«Сздраствуй, Оля!» (2)

Жека оказался прав насчет своей матери. Сразу после Рождества Наталья Ивановна укатила в Москву на заработки. На два месяца. А через три дня Женька попросил меня присмотреть за Светой.
— Мне надо завтра к бабуле съездить в Царев. Ей машину угля подвезли, надо раскидать. Мы с дядь Пашей на его «жигуленке» поедем.
— Я не против, но у отца послезавтра день рождения. Мать с меня слово взяла, что я никуда не свалю.
— Да меня сутки всего не будет. Ты утром Светку в школу отправь и езжай домой. А я к обеду вернусь.
Светланка была рада провести со мной время вдвоем. Я сводила ее в кафе «Лакомка», угостила мороженым с шоколадной пыльцой. Вечером мы с ней порисовали, сделали уроки, потом улеглись спать на одном диване.
***
Отцовский юбилей отмечали в ресторане. С шиком, живой музыкой, громкими тостами и толпой гостей. Уже полтинник моему старику, даже не верится.
***
Я так сильно соскучилась по Жеке, будто месяц не видела. После занятий летела к Морозовым на всех парусах. Дверь, как всегда, открыла Света. Скок мне на шею! Чмок в губы!
— Олечка пришла!
— Светильник, задушишь! — я рассмеялась. — Женя приехал? Он дома?
— Вчера приехал. Сейчас в техникуме. Будешь чай?
Я сказала, что подожду Жеку. Села за стол, полистала детскую книжку. Сзади ко мне подкралась Светланка. Она взмахнула рукой, и перед моими глазами закачалась длинная золотая цепочка с кулоном.
— Что это?
— У Женьки из кармана выпала. Я его джинсы с пола подняла, чтобы на место положить, а она выпала. Оль, это он тебе, наверное, такую красоту подарит?
Моя мать знала толк в драгоценностях, а я научилась у нее разбираться в дорогих цацках. Старинная цепочка со сложным плетением, камень в кулоне настоящий. Бриллиант чистой воды. У мамы есть похожее украшение.
У меня застучало в висках. Чтобы скрыть волнение, отвернулась.
— Оля, проверь у меня задачу, — Светланка обняла меня сзади.
— Потом, Света. Сейчас просто отстань от меня.
Я не знала, как мне поступить. Положить цепочку обратно в карман его джинсов и сделать вид, что я никогда ее не видела? Нет, я так не смогу. Устроить скандал? А если дойдет до расставания? Потерять Женю? А зачем тогда жить?
— Светлячок, — я подозвала Свету. — А ты не хочешь в гости к Дашеньке сходить на часок? Успеешь уроки сделать… Малыш, мне надо поговорить с Женей наедине.
Света внимательно посмотрела на меня. Потом кивнула:
— Хорошо, Оля.
***
Когда я показала Женьке цепочку, он взбесился.
— Какого хрена? Б…ь, какого хрена ты по моим карманам шаришься?!
— Мне Света дала эту цепочку.
— Что?! — Жека в ярости огляделся по сторонам. — Где эта мелкая дрянь? Я ее придушу сейчас!
— Себя придуши, придурок! — презрительно усмехнулась я. — Твоя цепочка на полу валялась, Света ее подобрала. Сестренку он придушит, лучше дружков своих, упырей поганых, удави. И себя заодно. К бабушке он поехал уголь грузить! Много золотишка с прохожих сняли? Уже на женщин нападаете, скоро детей будете мочить?! Ты реально думал, что я буду носить эту цепочку?
— Ты что несешь, дура?! — Жека грохнул кулаком по столу. — Я у бабки был в Цареве! Ни на кого я не нападал. Цепь эту у Митяя в карты выиграл неделю назад. Никто ее тебе дарить не собирался, я загнать хотел цыганам на рынке. И не смей пацанов упырями называть, чистоплюйка хренова!
— Твои кореша чуть твою девушку не изнасиловали, а тебе пофигу было! — заорала я.
— Кому ты приснилась, господи? Борман просто не въехал в ситуацию, думал, что ты очередная шалашовка. Я объяснил, что это не так, и он извинился, — Жека прошелся по комнате, успокаиваясь.
Хладнокровия ему было не занимать. Когда Женька снова обратился ко мне, его голос был вкрадчив, но тверд.
— Ольга, ты мне регулярно будешь эти головняки устраивать? А тебе не кажется, что я слишком часто перед тобой оправдываюсь?
— Не ври, тогда оправдываться не придется, — тихо сказала я, чувствуя внутри болезненную пустоту. — Ты то вагоны грузишь, то в боях без правил участвуешь, то пушистых котят с деревьев снимаешь, а они, твари неблагодарные, тебе морду в кровь царапают.
— Каких котят? — Жека растерялся. — А-а, шутка юмора. Я соврал тебе один раз про вагоны. Все. В подпольных драках я больше не участвую, менты всех давно разогнали. Цепочки с женщин не снимаю, норковые шапки с мужиков тоже. Уезжал к бабуле в Царев, это правда.
— Не верю. Ни одному слову! — я упрямо мотала головой. Потом, чтобы окончательно добить, сочувственно спросила. — Вы с бабы брюлики хоть без крови сняли? Тетенька не пострадала? Или ты ее битой по башке?
Жека ничего не ответил. Он стоял у окна спиной ко мне (ненавижу эту привычку!) и молчал.
— Я не знаю, Олька. Мне кажется, я ее убил…
— Что?! — меня замутило.
Женька обернулся и, увидев мои глаза, полные ужаса, бросился к дивану. Схватил меня за руки.
— Да я шучу, глупыш, я шучу! Просто ты такие страшные вещи говоришь… Что молчишь? Оля... Да черт возьми!
Жека схватил меня за локоть и грубо потащил на кухню. Распахнул холодильник.
— Вот гляди, идиотка конченая! Вот курица, вот сало! Вот сметана домашняя, молоко, творог! Я к бабке ездил! Или я заодно с той несуществующей теткой и базарную торговку замочил?
Он сорвал белоснежную салфетку с большого блюда на столе. Целая горка румяных пирожков.
— Может, я еще и Красную Шапочку грохнул?
Я молчала, прислонившись спиной к стене. К горлу подступили слезы облегчения. Женька шагнул ко мне, взял за руку, уткнулся лбом в плечо.
— Олька, я кулон в карты у Митяя выиграл. Клянусь.
Я знала, что сейчас Жека не врет, но легче не стало. Вряд ли Митяй эту цепочку в наследство получил…
***
Несмотря на отъезд Натальи Ивановны, я продолжала жить дома. Все-таки мои предки не такие идиоты, чтобы поверить в очередную длительную командировку чужих родителей. Ночевать у Морозовых я оставалась только на выходные.
Дядя Паша нашел Женьке хорошую подработку: теперь после техникума он ездил по вызовам и ремонтировал телевизоры. Иногда я возвращалась домой, так и не дождавшись Жеку с работы.
***
Катастрофа разразилась за неделю до Дня святого Валентина. Все утро в колледже Алька крутился возле меня, словно порывался что-то сказать. Наконец, в перерыве между парами он позвал меня покурить на заднем крылечке.
— Как жизнь половая? Все со своим пролетарием трешься? – небрежно спросил Алька, закуривая и предлагая мне сигарету. Я отказалась.
