Предыдущая публикация
В ночь с 18 на 19 апреля 1900 года тихо во сне скончался 82-летний Иван Айвазовский.
Он умер, так и не узнав ответа, быть может, на самый сокровенный вопрос, преследовавший его на протяжении всей жизни...
Ранним утром 2 апреля того же года в феодосийском доме Айвазовского зазвонил колокольчик: посыльный принес корзину ландышей. За первым даром последовали другие: маки, мимозы, тюльпаны, нарциссы. Было Вербное воскресенье, а горожане на праздники вечно задаривали старого художника цветами.
Вечером он пил чай на балконе, который утопал в цветах. Корзина с ландышами лежала на инкрустированном столике.
Айвазовский смотрел на них и ощущал смутную тоску и беспокойство. Ему казалось, будто он их уже где-то видел... Художник поделился этими мыслями с женой. Она с улыбкой ответила, что точно такие корзины она видит каждое Вербное воскресенье год за годом. И все хочет спросить: от кого это? Неужели он сам не замечал?
Оказывается, нет. Слишком много в доме цветов. От кого же эти ландыши? Ни записки, ни визитной карточки. Как таинственно!.. Художник запомнил лишь посыльного: высок, сед, в потертом сюртуке, он даже смог бы его нарисовать.
Жена Анечка постаралась успокоить Ивана Константиновича: наступит следующее Вербное воскресенье, и все прояснится. Но Айвазовский был уверен, что тут кроется что-то весьма важное...
Однажды, возвращаясь из академии домой, Айвазовский не заметил несущуюся вскачь упряжку. Успел отбежать, но, потеряв равновесие, упал. В экипаже сидела дама под белой вуалью. Аромат духов, грациозность, изящество вскружили голову пылкому юноше.
Пока незнакомка подвозила молодого человека к его дому, он все время бормотал: «Не беспокойтесь, не беспокойтесь». На прощание дама поинтересовалась, как зовут жертву кучерской неосторожности, но сама так и не представилась.
Айвазовский сидел дома и грезил о дивной незнакомке, когда к нему ввалились друзья, огорченные тем, что не смогли раздобыть билеты на «Сильфиду» с божественной Мари Тальони, гастролировавшей в Петербурге. И вдруг на пороге появился посыльный с письмом. Айвазовский вскрыл надушенный конверт, оттуда выпали какие-то билеты. Оказалось, на Тальони, да не на галерку, а в 4-й ряд. Недоумению не было конца!
В театре громче всех рукоплескали балерине молодые люди. Когда у артистического подъезда появилась Тальони, человеческое море рванулось ей навстречу. Чтобы сдержать толпу, юноши схватились за руки.
Добравшись до кареты, Тальони вдруг оглянулась. Она узнала Айвазовского. Да, это была она, его прекрасная дама! Она бросила ему букет роз. «Сто рублей за один цветок, молодой человек, умоляю!» — тут же полезли поклонники балерины к Айвазовскому. Но он бросился бежать, прижимая к себе драгоценный дар... Спустя несколько дней балерина уехала из Петербурга, а Айвазовский совсем потерял голову.
Вскоре его назначили на должность живописца Главного морского штаба. Впрочем, заманчивые карьерные перспективы мало занимали влюбленного юношу. Прелестный образ итальянки не померк в его сердце. Он надумал поехать в Венецию, чтобы вновь увидеть Мари, и убедил Художественную академию, что ему как маринисту необходима итальянская стажировка.
...Балерины в городе не было. Покрутившись на гондоле вокруг палаццо с темными окнами, Айвазовский решил дождаться ее и отправился в армянский монастырь Св. Лазаря, где много лет жил его брат Габриэл.
В ожидании приезда Тальони художник рисовал Венецию. Его картины раскупались, а сам Папа Римский Григорий XVI купил для Ватикана его «Хаос». Это был оглушительный успех.
Однажды Айвазовскому сказали, что пару его картин купила сама Тальони. Это означало, что она вернулась в Италию. Скоро ему в гостиницу принесли письмо в знакомом голубом конверте, в котором снова обнаружились билеты на «Сильфиду». И снова она, воздушная и грациозная, танцевала на сцене, и снова Айвазовский стоял у артистического подъезда. По дорожке, усыпанной цветами, Тальони побежала к своей гондоле и позвала: «Синьор Айвазовский, ну что же вы, я жду!»
В тот вечер они долго катались по Венеции. Для Айвазовского настали счастливые дни. Он жил в ее доме. С утра писал картины, прислушиваясь к звукам музыки из комнат Мари, — она репетировала. В полдень за завтраком они встречались, а потом катались по каналам.
Айвазовский мечтал, чтобы это продолжалось вечно, но сам же все испортил, не справившись с нахлынувшими чувствами. Он признался ей в любви и сделал предложение выйти за него замуж. Но она не стала выбирать между семейной жизнью и искусством. «Вот этот башмачок, — сказала она юноше, — растоптал мою любовь. Возьмите его на память и возвращайтесь в Россию. Там ваша жизнь, а свою женщину вы еще встретите».
— Но оставьте мне хотя бы надежду! — в сердцах воскликнул Айвазовский.
— Нет, милый мальчик! Я никогда не полюблю вас...
Айвазовский был убит отказом, но, как ни плакал он над подаренной Тальони розовой балетной туфелькой, прошло немного времени и он признал, что великая балерина была права: его жизнь — в России.
Вернувшись, он обнаружил, что мода на него многократно возросла. После итальянского успеха петербургские аристократы скупали его картины за бешеные деньги. А тифлисская газета писала, что Айвазовскому достаточно взять в руки кисть и крикнуть морским волнам: «Ни с места!» — как они сами возникают на полотне.
Прошло время, и Айвазовский встретил новую любовь. Это была прекрасная гувернантка Юлия Гревс — дочь осевшего в Петербурге врача-англичанина. Обвенчавшись, молодые люди уехали в Феодосию, где им закатили такой свадебный пир, каких отродясь здесь не видывали. У них было четыре дочери: Елена, Мария, Александра и Жанна. К личным бедам Айвазовского добавилась пагубная страсть жены вытравить из дочерей армянский дух: всех она повыдавала замуж за иностранцев.
Спустя 12 лет их брак распался. Обретя статус жены знаменитого художника, Юлии хотелось блистать, а не преподавать в феодосийской глуши. Айвазовский же наотрез отказался перебираться в столицу. Каждый раз после семейных сцен он доставал из шкатулки башмачок Тальони и размышлял о том, сколько жертв требует искусство даже от самого удачливого художника. Юлия с детьми поехала в Одессу... да так оттуда и не вернулась.
Во второй раз художник женился лишь через 22 года, когда ему исполнилось уже 65 лет. Анна Саркизова сразу потрясла его своей красотой, а для молодой девушки пожилой живописец представлялся кем-то вроде волшебника. В этом она, впрочем, убедилась, выйдя за него замуж, — отказа Анне ни в чем не было.
«Моя душа должна постоянно вбирать красоту, чтобы потом воспроизводить ее на картинах, — говорил художник. — Я люблю тебя, и из твоих глубоких глаз для меня мерцает целый таинственный мир, имеющий почти колдовскую власть. И когда в тишине мастерской я не могу вспомнить твой взгляд, картина у меня выходит тусклая...»
И все же иногда он вынимал из шкатулки розовую туфельку и грустил о женщине, которая когда-то отвергла его. В такие моменты Айвазовского не радовали ни молодая жена, ни богатство, ни уважение и почет, которыми на старости лет окружили его земляки.
А феодосийцам было за что боготворить Айвазовского: он не только прославил их город, он крестил их детей, выдавал замуж их дочерей, хоронил их родителей... Кроме того, он построил им железную дорогу и водопровод, поставил в городе прелестный фонтан. Не удивительно, что по каждому поводу горожане засыпали своего благодетеля цветами, которые свозились к его дому арбами.
И все же эти ландыши... они не давали Айвазовскому покоя. Он начал поиски посыльного; ему казалось, что следующего Вербного воскресенья он не дождется. Так, впрочем, и случилось.
Когда умер Айвазовский, Феодосия оделась в траур. Закрылись школы, магазины, базар умолк. Среди сотен людей, шедших за гробом, был и старик в потертом сюртуке.
Идущим рядом он говорил:
«Некому теперь носить посылку от Трубецкого... Итальянка Мари Тальони, выдавшая дочь замуж за князя, умирая, завещала каждый год на Вербное воскресенье посылать Ивану Константиновичу ландыши. А ежели тот поинтересуется от кого, сказать: от женщины, которая в этот день много лет назад его отвергла, хотя всю свою жизнь любила лишь его одного. Шестнадцать корзин отнес я Ивану Константиновичу, а он так ни разу ни о чем и не спросил. Может, догадывался, откуда ландыши?»
А розовую туфельку вдова художника, разбирая его вещи, вскоре сожгла в печке...
© Елена Галоян
Следующая публикация
Комментарии 213
Было ли это на самом деле-не знаю,но повествование интересно.
ИСТОРИЯ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛЮБВИ...