю в щель в заборе и иду в город. У нас ни колючей проволоки, ничего такого не было, один простой забор, дощатый… И вот я иду в город, побираться. Целый день хожу, прошу хлебушка. А потом, уже к вечеру – назад проберусь и мамку кормлю. И других тоже, кто там с детьми был… им тоже, когда могла, давала.
Ну, вот. Кончилась война. Назад в Польшу нас не пустили, отправили на Украину. Да еще перед этим все проверяли, не шпионы ли мы… Ладно. Приехали на Украину. А это сорок шестой год. Самый голод. Я до сих пор все помню, как люди на улицах лежали и умирали. Мамка моя начала с голоду пухнуть. А я опять – хожу да побираюсь.
И вот… ведь сами там все из последних сил еле-еле тянули… а все равно подавали! Кто свеколку подаст сахарную, кто угля в передник насыплет. Так мы с мамочкой и выжили. А если бы не подавали, нипочем бы не выжили… Так вот, с тех пор и я, - кто просит, я тому подаю. Знаю, что теперь другое время, что никто с голоду, слава Те, Господи, не пухнет – а все равно. Не могу не дать. И хочу иногда не давать – а не получается.
И собак я тоже с тех времен люблю, с военных. Там, в лагере, один охранник был... дурной такой, не приведи Господь. Один раз взял и стал на меня собачищу свою натравливать, овчарку. Я со страху как упаду, как руками вот так вот закроюсь… А она, слышь, подошла ко мне, понюхала – и не тронула. Он ей – и так, и сяк, и усь-усь, и чего-то еще по-ихнему… и даже сапогом ей под брюхо поддал. А она – все равно… подходит, нюхает и хвостом виляет. Понимает, что перед ней дитя… Конечно, это мне повезло, это собака такая умная попалась. Другая бы в раз разорвала, не поглядела бы, что я маленькая… Но все одно: я теперь собак люблю… все никак про ту забыть не могу. И они ведь меня любят – бедовые такие! Все соображают!
Я вот иногда думаю: собаки перед нами – все равно, что мы перед Господом. Чего-то понимаем, а главного-то самого понять и не можем. И услужить, вроде, рады, а чуть что не так – шерсть на холке вздыбим и рычим. Покормят нас – ластимся, хвостом виляем. Забудут покормить – враз пойдем шастать по чужим дворам да другим хозяевам хвостами подвиливать. А потом вернемся, подползем на брюхе-то... уж скулим, скулим: прости, дескать, нас.
Такие уж мы бессчастные да бестолковые! А чего бессчастные? Чего мы все жалуемся с утра до вечера? У меня вот, к примеру, жизнь была хорошая. Всякое бывало, конечно, но все равно – такая бывала в жизни радость, что я уж прямо и не знаю, за что ж мне такая радость была. А ты говоришь: нищим не подавать? Как же не подать, когда у меня и так все есть!
https://m.lenta.ru/articles/2024/06/01/ri/ https://m.lenta.ru/news/2024/06/03/pensions/ https://lenta.ru/articles/2024/06/09/turistka-otpravilas-v-gory-gde-orudovali-manyaki-i-propala/ https://m.lenta.ru/articles/2024/06/15/dagestan-gid/ https://hi-tech.mail.ru/news/107056-goroda-ssha-tonut-s-shokiruyushej-skorostyu-smotrite-na-kartu/
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев