Весь мир - театр. В нём женщины, мужчины - все актёры. У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль. Семь действий в пьесе той. Сперва младенец, Ревущий громко на руках у мамки... Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой, С лицом румяным, нехотя, улиткой Ползущий в школу. А затем любовник, Вздыхающий, как печь, с балладой грустной В честь брови милой. А затем солдат, Чья речь всегда проклятьями полна, Обросший бородой, как леопард, Ревнивый к чести, забияка в ссоре, Готовый славу бренную искать Хоть в пушечном жерле. Затем судья С брюшком округлым, где каплун запрятан, Со строгим взором, стриженой бородкой, Шаблонных правил и сентенций кладезь, - Так он играет роль. Шестой же возраст - Уж это будет тощий Панталоне, В очках, в туфлях, у пояса - кошель, В штанах, что с юности берёг, широких Для ног иссохших; мужественный голос Сменяется опять дискантом детским: Пищит, как флейта... А последний акт, Конец всей этой странной, сложной пьесы - Второе детство, полузабытье: Без...ЕщёВесь мир - театр. В нём женщины, мужчины - все актёры. У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль. Семь действий в пьесе той. Сперва младенец, Ревущий громко на руках у мамки... Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой, С лицом румяным, нехотя, улиткой Ползущий в школу. А затем любовник, Вздыхающий, как печь, с балладой грустной В честь брови милой. А затем солдат, Чья речь всегда проклятьями полна, Обросший бородой, как леопард, Ревнивый к чести, забияка в ссоре, Готовый славу бренную искать Хоть в пушечном жерле. Затем судья С брюшком округлым, где каплун запрятан, Со строгим взором, стриженой бородкой, Шаблонных правил и сентенций кладезь, - Так он играет роль. Шестой же возраст - Уж это будет тощий Панталоне, В очках, в туфлях, у пояса - кошель, В штанах, что с юности берёг, широких Для ног иссохших; мужественный голос Сменяется опять дискантом детским: Пищит, как флейта... А последний акт, Конец всей этой странной, сложной пьесы - Второе детство, полузабытье: Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего». Шекспир
Театр Сказал Шекспир: "Весь мир - театр, а люди в нем - актеры! Кто плут, кто - шут, а кто простак, мудрец или герой". А потому, а потому оставьте ваши споры – Ищите в жизни свою роль, лепите образ свой. Наш мир - это зал! Наша жизнь - это сцена, Где смешались смех и слезы, горе и любовь Но, хоть сотню жизней проживи одновременно, Будь и оставайся ты всегда самим собой. Кто славен, кто бесславен - мы не ведаем порою, Почет и деньги раздаем все чаще наугад. Смущает лицемерный бес нас дьявольской игрою, Сменить картину не спешит и объявить антракт. Но иногда, да, иногда - ведь в жизни все бывает! – Присвоит кто-нибудь себе украденную роль. Господь таких, найдя, клеймит... Судьба их раздевает, И убеждается народ, что голым был король. И каждый день, и каждый день мы надеваем маски, И, глядя в зеркало, порой себя не узнаем... Лишь у себя, наедине, мы можем без опаски Спросить:" Что в этой жизни мы - играем иль живем?" Юрий Евсеев
ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ «МАСКИ» Смеюсь навзрыд — как у кривых зеркал, — Меня, должно быть, ловко разыграли: Крючки носов и до ушей оскал — Как на венецианском карнавале! Вокруг меня смыкается кольцо — Меня хватают, вовлекают в пляску, — Так-так, моё нормальное лицо Все, вероятно, приняли за маску. Петарды, конфетти... Но всё не так, — И маски на меня глядят с укором, — Они кричат, что я опять — не в такт, Что наступаю на ногу партнёрам. Что делать мне — бежать, да поскорей? А может, вместе с ними веселиться?.. Надеюсь я — под масками зверей Бывают человеческие лица. Все в масках, в париках — все как один, — Кто — сказочен, а кто — литературен... Сосед мой слева — грустный арлекин, Другой — палач, а каждый третий — дурень. Один себя старался обелить, Другой — лицо скрывает от огласки, А кто — уже не в силах отличить Своё лицо от непременной маски. Я в хоровод вступаю, хохоча, — Но всё-таки мне неспокойно с ними: А вдруг кому-то маска палача Понравится — и он её не снимет? Вдруг арлекин навеки...ЕщёВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ «МАСКИ» Смеюсь навзрыд — как у кривых зеркал, — Меня, должно быть, ловко разыграли: Крючки носов и до ушей оскал — Как на венецианском карнавале! Вокруг меня смыкается кольцо — Меня хватают, вовлекают в пляску, — Так-так, моё нормальное лицо Все, вероятно, приняли за маску. Петарды, конфетти... Но всё не так, — И маски на меня глядят с укором, — Они кричат, что я опять — не в такт, Что наступаю на ногу партнёрам. Что делать мне — бежать, да поскорей? А может, вместе с ними веселиться?.. Надеюсь я — под масками зверей Бывают человеческие лица. Все в масках, в париках — все как один, — Кто — сказочен, а кто — литературен... Сосед мой слева — грустный арлекин, Другой — палач, а каждый третий — дурень. Один себя старался обелить, Другой — лицо скрывает от огласки, А кто — уже не в силах отличить Своё лицо от непременной маски. Я в хоровод вступаю, хохоча, — Но всё-таки мне неспокойно с ними: А вдруг кому-то маска палача Понравится — и он её не снимет? Вдруг арлекин навеки загрустит, Любуясь сам своим лицом печальным; Что, если дурень свой дурацкий вид Так и забудет на лице нормальном?! За масками гоняюсь по пятам, Но ни одну не попрошу открыться, — Что, если маски сброшены, а там — Всё те же полумаски-полулица? Как доброго лица не прозевать, Как честных угадать наверняка мне? — Все научились маски надевать, Чтоб не разбить своё лицо о камни. Я в тайну масок всё-таки проник, — Уверен я, что мой анализ точен: Что маски равнодушья у иных — Защита от плевков и от пощёчин.
Окончание войны застало Ремарка в Нью-Йорке. Война пощадила его виллу в Швейцарии, а в парижском гараже даже уцелел автомобиль писателя.
В мае 1946 года в Цюрихе на немецком языке вышелроман «Триумфальная арка». 27 марта 1947 года состоялась премьера нового фильма по рассказу Ремарка «По ту сторону». Картина называлась «Другая любовь». В середине лета Ремарк закончил работу над романами «Искра жизни» и «Время жить и время умирать».
С некоторым трудом он вместе с Ильзой Юттой Замбоной 7 августа получил американское гражданство — и обнаружил, что его тянет домой, в Европу.
В феврале 1948 года публике был представлен фильм «Триумфальная арка», а вско
Несколько дней подряд шел дождь, и мы убивали время в доме Та-сё-ши в Нанкине, выпивая бесчисленное количество чашек чая и выкуривая бесчисленное количество бронзовых трубок алжирского табаку. Маньчжурец Цинь-цень-цянь, в доме которого мы тщетно пытались сделать ночные фотографии звездного неба, отвел нас в чайный домик на юге города, где выступала маленькая танцовщица.
У нее была светло-желтая кожа, глаза на нежном личике казались черными, вся она была хрупкая, а щиколотки у нее были невероятно узкими и тонкими. Пока мы встряхивали в стакане игральные кости, которые бог знает где откопали в этом маленьком ресторанчике, чтобы решить, кто ее получи
Оригинальное название: «Из пепла»
Другие названия: Aus der Asche
Ремарк: автор сценария
Премьера: 1958 год
Страна: СССР
Сценарий: Хельмут Дзюба, Владимир Китайский, Эрих Мария Ремарк
Режиссер: Хельмут Дзюба
В ролях: Джемма Фирсова и другие
Фильм был снят по рассказу Эриха Марии Ремарка «Последняя остановка», написанном в 1956 году. Как и все произведения Ремарка, он повествует о войне, а в данном случае — о ее последних неделях. Главный герой Росс скрывается от гестаповцев во главе с Отто Шмидтом. И последнего — типичного педанта-гестаповца — ничто не остановит... Кроме любви. Анна появляется на его жизненном пути внезапно и меняет судьбы сразу двоих. Росс ос
Сразу после смерти мужа Годдар усиленно занялась его публикациями и постановками пьес. Но серьезная болезнь в 1975 году прерывает эту деятельность. После радикально проведенной операции по удалению опухоли груди у нее распухла рука. А впереди еще были 15 тяжелых лет жизни.
Она начала странно себя вести, начала пить и стала капризной. Пожертвовав Нью-Йоркскому университету $20 млн, постоянно пыталась контролировать процесс расходования этой суммы. Коллекцию импрессионистов, которую Ремарк собирал долгие годы, Полетт потихоньку распродавала. Она пыталась покончить с собой. Хозяин съемной квартиры в Нью-Йорке, не желая видеть среди сво
Комментарии 9
Шекспир
Сказал Шекспир: "Весь мир - театр, а люди в нем - актеры!
Кто плут, кто - шут, а кто простак, мудрец или герой".
А потому, а потому оставьте ваши споры –
Ищите в жизни свою роль, лепите образ свой.
Наш мир - это зал! Наша жизнь - это сцена,
Где смешались смех и слезы, горе и любовь
Но, хоть сотню жизней проживи одновременно,
Будь и оставайся ты всегда самим собой.
Кто славен, кто бесславен - мы не ведаем порою,
Почет и деньги раздаем все чаще наугад.
Смущает лицемерный бес нас дьявольской игрою,
Сменить картину не спешит и объявить антракт.
Но иногда, да, иногда - ведь в жизни все бывает! –
Присвоит кто-нибудь себе украденную роль.
Господь таких, найдя, клеймит... Судьба их раздевает,
И убеждается народ, что голым был король.
И каждый день, и каждый день мы надеваем маски,
И, глядя в зеркало, порой себя не узнаем...
Лишь у себя, наедине, мы можем без опаски
Спросить:" Что в этой жизни мы - играем иль живем?"
Юрий Евсеев
Смеюсь навзрыд — как у кривых зеркал, — Меня, должно быть, ловко разыграли: Крючки носов и до ушей оскал — Как на венецианском карнавале!
Вокруг меня смыкается кольцо — Меня хватают, вовлекают в пляску, — Так-так, моё нормальное лицо Все, вероятно, приняли за маску.
Петарды, конфетти... Но всё не так, — И маски на меня глядят с укором, — Они кричат, что я опять — не в такт, Что наступаю на ногу партнёрам.
Что делать мне — бежать, да поскорей? А может, вместе с ними веселиться?.. Надеюсь я — под масками зверей Бывают человеческие лица.
Все в масках, в париках — все как один, — Кто — сказочен, а кто — литературен... Сосед мой слева — грустный арлекин, Другой — палач, а каждый третий — дурень.
Один себя старался обелить, Другой — лицо скрывает от огласки, А кто — уже не в силах отличить Своё лицо от непременной маски.
Я в хоровод вступаю, хохоча, — Но всё-таки мне неспокойно с ними: А вдруг кому-то маска палача Понравится — и он её не снимет?
Вдруг арлекин навеки...ЕщёВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ «МАСКИ»
Смеюсь навзрыд — как у кривых зеркал, — Меня, должно быть, ловко разыграли: Крючки носов и до ушей оскал — Как на венецианском карнавале!
Вокруг меня смыкается кольцо — Меня хватают, вовлекают в пляску, — Так-так, моё нормальное лицо Все, вероятно, приняли за маску.
Петарды, конфетти... Но всё не так, — И маски на меня глядят с укором, — Они кричат, что я опять — не в такт, Что наступаю на ногу партнёрам.
Что делать мне — бежать, да поскорей? А может, вместе с ними веселиться?.. Надеюсь я — под масками зверей Бывают человеческие лица.
Все в масках, в париках — все как один, — Кто — сказочен, а кто — литературен... Сосед мой слева — грустный арлекин, Другой — палач, а каждый третий — дурень.
Один себя старался обелить, Другой — лицо скрывает от огласки, А кто — уже не в силах отличить Своё лицо от непременной маски.
Я в хоровод вступаю, хохоча, — Но всё-таки мне неспокойно с ними: А вдруг кому-то маска палача Понравится — и он её не снимет?
Вдруг арлекин навеки загрустит, Любуясь сам своим лицом печальным; Что, если дурень свой дурацкий вид Так и забудет на лице нормальном?!
За масками гоняюсь по пятам, Но ни одну не попрошу открыться, — Что, если маски сброшены, а там — Всё те же полумаски-полулица?
Как доброго лица не прозевать, Как честных угадать наверняка мне? — Все научились маски надевать, Чтоб не разбить своё лицо о камни.
Я в тайну масок всё-таки проник, — Уверен я, что мой анализ точен: Что маски равнодушья у иных — Защита от плевков и от пощёчин.