Я из крестьян в прямом смысле. В деревне Рамешки, Ярославской области, где я родился, родители никогда бы не поверили, что их Минька (так меня звали дома. – М.С.) когда-нибудь станет народным артистом, о котором узнает вся страна.
Хотя друзья и односельчане на сенокосах когда во время перекуров я строил им всякие смешные рожицы, прочили мне: «Быть тебе, Минька, артистом!». Те слова оказались пророческими, меня приглашали на деревенские праздники, свадьбы, где я охотно смешил гостей, плясал цыганочку, барыню, читал басни и т.д.
Все это я считаю самой начальной зрительской энергетической подпиткой своей будущей профессии. Так было до самого начала войны.
В июле 1941 года, добавив себе год, ушел на фронт. В 1942 году, в августе под Ворошиловградом, был тяжело ранен в ногу. Началась гангрена.
В полевом госпитале консилиум принял решение: «Ампутировать!».
Я взмолился перед главным хирургом: «Доктор, отрежьте, что хотите, но сохраните ногу, мне иначе никак нельзя: я ведь в мирной жизни… артист!»
И случилось чудо: главный хирург меня услышал, и началось терапевтическое лечение, долгое, мучительное, болезненное, но ампутации я избежал.
Был готов терпеть любую боль, но лишь бы исцелиться на двух ногах.
Когда стало возможно, меня отправили из полевого госпиталя в Москву. Добирался долго, более двух месяцев. Тяжело было, больно.
Сейчас во все это трудно поверить, но мне через все довелось пройти. Видно, Господь в момент моего рождения, положил свою ладонь на мою макушку. Или все токмо волею главного хирурга.
Сразу, без всякого блата пошел, хоть и с тросточкой, в Московский Драматический театр (сейчас театр им. Маяковского. – М.С.). Там уже работали такие звезды как Валентина Серова, Ростислав Плятт, главным режиссером служил народный артист России Николай Горчаков и т.д.
Вот так я из окопов внезапно оказался на одном из самых ярких творческих небосклонов театральной столицы.
В театре тогда репетировали пьесу «Москвичка». Сюжет простой: парень возвращается с войны, а его девушка заявляет ему: «Душа у тебя, Петька, ничего, благородная, но лицо, определенно, не то».
Главного героя репетировал красавец Николай Литвинов, которого неудачно пытались загримировать под курносого.
Увидев это, председатель по делам искусств Храпченко буркнул: «Зачем из красивого артиста делать Квазимоду? У вас же есть уже один… его и гримировать не надо!»
Так я получил роль в театре, а заодно первую творческую характеристику. Затем их было много, но даже сейчас мне трудно сказать – что ближе сердцу: театр или кино, где я вскоре начал сниматься… Кино, по-моему, пересилило.
В 1943 году я снимался в фильме «Фельдмаршал Кутузов», играл молодого солдата Федю, который погибает во время Бородинского сражения.
Умирая, Федя говорил другу: «Семен, отпиши матушке моей, что сын ее не Богу душу отдал, а живот свой положил за Отечество…»
Фильм посмотрел Сталин и сказал режиссеру Петрову, поставившему «Петра Первого»: «Эпизод с умирающим солдатом будет вызывать у народа сострадание. А сейчас времена трудные. Не надо это показывать». Так и не показали: эпизод вырезали, зато дали грамоту. Вот так я «лично пообщался» с великим вождем.
Фильм снимался в 1943 году и оказался для меня сложным, хотя роль моя была бессловесной, заключалась в нескольких эпизодах, состоящих лишь из танцев.
На фоне таких корифеев как Алексей Грибов, Эраст Гарин, Сергей Мартинсон, Зоя Федорова, Вера Марецкая, Фаина Раневская, Михаил Яншин, какой-то Пуговкин малоизвестный смотрелся даже нелепо. Тем более, мне было всего-то двадцать лет.
