57.
«Как же умен и прозорлив Диди, – подумала она. – Иначе Глеб Тимофеевич увидел бы Таню, и эксперимент завершился неудачей».
– Ну-с! И какие испытания приготовил мне Дмитрий Данилович? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил Глеб Тимофеевич, заняв место в купе.
Неужели у него дар предвиденья? Как бы лишнего не сболтнуть!
– Я в дела мужа не лезу, – улыбнулась Сашенька.
– Однако суды с его участием не пропускаете, – шутливо погрозил пальцем Четыркин.
– Я и позабыла про суд. К модистке еду на примерку.
– А Юленька, чтоб не кататься взад-вперед, модистку в Рамбове нашла. Хотите вас с ней сведет? Салон на Еленинской, Копосова фамилия.
Нина хмыкнула, Юлия Васильевна покраснела.
– Почитал бы ты лучше газету, Глеб, – с раздражением произнесла она. – Княгиня, наверно, подремать хочет, а ты с разговорами лезешь.
– Боже мой, боже мой, – запричитал Четыркин, раскрыв позавчерашнюю газету, которую купил на вокзале.
– Что такое? – поинтересовалась Юлия Васильевна. – Неужели немцы Париж взяли?
– Какой Париж? Катерину убили. В Москве нашли труп…
– Какую Катерину?
– Какую-какую? Красовскую. То бишь Мызникову. На вон, почитай. – Глеб Тимофеевич сунул газету супруге.
– Господи помилуй, – перекрестилась Юлия Васильевна.
– Как убили? – ужаснулась Нина. – Я ведь разговаривала с ней. Совсем-совсем недавно. Помните, она зашла, а вас не было…
– Да-с, к сожалению, разминулись, – горестно сказал Четыркин.
– Вы были знакомы? – удивилась Тарусова.
– Шапочно, – сказала Юлия Васильевна, возвращая мужу газету.
– Это ты шапочно, я знал ее преотлично. Во времена драгунской молодости Волобуев едва на Катеньке не женился. Но в итоге она вышла замуж за другого нашего приятеля, Юру Мызникова. Бедняга погиб в прошлом году. Так нелепо…
– Между прочим, из-за пьянства, – заметила Четыркина и пояснила для Сашеньки: – Возвращаясь с Асиной свадьбы, упал с парохода за борт.
– Точно, – чуть не вырвалось у Сашеньки, мучавшейся вопросом, где же она слышала фамилию Красовская. И вот вспомнила – на кораблике в Кронштадт противный брюнет рассказывал страшную историю про выпавшего пассажира, женатого на актрисе.
– Вот и Катерина за ним последовала. – На глазах Глеба Тимофеевича появились слезы.
– Все там будем, – снова перекрестилась Юлия Васильевна.
Нина разрыдалась:
– За что? За что ее убили?
– Наверно, любовник приревновал. Актрисы – они такие потаскушки, – с какой-то непонятной злостью предположила Юлия Васильевна.
– Неправда, – заявила девушка. – Красовская не потаскушка!
– Тебе откуда знать?
– Мы целый час с ней проговорили. Обо всем: о ее семье, о нашей, я даже фотографии показала…
– Семейные фотографии? – удивился Четыркин. – А почему я их ни разу не видел?
Юлия Васильевна пожала плечами.
– А знаете, Красовская предчувствовала, что ее убьют, – заявила Нина. – Сказала, что ей угрожает опасность. Смертельная опасность.
– Не сочиняй, – покачала головой Юлия Васильевна.
– Так и было.
– Почему об этом нам не рассказала?
– Забыла, – соврала Нина.
– А кто? Кто ей угрожал? – спросил Глеб Тимофеевич.
– Она не сказала.
Диди встретил жену с возмущением:
– Сашенька! Я опаздываю. Урушадзе с Выговским давно ушли.
– Почему не отправился с ними?
– Потому что должен знать точно: состоится маскарад или нет? На нем строится вся защита.
– Как видишь, состоится.
– Тогда я пошел.
– Нет, подожди…
– Не могу, до суда пятнадцать минут.
– Внизу пролетка, я попросила извозчика обождать. Осип Митрофанович, войдите.
Князь, выслушав обер-кондуктора, вскричал:
– Ура! Победа! Сашенька, ты умница, молодец, я тебя обожаю. Князь Урушадзе спасен. Знаешь, он ведь словно на казнь отправился. Не верит, что его спасу. Да я и сам не верил. Скорей, Осип Митрофанович, дорогой, поехали.
