Савва Иванович Мамонтов — один из самых значительных представителей русских промышленников (выходцев из купеческого сословия) и меценатов. Он сочетал в себе необыкновенную любовь к искусству, легкость нрава и кипучую жизненную энергию.
Можно смело сказать, что Савве Ивановичу Мамонтову должно быть «вечно обязано» ни одно поколение русских художников, причем, самой «высокой пробы» — мастеров зрелого реализма и модерна — стиля, сложившегося на переломе XIX и XX веков и давшего мощный резонанс в русской изобразительной культуре. Открытиями модерна, его эстетическими формулами и техническими достижениями будут пользоваться ещё лет двести, пока какой-нибудь вновь образовавшийся Высокий Стиль не завоюет сердца людей.
Много сделал Мамонтов и для отечественной музыки, организовав в 1885 году Московскую Частную русскую оперу, объединившую поэзию, музыку, пение, декламацию, пластику, живопись. Он был не только её создателем, но и режиссером-новатором. Осенью 1896 года в Частную оперу пришел Федор Шаляпин, в следующем году — Сергей Рахманинов. Художниками-декораторами в оперном театре работали Константин Коровин,
«Савва Иванович дал Врубелю полную свободу творчества — занимайся всем, к чему тянется сердце и рука художника.
Есть свидетельство Станиславского, которому Савва Иванович однажды сказал: «Вот, смотри, сегодня Врубель сидел и мазал, а я подобрал. Черт его знает, что это, а хорошо».
Есть и другое. Сразу после переезда Врубеля к Мамонтовым Савва Иванович говорил Коровину: «Вы видели его картины… Что это такое? Ужас! Я ничего подобного не видел никогда. И представьте, я ему говорю: „Я не понимаю, что за живопись и живопись ли это“. А он мне: „Если бы вы понимали и вам бы нравилось, мне было бы очень тяжело“… В это время ко мне приехал городской голова Рукавишников… Увидал эти картины и говорит мне: „Что это такое у вас? Что за странные картины, жуть берет. Я, говорит, знаете ли, даже, признаться, забыл, зачем я к вам приехал…“Я ему говорю: „Это так — проба красок, еще не кончено…“»
Не беда, что Савва Иванович не понимал живописи Врубеля, хвала за то, что пустил непонятого и ужаснувшего в свой дом, позволил написать «Демона». Этим Демоном Савва Иванович и сам в конце концов соблазнился, вылепил из глины своего, страшного, и даже раскрасил. Видимо, под влиянием майолик Врубеля.
Врубель жил красотой, она его воздух, но, мечтая о великих полотнах, о грандиозных храмах, к жизни своей, ко времени, ему отпущенному, относился, как худший из мотов. Мамонтов этого мотовства не только не пресек, но и способствовал трате сил на что ни попадя. Гения во Врубеле Савва Иванович, может, и чувствовал, а использовал для дел сиюминутных, для своих дел.
Врубель писал плафон для театра, декоративные панно в особняк фабриканта Алексея Викуловича Морозова — заказ Савва Иванович нашел, — разрисовывал изразцы, расписывал фарфоровые блюда, даже балалайки. Затея с балалайками принадлежала княгине Тенишевой. Балалайками она собиралась удивить Париж, заказала росписи лучшим художникам России, в том числе Репину. Репин ничего не сделал, да еще и возмутился, а Врубель балалайки расписал. Для него не существовало ничего не достойного его великого таланта, ничего низкого. Ныне врубелевская балалаечка, возможно, стоит дороже иных репинских картин, но речь о другом. Речь о том, что картины не написаны. Мамонтов «толкал» Врубеля в дела преходящие. Предложил накрасить декорации для элитного самодеятельного спектакля. Декорации поразили зрителей и даже Коровина, но умерли тотчас, как упал занавес. Наутро их сняли, свернули и выбросили. Ах, если бы сыскался воистину заботливый человек, который предложил бы Врубелю не кусок хлеба и полную свободу, а собор и труд до изнеможения. Микеланджело, расписывая Сикстинскую капеллу, даже спал в сапогах, а закончив дело, снял сапоги вместе с кожей.
Мы знаем цену собора, где трудилась кисть Васнецова, знаем соборы, расписанные Нестеровым. Но нет хотя бы часовенки Врубеля. Кирилловская церковь не в счет, он латал здесь пустоты… Будь у Врубеля собор!.. Но что ставить восклицательные знаки, возводить слова в превосходную степень — нет собора Врубеля, есть врубелевские балалайки, изразцовые камины, есть даже лежанка со скамейкой — это в Абрамцеве, для прихотей его обитателей. Есть чудное фарфоровое блюдо в Ликино-Дулеве. Драгоценности, но для Абрамцева, для Дулевского фарфорового завода, да только не для человечества.
И все же 1891 год стал значительным в творчестве Михаила Александровича. Издательство И. Н. Кушнерева пригласило художника принять участие в иллюстрировании юбилейного трехтомника М. Ю. Лермонтова. Николай Адрианович Прахов, живший в это время у Мамонтовых, в «Воспоминаниях о художнике» рассказывает о беседах с Врубелем редактора Петра Петровича Кончаловского (моего прадеда, отца художника П.П.Кончаловского – А.К). Савва Иванович иногда присутствовал при этих беседах, давал советы иллюстратору. Прахов свидетельствует: Казбича, мчащегося на чудо-коне, Врубель написал с Всеволода (сына С.Мамонтова – А.К.), черты его лица узнаются и в «Демоне». Печорин — с моряка Свербеева, гостившего у Мамонтовых. «Тамара в гробу» — рисунок не попал в юбилейное издание — с Верушки (дочки С.Мамонтова, той самой «Девочки с персиками» В.Серова – А.К.). Вот уж счастливая для художников девочка!