Да, фильм очень популярен, но мало кто знает, что на съемки я приехал еще с открытой раной на ноге. Так с ней и плясал: уж очень хотелось сниматься.
Во время съемок оператор остановил съемку, т.к. заметил на моей штанине кровавое пятно: дала знать о себе рана во время пляски.
Отказываться от съемок я категорически отказался. Вызвали медиков. Рану обработали, вновь перебинтовали и я, сцепив зубы, еще более азартно доиграл сцену. Такое может только сделать человек в 20 лет …
Эраст Гарин в своих мемуарах даже положительно отметил и этот эпизод, и меня, молодого актера Михаила Пуговкина. Я был наверху счастья …
После этого меня стали приглашать на съемки. Как-то снимали мы в Лиховом переулке. Была зима, холодно. Ко мне подходит Михаил Яншин и говорит: «Миша, вот тебе портфель, ночной пропуск по Москве, моя шуба, давай беги в буфет ВТО, он до 3-х ночи работает».
Приходилось мчаться в буфет ВТО, набирать водки, тащить ее на съемочную площадку коллегам, на что Яншин мне как-то сказал: «Слушай, Пуговкин, не знаю, каким ты станешь артистом, но гонец ты уже гениальный!»
Из уст самого Яншина и такая похвала для меня была как правительственная награда.
- А как Вы попали в Школу-студию при МХАТе?
- Взял и пришел. Открыл дверь и… очумел: в приемной комиссией на меня смотрели народные артисты Качалов, Тарасова, Прудкин, Грибов, Москвин, Хмелев и т.д.
Москвин глянул мои документы и изумился: «У вас, батенька, всего три класса сельской школы!». Я сбиваясь, краснея и тушуясь кратко рассказал свою биографию. Мне предложили что-нибудь прочесть. Прочел басню «Кот и повар». В комиссии захохотали. «Я еще могу…», - серьезно начал было я. Захохотали еще громче. В общем, меня приняли.
Иван Михайлович Москвин очень тепло ко мне относился, я же его обожал. Это имело и внешние признаки, например, поддевку Москвина, в которой выступал только он, костюмерам было позволено выдавать кроме него лишь мне. Это было верхом доверия.
Роль Захара Силыча, бывшего моряка (я, кстати, всю жизнь тоже страстно мечтал быть моряком) писалась для Бориса Андреева.
Но предложили мне. Я тут же позвонил Андрееву и говорю: «Тут роль для Вас в «Бровкине» написана, а предлагают ее мне…»
«Ну, Миша, для меня это не роль, я такие уже давно переиграл. Бери себе, дарю», - пробасил тот.
Снимались в Оренбургских степях. В свободное время помогали целинникам, за что меня наградили медалью «За освоение целинных земель», а Леонид Харитонов после «Бровкина» стал невероятно популярен. Так мы с Леней стали еще и целинниками.
Фильм «Штрафной удар» тридцать лет пролежал на полке. Я играл там спортивного проходимца Кукушкина. Но никто не знал, что в одной высокой инстанции реально имеется такой начальник с такой же фамилией. Вот и вся причина столь длительного запрета. Фильму попасть на полку – это все равно, что зайцу в капкан. А фильм-то был смешной. Смеяться стали лишь через 30 лет.
Именно в «Штрафном ударе» аферист Кукушкин, обращаясь к местным телезрителям, от волнения выдал знаменитую фразу: «Здравствуйте, дорогие товарищи, телевизоры!». Пустяк, импровизация, оговорка – это не важно, главное, что было очень смешно.
- Спасибо, Михаил Иванович, что-то хотите сказать на прощание нашим читателям и зрителям?
- До свидания, дорогие товарищи, телевизоры! Желаю всем лишь хорошего настроения и не корысти ради!
Михаил Пуговкин
Из интервью.
Комментарии 38
Он играл простых людей, его герои были весельчиками
Бац -бац и в точку ...
А ещё Он оставил свой след Царя в сказках ...