– Секунду, Диди, – опять остановила его Сашенька. – Знаешь, почему задержалась? Подумала, а вдруг маскарад не удастся?
– Теперь это не важно.
– Не скажи. Слово Четыркина окажется против слова Осипа Митрофановича. Один видел Урушадзе в Ораниенбауме, другой видел, как он ехал в Петербург. Кому поверят присяжные?
– Да, ты права. Сие непредсказуемо.
– Надо найти извозчика, которого Урушадзе нанял от Петергофского вокзала. Не пешком же он шел?
– А кто его вспомнит через две недели? Представь, сколько кавказских князей, одетых в венгерку, посещают Петергоф с Ораниенбаумом.
– Нельзя ли отложить слушание? Хотя бы до завтра? Выговский с Урушадзе съездили бы на вокзал…
– Постой… Князь оставил у нас свой свадебный фотографический портрет. Сашич, милая, вернись на вокзал. Покажи извозчикам…
– Я? Шутишь?
– В конце концов, кто меня втянул в эту историю?
– Мне надо переодеться, отвезти Татьяну. Я не успею, – оправдывалась Сашенька.
– Таню в суд отвезет Тертий. А ты, как оденешься, езжай на вокзал. Умоляю.
– Гонорарий пополам.
* * *
Из стенографического протокола Елизаветы Фаворской:
Князь Дмитрий Тарусов, присяжный поверенный: Ваше высокоблагородие, вы извлекли пулю из дверного косяка?
Плешко Василий Иванович, полковник, полицмейстер города Ораниенбаума: Нет, конечно.
Поверенный Тарусов: Почему?
Полицмейстер Плешко: А зачем? Только интерьер графу портить. Когда мы этого мо́лодца (показывает рукой на Урушадзе) обыскали и нашли револьвер, без пули стало все понятно. Спросил лишь: «Ты в Четыркина стрелял?» (Многозначительно.) И Урушадзе повинился.
Барон Константин Оскарович Рауш Фон Третенберг, председатель суда: А почему в протоколе сие не отражено?
Полицмейстер Плешко: Потому что в протоколе одни слова. А слов-то и не было. Молчал Урушадзе.
Судья фон Третенберг: Простите, Василий Иванович, не понимаю…
Полицмейстер Плешко: Русская пословица, господин барон, гласит: Молчание – знак согласия. Посему выходит, что князь сознался.
58.
Судья фон Третенберг (пожимая плечами): Думаю, защита с вами не согласится.
Полицмейстер Плешко: Потому что не закон, а мазуриков защищает.
(Шум в зале)
Судья фон Третенберг (звонит в колокольчик). Тишина! Защита, есть вопросы к свидетелю?
Князь Дмитрий Тарусов: О, да! Вы разбираетесь в оружии, господин полковник?
Полицмейстер Плешко: А как же. И в холодном, и, так сказать, в горячем.
Князь Дмитрий Тарусов: Пулю, что держу в руке, можно выпустить из изъятого вами револьвера? (Указывает на стол с вещественными доказательствами.)
Полицмейстер Плешко: Ну, конечно.
Поверенный Тарусов: А пулю двадцать второго калибра?
Полицмейстер Плешко: Смеетесь?
Поверенный Тарусов: Что вы… Просто я человек штатский, в оружии не разбираюсь. Кстати, и среди присяжных штатских большинство…
Полицмейстер Плешко: Во-во, судят, а сами ни в зуб ногой.
Судья фон Третенберг: Выбирайте выражения, полковник.
Полицмейстер Плешко: Хорошо, объясню для штафирок: пулю двадцать второго калибра выпустить из револьвера 44-го калибра нельзя. Вопросы исчерпаны?
Поверенный Тарусов: Позвольте еще парочку. Цитирую по протоколу: «В кустах смородины был найден халат Урушадзе, в кармане которого обнаружен ключ от комнаты, где князь в ту ночь якобы ночевал».
Полицмейстер Плешко: И каков вопрос?
Поверенный Тарусов: Как, по-вашему, халат очутился в кустах?
Полицмейстер Плешко: Разве непонятно? Князь Урушадзе выпрыгнул из окна, от погони решил спастись бегством, халат ему мешал, он снял его и закинул в смородину.
Поверенный Тарусов: А из окна кабинета халат можно закинуть в кусты?
Полицмейстер Плешко: Теперь ясно, куда клоните… С больной головы на здоровую мечтаете переложить. Мы с прокурором сие предвидели…
Прокурор Михаил Лаврентьевич Гаранин: Василий Иванович, не раскрывайте наших карт. Отвечайте лучше на вопрос.
Полицмейстер Плешко: Михаил Лаврентьевич? Неужели не видите? Адвокат выгораживает мерзавца.
Судья фон Третенберг: Это прямая обязанность поверенного. Отвечайте на вопрос, Василий Иванович.
Полицмейстер Плешко: Ну хорошо… Будь по-вашему. Из того окна в смородину ни халатом, ни чем другим попасть нельзя. Потому что куст с другой стороны дома растет.
Поверенный Тарусов: Ветер мог туда халат переместить?
Полицмейстер Плешко: Нет.
Поверенный Тарусов: Вопросов больше нет.
Полицмейстер Плешко: Правильно в народе говорят: «Адвокат – проданная совесть»!
Граф Волобуев Андрей Петрович, потерпевший: Где я провел ту ночь? А вам какое дело?
Поверенный Тарусов: Я намерен доказать, что ваш зять к ограблению не причастен. Оно совершено другим, не установленным следствием лицом. Пока не установленным. Поэтому необходимо выяснить местонахождение всех причастных.
Волобуев: Вы что? Меня подозреваете?
Поверенный Тарусов: Что я подозреваю – неважно, важно: где были вы?
Волобуев: А то не знаете? Ужинал с вашим тестем.
Поверенный Тарусов (удивленно): Где? Во сколько?
Волобуев: У «Кюба». С полвторого до трех ночи. Потом ночевал в гостинице «Лондон».
Поверенный Тарусов: (Указывает на стол с вещественными доказательствами.) Ваш револьвер?
Волобуев: Да, на нем дарственная гравировка. Друзья подарили на именины.
Поверенный Тарусов: Где он хранился?
Волобуев: В столе, ящик я всегда запирал на ключ…
Поверенный Тарусов: …который, насколько мне известно, существует в единственном экземпляре?
Волобуев: Так точно.
Поверенный Тарусов: (Указывает на стол с вещественными доказательствами.) Какого калибра ваш револьвер?
Волобуев: Сорок четвертого.
Поверенный Тарусов: Отлично. Теперь спрошу о другом. Вы заявили на следствии, что ваш зять, князь Урушадзе, страдает сифилисом. Откуда вам сие известно?
Волобуев: Но это… Это очевидно. Внук родился мертвым…
Поверенный Тарусов: И что?
Волобуев: …Уродцем!
Поверенный Тарусов: И какая, позвольте, связь между этим прискорбным событием и сифилисом?
Глеб Тимофеевич Четыркин, свидетель ограбления: Да, я сразу узнал князя. Решил, что он тоже направляется в ретирадник [Отхожее место.], потому за ним и увязался. Я ведь ночевал в доме впервые, где сортир, не знал.
Поверенный Тарусов: Правильно ли я понял, что в коридоре вы видели грабителя только со спины?
Четыркин: Правильно.
Поверенный Тарусов: Но все же умудрились опознать! Каким образом?
Четыркин: Ну… Рост, фигура, халат…
Поверенный Тарусов: То есть решающим фактором был халат?
Четыркин: Разумеется.
Поверенный Тарусов: (Встает, подходит к столу с вещественными доказательствами, берет в руки халат, показывает его зрителям и присяжным, надевает на себя и поворачивается к свидетелю спиной.) Как можно убедиться, халат сильно скрадывает фигуру. А в свете свечи определить рост затруднительно…
Четыркин: Забываете про походку.
Поверенный Тарусов: А вы про нее не говорили. Выходит, по походке грабителя опознали?
Четыркин: Выходит – да. Нет… Я уже в кабинете лицо разглядел…
Поверенный Тарусов: С какого расстояния?
Четыркин: Примерно пять саженей [10 метров 65 см.].
Поверенный Тарусов: Запомните эту цифру, господа присяжные. Мы к ней вернемся. А сейчас обсудим вот что. Грабитель в вас выстрелил, не так ли?
Четыркин: Меня только что об этом спрашивал прокурор.
Поверенный Тарусов: Но он почему-то не спросил главное. В момент выстрела ящик, где лежал револьвер, был уже сломан?
Четыркин: Ну, конечно. Как иначе?
Поверенный Тарусов: То есть вы видели, как грабитель достал из ящика револьвер?
Продолжение...
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев