Зима 1957 года была снежной, а наступившая весна была теплой, снег, лежащий на полях, таял дружно, вода весенняя с полей сбегала в лощины и овраги насыщала в них лежащий снег. В один теплый солнечный весенний день наполненные водой лощины и овраги прорвались, и вся их масса воды двинулась в русло суходолов, по берегам которых расселилось село. Центральное русло суходолов было мелким, с годами его затянуло наносами с полей и ежегодными порослями. Быстрый приток воды с лощин, оврагов и полей не вмещался в русло суходола, и вода пошла в разлив. Дома с надворными постройками, стоящими на низком месте на стыке трех суходолов («Семеновка»), были затоплены водой, скотину успели выгнать со дворов на стаявший бугор (в сторону «Крутенького»), в дома зашла вода. От которой больше всего пострадали саманные дома и надворные постройки.
(Воспоминания Лидии Петровны Рязановой) После полудня вода огромной массой хлынула вниз по Солонечке и быстро подбиралась к домам. Родители «загнали» своих детей домой и пытались перегородить дорогу воде запрудами из золы и оттаявшей земли.
Я и две мои младшие сестры Люба (5,5 лет) и Надя (1 год 10 месяцев), сидели на подоконнике и восхищались тем, что было на улице: «Сколько воды!»
Вода вплотную подошла к дому и зашла во двор. Коровы мычали, куры кудахтали, собаки скулили. Стало тревожно. Первой расплакалась Люба, за ней Надя. Я как самая старшая (10 лет) пыталась их успокоить, но вскоре разрыдалась и сама.
Мама решила войти в дом и крикнула через окно, чтобы мы забрались на печь.
В открытую дверь вместе с водой в дом ворвались солома, мусор, обломки досок. Маленький теленок, который был в доме, заревел диким голосом, и мы все трое дружно ему подтянули.
Мама тихо плакала, перетаскивала вещи повыше – на стол, шкаф, печку. Теленка затащили на кровать и привязали его к стенке.
А на улице творилось невообразимое. Вода поднималась все выше. Она дошла до окон дома. Пошел лед. И это было самое страшное. Мы все видели, как папа по пояс в воде деревянной лопатой отталкивал лед от окон. Я боялась, что его снесет водой, что он утонет, что в дом ворвется льдина. Мы все ревели, а громче всех самая маленькая Надя. Конечно, она ничего не понимала, но чувствовала, что всем не просто плохо, а очень плохо.
Мама, как могла, утешала нас.
А на противоположной стороне водного бунтарства стояла толпа людей и наблюдала за всем происходящим. Там были наши бабушка Хима, тетя Маруся и двоюродный брат Шурик. Они плакали, а бабушка Хима молилась Богу.
Когда прошел лед, папа забрался на соломенную крышу дома. Он опустил веревку через трубу, чтобы мама подала ему сухую одежду, еду, курево.
К вечеру вода спала. Детей по очереди верхом на лошади вывезли к бабушке, где мы прожили несколько дней, пока родители приводили в порядок дом….. Воспоминания Л. Михнюк (Рязанова), февраль, 2003 г., с. Алексеевка. (Дочь П. Г. Рязанова – авт.)
Приехали начальники, сделали вывод:
1) Неправильно запроектирован замок плотины, замок нужно закладывать мешками, а потом засыпать землей. 2) Нет слива излишней воды.
Проектировщица после случившегося уехала из села.
Пришлось большинству домохозяевам, в том числе и мне, переселяться на возвышенное место, в центр села, на свободные позменные участки, хозяева которых по разным причинам выбыли из села.
Вновь пришлось делать саманный кирпич и строить дома. Я, как только установилась сухая весенняя погода, организовал помочь из родственников и односельчан на поделку кирпича. Наделали кирпича 2500 штук, за май месяц, он высох, и я решил ложить новый дом. Вот тут - то и получилась у меня загвоздка. Никто из односельчан, когда я хотел построиться невдалеке от родительского дома, не разрешили мне селиться по соседству с ними, хотя раньше около их жили соседи и эти позьмы были свободными, пустующими. Причину они мне не высказывали, а говорили только одно, что всю жизнь будем скандалить. Такую жизнь соседскую я не пожелал и решил построиться на пустующих позьмах вдалеке от родительского дома. Обратился к председателю сельского совета Панарину Василию Кузьмичу, который мне в постройке дома и на этих пустующих позменных участках отказал, мотивируя тем, что одно позьмо невдалеке от церкви, служащая зерноскладом колхоза, а на втором позьме нельзя селиться, потому что по близости находится общественный дом – клуб, ну а третий, позменный свободный участок намечается для общественной постройки. Все – же я решил самовольно построиться на одном пустующем позьме по соседству с Романцевым Федор Ильичем. Начал расчищать площадь под дом, ко мне подошла его жена и категорически мне заявила, чтобы я по соседству с ними не строился, иначе всю жизнь будем скандалить из – за курицы. Я ни чего ей не ответил, продолжал расчистку, но муж ее – Федор Ильич не медля тут же поехал в сельский совет и, как депутат от сельского совета, привез мне предупреждение исполкома сельского совета от 3 июня 1957 года за подписью председателя сельского совета Панарина Василия Кузьмича, запрещающая постройку мне дома в неуказанном месте. Это написанное предупреждение по сей день хранится у меня.
Что - ж пришлось мне подчиниться депутатам сельского совета, я человек презренный, был в плену, обращаться с вопросом постройки больше не к кому, но строиться надо, как поступить? Решил строиться опять в конце села, там, где и жил до затопления. Отступил, как рак, на зад, от прежнего своего места 100 с лишним метров к выгону и на склоне выгона построил перед своим усадебным огородом новый по счету, другой дом.
Строил я его с начала и до конца сам один без помощи со стороны. Затратил на постройку все лето, к осени дом был сделан.
А на том месте, где я начинал расчищать площадь под дом рядом с Романцевым Федором Ильичем депутатом сельского совета, он тут же, как привез мне из сельского совета предупреждение, начал немедля строить для себя сарай.
Вот такие односельчане, которые привыкли за годы войны заниматься хамством и подворовывать кое – что из колхоза, а поэтому новый поселенец по соседству, это им помеха.
Что же произошло с течением времени у Федора Ильича? Он решил полегче и веселее пожить, продал свой дом с двумя усадьбами и уехал в районное село жить. Купил себе там дом за 60000 рублей, нагородил в нем нары и за плату пустил квартировать курсантов, приехавших учиться в училище механизации. Сам он вместе с младшим сыном сел за штурвал комбайна, зарабатывать деньги для содержания семьи и скота и на другие хозяйственные расходы, отработал уборочную компанию, прожил зиму, капитал не накапливался как будучи в колхозе, заработок весь уходит на расходы. Почувствовал экономические трудности и решил обратно возвратиться в свой колхоз. Продал за полцены свой дом и приехал в колхоз. Купил у брата своей жены дом, но не долго ему в нем пришлось жить. Постигла его несчастье, умерла жена, после смерти жены уехал в зерносовхоз, где женился и по болезни скончался. Оставил свои кости на чужбине.
Дом его стоит в селе, заросший чертополохом.
В новом доме на отшибе села я прожил один год, а в 1958 году мой старший родной брат Иван Григорьевич поселился рядом со мной. Эти два наших дома до сих пор стоят на отшибе села. А те мои бывшие соседи и другие односельчане, всего их пять домохозяйств, после затопления поселились на возвышенном месте села в порядок улицы на имевшихся свободных усадьбах. Претензий им никаких никто не предъявлял. Моя соседка справа Синельникова Анна Фёдоровна сложила из саманного кирпича себе дом на месте, которую я просил до переселения её. Вот она не помешала зернохранилищу церкви. Когда я саманный кирпич 2500 штук на расстоянии километра весь перевёз к месту застройки, к нам в село приехал из села Алексеевки председатель сельского совета Панарин Василий Кузьмич. На улице его встретил народ, завязалась беседа, ему задали вопрос: - «Как же так у нас получается, в порядок улицы стали строить сараи, а дома на задах?» Он покраснел как рак в кипятке и сказал: - «Пусть строится в улицу». Я ему в ответ сказал: - «Я не бык, с места на место за километр перевозить 2500 штук не вешанного кирпича!»
В связи с постройкой дома, я учет труда передал Жиляеву Григорию Филипповичу бывшему председателю колхоза и тогда с ноября месяца 1957 года я начал работать в колхозе фуражиром.
По данным Петра Григорьевича: На 9. 10. 58 г. в бригаде № 4 числилось: коров 109 гол.; телят 34; овец 396; свиней 68; свиноматки 13; борова производители 2.
Впереди пролетарские майские праздники. Как свидетельствует история, рабочий человек в России всегда отдохнуть был не дурак. Работа - не волк, в лес не убежит.
По окончании послевоенного восстановительного периода в 1956 - 1960 г.г. рабочий день в СССР был вновь сокращён до 7 часов (в ряде отраслей и производств - до 6 часов) при шестидневной рабочей неделе, а затем был осуществлён переход на пятидневную рабочую неделю с двумя выходными днями. Рабочая неделя составляла 42 часа.
Комментарии 3