...Мау стряхнул лапой пушинку одуванчика, прилипшую к носу, тяжело вздохнул и приготовился ждать еще. Уже два часа старый, облезлый, хромой кот сидел рядом с пыльным кустиком полыни, карауля живущую рядом с ним землеройку. Перевалило за полдень. Солнце нещадно пекло, а Мау уже давно не пил. Луж сегодня ему не попалось. Дождь в последние дни не торопился освежить землю.
- Сейчас покараулю еще немного и попробую дойти до реки, - размышлял Мау. - Бестыжая землеройка! Ей там хорошо под землей. Прохладно. Конечно она не станет думать о голодном коте, у которого подвело брюхо... А когда ж я ел в последний раз? Может вчера?.. Нет, точно не вчера. Я бы не был так голоден и слаб, если бы это было вчера. Наверное раньше. Почему я не могу вспомнить?.. Даааа, память стала уже не та... Как же жарко!
Мау вздохнул и почесал брюхо задней лапой. Блохи кусались в жару как маленькие волки.
- Ладно, еще чуть-чуть посижу и пойду к реке, - решил кот. - МОчи нет, как пить хочется. А землеройка проклятая как померла там! Ни шороха! Может у нее другой выход имеется?.. А я тут сижу, как привязанный... Ээээх... То ли по молодости охота была! Есть о чем вспомнить. Ни одна мышь от меня убежать не могла! Нет, впрочем, одна убежала... Когда я только учился охотиться. Жалостливый я был в то время. Жизнь виделась мне прекрасной и беспроблемной! Я еще не понимал тогда, что как потопаешь - так и полопаешь. Помню тот мышонок маленький был совсем. Видно недавно родился. Такие невинные глазки-бусинки. Испугал я его своим наскоком. А ловить-то его тогда и не собирался вовсе. Сыт был. Мать кормила. Поиграть просто с ним хотел. А он вытянулся весь, на задние лапки поднялся. Пальчики передних лапок скрючил, как кулачки, вроде, усики непрестанно шевелятся... А усишки-то тонехонькие! Навроде паутинки. На солнышке блестят. Вот стоит он, замер, аж не дышит - так испугался! А я, котенок еще, месяца три мне тогда было примерно, напрыгиваю на него, спину горблю, лапами страшно машу, но его не касаюсь. Боюсь задеть и поцарапать. Потом стал трогать его осторожно лапкой. Когти не выпустил. А он как запищит пронзительно от страха! Аж в ушах зазвенело! Тогда понял я, что он не игрушка. Страшно ему, жить он хочет, как и я. Мать наблюдала за моей «охотой». Играть с добычей позволяла недолго. Мы все тогда постигали навыки охоты. Мать нас учила. Я тогда нарушил правила: «Не хочешь есть - не охоться, охотишься - лови!» А я ловить мыша не стал. Пожалел. Отпустил. Потом мать мне затрещину отвесила за ослушание... Да где же эта землеройка! Сил нет уже ждать! Пойду, однако. Не судьба сегодня поесть, видимо...
Кот встал, потянулся затекшими конечностями в разные стороны, облизал сухим языком пересохший нос и побрел в направлении реки.
Путь предстоял неблизкий и нелегкий для ревматических припухших лап. Шагалось коту нескоро и трудно.
- Ничего, я потихоньку, - бормотал Мау, осторожно пробираясь по лесу, - пусть медленнее, но вернее, что дойду...
Наконец потянуло сыростью.
- Ну, вот, дошел, - обрадовался кот и побрел вдоль берега, выглядывая местечко безопасного подхода к воде.
Берег реки порос густым камышом и заболотился. Немного было мест, где песчаный пятачок позволял подойти вплотную к воде и напиться, не замочив лап.
На первом встретившемся коту подходящем местечке на раскладном стульчике сидел молодой нетрезвый рыбак. Он устроился со всеми возможными удобствами. Дорогой спиннинг, поблескивал крепкой леской. Сумка-холодильник с напитками и закусью стояла рядом. Мужчина время от времени потягивал что-то прохладное из жестяной банки и поигрывал удочкой.
- Добрый вам денек, - сказал Мау, подойдя поближе. – Простите великодушно, разрешите мне пройти к воде и напиться! Не хочу мешать вашей водяной охоте, но моя жажда нестерпима. Вот, вы пьете что-то прохладное, а я давно не имел такой возможности, и мне тяжело идти дальше. Лапы почти не слушаются... Вы позволите?..
Парень обернулся и, увидев облезлого, жалобно мяукающего кота с текущими глазами, отставил банку в сторону.
- Тебе чего? - грубо спросил он. - Иди отсюда! И так ничего не клюет! И ты еще тут приперся рыбки похавать? Обломится тебе рыбка! Пшел, дохлятина вонючая! А то брошу сейчас тебя на корм рыбам! Может и поклевка тогда случится!
Человек подобрал камень и швырнул в кота.
Камень попал точно по носу. От боли у Мау потемнело в глазах, подкосились лапы. Тоненько взвизгнув, кот отбежал на безопасное расстояние и залег в кустах.
- За что он так со мной? Разве я обидел его? Я просто вежливо попросил пропустить меня к воде. Я не метил его территорию, не нападал сзади, не воровал добычу, тем более, что и добычи-то никакой нет... Почему он запустил в меня камнем и прогнал? Ведь там слишком много воды для одного... Хватило бы всем, чтобы напиться…
Немного отлежавшись и подождав, пока утихнет острая боль в рассеченном носу, кот снова потрусил вдоль берега. Следующий сход к воде находился относительно недалеко, но Мау так устал... Тянуло лапы, суставы ломило, багровая пелена висела перед глазами. Нежный нос стянуло подсыхающей кровавой корочкой. Ранка саднила, боль не давала обезвоженному организму отключиться, теребя сознание…
…Но и следующий сход оказался занят... Мау обреченно прилег неподалеку в тени. Сил двигаться дальше не осталось.
- Вот и все, - подумал кот, - похоже здесь я и встречу свой конец... Если этот человек не позволит мне напиться, то я не смогу больше никуда дойти... Сейчас немного полежу и попробую подползти к нему. Может он пропустит меня к воде... А вообще, может быть это даже удача - умереть вот так, в хорошем месте, возле воды... С реки так освежающе несет прохладой. Пахнет тиной, сыростью...и...рыбой... Рыба живет в воде.. Она плавает... Вон, ее чешуя серебрится в свете луны...
Мау стремительно впадал в забытье, чтобы больше никогда не проснуться. В сознании плавали обрывки каких-то видений, постепенно уступая место темноте...
...Под боком стало мокро и холодно. В нос затекло, и Мау громко чихнул. Вода текла по морде, затекая на шею и загривок. Кот открыл глаза и увидел в ореоле солнечных лучей человека, склонившегося над ним.
Человек был немолод, даже, наверное, стар. Седая борода, кустистые брови и вислые усы; глубокие складки на переносице и паучьи лапки вокруг выцветших глаз - все говорило о его преклонном возрасте. Мятая панама набекрень покрывала растрепанные седые волосы. Человек держал в руках большую бутыль с водой и аккуратно, стараясь не попасть в уши лил на кота.
- Мау, - сказал кот и открыл глаза пошире.
Дурнота постепенно сходила, холодная вода проясняла сознание.
- Ну, что ж ты, Котофей Иваныч, - укоризненно качая головой произнес рыбак, - помирать, вроде, рядом со мной собрался, что ли? Эк тебя разморило-то! Так ведь и солнечный удар можно на себя принять! На-ка, попей, котейко...
Старик налил воду в эмалированную кружку и поднял кота, чтобы ему удобнее было пить.
