Неброская русская природа помогла ему воспрять духом. И не только природа, а и существо в милом изящном обличии. То была Мари..., Мария Фёдоровна Тютчева. Та самая, кто не жалея себя помогала живущим рядом и болящим крестьянам, кто отдавала себя до конца, до дней последних, жила не ради себя, а «других для...». «... Она милое творение, умна, добра, и честно правдива, как мало молодых девушек...»[3]
У Мари не было показного, похожего на тех, кто якобы делал «не ради себя», да которым веры нет. Для себя любимых делали, чтобы почувствовать себя хорошими или же ощутить превосходство своё... Нет веры им! Делают, ожидая благодарности. В ней не было расчётливого интереса. Всё искренне, всё «ради други своя». Удивительная душа, вся в исполнении заповедей Христа. Такая девушка появилась рядом с Яковом Петровичем и он влюбился, а любовь врачует даже душевные раны. Любовью лечился отец Марии, когда давила и не отпускала душевная рана от смерти любимой... Только другая женщина могла помочь, медленно и тихо убирая рубцы душевных мук. «Тютчев воздвиг алтарь в центре которого поэт поставил женщину!»[4] И это правильно, женщине воспевают гимны, ей посвящают стихи поэты, она вынашивает и даёт жизнь... Его спасала любовь...
Но если вдруг из-под покрова
Небесный голос пропоет
И сквозь величия земного
Вся прелесть женщины блеснет,
О, как в нем сердце пламенеет,
Как он восторжен, умилен!..
Пускай служить он не умеет, --
Боготворить умеет он!
— «Как похожа Мария Фёдоровна на своего отца», — думал Полонский, глядя на Мари, — «На вид нежная, кроткая, воплощение доброты, а ум острый, проникающий во всё до глубины...».[5]
Но судьбе не было угодно составить их семейный союз в силу разных причин... Опять противительный союз «но»!.. Как часто он играет важную роль в жизни людей, а может и не он, а сама судьба вмешивается в дела смертных?.. Кто знает?.. Однако время и пребывание в семье Тютчевых сделали своё положительное дело в мироустройстве Якова Петровича. Боль отошла, он внутренне оттаял и вновь засияло солнце жизни, а дружба двух поэтов, Тютчева и Полонского, продолжалась до самых последних дней Фёдора Ивановича...
А пока он живой, но одряхлевший сидел в беседке и наслаждался округой. Долго не мог здесь жить, но те короткие промежутки времени, что бывал в Овстуге, вбирал в себя воздух, солнце, звуки своей родины. Теперь вспоминая горе Полонского, Тютчев сам почти задохнулся от своего... Дорога, усталость притупили свою трагедию, а сейчас всё вспомнилось!.. Похоронив год назад свою Лёлю, Елену Денисьеву, он в этом году всего каких-нибудь чуть более двух месяцев, в начале мая, проводил на тот свет дочь, четырнадцатилетнюю Елену и годовалого сына Николая, детей его и Денисьевой. Дыхание перехватило, внутри что-то уже налаженное и успокоившееся вдруг опять оборвалось куда-то в бездонную пропасть... Вспомнил, и боль покатилась, покатилась и растеклась по телу. То, что старался забыть, вытеснить из памяти опять стало перед глазами ясной цветной картинкой – в одном небольшом гробе лежало тело его дочери, а рядом с ним, днём позже, установили гробик совсем ещё маленький, только сколоченный для его младенца сына. И лица ещё недавно живые, весело смотрящие своими глазками на жизнь, смеющиеся, теперь они никак не светились, восково застыли в непробудном сне... Так и упокоились они рядом с матушкой своей, не пожив, не узнав в полной мере, всю прелесть земной жизни и горечь отдельных её дней... И вновь, как ночью зазвучали слова его Лёли «... придет время страшного, беспощадного, неумолимо-отчаянного раскаяния...»... Можно ли вынести такое?!
Уход детей «довёл до совершенной бесчувственности», пишет он Георгиевскому,[6] и скоро исповедуется сестре Елены Александровны Марии: «Не было ни одного дня, который я не начинал без некоторого изумления, как человек продолжает жить, хотя ему вырвали сердце и отрубили голову...».[7]
Тютчев встал, резко взмахнул рукой, словно хотел сбросить наваждение и быстро пошёл в дом. Встретились ему Нести и Мари, но увидев лицо Фёдора Ивановича, Мари только и смогла произнести: «Папенька!..», — многозначительно, понимающе... Они поняли, опять навалилось...
Уже писали, что время притупляет боль, но его не любил Фёдор Иванович. Оно как и смерть не было ему подвластно, бежало и бежало рядом, криво усмехаясь... Эта усмешка ложилась на него старостью, а значит немощью... Не мимо, а по нему, катком - это он хорошо ощутил по своему уже бренному телу, которое ломило во множестве разными болями.
9
А годами, десятилетиями ранее его жизнь с Элеонорой обещала ему быть счастливой и правда, почему нет? Любящая заботливая жена, его просто обожающая и трое дочерей, появившиеся на свет от их любви. Карьера, складывалась как нельзя лучше, обещала в будущем обеспеченность и почёт в обществе. Стихи?.. Они появлялись на свет быстро, практически не подвластные автору – свободно воплощаясь из недр высоких энергий в буквы и слаженные рифмы. Бросались на бумагу и не помнились, что были написаны им... Многими дошедшими до нас стихотворениями, сохранению их, мы обязаны окружению Тютчева, это они успели вовремя выхватить из забвения и временного безразличия. Автор жил, работал, творил, встречался со многими видными деятелями науки, искусства, вёл переговоры с политиками и дипломатами разных стран. Из под пера его выходили депеши, статьи рекомендательные записки и всё хорошо... Всё хорошо! если бы он не был Тютчевым...
Комментарии 13
Благодарю Вас, Наталья!
Буйство чувств, противоречивых и окрыляющих, воспетых в потрясающе проникновенных стихах, всякий раз выливались у Ф. И. Тютчева то в трагедию, то в драму.. Можете мне возразить - и справедливо! - это был собственный выбор его возлюбленных. Так, да. И всё же, и всё же...
А ведь была еще Гортензия Лапп, которую Ф.И. тайно вывез из Германии за 3 года до появления в его жизни Е. Денисьевой и о существовании которой семья узнала уже после смерти поэта. Именно е...ЕщёСознаюсь, очень трудная, практически непосильная для меня задача: понять Федора Ивановича в любви. Опуститься до банальных сплетен невозможно. Но и оправдать метания необходимостью "новых впечатлений, свежих эмоций, глубоких, порою кризисных переживаний" тоже не могу. Слишком велика цена свежих впечатлений - невыносимые душевные страдания и Элеоноры, и Е. Денисьевой, их ранние смерти. Елену проклял собственный отец, высший свет отвернулся от нее, для нее закрылись двери приличных домов, о карьере фрейлины можно было забыть.
Буйство чувств, противоречивых и окрыляющих, воспетых в потрясающе проникновенных стихах, всякий раз выливались у Ф. И. Тютчева то в трагедию, то в драму.. Можете мне возразить - и справедливо! - это был собственный выбор его возлюбленных. Так, да. И всё же, и всё же...
А ведь была еще Гортензия Лапп, которую Ф.И. тайно вывез из Германии за 3 года до появления в его жизни Е. Денисьевой и о существовании которой семья узнала уже после смерти поэта. Именно ей поэт завещал генеральскую пенсию. И Эрнестина, святая женщина, выполнила волю покойного. Вот без сарказма - высокие отношения. Как и всё, что было в жизни поэта и дипломата.
"Жизнь великих призывает,
нам к великому идти..."
Часы и дни ужаснее других…
Их тяжкий гнет, их бремя роковое
Не выскажет, не выдержит мой стих.
Вдруг все замрет. Слезам и умиленью
Нет доступа, все пусто и темно,
Минувшее не веет легкой тенью,
А под землей, как труп, лежит оно.
Ах, и над ним в действительности ясной,
Но без любви, без солнечных лучей,
Такой же мир бездушный и бесстрастный,
Не знающий, не помнящий о ней.
И я один, с моей тупой тоскою,
Хочу сознать себя и не могу —
Разбитый челн, заброшенный волною,
На безымянном диком берегу.
О Господи, дай жгучего страданья
И мертвенность души моей рассей —
Ты взял ее, но муку вспоминанья,
Живую муку мне оставь по ней, —
По ней, по ней, свой подвиг совершившей
Весь до конца в отчаянной борьбе,
Так пламенно, так горячо любившей
Наперекор и людям и судьбе;
По ней, по ней, судьбы не одолевшей,
Но и себя не давшей победить;
По ней, по ней, так до конца умевшей
Страдать, молиться, верить и любить.
/Федор Тютчев/
----------------------------
Он один себе ...ЕщёЕсть и в моем страдальческом застое
Часы и дни ужаснее других…
Их тяжкий гнет, их бремя роковое
Не выскажет, не выдержит мой стих.
Вдруг все замрет. Слезам и умиленью
Нет доступа, все пусто и темно,
Минувшее не веет легкой тенью,
А под землей, как труп, лежит оно.
Ах, и над ним в действительности ясной,
Но без любви, без солнечных лучей,
Такой же мир бездушный и бесстрастный,
Не знающий, не помнящий о ней.
И я один, с моей тупой тоскою,
Хочу сознать себя и не могу —
Разбитый челн, заброшенный волною,
На безымянном диком берегу.
О Господи, дай жгучего страданья
И мертвенность души моей рассей —
Ты взял ее, но муку вспоминанья,
Живую муку мне оставь по ней, —
По ней, по ней, свой подвиг совершившей
Весь до конца в отчаянной борьбе,
Так пламенно, так горячо любившей
Наперекор и людям и судьбе;
По ней, по ней, судьбы не одолевшей,
Но и себя не давшей победить;
По ней, по ней, так до конца умевшей
Страдать, молиться, верить и любить.
/Федор Тютчев/
----------------------------
Он один себе судья!..
И еще, чтобы было понятней, - я никого не осуждаю. А лишь пытаюсь понять.