Светлана Мелконян(Чихачёва)

Отбросив прочь свой деревянный посох, Упав на снег и полежав ничком, Я встал - и сел в погибель на колёсах, Презрев передвижение пешком. Я не предполагал играть с судьбою, Не собирался спирт в огонь подлить, Я просто этой быстрою ездою Намеревался жизнь себе продлить. Подошвами своих спортивных чешек Топтал я прежде тропы и полы И был неуязвим я для насмешек, И был недосягаем для хулы. Но я в другие перешёл разряды Меня не примут в общую кадриль, Я еду, я ловлю косые взгляды И на меня, и на автомобиль. Прервав общенье и рукопожатья, Отворотилась прочь моя среда, Но кончилось глухое неприятье И началась открытая вражда. Я в мир вкатился, чуждый нам по духу, Все правила движения поправ, Орудовцы мне робко жали руку, Вручая две квитанции на штраф. Я во вражду включился постепенно, Я утром зрел плоды ночных атак: Морским узлом завязана антенна... То был намёк: с тобою будет так! Прокравшись огородами, полями, Вонзали шила в шины, как кинжал, Я ж отбивался целый день рублями И не сдавался, и в боях мужал. Безлунными ночами я нередко Противника в засаде поджидал, Но у него поставлена разведка И он в засаду мне не попадал. И вот - как языка - бесшумно сняли Передний мост и унесли во тьму. Передний мост!.. Казалось бы - детали, Я доставал мосты, рули, колёса, Не за глаза красивые - за мзду. Но понял я: не одолеть колосса, Назад - пока машина на ходу! Назад, к моим нетленным пешеходам! Пусти назад, о отворись, сезам! Назад в метро, к подземным переходам! Разгон, руль влево и - по тормозам! Восстану я из праха, вновь обыден, И улыбнусь, выплёвывая пыль: За то, что у меня автомобиль! Может быть, покажется странным кому - то, Что не замечаем попутной красы, Но на перегонах мы теряем минуты, А на остановках - теряем часы. Посылая машину в галоп, Мы летим, не надеясь на Бога!.. Для одних под колёсами - гроб, Для других - просто к цели дорога. До чего же чумные они человеки: Руки на баранке и - вечно в пыли!.. Но на остановках мы теряем копейки, А на перегонах - теряем рубли. Посылая машину в галоп, Мы летим, не надеясь на Бога!.. Для одних под колёсами - гроб, Для других - просто к цели дорога.

Евгений Карельских родился 4 ноября 1946 года в семье артистов. Папа его был актером театра оперетты, а мама – певицей. Артист характеризует свое детство весьма не прозаично – «послевоенное дитя», «ребенок асфальта». В 1968 году Евгений Карельских окончил театральное училище им. Б.В.Щукина, курс А.А.Орочко. И сразу же устроился на работу в Московский Академический Театр им. Владимира Маяковского. А спустя два года – в Московский Академический Театр им. Евгения Вахтангова.

ВЛАДИМИР КЕНИГСОН Говорят, что когда Луи де Фюнес посмотрел дублированный на русский язык фильм про Фантомаса, то был в восторге. — Он дублировал лучше, чем я сыграл! — сказал де Фюнес. Конечно актёр не знал русского языка, но стилистика речи, точность интонаций, попадание в речевую артикуляцию было идеальным. Де Фюнеса озвучивал актер Владимир Кенигсон. Он был асом дубляжа — сейчас таких днём с огнём не сыщешь. Комичного Луи де Фюнеса все узнали и полюбили не в последнюю очередь благодаря вдохновенному дубляжу Кенигсона. У Владимир интересная судьба. Его мать была кухаркой в барском доме, которая и родила от хозяина этого самого дома. В семье мальчика признали, и дали свою фамилию. Но потом началась революция, отец погиб. Мать работала уборщицей — мыла полы в местном здании ЧК. После смерти отца они с матерью жили в Симферополе. Образование у Владимира было небогатое — всего четыре класса. Никакого актёрского образования у него тогда не было, только талант. Он начал играть на сцене и быстро стал звездой южных провинциальных театров. Затем окончил студию при Симферопольском драматическом театре в 1925 году, и был принят в труппу театра. Когда режиссёр Таиров увидел Владимира в роли Феди Протасова, то просто влюбился в его талант. Кенигсон переехал в Москву. В Москве у Владимира Кенигсона карьера сложилась не только в театре, но и в кино. Вскоре после приезда он дебютировал в фильме режиссёра Михаила Чиаурели «Падение Берлина» (1949) с Борисом Андреевым в главной роли, а Владимиру Кенигсону досталась роль фашиста — генерала Крепса, помощника Гитлера. Сталин, увидев его на просмотре в кадре , приказал остановить фильм: «Что это за артист?» Ему говорят: «Кенигсон. Из Камерного театра». — «Вот так надо изображать врагов нашей родины!..» После закрытия в 1949 году Камерного театра Владимир по совету Таирова с стал актёром Академического Малого театра. С первых же шагов на одной из старейших сцен России, сцене Академического Малого театра Владимир Кенигсон занял лидирующее положение в труппе. В Малом театре он переиграл весь классический репертуар. Говорят, что на спектакль «Свадьба Кречинского» народ ломился так, что ломал дубовые двери Малого. Есть легенда, что Кенигсона не взлюбила прима театра Вера Пашенная. Как-то проходя по коридору, она, завидев Кенигсона, проворчала: — С каких это пор в Малый театр набирают евреев? Владимир Кенигсон робко ответил: — Но, Вера Николаевна, я не еврей, я –швед! — Швед пархатый! – не успокоилась Пашенная. Владимир действительно имел шведские корни в роду и настаивал, что его фамилия правильно звучит с ударением на первом слоге. В жизни Кенигсон был человеком достаточно сложным, но любопытным. Когда у артиста родился внук, он очень хотел, чтобы малыша назвали в его честь — Владимиром. Но его назвали в честь зятя — Алексеем. Кенигсон настолько обиделся, что, когда внука пеленали, заходил в комнату и открывал форточку. В другом случае на него нападал приступ экономии, и он выдавал буженину из холодильника порциями, пока та не пропала, и её пришлось выбросить. В театре на репетиции Владимир Владимирович частенько просил прерваться на 12 с половиной минут. Как выяснилось, ровно столько времени ему требовалось, чтобы дойти до рюмочной, выпить рюмку водки и вернуться на репетицию. На съемках было много казусов. Он снимался вместе с собакой, сам придумал ей кличку и все время говорил: «Абигайль! Девочка моя...» — это была его любимая фраза. Ему говорили: «Ведь невооруженным глазом видно, что это не девочка, а мальчик!» На что он невозмутимо отвечал: «Мне это неважно!..» Кенигсон никогда ни на что не жаловался. В Сочи на ногах перенес инфаркт. Позже, когда сделали кардиограмму, врач изумлялся: — Владимир Владимирович! У вас же инфаркт был! На что он невозмутимо ответил: — Да? Не заметил... Владимир Кенигсон ушёл из жизни в московской больнице. В последние дни доктор решил проверить его память и спросил, как его зовут. Он не смог ответить. Сказал только: «Как Маяковского...».