Предыдущая публикация
ПОЧЕМУ Я НЕ ЛЮБЛЮ ДЕКАБРИСТОВ...
Как тревожно с утра! От штандарта по лицам суровым Хлещет длинная тень, Срезав чей–то растерянный взгляд. Ветер бьёт в кивера, И ложится зловещим покровом Бледно–розовый день На орудий тускнеющий ряд. Императорский жест. Строй ломается, некуда деться. Вверх взлетает рука, И блестит занесённый булат. И – грохочет окрест, И – врубаются конногвардейцы В злую массу полка Обречённых мятежных солдат. ...Расплескалось "Клико", Догорели последние свечи, Над уснувшим дворцом – Лунный свет да грядущего лёд. Всё уже далеко. А казалось в разрывах картечи, Что разящим свинцом Двух столетий означен полёт. #декабристы #обИсторическойПамятиУчастников и вдохновителей попытки государственного переворота, осуществлённой 14 декабря 1825 года, долгие годы было принято любить. Любить и восхищаться ими считалось хорошим тоном. Да, кроме того, в советское время, а именно – в 60–70 годы, тема восстания декабристов была, в сущности, одной из немногих «разрешённых» тем, связанных с жизнью русского дворянского общества. Над ней без особых препятствий могли работать историки, писатели, кинематографисты.
Фильм «Звезда пленительного счастья» с обаятельными актерами в главных ролях и пронзительной кавалергардской песней на стихи Окуджавы стал апофеозом декабристской легенды. Правда, из сюжета киноленты было совершенно неясно, – а что же, собственно, хотели заговорщики? Каковы их цели и стремления? Во имя чего они рисковали сами и вели на смерть поверивших им солдат? Вопросы эти невольно возникали и по прочтении ряда художественных книг, таких как «Северное сияние» Ксении Марич, «России верные сыны» Льва Никулина или даже «Записки учителя фехтования» знаменитого Дюма–отца. Увы, миф о декабристах начал складываться задолго до 1917 года, и великий французский романист тоже внёс в это дело свою посильную лепту.
Так кто же они, декабристы? «Страшно далёкие от народа» дворянские революционеры, разбудившие своим бунтом заспанного Герцена? Прекрасные идеалисты–романтики, готовые живот положить за счастье простого народа? Или же, по выражению Николая Михайловича Карамзина, «безумные либералисты... люди буйные, решившиеся в порыве своего безумия на предприятие столь же пагубное, как и несбыточное: отдать государство власти неизвестной, свергнув законную».
Не скрою, мне ближе последнее определение. Но спешу успокоить возмущенных ревнителей декабристской славы: я вовсе не собираюсь представлять их любимцев злодеями, лишёнными всяческих благородных черт. Отнюдь нет! Злодеи к кормилу русской государственности пришли значительно позже, спустя век после появления первых тайных обществ – «Союза благоденствия» и т.п. Вот по сравнению с Троцким и Лениным декабристы действительно были сущими ангелами. Пестель, к примеру, намеревался уничтожить физически только всех представителей русского Императорского дома. Впрочем, в его планы входило создание тоталитарной государственной системы с внешними формами республики, где не было места людям, придерживавшимся иных политических воззрений. Но ведь он (к великому счастью для России!) так и не сумел воплотить в жизнь свои проекты. А если б воплотил, – глядишь, вакханалия революционной смуты началась бы в нашей стране на столетие раньше!
За что же призывали заговорщики отдать жизни солдат Лейб–гвардии Московского и Лейб–гренадерского полков, матросов Гвардейского экипажа? За что Муравьёв–Апостол и Бестужев–Рюмин ставили под картечь солдат Черниговского полка? Ответ единственный, поражающий своей абсурдностью: за царя Константина и жену его Конституцию! Именно этим оригинальным призывом удалось заговорщикам смутить малую часть войск, внушив нижним чинам мысль о якобы незаконном отстранении от престола Великого князя Константина. Ну а желанную им конституцию легче всего было представить его супругой, ведь понять суть этого слова русским солдатам в начале 19–го века было весьма и весьма мудрено.
Заговорщики лгали, надеясь использовать удобный момент междуцарствия для захвата власти. Ложь была наглой и тем более мерзкой, что распространявшие её в солдатских рядах хорошо понимали всю безбожную авантюрность своих действий. «Предвижу, что не будет успеха, но потрясение необходимо, – говорил, по свидетельствам соучастников бунта, Рылеев, – всё–таки надо, всё–таки надо начать; начало и пример принесут пользу». Ради этого–то примера сотни солдат были пущены под шпицрутены, брошены в пекло Кавказской войны. Да, военный суд Империи был жесток, и нижним чинам пришлось гораздо хуже, чем их «отцам–командирам» из тайных обществ.
Только вот про запоротых и погибших в следствие мятежа солдат вспоминать у нас как–то не принято, их и имён–то никто не знает. Зато Каховский, убивший героя войны 1812 года, генерала Милорадовича, убивший подло и неожиданно, стреляя из–за солдатских спин, – он у нас герой и даже мученик: зря его, оказывается, казнили, несправедливо... Зато князь Евгений Оболенский, ударивший Милорадовича штыком, он – герой, страдалец безвинный, благороднейшая личность.
А может, всё–таки, вспоминая события 14 декабря 1825 года, нам надо бы прежде всего отдать дань памяти людям, пытавшимся ценою своих жизней предотвратить надвигающийся кошмар русского бунта «бессмысленного и беспощадного»? И вспомнить о командире Лейб–гренадеров полковнике Стюрлере, убитом тем же Каховским, о получившем жестокое ранение генерале Фредериксе, тяжело раненых полковниках Хвощинском и Шеншине, ротмистре Лейб–гвардии Конного полка Велио, потерявшем в ходе боя с мятежниками руку, о гренадерах Красовском и Моисееве, сопротивлявшихся выводу солдат Московского полка на Сенатскую площадь и изрубленных впавшим в буйство князем Щепиным–Ростовским. Может быть, стоит вспомнить и солдат–конногвардейцев, несколько раз атаковавших ощетинившееся штыками каре бунтовщиков и не решавшихся рубить своих же, русских...
Революционный вихрь только ведь начинал закручиваться над Россией, пройдёт без малого сто лет и свои своих будут резать, рубить, жечь на радость новоявленным Пестелям и Каховским.
Да, в определённом смысле декабристы действительно были первыми. Они первыми открыто шагнули за грань евангельских заповедей и общественной морали, попытавшись поднять вооружённую массу солдат на борьбу с исторической государственной властью России, предполагая в будущем раздел страны на полтора десятка федеральных мини–республик (проект Никиты Муравьёва). Вспомните ельцинское «берите суверенитета кто сколько сможет» и с полным правом считайте автора этого призыва самым настоящим декабристом!
Я.И.Ростовцев, офицер, предупредивший императора Николая I о готовящемся восстании (кстати, не назвал ни одной фамилии!), порицая планы заговорщиков, писал им: «Ваши действия будут сигналом к разрушению государства. Отпадёт Польша, Литва, Финляндия, Бессарабия, Грузия, и начнётся гражданская война. Европа исключит имя России из числа великих держав и отнесёт её к Азии». Отсюда следует, что идейные наследники декабристов действовали и в 1917 году, и в 1991, действуют они и сейчас...
«Сто прапорщиков, захотевших переменить весь государственный быт России» (выражение А.С.Грибоедова) возмущались существовавшим тогда крепостным правом и в то же время готовили русскому народу испытание ещё более тяжкое и страшное – власть революционеров–диктаторов, готовых ввергнуть страну в пучину гражданской бойни. Вот почему декабристы не вызывают у меня не то что любви, но и элементарного уважения. Впрочем, уважение вызывают их жёны, разделившие незавидную участь осужденных мятежников. Но это уже несколько иная история.
Закончить же эту статью я хочу словами матери Николая I, вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, приведу их специально для тех, кто апеллирует к военным заслугам участников заговора в период наполеоновских войн:
«Сами начальники бунта не имеют по своим прежним заслугам, особенного значения; есть между ними люди, которые хорошо служили, но, благодаря Бога, храбрость у нас в России – наследственная доблесть среди наших военных. Во всяком случае, тяжко, что они своим преступлением запятнали своё звание офицера и дурным поведением повергли в отчаяние своих родителей и жён».
Добавить к этому нечего.
Следующая публикация
Комментарии 6