Сохранились воспоминания троих участников и непосредственных свидетелей расстрела - коменданта тюрьмы В.И. Ишаева10, С.Г. Чудновского и коменданта Иркутска И.Н. Бурсака (Б.Я. Блатлиндера). Кроме того, в 1992 г. журналист Б. Камов привел фрагменты расшифровки аудиозаписи интервью с одним из членов расстрельной команды К.Д. Вагановым. Детали у каждого из очевидцев свои. Отдельно стоит остановиться на мемуарах Чудновского, написанных и впервые опубликованных по горячим следам, еще не отредактированных при дальнейших изданиях. По изначальной версии председателя следственной комиссии, все происходило следующим образом:
"...я приехал в тюрьму, чтобы привести в исполнение волю революционного комитета. Удостоверившись, что караул состоит из верных и надежных товарищей, я вошел в тюрьму и был проведен в камеру Колчака. Адмирал не спал и был одет в меховое пальто и шапку. Я прочитал ему решение революционного комитета и приказал моим людям надеть ему ручные кандалы. "Таким образом, надо мной не будет суда?", - спросил Колчак. Должен сознаться, что этот вопрос застал меня врасплох, но я не ответил и приказал моим людям вывести Колчака. [...]
Колчак и Пепеляев были выведены на холм на окраине города, их сопровождал священник, они громко молились. Я поставил их обоих на вершину холма. Колчак, стройный, гладко выбритый, имел вид англичанина. Пепеляев короткий, тучный, очень бледный, с закрытыми глазами имел вид трупа. Наши товарищи выпустили первый залп и затем для верности второй - все было кончено".
После расстрела
Как только информация об убийстве Колчака и Пепеляева распространилась (как в России, так и за ее пределами), у многих стали появляться сомнения относительно места и даже способа совершения злодеяния. Отчасти подогревали подобные слухи и сами участники событий.
"По свидетельству одного из современников, С.Г. Чудновский "определенно заявил, что адмирал не был расстрелян: "Казнь мы ему придумали чувствительную и экономную"" (в другой версии рассказа: "Мы его не расстреляли... Казнь придумана почувствительнее и экономнее"), - и даже если сохранять надежду на иносказательное толкование этих глумливых слов или считать весь рассказ апокрифическим, документы как будто свидетельствуют о лживости многократно опубликованных советских описаний смерти Колчака на берегу реки Ушаковка..." пишет биограф Колчака А.С.Кручинин.
Среди документов, принадлежавших внуку адмирала Александру Ростиславовичу Колчаку (1933-2019) и после его смерти проданных на аукционе (к счастью, большинство из этих уникальных бумаг вернулось в Россию), есть письмо, адресованное в 1920 году неким С.Палавиным вдове Колчака С.Ф.Омировой:
"Когда его привели на казнь он был совершенно спокоен и просил дать только несколько минут, в течение которых он сосредоточился и затем сказал: "Я готов!". Был дан приказ стрелять, но солдаты отказались его убивать. Тогда произошло замешательство, после чего один из комиссаров (еврей) вызвался его убить и покончил тремя выстрелами. Впоследствии, этот комиссар был расстрелян большевиками, так как на нем найдены были вещи, принадлежавшие Адмиралу Колчаку".
Обстоятельства гибели Колчака стали обрастать легендами практически сразу. По одной из них перед смертью адмирал пел романс "Гори, гори, моя звезда", по другой - после того как Колчак выкурил последнюю папиросу, он подарил серебряный портсигар солдатам расстрельной команды. Масса мифов возникала и о "могиле Колчака". Версию о том, что тела расстрелянных зацепились под водой за лед и были захоронены в Иркутске, обнародовал еще С.П.Мельгунов в своей книге "Трагедия адмирала Колчака", первое издание которой вышло в 1930-1931 гг. Уже в XXI веке среди местных краеведов возникла информация о слухах - мол, в апреле, после вскрытия льда на Ангаре, тело Колчака всплыло близ поселка Усть-Куда, где его нашел и похоронил местный крестьянин...
Все эти вымыслы лишний раз свидетельствуют о том, насколько велик был интерес к Колчаку у современников. И как интересен он потомкам.Крест на месте расстрела А.В. Колчака и В.Н. Пепеляева. Иркутск. 2007 г.
Комментарии 32
Сволочи, убийцы эти красные. Больше нечего сказать.