При изучении русской жизни не сразу замечаешь, быть может, самую главную черту её устройства — взаимосвязь русской религиозности с русской государственностью. Народный уклад этот — сугубо русское сочетание церковной веры и государственного служения, которое можно выразить евангельской фразой «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Именно то, что русские ставили внутреннюю духовную жизнь, да и свою частную, семейную на первое место, позволяло государству получать спокойных, почти идеальных подданных Государя. Отдавая Богу Богово в первую очередь, русские старались и Государям отдавать всё, что они от них требовали, для построения и поддержания величия России — как часть христианской обязанности, земного патриотического долга.
Таким в отечественной истории и сложился национальный русский характер, который внутренне жил ради будущей жизни, а в земной реальности в основном занимался частными семейными проблемами.
Одно из лучших описаний русского национального характера дал консервативный философ П. Е. Астафьев (1846–1893):
«Глубина, многосторонность, энергическая подвижность и теплота внутренней жизни и её интересов рядом с неспособностью и несклонностью ко всяким задачам внешней организации, внешнего упорядочения жизни и соответствующим равнодушием к внешним формам, внешним благам и результатам своей жизни и деятельности. Душа выше и дороже всего: её спасение, полнота, цельность и глубина её внутреннего мира — прежде всего, а всё прочее само приложится, несущественно — таков девиз «святой Руси», предносящийся ей в отличительно русском... идеале «святости»
(Астафьев П. Е. Народность и общечеловеческие задачи. М., 1890. С. 26).
Эти внутренние интересы вполне заполняли всё существо русского человека и никак не заинтересовывали его вмешиваться в дела Государя и государства со своими каждодневными «советами» и «голосованиями». Самодержавие позволяло русским людям максимально, по историческим обстоятельствам, конечно, жить частной религиозной и семейной жизнью. Такое очень умеренное, разумное государственничество давало необходимое место как свободе человека от государства, так и не стесняло свободу действия государственной власти вмешательствами народных страстей. Собственно, это примечали ещё славянофилы.
А Константин Леонтьев даже утверждал, что «все большие бунты наши никогда не имели ни протестантского, ни либерально-демократического характера, а носили на себе своеобразную печать лжелегитимизма, то есть того родового и религиозного монархического начала, которое создало всё наше государственное величие» (К. Н. Леонтьев. Восток, Россия и славянство. Т. 1. С. 100).
Те же современные неокоммунисты из этих же соображений стараются объявить своих по-марксистски безгосударственных революционеров Ульянова и Джугашвили государственниками, имперцами. Это такая же попытка найти для них лжелегитимистское оправдание, способ подладиться к русской традиции власти. Попытки вполне безнадёжные. В исторической реальности все варианты западной демократии, что либеральные, что социалистические, не соответствуют сложившейся веками психологии взаимоотношений русского человека с русской властью.
Стремление к демократии, борьба за власть как результат человеческих эгоистических хотений всегда кончается узурпацией меньшинством большинства. Тут могут выставляться какие угодно политические посылы. Излюбленный — верховенство или диктатура закона. Мол, закон, поставленный над людьми, может спасти их от общественных нестроений. Но здесь как-то забывается, что любые законы, кроме Божественных, разрабатываются людьми, ими же кодифицируются, и ими же контролируется их исполнение. Человек всегда остаётся первичен по отношению к закону, а значит, в любом отправлении закона продолжают существовать все несовершенства, все слабости и грехи человеческие. Верховенство закона, так же, как и демократия, есть неосуществимая и даже не красивая, но зато весьма кровавая утопия.
#актуально #оМонархии #оРусскомНароде #историяРоссии
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1