Зона комфорта

Туристическая фирма Ивановых процветала. Сейчас младший член обширного семейства — девятнадцатилетний Максим — вёз на экскурсию группу богатых туристов из Японии. — Итак, — привычно вещал он, перекрикивая шум вертолёта, мы летим в «подлинную, нетронутую древнюю русскую деревню». Деревня была не так давно случайно обнаружена в глухом лесу экспедицией Академии наук. Специальным решением правительства она была засекречена, чтобы сохранить уникальную возможность на практике изучать быт и нравы древних славян. Лишь нашей фирме дано эксклюзивное право на проведение экскурсий, и то при условии, что мы не будем открывать местоположение деревни и допускать контакты туристов с аборигенами. Фотографировать в интересах науки тоже запрещено… Слушая пронзительный щебет переводчицы, японцы послушно кивали и улыбались, предвкушая экзотику. Наконец вертолёт приземлился, шум винтов стих. Максим открыл дверцу, выпрыгнул наружу, огляделся и приглашающе махнул рукой. Японцы с опаской вылезли из вертолёта и сгрудились вокруг Максима, крутя головами по сторонам. Они находились на краю большой поляны, окружённой со всех сторон лесом. На другом конце её виднелось несколько строений, напоминающих избу, шалаш и блиндаж времён Великой Отечественной войны одновременно. По знаку Максима группа туда и направилась. — Итак, перед вами чудом уцелевшее поселение древних славян, — сказал Максим, подойдя к крайней хижине, у которой сидел на корточках человек в шкуре. На земле перед ним была расстелена другая шкура, по которой он мерно молотил камнем. — Дядь Лёш, без огонька работаешь, — тихо сказал Максим и, повернувшись к японцам, продолжил: — Это, как вы, наверно, уже догадались, — первобытный славянский портной. Портной, и в самом деле бывший не так давно театральным художником по костюмам, сумрачно глянул на туристов, оскалился и сильнее замолотил камнем по шкуре. — А это — первобытный славянский музыкант. — Он указал на другого своего дядю. Дядя действительно когда-то играл на скрипке в симфоническом оркестре, пока тот за неимением денег не приказал долго жить. — Рядом с ним вы видите первобытную балалайку. Музыкант, не обращая на туристов никакого внимания, вдруг схватил корявую балалайку и самозабвенно забренчал, напевая что-то невнятно-заунывное, должное изображать, по его мнению, настоящую первобытную песню. — Он поёт, что медведь большой и сильный, но великий охотник сильнее, — пояснил Максим и указал на сидящую в стороне женщину. — Это жена музыканта. Добывает огонь трением. Тётка Ольга, всю жизнь проработавшая инженером в почтовом ящике, высунув от старания язык, изо всех сил ввинчивала палочку в дощечку, пытаясь добыть огонь. Пока ей это не удавалось ни разу, поэтому под дощечкой на всякий случай была припрятана зажигалка. — А здесь живёт первобытный изобретатель, — сказал Максим, когда группа переместилась к следующей хижине. — В данный момент он изобретает колесо. Отец Максима, по основной профессии — физик-теоретик, глубокомысленно изучал большой овальный камень со следами немногочисленных сколов. Японцы с уважением последили за его умственными потугами и пошли дальше. — Перед вами жилище первобытного художника, — сказал Максим у следующей хижины. — Вот некоторые образцы его творчества. — Он запустил руку в хижину и достал несколько дощечек. Японцы заахали, глядя на примитивистские изображения — помесь русского лубка и Миро. — А где сам художник? — спросил один из них. — Изображает на скале сцену последней охоты, — не задумываясь, ответил Максим и поднял вверх палец. — Слышите? — А можно ли приобрести эти картины? — робко спросил другой японец. — Нельзя! — строго отрезал Максим. — Охраняются государством. Японцы приуныли и завздыхали. В этот момент мимо них, многозначительно покашливая, прошёл двоюродный брат Максима, одетый, как и положено, в шкуру, из-под которой торчали бледные волосатые ноги в лаптях. В руках он держал уже знакомые японцам первобытную балалайку, бубен и дощечку с палочкой для добывания огня. — А это тоже первобытный музыкант? — заинтересовалась одна из японок. — Нет, — подчёркнуто недовольным тоном ответил Максим, — это первобытный коммерсант. Беда прямо с ним, — жалуясь, добавил он, — всё готов продать. И ушлый такой — только за доллары. Говорит, на зелёные листики похожи. Куда он их потом девает — непонятно. Коммерсант, на прощание обернувшись и вполне явственно подмигнув туристам, скрылся в своей хижине. Японцы переглянулись. — Пойдёмте, — делая вид, что ничего не заметил, сказал Максим и двинулся дальше. Японцы, озираясь на хижину коммерсанта, нехотя последовали за Максимом. Пройдя ещё несколько хижин и познакомившись с первобытным рыболовом (братом жены дяди Лёши), пчеловодом (его сыном от первого брака) и лучшей собирательницей съедобных кореньев и плодов (матерью Максима), группа вышла в центр селения и остановилась, поражённая открывшейся перед ней величественной картиной. Всего в нескольких шагах от неё лежала огромная туша медведя, а рядом с ней, опираясь на немыслимых размеров дубину, стоял полуобнажённый великан. Это был ещё один дядя Максима — бывший чемпион-тяжеловес. — А вот и великий охотник племени со своей добычей. Он только что убил этого медведя и сейчас должен исполнить ритуальный охотничий танец. Великий охотник поднял вверх дубину и начал тяжело сотрясаться, иногда ударяя себя кулаком в грудь и зловеще выкрикивая: «Ух!» Японки запищали и полезли прятаться за японцев, хотя у тех самих заметно дрожали колени. Видя такое дело, великий охотник окончательно вошёл в раж. Он отбросил в сторону дубину, ощутимо сотряся почву, запрыгнул на медведя, плюнул ему в оскаленную морду и начал плясать уже на нём. Максим, видя такое варварское обращение с реквизитом, страдальчески скривился, покосился на японцев и решительно шагнул вперёд. — Дядь Миш, — прошипел он, — кончай сигать на чучеле! Если развалится — сам новое доставать будешь! Великий охотник тут же спрыгнул с медведя, ещё немного посотрясался, побил себя в грудь и затих. Японцы облегчённо перевели дух. — А сейчас, — сказал им Максим, — мне надо поговорить с вождём. Ждите меня здесь и никуда ни шагу. Максим с переводчицей направились к хижине вождя. Тут же возле туристов нарисовалась фигура первобытного коммерсанта… — Плохо дело, — вернувшись, озабоченно произнёс Максим. — Вождь сказал, что медведя на всё племя не хватит, и спросил, кто из вас самый аппетитный на вид. — Он дождался перевода и добавил: — Надо уходить. Последние его слова были явно излишни. Сильно побледнев, туристы уже вовсю неслись к вертолёту. Максим и переводчица поспешили вслед за ними, старательно не замечая оттопыренных карманов и обилие пакетов и сумок, которых при выходе из вертолёта у туристов не было. Особенно трудно было не замечать, как трое японцев, согнувшись в три погибели, бегом волокут трёхпудовую дубину охотника. Когда вертолёт взмыл в небо, Ивановы, наскоро переодевшись, заторопились напрямик через лес в сторону ближайшей деревни, где их ждал комфортабельный автобус. Уже темнело, а до Москвы им предстояло добираться ещё целых два часа. (с) Алексей Андреев

У нас тpадиция была в семье. Всегда пpοвοжать дpуг дpуга у οкна. Махать pукοй дpугοму, пοка тοт не скpοется за пοвοpοтοм. Пοтοм быстpο пеpейти из кухни пο длиннοму узкοму кοpидοpу в кοмнату, чтοбы еще и с тοгο οкна пοмахать, кοтοpοе выхοдит на дpугую стοpοну знакοмοй улицы с высοкими тοпοлями вдοль дοpοги. Кοгда я была маленькая - я с pадοстью махала. Мне οчень нpавилοсь этο делать. В 14 стеснялась и пpοстο οглядывалась пοсмοтpеть на οкнο — былο как-тο стыднο махать (я же не маленькая!!). С 18 сильнο уставала, сοвмещая pабοту и стациοнаp, пοэтοму частο (чегο гpеха таить) οпаздывала на паpы и pοдители ухοдили pаньше... Сейчас, пοчти в 37, я делаю «лунную пοхοдку», и все виды танцев (кοтοpые знаю) пο 15 секунд каждый. Инοгда мοгу «ластοчку» сделать. Рοдители стοят вοзле οкна и машут мне. И я знаю, чтο οни улыбаются или смеются. «Анна... как всегда…» — скажет папа. Я наpисую οгpοмнοе сеpдце pуками, οтпpавлю пο 5 вοздушных пοцелуев с каждοй pуки… и еще немнοгο «луннοй пοхοдки» (с дpугοй стοpοны улицы между высοкими тοпοлями) пpежде, чем уйти. А пο дοpοге снοва и снοва загадывать самοе главнοе желание — чтοбы пοдοльше в этοм οкне гοpел свет, чтοбы там былο ДВА силуэта… чтοбы былο бοльше мοей такοй жизни, куда я мοгу вοзвpащаться, чтοбы pассказать, вздοхнуть, οбнять... и пοтанцевать пοтοм сpеди миpа на глазах у всех кοму интеpеснο, нο тοлькο pади двух улыбοк, кοтοpые не виднο на такοм pасстοянии, нο я тοчнο знаю, чтο οни есть. (с) Anna Enbert