- Давай, друг, давай, пей, старайся... – уговаривал кота старик, аккуратно смачивая его покрытый кровавой коркой нос. - Помереть-то мы завсегда с тобой успеем... А сейчас пора думать как пожить еще немножко! А? Как считаешь, Котофей Иваныч?
- Мау... - хрипло сказал кот, глубоко макнулся в кружку носом, тут же захлебнулся, отфыркался и стал жадно лакать, то и дело роняя непомерно тяжёлую голову в воду и черпая ее пересохшими ноздрями.
- Ну, извини, браток! - сказал старик. - Не знал, что ты Мау. Ну, что ж, будем знакомы! Терентий я. Да ты не спеши... Не спеши... Воды много... Не отниму... Напьешься, успеешь...
Кот пил долго, с перерывами на восстановление дыхания и отдых, снова и снова прикладываясь к кружке и тяжело сопя. По воде пошли розовые круги от вновь закровившей раны на носу.
- Это кто ж тебя так приголубил? - заметил сочащуюся кровь старик. - Чья это злодейская рука свершила? Иль подрался с кем?
- Мау... - коротко ответил кот.
- Вона как... - задумчиво протянул старик. - Это тот, который на черном джипе приехал, что ли? Музыку, дурак, завел так, что птиц спугнул... Небось и рыбу распугал, пустой сидит?
- Мау, - подтвердил кот и снова сунул нос в кружку.
Пить больше не хотелось, но он боялся отойти от источника воды и вновь оказаться в беспомощном положении.
- Так я и думал, - покачал головой старик, - разве ж так на рыбалку ходят? Ловля тишины требует, да спокойствия. Рыбку тревожить нельзя. Вода, она звук через себя легко пропускает, нервничает рыбка, не идет, и даже червяк ей не интересен...
- Мау, - поддержал кот, - мууууаааааау!
- Ну, так и я про то же! - оживился старик. - Природа ведь! У нее свои звуки! Храм это! Пение Божиих ангелов! Ветер шумит, вода плещется, птица поет - это ж какой оркестр! Для ушей отдых, для души нектар... Ты чей вообще? Откуда путь держишь? Видать издалека?
- Мау... - тоскливо ответил кот.
- Понимаю, - пригорюнился Терентий, - бездомным тяжко быть. Некуда приткнуться, негде голову приклонить... Ты ведь совсем не молод, Мау, неужели за всю жизнь у тебя ни разу не было дома?
- Мау... - подтвердил Мау.
- Вот беда-то... - старик почесал в затылке. - Слушай, брат, я тут немного плотвички натягал... В садке она. Вижу тяжко тебе сейчас. Возраст у тебя для рыбной ловли уже не слишком подходящий. Да и вообще... Куда ты годен... Хромой, тощий, глаза слабые... Тебе бы на печи лежать, молочко лакать, да на солнышке греться... Поешь рыбки, уважь старика. Мне-то она без надобности. Для созерцания тут сижу. Да и удочка у меня совсем плохонькая. Самоделка... Что на нее путного поймаешь-то? Только мелочь для таких как ты. А ведь и то дело доброе! Вот, ты мимо шел, а я тебе и пособлю, по-стариковски. Вот, на тебе, выбирай на какую больше душа лежит!
Старик разложил перед котом на траве три крохотные плотвички.
Мау заплакал от переполнявшего его чувства благодарности, подполз и начал жадно есть.
Как сладко было мясо этой бросовой рыбешки... С каждым проглоченным куском прибывали силы…
- Мау! - сказал кот, расправившись с первой.
- Да чего там… Не стоит благодарности! - расплылся в улыбке старик. - Мне самому приятственно угощать такого гостя! Ешь на здоровье! До сытости ешь! Когда еще придется... Эх, горемыка...
Мау отъел от второй рыбки хвост и остановился, отдуваясь. Глаза хотели еще, но сжавшийся от длительного поста желудок больше не вмещал.
- Мау, - сказал он и стал намывать мордочку, счищая с нее остатки рыбьей крови и чешуи.
- Вот и хорошо, вот и ладно, - одобрил старик, погладил кота по облезлой спине и почесал за ушами.
Сытого Мау сморило. Он прилег возле недоеденной рыбы и задремал. Проснулся кот на вечерней зорьке, прикрытый от солнца панамой Терентия.
Потянувшись всеми четырьмя лапами, он подошел к старику сзади и боднул его головой.
- Мау, - сказал он.
- Аааааа, Мау, проснулся, друг мой лапчатый? - улыбнулся старик, почесав его за ушами, - Вечерять пора, иди, доедай, что осталось. Вот, рыба скаженная, совсем ловиться не желает... Не клюет - и все тут! Будь она неладна! Понятное дело, люди, вон, со спиннингами сидят, с блеснами хитрыми, да поплавками, а у меня что? Кусочек свинца привязан, да пробка от бутылки... Даже рыба такую удочку презирает... Эх, не наловлю, пожалуй, я тебе на достойный ужин, браток...
- Мау! - сказал кот и начал умываться.
- Думаешь сработает? - удивился старик. - ХитрО ты, однако, придумал! Гостей намыть, говоришь? А что! Всегда же эта примета работала, может и тут дело выгорит! Давай, усерднее намывай! Старательнее!..
Мау продолжал себя планомерно вылизывать.
- Ох, ерш твою медь! – вдруг приглушенно воскликнул старик, вцепившись в удочку. - Поклевка, однако! Да рыбка-то не мелкая, видать! Глянь, как водит, стервь! Только бы леска выдержала! Подсачек, подсачек где?! Тащи ее!.. Аккуратно!.. Давай-давай...
Кот подбежал к берегу и вытянул шею. Терентий тащил на берег небольшого сома.
- Ох, и хорош, лупоглазый! - восхищался старик, хлопая себя по коленям. - Вот ты мне намыл гостя-то! Всем гостям гость! Фунта на четыре будет, не иначе! А усищи-то, усищи какие! Никогда здесь таких зверюг не встречал! А этот прямо сам на берег выпрыгнул! Как и впрямь в гости явился! Чудеса, да и только!
- Мау! - сказал Мау и хитро улыбнулся.
- Однако, непростой ты кот, Мау! - почесал в затылке Терентий. - Отблагодарил ты меня, так отблагодарил... Нечего сказать! За то тебе от меня поклон, гостюшка дорогой! В этой рыбине на такую знатную ушицу мяска хватит, что и гостей позвать не стыдно будет! Вот что, Мау, худо ли говорить буду, нет ли, а ты послушай... На язык-то я не слишком востер, человек простой, деревенский, но совесть знаю. И вот как я кумекаю. Негоже старому без угла быть. Хоть человек ты, хоть кот... Изба у меня - не палаты царские, конечно, но сруб крепкий, теплый. Печь русская есть, еще отцом моим кладеная... Курочки имеются, коза молочко дает... Если не побрезгуешь моим обществом и столом, приглашаю тебя на жительство! Живи в свое удовольствие сколь хошь! А захочешь мышой поживиться, - и этого добра в подполе хватает! Вместе на рыбалку ходить станем. Твоя ворожба, да моя удочка без улова нас не оставят! Рыбкой свежей тебя баловать буду. Отъешься, небось... Окрепнешь... Еще и поживем маленько... А? Шкуру твою вычешу... Пообносился ты в скитаниях… Ну, да ни беда! Шкура - дело наживное! На хороших харчах новая вырастет! Ну как? Принимаешь мое приглашение? Или далее отправишься долюшку свою шукать?..
Кот долго смотрел в глаза человеку, вглядывался в опаске, вдруг старик шутит, но видел лишь приязнь, радушие и чистый помысел. Никто из людей никогда не предлагал Мау разделить с ним свой стол и кров. Верить ли?.. Мау зажмурился и потряс головой, словно отгоняя мОрок. Тут же на голову ласково легла теплая ладонь Терентия.
- Сомневаешься, гляжу... - тихо сказал он. - Не веришь... Был бы я на твоем месте, может тоже не поверил бы… А ты, все ж, поверь! К душе ты мне пришелся! Собеседник хороший, рыбак завидный. Может докукуем век вместе? Так-то легче! Вдвоем. Ты мне песни вечерами петь будешь, я тебе лежанку теплую на печи сооружу. Пропитание не ахти какое разнообразное, конечно, но голодными не будем! В корыте тебя отмою от блох и репья, раны твои подлечу. У меня мазь дома хранится. Еще бабки моей рецепт. Чудодейственная! На норковом жире и травах. Вмиг нос твой залечит! И следа не останется! Соглашайся, чего тебе терять-то? Нам обоим не так уж много осталось веку-то...
…Мау подтолкнул снизу лбом ладонь Терентия и запрыгнул к нему на колени. Встав на задние лапы, он оперся передними на плечи старика и уставился не моргая ему в глаза.
- Я благодарен тебе, добрый человек за приглашение, - сказал кот. - Моя жизнь была нелегкой и очень долгой. Радуга сегодня подошла близко, и я был готов пройти по мосту, но твоя доброта и жалость продлила мой земной срок. Я не смогу сделать ничего, чтобы оплатить этот долг. Но я могу любить тебя, пока стучит мое сердце, охранять твой покой и стать верным другом и помощником во всем, в чем сумею. Коты живут сразу во всех мирах. Я предупрежу тебя о злобных тварях, приходящих темными ночами за душами людей, и отгоню их. Коты могут лечить. Я отдам тебе всю оставшуюся жизнь до последней капли, если потребуется. Коты прекрасные слушатели и собеседники. Я буду слушать тебя с уважением к твоему мнению и говорить с тобой в любое время и столько, сколько ты захочешь. Я стану греть твои больные колени своим телом, буду развлекать тебя играми и петь колыбельные. У тебя я спрошу лишь одно. Ты не бросишь меня в мой последний час «прихода Радуги»? Позволишь успокоиться на твоих руках? Проводишь меня ласковым словом, чтобы я мог унести с собой добрые воспоминания о настоящей дружбе?..
Если бы рядом стояли посторонние, то они бы услышали лишь: «Мау! Муау! Мяу!». Но это только потому, что люди, в основном, привыкли слушать только себя…
- Ну, ты прямо философ, Мау! - улыбнулся старик. - Конечно, все так и будет! Разве я стал бы тебя приглашать, если бы считал иначе? Пойдем, друг, забирайся ко мне на плечи, а то слаб ты еще, не дойдешь. Сом, вроде, приснул. Трепыхаться сильно не будет. Пойдем потихоньку, темнеет уже…
Терентий забросил за спину холщовый рюкзак и присел. Кот вскарабкался к нему на плечи и обернулся воротником вокруг шеи. Старик взял ведро, из которого торчал хвост сома, свою плохонькую удочку, подсачек, садок, и осторожно ставя ноги, чтобы не сильно трясти кота, пошагал домой…
...Все живое умеет говорит на едином языке, который мы, люди, почему-то основательно подзабыли. В своей непомерной гордыне и чувстве превосходства над другими существами, мы потеряли возможность слушать и слышать мир - дыхание Земли, шепот травы, песни воды… В лае собак мы слышим лишь раздражающий лай, а в мяуканье кошек не различаем обращенного к нам призыва: просьбы о помощи, предупреждения о надвигающейся опасности, выражения любви... Но чистые сердцем и светлые душой еще способны чувствовать и понимать друг друга. Давно забытое знание всплывает из глубинной памяти в редкие моменты полного единения с природой. В те моменты, когда на стук одинокого, страдающего, нуждающегося в помощи существа, открывается потайная дверка нашего сердца…
© Людмила Файер-Катуркина