— Не курю больше, пролетарию не нравится. Ты меня сюда притащил, чтобы пошлых шуточек накидать? Тогда пока! — я встала с лавочки, но Алька удержал за ремешок сумки.
— Подожди, сейчас пойдешь. Ты ответь мне на один вопрос. Правду говорят, что некоторые бабы просто кипятком писают от бандюков? Тебя тоже бейсбольная бита возбуждает? Раньше ты вроде была против насилия?
— Какое насилие? Ты что болтаешь, придурок? — усмехнулась я.
— Только не говори, что не знала, чем твой Жека на жизнь зарабатывает. Долги из коммерсов со своей кодлой так вышибает, аж мозги летят в разные стороны!
— Ты из него еще Джека Потрошителя сделай, — не поверила я. — Коммерсы — серьезные люди, кто его испугается? Женьке всего девятнадцать лет.
— А ты думаешь, что у братков матерые авторитеты сами дубинками орудуют? — захохотал Алька.
По моей спине скатилась струйка холодного пота. Я больше не хотела слушать этого злобного гоблина.
— Пошел ты, урод! Поменьше завидуй более удачливым соперникам, — унизила я напоследок и застучала каблуками по ступенькам крыльца.
— Саня его узнал, — ударило мне в спину.
— Какой Саня? Кого узнал? — я вернулась.
— Черкасов Санек с параллельного курса. Тебя вчера твой боевик встречал у ворот. Вот Сашка его и узнал. Как увидел, побелел. Месяц назад к его бате в магазин приходили эти упыри. Товар весь побили, прилавки раскурочили, папке Сашкиному голову пробили. Недавно только из больницы выписался. Кстати, бабки он заплатил, могли бы и не бить мужика по башке.
— Жека пробил? — я не узнала собственный голос.
— Нет, другой, — Алька помолчал, — а твой сладкий мальчик схватил Санька за руку и пообещал все пальцы ему отхерачить, если батя на стол должок не выложит. Вот тогда-то папаша и заплатил. Я вчера Сашке предложил в ментовку заявить или моего отца попросить о помощи, но тот аж посинел от ужаса. Сказал, чтобы я забыл об этом разговоре...
***
Я поймала такси и, назвав водителю Женькин адрес, попросила ехать быстрее. Открыла дверь своим ключом, и, задыхаясь, огляделась вокруг. Никого. И куда я так спешила в одиннадцать утра? Света в школе, Жека в техникуме. Что же делать?
Я ходила по комнате, плакала и заламывала руки, как актриса немого кино. Что же делать? Этот вопрос не давал мне покоя. «Тебя тоже бейсбольная бита возбуждает?» — вдруг вспомнились Алькины слова.
Я не знаю, зачем я полезла на эти антресоли? Что я собиралась сделать с этой проклятой битой? Спрятать, сжечь, сломать о собственную тупую башку? Увесистая дубинка оттягивала руку. Что это? На толстом конце — большое темное пятно.
Не веря своим глазам, я бросилась в ванную. Открыла кран и сунула биту под воду. Через несколько секунд в сливное отверстие побежала красная струйка. Кровь.
Оглушенная этим открытием, я не слышала, как щелкнул дверной замок. Опомнилась только, когда Жека заглянул в ванную.
— Привет, любовь моя! — улыбнулся он.
— Ты почему не в техникуме? — глупо спросила я.
— А ты? У нас препод заболел, и всех отпустили по домам, — Женька не сводил глаз с биты. — Решила пыль протереть?
— На ней кровь.
— Я знаю. Не успел смыть, Светка из школы пришла. Спасибо, хоть ты постаралась, — Женька отобрал у меня биту и насухо вытер полотенцем.
На белой махровой ткани осталось розоватое пятно. Жека чертыхнулся и швырнул полотенце в стиральную машину.
— Я не буду встречаться с костоломом и моральным уродом, — твердо сказала я.
— Естественно, — он с невозмутимым видом отступил от двери, пропуская меня в прихожую.
Мы стояли в тесном коридорчике друг против друга, как чужие. Я, впившись глазами в его лицо, пыталась дрожащими пальцами застегнуть шубку. Жека, равнодушно играя дубинкой, смотрел мимо меня.
— Я знаю, чем ты занимаешься. Я все знаю, — не выдержала я молчания.
— В натуре? — Женька ухмыльнулся, намеренно употребив это тупое словечко, и присел на тумбочку для обуви. — Я уже догадался. Альчик настучал? Я вчера его видел с тем пацаном. Урыть бы твоего мажора…
— Только попробуй. Ты там на какой должности в своей бригаде? Вы, бандюки, теперь так свои шайки называете? Ты там рэкетир, бык, шавка или просто м…к конченый?
— Ольга, что ты от меня хочешь? — Жека поднял на меня спокойные глаза. — Застегнула шубку? Так вперед!
Он ушел в комнату. Я за ним. Женька прошелся туда-сюда. У стола он коротко взмахнул битой, и синяя ваза, подскочив, взорвалась в воздухе и разлетелась на кусочки. Я взвизгнула. Стеклянные осколки брызнули на ковер. Значит, этот гад не так уж спокоен.
Жека вышел в прихожую. Я торчала посреди комнаты и не могла сойти с места. Он вернулся с веником и совком, начал сметать осколки с ковра. Мягко отодвинул мою ногу.
— Осторожно, порежешься. Сядь, пожалуйста… Я не состою ни в каких бригадах. Просто иногда серьезные люди дают Борману поручения, а он просит нас помочь.
— Ты что, его шестерка? Не можешь отказаться?
— Нет. Позорно отказать брату, который всегда за тебя горой стоял, — Женька присел на корточки и вытащил из-под стола закатившуюся биту. — Когда мы переехали в ваш район, местные меня уже на второй день палками отделали прямо возле подъезда. Борман приехал сюда, о чем-то перетер со здешними старшаками, и больше меня никто пальцем не тронул. Когда матери операцию сделали, кто деньгами и лекарствами помог? Борман. В больнице был полный бардак. Я за мамкой сам ухаживал. Пока я целыми днями в палате торчал, кто за пятилетней Светкой приглядывал, в детсад ее водил? Митяй.
— И ты теперь им по гроб жизни обязан? — перебила я. — Ты теперь ради своего эсэсовца готов человека убить?
— Никого я не убивал.
— Ты Сашке хотел пальцы отрубить! Ты живых людей избивал в кровь!
— Не собирался я ничего отрубать этому лоху, просто папашу его припугнул, и все. Все эти коммерсы мне до лампочки, а Митяй и Борман — братья. А долги нужно отдавать.
— Я тебя боюсь, Жень. Правда. И ты теперь не можешь от них уйти?
— Могу. Хоть сейчас.
— Можешь, но не хочешь?
Он пожал плечами. Собрал мусор в совок, прихватил веник с битой и вышел. Потом заперся в ванной. Возможно, он давал мне время уйти, не знаю. Но я не ушла.
Женька вернулся минут через двадцать. Сел рядом с независимым видом.
— Бросишь меня? — хрипло спросил.
— Не знаю. Нет.
— Не бросай, — его голос дрогнул.
Он никогда не смотрел на меня таким потерянным, по-детски беспомощным взглядом.
— Женя…
Он стиснул меня изо всех сил, аж косточки хрустнули. Зарылся лицом в мои волосы.
— Олька, не бросай. Ты мне нужна. Я же не садист какой-то, не лютый. Я нормальный. Все хорошо будет, Оль. Ты мне просто помоги. Чуть-чуть. Я нормальный, я не ублюдок. Просто помоги. Ты мне очень нужна!!
Я закрыла глаза. Счастье — это когда ты нужна хотя бы одному человеку на свете. Я была нужна Жене. И я верила, что смогу ему помочь. Мне так сильно хотелось в это верить…
***
Конец февраля. В воскресенье я долго ждала Жеку у «Юбилейного». Мы собирались пойти к Зойке на день рождения. Больше часа я, как идиотка, простояла с ярким фирменным пакетом у заброшенного здания кинотеатра. Губы посинели от холода, тонкие колготки, казалось, намертво приклеились к ногам.
Женька так и не появился. Звонила ему весь вечер, но Светланка неизменно отвечала, что брат еще не вернулся.
На другой день в колледже вокруг меня постоянно крутился Костян. Я вздохнула. Просто дежавю какое-то. На перемене мой робкий приятель набрался храбрости и подошел.
— Что, не дождалась вчера своего бычару?
— А ты откуда знаешь?
— Короче, я вчера твоего Жеку видел.
— Вы следите за ним, что ли? Где ты его видел?
— На Тракторозаводской. Я в электричку садился, а они выходили.
— Кто они?
— Жека твой с какой-то мочалкой.
— Что за мочалка?
— Обыкновенная, крашеная, в мини-юбке. Эх, Ольга, упустила крутого пацана!
— А я ему разрешаю, понял? — я хлопнула Костяна по плечу и спрыгнула с подоконника. Взяла в аудитории сумку и ушла домой.
До вечера просидела в кафе. Потом дома на диване, глядя в пол. Вечером позвонила Жеке. Трубку взяла Света.
— Оля, а Женька только что ушел. Я одна. Почему ты к нам не приходишь?
— Завтра приду.
***
Я ехала с твердой решимостью высказать Жеке все, что я о нем думаю. Интересно, как он будет выкручиваться?
Он не выкручивался. Стоял у окна спиной ко мне и курил прямо в комнате. Я впервые увидела его с сигаретой. Стало как-то тревожно.
Я подошла к Женьке, обняла сзади.
— Я соскучилась... Три дня не виделись… Если не хочешь говорить, где ты пропадал, то не говори. Давай в киношку сходим на «Титаник»? Все наши девицы в восторге. Говорят, обрыдаться можно.
Жека обернулся ко мне.
— Нет. Ольга, ты не приходи сюда больше, — он произнес эти слова так просто, будто сообщил мне, который час.
— Почему? — я была уверена, что он шутит. — Это из-за той сучки в электричке?
— О чем ты? А, ты про Таньку? Костян настучал? Ну и друзья у тебя! — Жека укоризненно покачал головой. — Все это глупости, не в этом дело.
— Тогда почему?!
— Ольга, перестань, — он затушил сигарету в голубом чайном блюдце. Костяшки пальцев разбиты в кровь. Поймав мой взгляд, Жека усмехнулся.
Я пошла к двери. На пороге обернулась, сделала ручкой, разудало качнула головой:
— Чао, Жека!
— До свидания, Оля, — он безмятежно кивнул.
Я вышла в прихожую на негнущихся ногах. Взяла шубку и швырнула ее на пол. Теряя контроль над собой, влетела в комнату.
— Ну так же нельзя! Так нельзя поступать! Ты хотя бы объясни, почему?! Несколько дней назад говорил, что любишь, а теперь «пошла вон»? Так не бывает, Жень. Ты же сам говорил, что я нужна тебе!
— Я врал. Я же всегда вру, — Жека не отводил взгляд. — Что ты хочешь услышать? Что ты мне надоела? Что я тебе не доверяю? Ты же сдашь меня и не поморщишься.
— Сдам?! — я растерялась. — Я?! Какой же ты урод.
Собрав остатки гордости, я направилась к выходу. И вдруг заметила Светланку. Она сидела на диване, поджав ноги, и во все глаза смотрела на меня. Губы дрожали. Я подмигнула девочке.
— Прощай, Светлячок! Учись хорошо.
— Оля! — Света слетела с дивана, вцепилась в мою шубку и разрыдалась. — Олечка, не уходи!!
— Отпусти! Пусти меня, я сказала! — я пыталась оторвать ее руки от себя.
— А ты не уходи от меня!
— Я твоему брату больше не нужна, ты поняла? — заорала я.
— Ты мне нужна, Олечка! Ну миленькая, ну, Олечка!
Меня трясло, я оттолкнула Свету от себя.
— Дурочка! Жека, забери свою сестрицу! — и вылетела из квартиры.
Женька догнал меня на первом этаже. Затащил в угол, притиснул к стене и, преодолевая сопротивление, надолго припал губами к моему рту. У меня голова пошла кругом.
— Прости, маленькая, прости.
— Женя, что происходит? Давай вернемся и поговорим? Ну, пожалуйста! — взмолилась я, вцепившись в его свитер.
Он замотал головой. С силой отвел мои руки, еще раз поцеловал и, не оглядываясь, взлетел вверх по лестнице. Что происходит, черт возьми?!
***
В тот вечер я заблудилась в своем районе, который знала наизусть. Ходила, как неприкаянная, по темным дворам, грязным закоулкам и рыдала в голос. Каким-то чудом вдруг оказалась на главной улице. Проезжающая мимо машина притормозила.
— Едем, девушка?
Таксист оказался на редкость общительным, а мне хотелось орать от боли на весь салон, на весь город, на весь мир.
Дома я закрылась в своей комнате. Сидела на подоконнике, курила и плакала. Горько и безнадежно. Плакала долго, чтобы потом больше никогда не лить эту соленую водичку.
Вошла мать, щелкнула включателем. Глаза резанул яркий свет.
— А накурила-то как! Чего в темноте сидишь?
— Не твое дело.
— Хамка! — мать хлопнула дверью.
Я умылась в ванной комнате. Причесалась, накрасилась перед зеркалом. За окном — снег.
В прихожей я надела новую дубленку, обмотала шею ярко-красным шарфом. Из гостиной выглянула мать.
— Ты куда?
— Не твое дело.
— Нахалка!
***
На вечеринке у Костяна я была самой прикольной, раскованной и красивой.
— Ну ты даешь! – Костян в восхищении обхватил меня за плечи. — Останешься сегодня со мной?
— Ни в коем случае, — я погрозила ему пальцем.
Алька смотрел на меня неотрывно, подойти не решался. Когда все расходились, я сама напросилась:
— Аленький, а ты не хочешь пригласить меня к себе?
— Хочу, — он подал мне дубленку.
Все встало на круги своя. Дискотеки, клубы, кафешки, бары. Гарик, Алька, Костян. Роскошная свадьба сестры Ирки. Моя неудачная попытка наглотаться таблеток. Дура!
***
В апреле в центре я случайно встретила Верку, ту самую девицу, с которой однажды чуть не подралась в баре на Спартановке. Она рассказала, что в начале марта на рынке произошла серьезная заварушка со стрельбой.
— Передел власти. Даже в новостях об этом передавали! — похвалилась Верка. — Ты не слышала? Борман кого-то подстрелил, его прямо со стволом взяли, теперь в КПЗ сидит. А Митяя порезали. В смысле, убили.
— Сочувствую, — я затаила дыхание. — А больше никто не пострадал?
— Ты про Жеку? — догадалась девица. — Он вроде как в Питер сбежал. Или в Москву.
Дома я без сил рухнула в постель и проспала почти сутки, до смерти перепугав родителей и сестру.
***
В июле мне исполнилось девятнадцать лет. Друзья предвкушали лихой загул. Костян намекал:
— Ольга, с тебя пузырь.
— А можно и несколько, — поддерживали остальные.
24-го июля все собрались у меня. Весело погуляли. Мать с отцом преподнесли очередной перстень с бриллиантом. Сказали речь, мол, они надеются, что в будущем я поумнею, изменюсь к лучшему и т.д. После этого родители тактично удалились в свою комнату. Приятеля пили мой коньяк, жрали мои деликатесы, танцевали и не обращали на меня внимания.
Раздался звонок в дверь. Я отодвинулась от Альки и пошла открывать. Пришла Ирка с мужем. Поцеловала меня, сунула конвертик с деньгами. Эдик, блистая красноречием, начал желать мне всего самого лучшего. Желал минут пять. Входя в гостиную, Ирка вспомнила:
— Да, я тут из ящика письмецо достала. Тебе.
Я удивилась. Сто лет ни с кем не переписывалась. Я разорвала конверт, вынула открытку. Бурый мишка тащит букет незабудок. На другой стороне старательно выведено разноцветными фломастерами:
«Сздраствуй, Оля!
Поздравляю тебя с днем рожденее. Жилаю счастья, радости. Ни болей! Буть самой красивой. Ты самая лудшая в мире. А теперь стих.
Ольга Сергеевна, вы прелесны!
Пусть слеза с вас ни упадет.
Вы красивы и интересны,
И зеленые глаза вам больше всех идут.
Это я сама соченила. Женя в армии. Мы переехали. Приезджай в гости.
Света Морозова».
Я уставилась на эту открытку, как дура. Красные строчки прыгали перед глазами. Боже мой... Девочка маленькая, одинокая, девятилетняя... Я съехала по стене на пол. «Счастье — это, когда ты кому-нибудь нужна». А сама?! Думала, что нужна Жеке, а оказалась, что его маленькой сестре, которую я упор не видела, когда крутила любовь с ее братом. Господи, что же это такое?
Родители, приятели, Ирка с мужем столпились у дверей и с недоумением глядели на рыдающую над детскими каракулями именинницу...
И тут случилось невероятное. Мой отец тихо попросил всех выйти из прихожей, сел на пол и, волнуясь, крепко прижал меня к себе. А я и не думала вырываться.
— Любимая наша, любимая… Ну что с тобой, Оленька? — папа баюкал меня на коленях, как маленькую девочку. — Что мне сделать, скажи? Мы же с мамой ради вас с Иринкой… Ты только скажи, как мне поступать? Ты же все время молчишь, а я не знаю, как правильно… Но мы постараемся с мамой, правда, Мариша?
Мама сидела рядом на корточках, гладила меня по спине и часто-часто кивала…
***
Дослушав свою любимую «волшебную» историю про девочку Светланку, дочка в который раз спросила:
— Как хорошо, что ты спасла эту девочку, да, мамуля?
Малышка сонно вздохнула и потянулась ко мне за поцелуем. «Неизвестно, кто кого спас», — подумала я, чмокнув дочурку в носик.
Светланку я больше никогда не видела. Глупая девчушка, старательно разукрасив открытку, забыла указать на конверте свой новый адрес. То детское письмо каким-то чудесным образом помогло мне обрести себя. Не могла же «лудшая на свете» Оля пустить свою жизнь под откос.
Я редко вспоминаю события двадцатилетней давности, но в ящике стола до сих пор хранится эта открытка. И красная коробочка с простеньким золотым колечком, украшенным топазом. Я так и не смогла его выбросить.
КОНЕЦ
Автор Арина Васнецова

«Сздраствуй, Оля!» (1)

Я давно не рассказываю пятилетней дочке сказки на ночь. Светланка обожает слушать красочные истории про «маленькую» или «молоденькую» маму. Некоторые мои рассказы правдивы, но чаще всего я их выдумываю.
Каждый вечер мое кареглазое чудо уютно устраивается под одеялом и, с нежностью глядя на меня, сообщает:
— Мамочка, я готова.
А я втайне мечтаю о невозможном: вот бы этот волшебный миг растянулся на долгие годы. Что надо сделать, чтоб безграничная вера ребенка во всемогущих, безгрешных родителей сохранилась на веки вечные? Если бы знать… У меня такой веры никогда не было, впрочем, я и сама не была ангелом с белоснежными крылышками.
— Мамочка, а теперь нашу любимую, — просит дочка. — Про девочку с моим именем.
Эту байку она знает наизусть, но всегда слушает, замирая от восторга. И каждый раз в конце истории повторяет одно и то же:
— Ты меня поэтому Светланкой назвала? Мамочка, как хорошо, что ты тогда помогла этой девочке, да? Она могла бы замерзнуть и заболеть, да? Или маленькая Света могла встретить злых людей, а не такую хорошую и добрую девушку, как ты. Да, мамочка?
Я киваю, соглашаясь. Не могу же я рассказать пятилетней малышке, как все было на самом деле, рассказать всю правду о «молоденькой» маме. Лихие 90-е прошли бесследно только для редких счастливчиков. Эти годы стали настоящим потрясением и для наших родителей, и для нас. Совсем юных, дерзких, самоуверенных и очень ранимых…
***
1997-й год.
Это случилось в ноябре. Я ехала в переполненном трамвае куда глаза глядят. Меня стиснули с двух сторон наглый солдатик-дембель и расфуфыренная дамочка со страдальческим лицом. Так сжали — не дыхнуть! Сначала я терпела, потом кое-как продралась к выходу и выскочила на ближайшей остановке.
Конец рабочего дня. Туда-сюда народ спешит: тетки с пудовыми сумками, детишки с продленки, молодой мужик с пушистым розовым медведем под мышкой. Три молодчика на скамейке сладко лыбятся и выкрикивают вслед хорошеньким девчонкам пошлые шуточки. Мне тоже досталось.
— Мадам, с такой задницей да на мороженое не заработать!
— Размечтались, придурки! — под восторженное улюлюканье я свернула в какой-то переулок.
***
Стемнело, в окнах старых пятиэтажек зажегся свет, а я все шаталась по незнакомым улочкам, переулочкам, дворам. Снег пошел, первый в этом году. Он тут же таял, становился серым. Под тусклой лампочкой фонаря вились мелкие снежинки. Нежданный снежок в начале ноября меня раздражал, тая на ресницах и размазывая тушь. На душе муторно и грязно, как под ногами.
Я шагала, засунув озябшие руки в карманы, и пыталась понять: почему не пошла к Зойке вместе со всеми? Из-за Альки? Плевала я на него с кремлевской башни. Зря, конечно отказалась. Сидела бы сейчас в тепле, все лучше, чем таскаться черт знает где по такому холоду. Мысли идиотские в голову лезут. Кажется, нет на свете никого несчастнее Ольги Красовской!
Счастье… Слово одно, а смыслов — тыща. Одни жаждут приносить пользу людям. Другие помельче — работа, семья, дети, друзья. Третьи мать родную за «стольник» продадут. А я не такая. Работать не научили, детей пока нет. Друзей полгорода могу насчитать. Любой предаст и не поморщится. Мое присутствие или отсутствие ничего не меняет в их жизни. Любовь? Сегодня в колледже Алька заявил, что устал от моего паскудного характера, пригрозил прибить, если как-то затрону Ленку (его новую пассию), и послал к чертям собачьим. Ну и ладно, на этом смазливом «мажоре» свет клином не сошелся.
Снег перестал сыпать, вместо него занудил колючий ледяной дождик. Вот спасибо небесной канцелярии! Новым полусапожкам — хана. Мчавший мимо парень подмигнул:
— Прохладно, девушка?
Я не ответила. Прохладно? Тут ноги еле переступают, зуб на зуб не попадает, а он «прохладно». Домой не хочу, с крепкой дружной семьей тоже облом. Как вспомню родителей, в памяти сразу всплывают их вечно удивленные, страдающие лица: «Господи, ну в кого она такая? Почему на Ирочку не похожа? Ведь воспитывали обеих одинаково». И такая фигня с самого детства.
Ирка — старшая сестрица — образец примерной, благодарной дочери. Школу окончила с серебряной медалью, сейчас учится на последнем курсе в Колледже искусств (боже, как мне осточертела ее скрипка!). Родителей называет исключительно «мамочка» и «папочка», имеет состоятельного, порядочного (!) жениха Эдика. Не парень, а кодекс чести ходячий! Подает Ирке пальто, нараспев читает стихи поэтов Серебряного века, с энтузиазмом строит планы на будущее и трогательно смущается, если наследит в прихожей: «Марина Петровна, какое беспокойство я вам доставил!» Чем руки ломать, взял бы тряпку и подтер за собой.
Ирку я еле терплю. Она святым долгом считает доносить предкам о каждом шаге непутевой сестрицы.
Однажды по телику показывали передачу о жрицах любви, так родичи весь вечер запоздало пробуждали во мне целомудрие. Ирка вдохновенно распространялась о собственном опыте: какая она была в мои годы строгая и нравственная. А самой всего-то двадцать один год! Меня аж выворачивало от этого беспардонного лицемерия. Вот ведь мышь протокольная, будто я не знаю обо всех ее похождениях. Я не выдержала, закинула ногу на ногу, прищурилась:
— Ирусь, а ночевать каждую субботу у своего Эдика, не сочетавшись законным браком, это нравственно?
Что тут началось! Мать в ужасе охнула, Ирка зарыдала. А отец вдруг подскочил ко мне с перекошенным от злости лицом и замахнулся. Но не ударил. Опустил руку и глухо произнес, уставившись в пол:
— Горбатого могила исправит.
По-моему, именно после этого вечера семейка предоставила мне полную свободу действий. Нет, это был не педагогической риск, и даже не демонстративное пренебрежение, как я сначала подумала. Ретивое взыграло, решила их до белого каления довести. Дымила прямо в своей комнате, возвращалась ночью на автопилоте пьяная в хлам, даже уходила из дома. Ноль внимания.
Подруги завидовали черной завистью, а мне эта свобода нафиг была не нужна. Мне бы, как у Маяковского, «одно только слово ласковое, человечье». Но, увы, в нашем доме такие слова давно уже не водятся…
Однажды я подслушала, как мать жаловалась на меня Альбине, своей подруге. Они пили чай на кухне.
— Ой, Альбина, я так устала. А за Ольгу даже говорить не хочу. Я выдохлась. Ты бы видела, что девчонка вытворяет!
— Так именно сейчас и важно ее не упустить, контролировать каждый шаг, — со знанием дела советовала Альбина, недавно сдавшая в клинику сыночка-наркомана.
— Контролировали, что толку ?! Не могу больше, все! Пусть живет, как хочет. А у меня уже руки опускаются.
Я тихонько вернулась в свою комнату. С раздражением смахнула с щеки злую слезинку. Выдохлась?! Сил нет? А когда четыре года назад, не брезгуя ничем, ты выбивала нам трехкомнатную квартиру, предназначенную для многодетной семьи, силы были? Когда какую-то беззащитную девчонку в грязи валяла, чтобы Ирке Эдик достался, тогда руки не опускались?! Ненавижу.
С отцом, вообще, только одним воздухом дышим. Папа аутотренингом увлекся. Сидит этакая группа идиотов и блажит хором: «У меня все хорошо. Я счастлив! Я спокоен!!» Не знаю, как насчет счастья, а вот спокойствия папеньке действительно не занимать. Месяца назад застал нас с Алькой в моей комнате, даже бровью не повел.
Так что мое счастье не в семье.
От денег сама вчера отказалась. Сидели в кафешке, и Гарик предложил мне симпатичное колечко с брюликом в обмен на любовь. Я пошла к нему из чистого любопытства. На лестничной площадке зацепилась за что-то колготками, а этот торгаш тут же бросил мне пакетик с новыми. Классные черные колготочки с сюрпризом. Идешь, а у тебя по ноге серебристая бабочка скачет вверх-вниз, вверх-вниз.
Гарик предложил примерить сиреневое платье. Мечта, а не платьице! Я согласилась, но попросила его выйти на минутку. Пока этот озабоченный возился в другой комнате, я натянула обновки и написала губной помадой на зеркале: «Спасибо, Гарик! Чао, Гарик!» Потом на цыпочках вышла из квартиры и сбежала. Всю дорогу домой нервно хихикала и спрашивала себя, зачем я это сделала? Знаю точно, что эта выходка мне дорого обойдется. Ну и пусть, зато будет знать, что не все в этом мире покупается!
***
Я продрогла до костей. Забежала в подъезд серой пятиэтажки, прислонилась к стене и блаженно выдохнула. Ноги гудят. Полутемный подъезд с грязным полом, мерзким запахом, с облезлой кошкой, настороженно наблюдавшей за мной из темного угла, показался раем. Сухо, имеется в наличии едва теплая батарея, заросшая паутиной.
Я уже почти отогрелась, как вдруг различила откуда-то сверху странный, протяжный звук. Что такое? Я прислушалась.
— Ой, мамочка, никак, никак не получается. Что же делать-то? — прямо у меня над головой кто-то тоненько подвывал.
Вроде ребенок плачет. Из интереса я поднялась на второй этаж. У двери, обитой коричневой кожей, стояла девчонка лет восьми-девяти и жалобно поскуливала. Смуглая, с темной длинной косичкой, в синем шерстяном платьице. Не слишком ли легкая одежка для ноября? Заметив меня, девочка тут же умолкла. Я усмехнулась:
— Ты чего скулишь, дите?
«Дите» испуганно зашмыгало носом. Уставилась на меня, слезы вытирает, а они ручьем бегут.
— Ты немая, что ли?
Я шагнула к девчонке, она — от меня. Сжалась вся, спрятала лицо в ладонях и молчит.
Я присела на корточки и отвела ее руки от лица. Темные глазища захлопали мокрыми мохнатыми ресницами, по-детски пухлые губы дрогнули в робкой улыбке. Ого, какая милашка!
К детям я всегда была равнодушна. Не издевалась, конечно, над малышней, но и не сюсюкала с ними. А сейчас мне вдруг так жалко стало эту смуглянку.
— Ты меня испугалась, что ли? — я дружелюбно подмигнула.
Девочка быстро замотала головой. Неужели я такая отпетая, что меня даже дети боятся? Вынула чистый платок из кармана и вытерла ей слезы.
— Тебя как зовут?
— Светланка, — девочка вздохнула. — А вас?
— Ольга. Только называй меня на «ты». Ладно?
— Ладно! — с готовностью повторила она и кивнула на мой платок. — Вкусно пахнет. Французские духи?
— Прямо из Парижа, — подтвердила я.
Догадавшись, что я — не злодейка, малышка заметно повеселела. Уже не дожидаясь вопросов, пожаловалась:
— Домой никак ни зайду. Я в гости к Дашеньке ходила на четвертый этаж, а теперь никак дверь не открою. Ключ вставила, а он не поворачивается и назад не достается.
Так вот почему девочка в одном платьице! Я улыбнулась. Нет чтобы к соседям позвонить или к этой Дашеньке вернуться и родителей там дождаться! А она топчется у запертой двери, мерзнет, плачет.
Словно угадав, чему я улыбаюсь, Света показала на соседнюю дверь.
— Там нет никого. Тетя Маша во вторую смену работает. А здесь Тамарка-пьяница живет, мне мама не разрешает к ней ходить. Дашеньку уже спать уложили, ей полтора годика всего. Нельзя будить. Тетя Маша из-за нее и так ночами не спит, —по-бабьи устало вздохнула девчушка. Можно подумать, это она вместе с тетей Машей ночами не спит.
Я решила помочь. Деловито подмигнула:
— Ну что, давай-ка, я попробую твою упрямую дверь открыть?
— Давайте!
Как же я с этой проклятущей дверью намучилась. Меня уже самолюбие накрыло: одолею во что бы то ни стало! Сгоряча ругнулась матом, потом спохватилась, что при детях вроде бы неприлично.
— Светланка, не слушай.
— Ничего! — она успокаивающе махнула рукой. — У меня Женька тоже ругается.
А дверь все не поддавалась.
— Вот зараза! — я устало съехала вниз по стене. Девочка примостилась рядом.
— И вправду зараза. А мне еще уро-оки учить, — тоскливо протянула Света.
Я лихо поднялась:
— Ладно, малявка, последний рывок!
И наградил меня Господь за старания бескорыстные. Замок щелкнул. Мы со Светланкой с радостным воплем ввалились в прихожую. Я включила свет, быстро огляделась. Обычная однокомнатная квартира. Протянула руку смуглянке:
— Ну пока, подружка!
— Нет, – она схватила меня за рукав, — Оля, не уходи.
— Мне домой пора.
— Ну, пожалуйста, ну, Олечка, посиди чуть-чуть. Хотя бы капельку, хотя бы десять минуточек, — распахнутые карие глазища умоляли. — Я одна боюсь.
Я растерялась. Время позднее, неизвестно, что Светланкины родители подумают, когда нагрянут домой. Но снова идти под дождь не было охоты.
— Ладно, Светлячок, задержусь немного, — решилась я, —но только на полчаса.
— Ну, конечно! — Света бросилась стаскивать с меня куртку.
Потом девочка выступила в роли гостеприимной хозяюшки: вежливо предложила мне послушать музыку, пока она ставит чайник.
Я бесцельно бродила по комнате. Мебель скромная, старая. Не то что наш антикварный музей, попробуй без тапочек по полу пройти!
Диван, накрытый пестрой накидкой, огромный вишневый ковер на стене, телевизор и дешевый «видак» на тумбочке. Полированный стол с синей вазой посередине, в нише — низенькая тахта. Большой зеркальный шкаф, в углу — сложенная раскладушка. И море комнатных цветов в разноцветных горшках. Чисто, уютно, короче, жить можно. Как-то странно все, чудно́! Я в незнакомой квартире, сейчас буду чай пить с какой-то малолеткой…
Я вдруг вспомнила того мужика с розовым медвежонком под мышкой. Интересно, он успел прибежать домой до дождя?
***
Света позвала пить чай. В маленькой, тесной кухне идеальная чистота. На столе — две голубые чашки, масленка, криво нарезанный батон в плетеной корзинке и вазочка с абрикосовым вареньем. Я тысячу лет не пила чай с вареньем.
Через четверть часа я знала про девочку абсолютно все. Ей девять лет, фамилия Морозова. Папа умер, когда Свете было два года. Брату Жене девятнадцать лет, он учится в индустриальном техникуме. Как доучится, сразу в армию заберут. Светланка любит ездить в гости к бабушке в Царев и купаться в Ахтубе. Прошлым летом дядя Паша, мамин брат, поймал аж два ведра раков! Во дворе у бабушки бегают цыплята, а в большой будке живет лохматый добряк Пират.
— А маман твоя сейчас где? Почему ты весь вечер одна?
— Сегодня к подруге в Сочи улетела. Аж на полтора месяца! — радостно выпалила Светланка. — Замоталась она с нами. Надо же отдохнуть. А там, может, и человека хорошего встретит. Она у нас еще молодая, красивая.
— Полтора месяца в Сочи? У вас, наверное, денег куры не клюют? — недоверчиво спросила я.
— Нет, мы бедные. Наоборот, мама оттуда денег привезет. Тетя Саша хочет кафе открыть, мама будет там ремонт делать по дешевке. В смысле, по-дружески.
— То есть, будет пахать на подружку-буржуйку? Какой же это отдых?
— Юг все-таки, — напомнила Светланка, — а я с Женькой осталась. Он поехал маму провожать на вокзал и застрял, наверное, у какой-нибудь вертихвостки. Так мама его подружек называет.
— Красивый у тебя братишка? — заинтересовалась я.
— Не знаю, — Света пожала плечами. — Для меня — да.
— И много у него этих вертихвосток?
— Сейчас поменьше. Когда мы жили на Спартановке, полно было. А здесь он немножко с Лизкой подружил и бросил ее.
— Может, это она его кинула? — меня неожиданно задели Светины слова.
— Нет, он — ее. Потому что Лизка — сучка продажная, — равнодушно произнесла девчушка. Я даже чаем поперхнулась:
— Малявка, ты где таких слов набралась?
— Это Женя так маме сказал, — Света пожала плечами и подвинула мне вазочку. — Бери еще варенье, пожалуйста.
***
По радио передали время. 20.00. Дождь зарядил сильнее, и я села готовить уроки со своей новой подружкой. Девчонка оказалась смышленая. Запросто понимала все, что я втолковывала ей, как могла. Записав в тетрадь ответ на последний пример, она подняла на меня глаза:
— Оля, ты так хорошо объясняешь. Я бы без тебя ни одного примера не решила.
— Нашла учителя, — однако, мне польстило, — просто, ты, Светлана, умная девица.
— Я, вообще-то, нормально учусь. Только диктанты пишу с ошибками. И с уроками иногда не могу сама разобраться.
— С тобой никто не занимается?
— Маме некогда, а Женька говорит, что я тупая. Он со мной только время без толку тратит.
Я вспомнила себя маленькую. Как Ирка беспомощно разводила руками: «Я лучше со столом дубовым буду заниматься, чем с этой дурой!» А мать отмахивалась: «Меня комиссии проверками замучили, а тут ты со своими «дважды два». Мне даже взгрустнулось.
Наконец, я захлопнула «Русский язык» за третий класс и врубила музыкальный центр.
— А сейчас, Светлана, разминка! — и прошлась танцевальным шагом по комнате.
— Ой, Оля, у тебя по ноге бабочка скачет! — восторженно взвизгнула малышка. —Олечка, ты красивая, как Золушка из «Трех орешков»!
Я невольно взглянула в зеркало. Само совершенство. Под глазами черные потеки, на губах помада стерлась. Точно, Золушка.
***
Мы скакали под музыку и не слышали, как щелкнул дверной замок. Я даже вздрогнула от насмешливого, хрипловатого голоса за спиной.
— Браво!
Я резко обернулась. В дверях, прислонившись спиной к косяку, стоял и лениво хлопал в ладоши высокий парень. Растерявшись от неожиданности, я скромненько присела на краешек кресла и вежливо поздоровалась:
— Здрасте.
Парень молча разглядывал меня с ног до головы. Крепкий, худощавый, спортивный. Темно-русые волосы и узковатые серые глаза с пристальным взглядом, резко очерченные губы и твердый подбородок. Обычный, вполне симпотный пацан, но внутри у меня что-то екнуло. Он протянул руку:
— Евгений, можно просто Жека. Хозяин этого дома. — парень сел на диван. — А с кем имею честь?
— Ольга, — я вдруг подумала, что мое пребывание здесь глупо и невозможно, и здорово смутилась от этой мысли.
Жека, не дождавшись от меня больше ни слова, притянул к себе сестренку.
— Светильник, говори ты.
И девочка во всех подробностях рассказала, как мы с ней отпирали дверь. Даже о моем нецензурном словечке упомянуть не забыла. Щеки мои полыхнули огнем. Евгений чмокнул сестру в затылок:
— Значит, спасла тебя Ольга? Ну, что же, спасибо за сестру.
Я вспомнила о подтеках под глазами и раскраснелась еще сильнее. Заторопилась домой.
— Ладно, мне пора.
Я поспешила в прихожую, Жека за мной.
— Подожди. Ты живешь далеко?
— Не очень, — я назвала улицу. Парень присвистнул:
— Это за «Юбилейный» ехать! Ольга, я сейчас быстренько съем что-нибудь и провожу тебя. Подождешь?
Светланка, просияв от радости, что я осталась, умчалась на кухню кормить брата.
Я метнулась к зеркалу. Стерла платочком косметику, нашла в сумочке тюбик с помадой и заново подкрасила губы. Привела в порядок волосы. Впервые я придирчиво рассматривала свое отражение. Не Афродита, конечно, но... Дерзкие зеленоватые глаза, пухлый рот, пикантно вздернутый носик, густые золотисто-каштановые волосы…
Жека с порога оценил мои старания, одобрительно качнул головой.
— Кинозвезда!
— Еще бы! — я самоуверенно вскинула подбородок.
Парень строго спросил у сестры:
— Светильник, ты уроки сделала?
— Угу, мне Оля все объяснила. Показать? — Света бросилась к ярко-зеленому рюкзачку, но брат поймал ее за плечо.
— Верю! — он посмотрел в окно. — Погодка стремная. Дождь, зараза, так и хлещет.
Светланка прыгнула на диван, обняла меня за шею и что-то горячо прошептала на ухо. Я разобрала только «ночуй у нас». В горле резко пересохло. Девчонка будто прочла мои мысли.
— Жень, а пусть Оля у нас ночует? — предложила Светланка. — Уже почти одиннадцать. Ты же сам сказал, что дождик хлещет.
Брат пожал плечами.
— Малыш, чего ты меня уговариваешь? Мне не жалко.
— Нет уж, спасибо. Я домой поеду, — отказалась я от такого сомнительного приглашения.
— Ольга, оставайся, — Жека впился в меня изучающим взглядом, — в такое время опасно одной по городу шастать.
— Если бабайку боишься — не провожай. Я дорогу знаю!
Его глаза презрительно сузились.
— Я ничего не боюсь, если один, — отчеканил, — но, когда к моей девчонке пятеро уродов докапываются, а я отбиться не могу, это сдохнуть лучше.
Больше Жека не звал меня остаться. Я уже сама спросила:
— И где я лягу? У вас же нет лишних мест. Или ты рассчитываешь, что с тобой?
— Ну, в принципе, я не против, — улыбнулся он.
Света тут же распорядилась:
— Женя будет спать в кухне на раскладушке, а мы с Олей в комнате.
— Ну вот, — засмеялся Жека, — начальство все решило.
Я немного поломалась и осталась. Светланка сияла ярче солнца. Начала стелить постель, полезла в угол за раскладушкой, включила телевизор. Показывали старый советский детектив «Колье Шарлотты». Точно помню.
Девочка отняла у брата подушку.
— На этой Оля будет спать!
— Светильник! — парень весело погрозил ей пальцем. — Вспомни, кто твой брат?
— Забыла! — Света хихикнула.
Потом Жеке кто-то позвонил. Он разговаривал минут двадцать. Я напряглась. Интересно, кто так долго ему по ушам ездит? Светланка (даром что женское чутье) успокоила, забравшись ко мне под руку:
— Это не девочка, это Митяй.
Когда Жека вернулся в комнату, его сестренка уже начала клевать носом, прижавшись щекой к моему плечу.
— Эй, мелкая, иди ложись.
— Женя, я не сплю.
— Я кому сказал? — Женька подхватил девочку на руки и отнес на тахту. Потом сел рядом со мной:
— Интересный фильм?
— Очень, — шепнула я, чувствуя, как дрожат колени.
Мы молча смотрели кино. Только один раз Жека спросил, не отрывая глаз от экрана:
— С родичами развал?
— С чего ты взял?
— Ты слишком легко ночевать осталась. Своим даже не позвонила, значит, не беспокоишься о них.
— Они обо мне тоже, — честно ответила я.
Светланка давно посапывала на своей тахте, а мы смотрели все передачи подряд, изредка перебрасываясь словами.
Ночью я проснулась от легкого прикосновения к щеке. Открыла глаза, надо мной белело его лицо. Сердце забилось, как сумасшедшее.
— Ты чего? — я даже не удивилась.
Жека откинул одеяло и лег рядом. Мамочки!
— Я хочу с тобой, — прижался ко мне всем телом. – Вообще не мог уснуть.
Во сне тихонько завздыхала Светланка. Я задержала его настойчивую руку:
— Сестренку убери, дурак.
Женька отнес Свету в кухню на свою раскладушку. Потом вернулся. Что было той ночью, я помню до сих пор. Все было. Как будто на Луну слетали.
***
Утром я проснулась от орущего радио за стеной. На часах 7.30, а за окном темно. И холодно. Ноябрь.
Я включила торчащий у дивана торшер и посмотрела на спящего Жеку. Тихонько погладила его по густым волосам, упавшим на лоб, дотронулась до бровей, осторожно поцеловала в висок. Коснулась мизинцем его рта и ойкнула от испуга, когда Женька поймал мои пальцы губами.
— Так ты не спишь? — я смутилась. — Подсматриваешь?
— Наблюдаю, — он чуть самодовольно улыбнулся. — У тебя сейчас такое лицо, будто ты музейной картиной любуешься.
— Размечтался! — моя голова упала ему на плечо. — Еще поваляемся, да?.. Ого, что это?
Я бережно провела пальцем по небольшому шраму на его животе.
— Фигня. Покоцали слегка по малолетке.
— Как покоцали? — я вздрогнула.
— Это уже давно было, года четыре назад. Мы еще на Спартановке жили. Борзый был, вот и ответил грубо тем, кому не следовало. Не парься. Просто царапина, даже до больнички дело не дошло, — успокоил Жека.
Еще вчера я даже не подозревала о существовании этого парня, а сегодня он кажется мне самым близким человеком на свете. С ума можно сойти… Я буквально таяла от переполнявшей меня нежности… и вдруг услышала, как Жека небрежно произнес:
— А ты ничего так в постели. Кое-что можешь.
— Мерси.
Мне стало обидно. Как все-таки мужики умеют одним словом опошлить самые прекрасные мгновения.
Я с независимым видом села, потянулась и прямо кожей почувствовала на себе чужой взгляд. В дверях стояла Светланка в школьной форме, с плохо заплетенными косичками, и не сводила с меня глаз.
— О, господи, Света! — я охнула и натянула одеяло до подбородка. Жека подскочил, как ужаленный, отрывисто приказал сестре:
— Светильник, марш в школу.
— Еще рано!
— Бегом, я сказал. Погуляешь перед уроками.
Мне стало стыдно. Когда Света ушла, я упрекнула ее брата:
— Ты чего над ребенком издеваешься? Она хотя бы позавтракала?
— Откуда я знаю? — Жека пожал плечами.
— Прикалываешься? Ты ее голодную в школу отправил? — я разозлилась, хотела встать, но Жека удержал. Посмотрел виновато.
— Ну, прости, я не подумал об этом. Иди ко мне…
***
Часа через два я собралась домой. Жека с улыбкой наблюдал, как я, чертыхаясь, пытаюсь застегнуть «молнию» на сапожке. Потом прижал к стене.
— Приходи.
— А тебе этого очень хочется, да? — я кокетливо стрельнула глазками.
— Сегодня придешь?
— Сегодня не знаю, а завтра точно.
— Не обманешь?
— Теперь нет, -— серьезно сказала я.
Уже на улице заметила, что сапожки у меня чистые-чистые. Светланка! Стало так тепло на душе.
Тем же вечером, что-то соврав родителям, я вернулась сюда. И все завертелось, закружилось, покатилось...
***
Почти месяц я жила у Жеки. Я без особого труда уговорила родителей отпустить меня к новой подруге, мол, ее предки уехали в длительную командировку. В качестве доказательства предоставила записку от отца подружки. Жека написал. Мать внимательно перечитала послание и взяла с меня слово регулярно звонить и, хотя бы изредка, показываться дома. Я клялась всеми богами, и меня отпустили.
Тогда я совсем забросила учебу. Утром Жека уезжал в индустриальный техникум, Света уходила в школу, а я до обеда валялась в постели и листала старый темно-синий альбом с фотографиями. Жека в возрасте от двух месяцев до сегодняшних дней. С матерью, с трехлетней Светланкой на руках, с друзьями, с какими-то шмарами. На каждой фотке он улыбался. За эту легкую, чуть насмешливую улыбку все сокровища мира отдашь.
Потом я пыталась приготовить что-нибудь поесть. Но, видно, руки не оттуда росли: то сковородка пригорит, то из кастрюли убежит. Яичница и заваренный кипятком «Анаком» — вот единственное, что я готовила профессионально. Этой гадостью я пичкала Женьку три дня подряд, а потом он сам встал к плите.
— С такой хозяйкой ноги протянешь. Да, Светильник?
— Не знаю, лично мне яичница очень нравится, — Светланка была мне верна.
***
Однажды я от скуки надумала навести чистоту во всей квартире. Чтобы освободить место в тесной прихожей, решила убрать куда-нибудь летнюю обувь, аккуратно выстроенную вдоль стены. Сложив туфли, кроссовки и босоножки в мешок, я закинула его на антресоли и бац! мне сверху прилетел ответный подарок в виде толстой тяжелой палки. Прямо по ноге.
У меня даже слезы выступили от боли. Зачем эта дурацкая бита чуваку, который никогда не играл в бейсбол? Жека воспринял мой вопрос равнодушно.
— Так вот где она валялась! Я эту биту года три не видел. Это так, сувенир из прошлого. Раньше на районе почти каждый день «махач» случался. Не бери в голову.
***
Дискотеки, рок-концерты в местном ДК, ночные клубы, кафе… Везде мы были только вдвоем. Целовались повсюду до одури, до дрожи, до распухших губ. Жека никогда не позволял за себя платить. В карманах у него было то густо, то пусто. Иногда мы просто гуляли по городу. Я не понимала, где он достает бабки, но не решалась спросить.
Жека окончил девять классов с одними «пятерками». Мой новый парень грамотно говорил, с ним можно было потрепаться на разные темы, но при этом он упорно продолжал ездить на Спартановку к друзьям детства, тупоголовым бандерлогам с городской окраины. Женька мог с удовольствием подурачиться, похулиганить, проспать начало занятий в техникуме, но за всей этой безалаберностью скрывалась железная сила воли. Короче, Евгений Морозов был сложной, неординарной личностью, и я умирала по нему.
***
Очень скоро я поняла, что Жека способен вертеть мною, как хочет. Это было новостью. Ни один парень не мог этим похвастать. Алька, самая длительная моя любовь (почти год друг другу нервы портили), мог и матом меня обложить по пьяни, но мог и в ногах валяться. Жека не матерился, не приказывал, не орал, но характер у него был...
Если чего захотел, добьется любой ценой. Самолюбие обостренное. Бурно на мои шуточки не реагировал, но, если скажет «заткнись», мигом дар речи потеряешь. И гордый, как дьявол. Он пресекал на корню любую мою попытку внести копеечку в общий «котел», я не могла купить к ужину ничего дороже хлеба или коржиков к чаю.
**
Наше уединение длилось недолго. Однажды мы мужественно мерзли на лавочке у подъезда. Жека легонько целовал меня в шею, потом спросил:
— Мы что, так и будем затворников изображать? Так и одичать можно.
— А тебе со мной скучно? — расстроилась я. — Что ты предлагаешь?
— На люди показаться. В среду у Митяя днюха. Если хочешь, поехали со мной.
— А если не захочу, ты один поедешь? — я уже знала ответ.
— Так ведь друг детства, — Жека пожал плечами, — кстати, можно сегодня к нему съездить.
— Это в такую даль тащиться? — я присвистнула.
— Почему нет? Говорят, Борман из армии пришел. