Предыдущая публикация
💭⭐🌸
– Саша, это что такое?
– спросила она вечером у мужа спокойно, прикусывая изнутри щеку, чтобы не закричать.
Почему-то она думала, что муж будет все отрицать, расскажет историю про троюродную тетушку или еще что-то в этом роде. Но муж тяжело опустился на кресло, прикрыл лицо руками и глухо сказал:
– Я ее люблю.
Оказалось, что он уже год живет на два дома. А еще оказалось, что Валя прекрасно знает свою соперницу – это была парикмахерша Лена, к которой она как-то записалась, пока ее парикмахерша была в отпуске. Стрижка ей не понравилась, слишком коротко получилось, и больше она к ней не ходила. Как они умудрились сойтись с Сашей – оставалось загадкой, спрашивать она не стала, боялась, что не выдержит и закричит. А кричать было не в ее стиле, Валя всегда гордилась тем, что она уравновешенная.
Развелись тихо, без ругани и драм. Саша, обрадовавшись такому удачному раскладу, оставил ей квартиру, правда, дачу и машину забрал – его Леночка оказалась заядлой огородницей и уже планировала, какие сорта томатов и редиса будет там выращивать. Сама Валя дачу никогда не любила, поэтому не особо расстроилась. Машину она не водила, так что этой потери тоже не ощутила. А вот без мужа, которого, как ей казалось, она никогда особо не любила, оказалось тяжело. То ли она привыкла к нему, то ли возраст был не тот, чтобы оставаться одной. Дочь порывалась прилететь из своего Владивостока, но Валя ее отговорила – все равно они никогда не были особо близки, будет только учить ее жизни, как обычно.
– Мама, ты должна работать, сколько можно сидеть дома!
– Мама, смотри какая программа для пожилых, можешь поучиться и потом устроиться на работу!
– Мам, ну что это за пальто на тебе, ты его у гардеробщицы в музее украла?
Нет, этого сейчас Вале не было нужно. Но приходилось признать – дочь была права, и надо было ей работать. Но Саша не хотел, чтобы Валя работала, ему нравилось, чтобы дома его всегда ждали горячие блюда и стерильная чистота – мама у него была врачом и приучила его с детства к чистоте. Ну и с дочерью Валя много возилась – балет, английский, репетиторы… И чего только возилась, непонятно – работает теперь танцовщицей, пляшет полуголая на сцене, знала бы Валя, не тратила столько сил и денег.
Когда Валя шла на первое собеседование, она была уверена, что ее возьмут. Когда шла на пятнадцатое, знала, что ей откажут. Какая-то добрая женщина в очереди порекомендовала обратиться ей в службу занятости. К тому времени деньги у Вали почти закончились, а просить у дочери было стыдно.
В службе занятости ее встретила неприветливая молодая женщина, которой тоже, судя по всему, приходилось одеваться в магазине больших размеров. Она рассеянно просмотрела документы Вали и спросила:
– То есть вы с двадцати трех лет нигде не работали?
– А это что, запрещено законом? Статью за тунеядство давно отменили! – взвилась Валя.
Девушка хмыкнула.
– И по образованию вы архитектор… Вы знаете, что за тридцать лет эта область… Несколько изменилась?
– Вы на что намекаете, что я отстала от жизни, да? Между прочим, я смартфон быстрее дочери освоила, она до сих пор фотографии толком обработать не может!
Девушка посмотрела на нее внимательнее.
– У вас есть дочь?
– Конечно, есть!
– И сколько ей лет?
– Да вот, тридцать скоро будет. Но при чем тут она? Работа мне нужна, а не ей. Хотя… Знали бы вы, кем она работает, стыдоба… Я на нее все жизнь свою потратила, вон, не работала тридцать лет, а она…
Девушка захлопнула папку и сказала.
– Значит, так. Меня зовут Марина. И я беру вас на работу. Мне нужен человек, который поможет мне общаться с моей мамой.
Валя с удивлением уставилась на нее.
– А я тут при чем?
– Притом что вы – вылитая моя мама! Мне психолог сказал, что я не решу свои проблемы, пока не научусь нормально общаться с матерью. А как это сделать? Что бы я не сказала, она вечно недовольна! И вот я думаю – может, вы будете за меня ей отвечать? Ну, правильными словами. Она перестанет меня ругать, а я перестану есть без остановки. Как вам такое?
Да уж, предложение было настолько нелепое, что Валя рассмеялась. Она встала, забрала свои документы и сказала:
– Кажется, я начинаю понимать вашу маму. Подобной чуши я никогда в своей жизни не слышала!
Валя уже подошла к двери, но зачем-то обернулась. Лицо у девушки сморщилось, она по-детски шмыгала носом. Дочь так же в детстве плакала. Валя остановилась.
– Ладно, – сказала она. – Только, чур, я всем буду говорить, что устроилась психологом. Скажу, что курсы переподготовки прошла.
Сначала все шло как-то не очень: Марина звонила ей, зачитывала сообщения матери, спрашивала, что ей отвечать. Валя диктовала, и Марина начинала спорить. Правда, устав от споров с Валей, Марина иногда сдавалась и отвечала что-то среднее, и результат не заставили себя ждать – мама уже не так сильно ругалась, а Марина не так много ела.
По субботам у Марины были созвоны с мамой, и в эти дни Валя приезжала к ней в квартиру. Марина ставила разговор на громкую связь, и Валя писала ей ответы на листочке. Отношения у Марины с матерью и правда улучшились, хотя даже сама Валя признавала то, что мать у Марины перегибает палку. Да, у девушки был лишний вес, но разве это причина ее ругать? Бедная девочка и так бегает в туалет после каждого приёма пищи, разве это дело?
– А где твой отец? – спросила Валя, решив, что, может, тот тоже завел любовницу, и поэтому мать Марины такая злая.
– Он умер много лет назад, я еще маленькой была, – ответила Марина. – Я так на него сердилась в детстве! Ну, что он нас бросил. Я не понимала тогда, что смерть нельзя остановить. Мы плохо жили, денег совсем не было, и есть было нечего. Иногда мне кажется, что я поэтому так много ем – дорвалась до еды и не могу остановиться.
Жалко было эту девочку. И хотя Валя уже нашла себе нормальную работу – контролером в кинотеатре, все равно помогала ей. После субботних созвонов они пили чай и разговаривали. Сначала так, ни о чем, потом Марина стала делиться с ней своими амурными делами, да и Валя рассказала и про мужа с его любовницей, и про дочь, работающую танцовщицей.
– А можно, я это маме своей расскажу! – рассмеялась Марина. – А то ей моя работа не нравится.
Это удивительно, но Валя даже про сестру Марине рассказала.
– Мы всегда такие дружные были, ни разу в жизни не поссорились! А потом я влюбилась. Его Яков звали – высокий, красивый, он механиком работал в депо. Но я тогда гордая была и сказала ему, что он мне не пара. Настя, конечно, знала, что он мне нравится. И сказала, что я дура. Ну а правда – я была профессорская дочка, воспитанная, с хорошим образованием. А он кто? Глупая я была, конечно. Уехала летом к бабушке, а когда вернулась – эти двое уже встречаются. Тогда я сказала сестре, что она погубит свою жизнь и уехала навсегда.
– В смысле – навсегда? – не поняла Марина.
– В прямом. Мы не виделись с ней три раза – на похоронах отца, на похоронах матери, и у нотариуса, когда оформляли завещание. Он ее в Калугу увез, а тут замуж за Сашу вышла.
– И вы до сих пор не общаетесь?
Валя сглотнула ком, который мешал ей дышать, и сказала:
– Она умерла два года назад.
– А вы не поехали даже на похороны?
– Не поехала, – подтвердила Валя.
Марина покачала головой.
– Да… Тут, похоже, психолог больше вам нужен, чем мне. А знаете что? Вам надо поехать к ней на могилу. К сестре. И поговорить с ней, как с живой. Я так сделала, с папой поговорила. И отлегло. Правда помогает...
Сначала Валя не восприняла этот совет всерьез. Но почему-то эта мысль никак не отпускала ее. Она помнила, как Яков позвонил, как у нее онемели губы и не могли вымолвить ни слова: то ли от ужаса и невозможности поверить в то, что сестры больше нет, то ли оттого, что его голос все еще имел над ней власть, от одного его звука сердце сбивалось с ритма. Саше она ничего не сказала и на похороны не поехала. Не хотела видеть сестру мертвой, не могла встретиться с Яковом и не выдать себя.
Адрес она знала – сестра все эти годы писала им письма, вкладывала свои фотографии и фотографии детей. Валя обрезала с общих фотографий Якова, прятала их в отдельную папку. Хорошо, что ни дочь, ни Саша эту папку не нашли. А что было бы, если бы она так же внезапно умерла? И кто-то из них, разбирая вещи, нашел эти искалеченные карточки?
Проворочавшись в постели до трех утра, Валя поднялась и купила билет до Калуги. Быстро, пока не передумала. И после этого уснула так крепко, что утром не услышала будильник и впервые за долгие годы проспала…
Марина одобрила ее решение и сказала, что теперь, наверное, справится и без Валиной помощи.
– Может, я даже съезжу к ней в гости, – неуверенно проговорила Марина.
В поезде Валя познакомилась с прекрасной молодой парой, они ехали в свадебное путешествие. Странное решение ехать в свадебное путешествие на поезде, но у всех свои причуды. Зато они подсказали ей, в какой гостинице остановится в Калуге, и где узнать место захоронения – девушка была родом оттуда, до пятнадцати лет прожила там.
В гостинице, правда, Вале не очень понравилось – комнаты маленькие и душные, окна выходят на дорогу. Ну, ничего, она же здесь ненадолго. Поставив чемодан и умывшись с дороги, Валя позвонила в администрацию кладбища. Было странно произносить имя сестры, стало горько во рту, и глаза словно горячим воздухом обожгло. Про себя Валя репетировала, что скажет Насте – что прощает ее и не держит больше зла, что жалеет об этих годах, которые игнорировала ее письма, хотя все читала внимательно и даже перечитывала, складывая в стопки. Слова подбирались плохо, не желали выходить из ее рта. Валя вздохнула, переоделась в строгое платье (все же на кладбище едет), отметила, что оно на ней висит (то ли от переживаний, то ли глядя на Марину, есть Валя стала куда меньше) и даже осталась довольна своим отражением в зеркале.
Цветы решила купить возле кладбища, наверняка же там продают. Вышла из номера, взяв с собой только сумочку, прошла по коридору, спустилась по лестнице. В двери столкнулась с мужчиной в клетчатом костюме – он пропустил ее, придержав тяжелую дверь.
– Валя?
От его голоса сердце сбилось с ритма. Если бы не те фотографии, что сестра присылала все эти годы, Валя бы его и не узнала – Яков сильно изменился с их последней встречи. Да и она тоже. Но он ее узнал, хотя Валя не присылала ни одной своей фотографии.
Она остановилась, не зная, что делать дальше. Он шагнул вперед и крепко прижал ее к своей груди. От него пахло лимоном и морской водой.
– Как ты тут, Валя? Почему не позвонила?
Она стояла как статуя – не подняла рук для ответного объятья, не смогла даже улыбку выдавить. Валя думала, что за годы чувство ссохлось и утихло, но сейчас оно поднималось в ней, оплетая своими ветвями, распускаясь диковинными цветами, пахнувшими лимоном и морской водой.
– Я хотела сходить на могилу к Насте, – с трудом выдавила она, понимая, что дальнейшее молчание будет слишком странным. – Не хотела никого беспокоить, решила остановиться в гостинице.
Яков рассмеялся.
– Так это моя гостиница! Вот так совпадение – а я еще ехать сегодня не хотел, но трубу в подвале прорвало, и решил сам проконтролировать, что тут и как. Валя, как же я рад тебя видеть! Ты совсем не изменилась… Заешь что? Давай так – я сейчас попрошу девочек сварить тебе кофе, со сливками, как ты любишь, ты же все еще любишь со сливками, да? Я схожу, быстро разберусь с делами, отвезу тебя на кладбище. А потом к нам. Нет-нет, не принимаются никакие возражения! Вечером должны заехать дети, ты ведь их так и не видела? Я прикажу перевезти твои вещи к нам. И, вообще, я сам все собирался тебе позвонить, но боялся, что не ответишь, ну и…
Он развел руками и замолчал. А Валя вдруг поняла, что все ее страхи и обиды все эти годы были только у нее в голове. Она почувствовала острую тоску по времени, которое уже никак нельзя было вернуть, по сестре, которую большую часть жизни не знала по собственной глупости. И она произнесла:
– Ладно. Сделаем так, как ты говоришь.
На кладбище Яков деликатно отошел в сторону. Валя не смогла ничего сказать сестре. Но она смогла посмотреть на фотографию, где та была взрослой, с добрыми глазами как у мамы. И пообещать, что еще вернется сюда.
Дом оказался уютный, немного захламленный, но все равно милый. Чувствовалось, что не хватает женской руки, хорошая уборка бы ему не помешала.
– А что, никто из ваших детей не хочет пожить с тобой? – спросила она у Якова, стараясь, чтобы ее голос звучал беспечно.
– Нет, – вздохнул он. – Невестка не любит частные дома, а дочери далеко ездить до работы. Но они навещают меня по очереди. Спасибо, что беспокоишься, это так приятно. Я понимаю, что ты ненавидела меня все эти годы, считала, что я не пара твоей сестре. Но я клянусь, я был хорошим мужем и никогда ее не обижал. Если честно, в юности я мечтал жениться на тебе. Да-да, что ты так смотришь? Ты была такой красавицей! Да и сейчас ею осталась.
Валя стояла в недоумении. О чем он говорит?
– Тебе плохо? – испугался Яков. – Садись вот сюда, я принесу воды.
Он засуетился, побежал на кухню. Валя опустилась в кресло, прикрыла глаза. Выходит, все не так плохо, как она думала. Она-то боялась, что и сестра, и Яков знают о ее неразделенной любви, жалеют ее, а, может, и посмеиваются. Но, получается, оба они думали, что Валя просто его недолюбливает.
Тут ее ног что-то коснулась. Она испугалась, открыла глаза. В ногах свернулась лохматая собака. Она тихонько ворчала, пытаясь уложить свою голову ей на туфли.
– Вега? – удивился Яков.
Он так и стоял в дверях со стаканом воды, открыв рот.
– Это ваша собака?
Вопрос был глупым, Валя это понимала – понятно, что их, не чужая же пришла с улицы!
– После смерти Насти она никого к себе не подпускает, – тихо сказал он. – Это была ее собака. Ни меня, ни детей она не признает, даже укусила меня недавно.
Он показал ей руку, хотя никаких следов укуса там не было. Но суть высказывания Валя поняла. Она наклонилась и осторожно погладила собаку.
В этот момент зазвонил телефон. Она поморщилась – как не вовремя! Хотела сбросить, но увидела, что это Марина. Бедная девочка, наверняка опять поругалась с мамой.
– Ало?
– Валентина Васильевна? Это Марина. Как там у вас? Вы простите, что я звоню, но, мне кажется, у меня есть подвижки! После нашего разговора я решила – раз уж вы после стольких лет нашли в себе силы поехать, почему я не могу просто навестить маму? Тем более что рано или поздно она меня все равно заставит. Я купила торт и поехала. И съела всего один кусочек! Она опять говорила, что я толстая, что никому такая не буду нужна, а когда я показала ей фото Марка, она заявила, что по глазам видно, что он негодяй. Но я держалась и не возражала ей. И не плакала. Но потом, ночью, сорвалась. Пошла на кухню, достала торт, села на пол и принялась есть его ложкой, прямо из коробки. Ела и плакала. Она вошла, увидела это, взяла ложку и села рядом. Так мы и сидели молча – ели торт, размазывая по щекам слезы. А потом она вдруг говорит: «Я так боялась, что родится мальчик. Он же бил меня, твой отец. Следов никогда не оставлял, я даже пожаловаться никому не могла. И боялась, что сын будет таким же. Но родилась ты. И я испугалась еще больше – поняла, что ты вырастешь и станешь такой же, как и я. И тебя тоже будут бить, и тебе тоже придется рожать. Я хотела, чтобы у тебя была другая жизнь. Понимаешь?». А я ей сказала, что когда мой бывший назвал меня жирной, я дала ему пощечину и выгнала из дома. И мы с мамой засмеялись, представляете? А потом она говорит: «Ты не жирная, ты такая красивая, моя доча». Тогда я заплакала. И она заплакала. Мы были в торте и слезах, но такие счастливые. Я выбросила этот торт, больше не хотела его есть. И больше не хотела с ней ругаться. Простите, я все говорю и говорю, вы-то как?
Валя посмотрела на фотографию сестры в рамке, на собаку, устроившуюся в ногах. На Якова она не смотрела, но чувствовала его спиной.
– У меня все хорошо, – сказала она. – Мне кажется, теперь все будет хорошо.
Автор: Здравствуй, грусть!
Если эта история понравилась Вам, можете нажать Класс и оставить свое мнение в комментариях, только так я вижу что Вам понравилось, а что нет. Спасибо за внимание 💛
Следующая публикация
Нет комментариев