Графические работы Врубеля вызывали споры, протесты, даже злобу. Приходилось их отстаивать Поленову, Серову, Коровину. Кончаловский тоже был сторонником художника. Пораженный его дарованием, он упросил Врубеля перебраться в квартиру в доме, где жил сам, и, может, благодаря этой опеке, этой любви, дело с иллюстрациями было доведено до конца.
Петр Петрович поддерживал уверенность в художнике и после выхода книги. Ругань была большая. Дочь Льва Толстого, Татьяна Львовна, писала Репину об этом издании: «Как хороши рисунки Пастернака и Васнецова и как ужасны Врубеля, и как их много!»
Надо признать главное: благодаря Мамонтовым непризнанный, подвергающийся травле художник обрел прочное место в жизни, перестал быть бродягой, не погиб, как погиб Саврасов. Врубель нашел в Савве Ивановиче работодателя, стал нужным, смог закончить — без мастерской и этого не было бы — «Демона сидящего». И хоть писал «врага человеческого», воздух Радонежья изливал на мастера дух жизни.
Михаил Александрович писал сестре: «Сейчас я опять в Абрамцеве, и опять меня обдает, нет, не обдает, а слышится мне та интимная национальная нотка, которую мне так хочется поймать на холсте и в орнаменте. Это музыка цельного человека, не расчлененного отвлечениями упорядоченного, дифференцированного и бледного Запада». В Абрамцеве Врубель почувствовал себя русским…».
Нестандартно подошел Савва Мамонтов к именам своих детей. Их звали: Сергей, Андрей, Всеволод, Вера, Александра. Как можно понять, по первым буквам имен отчетливо считается САВВА. В переводе с древнееврейского "Савва" означает старик, мудрец. Сын Саввы, Сергей, был в отца: создал театр миниатюр, был драматургом и поэтом.
В 1870, то есть на 29 год жизни Саввы, он с женой Елизаветой Григорьевной приехал осматривать дом в Абрамцево. Дом был так себе, но местность вокруг убедила Савву взять именно его. Очевидно, что это было "место силы" и Савва это почувствовал фибрами своей поэтической души. Интуиция не подвела: через несколько лет Абрамцево стало творческой лабораторией, где подолгу жили и творили И. Е. Репин, М. М. Антокольский, В. М. Васнецов, В. А. Серов, М. А. Врубель, М. В. Нестеров, В. Д. Поленов и Е. Д. Поленова, К. А. Коровин. Из певцов часто гостил Шаляпин. Знаменитая "Девочка с персиками" - дочь Саввы Вера. Она станет женой обер-прокурора Святейшего Синода Александра Самарина, но раноумрет от туберкулеза. В память о жене Самарин построит церковь, а после освобождения из тюрьмы будет жить в том же Абрамцево.
Фёдор Шаляпин сыграл в жизни Мамонтова важную роль. Именно благодаря Мамонтову Шаляпин "поднялся". Русская частная опера, организованная Мамонтовым, породила немало талантов, но Фёдор Шаляпин также сыграл и неоднозначную роль в жизни Саввы. Мамонтов заплатил огромную неустойку за переход Шаляпина в его труппу, но был слишком ревностным учителем для свободолюбивого Фёдора. В итоге Шаляпин вернулся в Большой.
Когда Мамонтов отбывал тюремный срок за растрату "железнодорожных" денег на нужды искусства, Шаляпин его так и не навестил. Коровин навещал Мамонтова в доме сына, куда Савву перевели под домашний арест. Савва Иванович грустно сказал художнику: «А Феденьке Шаляпину я написал, но он что-то меня не навестил». Серов по этому поводу сказал Коровину лаконично: «Мало сердца». Перед смертью Мамонтов завещает, чтобы Шаляпина не пустили на его похороны (на похороны Мамонтова, конечно).
Позже в своей автобиографии Шаляпин напишет: «Савве Ивановичу я обязан своей славой. Ему я буду признателен всю мою жизнь...».
К театралам: "Почему при упоминании актерских методик всегда упоминается Станиславский и никогда - Мамонтов? ". Маленький Савва в детстве посещал драмкружок вместе с другом детства, также выходцем из купеческого сословия Костей Алексеевым, который впоследствии взял себе звучный псевдоним - Станиславский. Мамонтов выступал в роли Кудряша в «Грозе», а роль Дикого исполнял сам автор – Александр Николаевич Островский.
Через много лет Станиславский назовёт Мамонтова своим учителем. Мамонтова можно считать основателем целой театральной и оперной школы. Его имя стало нарицательным в контексте благотворительности и меценатства, но Савва Мамонтов был не лукавым инвестором, который наживается на искусстве. Инвестором он был слабым, его тяга к прекрасному в ущерб бизнесу погубила режиссера, мечтателя и большого умницу Савву.
Комментарии 9
Много хорошего читала о Галицине, нравится Николай Цискаридзе - его любовь к искусству.