ИВАНЦОВА
С Т Р О Ф А
Итак, дорогие мои, мы с вами познакомились в размерами стихотворений, с рифмой и пора уже знакомиться с малыми поэтическими жанрами, а также что такое верлибр, белый стих. Но… мне почему-то кажется, что некоторые из вас зададут вполне законный вопрос: «А что же нам ничего не говорят о размере строф (куплетов) и нарушенной рифмовке у классиков?»
Действительно, мы как-то сосредоточились на четверостишьях (катренах) и рифме перекрёстной, смежной, опоясывающей. Но ведь на практике мы встречаем (и не только у классиков, но и в ваших стихах) размер строф на шесть строк, восемь т.д.
Что здесь можно сказать, такой предмет, как метрика стиха, требует, чтобы таким размером, как написана первая строфа, - были написаны и остальные.
Этого правила неукоснительно придерживались и во времена А.С.Пушкина (200 лет назад), намного позже, и нынешние поэты. Но вы мне опять возразите и, возможно приведёте, в качестве примера, стихи того же Демьяна Бедного или нашего уже современного знаменитого поэта Эдуарда Асадова.
Вы знаете, так думал и я в юности, и говорил своему школьному учителю по литературе, приводя в пример, того же Пушкина. На что он мне с улыбкой всегда отвечал: -- «Вот когда станешь Пушкиным, тогда тебе тоже будет позволено изредка нарушать и размер, и рифмовку, и использовать слова паразиты, и банальные рифмы. А пока ты не Пушкин, старайся писать по правилам».
Что касается Пушкина – так он жил ведь 200 лет назад и тогда его рифмы были современными, и методика написания строф была образцовой. Но это я понял со временем . Пушкин это величина мирового значения. И чтобы вы не повторяли моих ошибок, - давайте и обратимся к творчеству Пушкина. И рассмотрим его размер строф на примере романа в стихах «Евгений Онегин».
Итак, начало первой главы.
Мой дядя самых честных правил, - ! - ! - ! - ! -
Когда не в шутку занемог, - ! - ! - ! - !
Он уважать себя заставил - ! - ! - ! - ! -
И лучше выдумать не мог. - ! - ! - ! - !
Его пример другим наука; - ! - ! - ! - ! -
Но, боже мой, какая скука - ! - ! - ! - ! -
С больным сидеть и день, и ночь, - ! - ! - ! - !
Не отходя ни шагу прочь! - ! - ! - ! - !
Какое низкое коварство - ! - ! - ! - ! -
Полуживого забавлять, - ! - ! - ! - !
Ему подушку поправлять, - ! - ! - ! - !
Печально подносить лекарство, - ! - ! - ! - ! -
Вздыхать и думать про себя: - ! - ! - ! - !
Когда же чёрт возьмёт тебя! - ! - ! - ! - !
Я не знаю, слетит ли при наборе мой вариант, но я старался написать размер против каждой строки, чтобы вам легче было ориентироваться в определении размера.
Строфа 14-ти строчная, написана любимым пушкинским размером – четырёхстопным ямбом, но…
в первом четверостишье перекрёстная рифмовка (1-я рифмуется с 3-й, а 2-я с 4-й строкой); во втором четверостишье уже смежная рифмовка (1-я со 2-й, а 3-я с 4-й); в следующем – уже опоясывающая (1-я с 4-й, а 2-я с 3-й); и две последние непарные строки – смежная рифмовка.
Но не был бы Пушкин Пушкиным если бы он где-нибудь сбился с этого размера.
Всего в романе восемь глав (хотя в первом издании было 10). И в каждой главе в среднем по 50 строф, а если быть точным : в 1-й – 60, во 2-й – 40, в 3-й – 41, в 4-й 43, в 5-й –36, в 6-й – 42, в 7-й – 47, в 8-й – 51. И, повторяю, везде (за исключением писем Татьяны к Онегину и Онегина к Татьяне) такой выдерживается размер.
Для полной информации о плодотворности поэта – писал он этот роман в стихах девять лет (начал в 1823 и закончил в 1831 году). Но это вовсе не значит, что он это время только и занимался «Евгением Онегиным», вовсе нет – за эти годы он написал и 350 стихотворений.
Через пятьдесят лет А.А.Фет в своих поэмах «Сон», «Две линии», «Студент» изберёт для написания тоже ЯМБ и своеобразную рифмовку, но строфы будут все восьмистрочные.
… Ты помнишь ли на юге тень ветвей - ! - ! - ! - !- !
И свет пруда, подобный блеску стали, - ! - ! - ! - ! - ! -
Беседку, стол, скамью в конце аллей?... - ! - ! - ! - ! - !
Цветущих лип вершины трепетали, - ! - ! - ! - ! - ! -
Ты мне читал «Онегина». Смелей - ! - ! - ! - ! - !
Дышала грудь твоя, глаза блистали. - ! - ! - ! - ! - ! -
Полудитя, сестра моя влетела, - ! - ! - ! - ! - ! -
Как бабочка, и рядом с нами села. - ! - ! - ! - ! - ! -
«А счастье было, - говорил поэт, -
Возможно так и близко». Ты ответил
Ему едва заметным вздохом. Нет!
Нет, никогда твой взор так не был светел.
И по щеке у Вари свежий след
Слезы прошёл. Но ты -- ты не заметил…
Да! Счастья было в этот миг так много,
Что страшно больше и просить у Бога.
Здесь в первых шести строках перекрёстная рифмовка, но не в привычной для нас форме (1-я рифмуется с 3-й и 5-й, 2-я строка с 4-й и 6-й); а вот 7-я и 8-я между собой.
Проходит ещё почти пятьдесят лет и Демьян Бедный (это его литературный псевдоним – такое было прозвище у его дяди), а правильно Ефим Придворов (мы его прекрасно знаем по песне «Как родная меня мать провожала» и многим басням, фельетонам, и поэме «Новый завет без изьяна Евангелиста Демьяна») наряду с правильными размерами использует и только ему присущий стиль написания.
К стати, хотя у него и университетское образование, но многие литераторы того времени упрекали его в отсутствии всякого литературного мастерства. Возьмём для примера вот это эго стихотворение, в котором как раз и подтверждаются слова его современников.
У батюшки Ипата
Водилися денжата. -
Конечно, дива тут особенного нет --
Поп намолил себе монет.
Однако же когда забыли люди Бога
И стали сундуки трясти у богачей,
Взяла попа тревога:
«Откроют, ироды, ларёк мой без ключей»!
Решив добро своё припрятать повернее,
Поп, выбрав ночку потемнее,
Перетащил свой ларь в алтарь
И надпись на ларе искусно вывел мелом:
«Сей ларь с Христовым телом!»
Но хитрый пономарь, пронюхав штуку эту
И, выудивши всю поповскую монету,
Прибавил к надписи: «Нет божьих здесь телес --
Христос воскрес!»
Может по той причине, что он писал басни (где особенный размер), может по какой-то другой, только ему известной, но, несмотря на то, что стихотворение, всё таки, хорошее, - ни о каком размере здесь речь не идёт. И хотя тоже написано оно ЯМБОМ, но почти все строки разные по длине и ни одна строфа (куплет) не похожа на другую.
Буквально через несколько десятилетий на поэтическом небосклоне загорится звезда уже нашего современника, поэта, окончившего с отличием в 1951 году литинститут имени Горького, Героя Советского Союза Эдуарда Асадова.
И хотя его стихи покоряли сердца миллионов читателей, но десятки его коллег по поэзии, в том числе и Е.Евтушенко нещадно критиковали его за то, что стихи его очень длинные, строфы в одном и том же стихотворении разные, рифмовка сбивается. И ладно бы в разных стихотворениях, так нет же в одном – начинает, к примеру первую строфу писать в четыре строки с перекрёстной рифмой, следующая уже в пять строк и рифма может быть смежной или опоясывающей.
Надо ли это рассматривать как своеобразный стиль Асадова – я не знаю, но я перед этим человеком преклоняю колени за его мужество и считаю, что он делал это несознательно.
Здесь надо сделать экскурс в эго биографию. Окончил школу за неделю до начала войны. Ушёл на фронт добровольцем, в первых числах мая 1944 года в боях за Севастополь батарея лейтенанта Асадова была уничтожена, а снаряды остались и он, при попытке отвезти их на машине в соседнюю часть, был ранен в лицо. Врачи спасли ему жизнь, но зрение не вернулось. И, вы только представьте, он оканчивает литинститут, сам печатает на машинке свои стихи, работает в нескольких изданиях и журналах, издаёт около шестидесяти сборников. Скончался в 2004 году в возрасте 80-ти лет.
Если мы видим результаты своих трудов, можем поправить, просчитать на бумаге размер, то ведь ему это всё надо было запоминать. Может поэтому в каждой строфе разное количество строк, разная рифмовка, но с размера ни разу не сбился: если начинает писать ямбом, или хореем, то на протяжении всего ОЧЕНЬ длинного стихотворения выдерживается этот размер.
Из-за уважения к этому ЧЕЛОВЕКУ, с вашего позволения, я приведу здесь парочку его стихотворений.
ИВАНАМ, НЕ ПОМНЯЩИМ РОДСТВА
Не могу никак уместить в голове,
Понимаю и всё-таки не понимаю:
Чтоб в стране моей, в нашей столице, в Москве
Издевались над праздником Первое мая!
Дозволяется праздновать всем по чём зря,
Вплоть до сборов нудистов и проституции,
Праздник батьки Махно, день рожденья царя,
Но ни слова о празднике Октября,
И не звука отныне о революции.
Если что-то и можно порой сказать,
То никак не иначе чем злое-злое,
Оболванить без жалости всё былое,
И, как можно глумливее оплевать.
И хотелось бы всем нашим крикунам,
Что державу напористо разрушали,
Лезли в драку, шумели, митинговали,
И сказать, и спросить: -- Хорошо ли вам?
Но не тех, разумеется, нет, не тех,
Кто шаманил в парламентах год за годом,
Те давно нахватали за счёт народа,
А всех тех, кто подталкивал их успех.
пусть не всё было правильно в революции,
Пусть ломая, крушили порой не то,
И, случалось, победы бывали куцые,
Только кто здесь виновен? Ответьте кто?
Ваши бабки двужильные? Ваши деды?
От земли, от корыта ли, от станков?
Что за светлую долю, за стяг победы
Не щадили в сраженьях своих голов?
Так ужель они впрямь ничего не стоили,
И Магниток с Запсибом не возвели,
Днепрогэсов с Турксибами не построили,
Не вздымали воздушные корабли?!
То, что рядом, что снами и что над нами,
Всё большое и малое в том пути,
Разве создано было не их руками?
Зазжено и согрето не их сердцами?
Так куда же от этого нам уйти?
Пусть потом их и предали, и обмерили
Те, кто правили судьбами их в Кремле.
Но они то ведь жили и свято верили
В справедливость и правду на всей земле.
Стихотворение очень длинное – далее ещё семь строф, а потом…
… Спорьте честно во имя идей святых,
Но в истории бережно разберитесь.
И трагической доле отцов своих,
И суровой судьбе матерей своих,
С превеликим почтением поклонитесь!
1991 год. Переделкино.
И ещё одно, которое, на мой взгляд, является его визитной карточкой.
Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь, улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей.
Как много тех, с кем просто можно жить,
Пить утром кофе, говорить и спорить…
С кем можно ездить отдыхать на море
И, как положено – и в радости, и в горе
Быть рядом… Но при этом не любить.
Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И, счастья большего нет знать, и не желать.
Как мало тех, с кем можно помолчать,
Кто понимает с полуслова, с полувзгляда,
Кому не жалко год за годом отдавать,
И, за кого ты сможешь, как награду,
Любую боль, любую казнь принять…
Вот так и вьётся эта канитель --
Легко встречаются, без боли расстаются.
Всё потому, что много тех, с кем можно лечь в постель,
Всё потому, что мало тех, с кем хочется проснуться.
Чуть сокращу.
Мы мечемся: -- работа… быт… дела…
Кто хочет слышать, всё же должен слушать.
А на бегу – заметишь лишь тела…
Остановитесь… чтоб увидеть душу.
Мы выбираем сердцем – по уму…
Порой боимся на улыбку улыбнуться,
Но душу открываем лишь тому,
С которым и захочется проснуться.
Опять сокращу.
Как много тех, с кем лучше бы молчать,
Кому не проболтаться бы в печали.
Как мало тех, кому мы доверять
Могли бы то, что от себя скрывали
С кем силы мы душевные найдём,
Кому душой и сердцем слепо верим,
Кого мы непременно позовём,
Когда беда откроет наши двери.
Как мало их, с кем можно не мудря.
С кем мы печаль и радость пригубили.
Возможно, только им, благодаря,
Мы этот мир изменчивый ЛЮБИЛИ.
Ну вот, пожалуй, и всё на сегодня. Не знаю, на сколько, мне это удалось, но я хотел показать вам, что можно писать и не особо придерживаясь строгих правил, но лучше всё же не отступать от принятых норм. Всего вам доброго. Дерзайте.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев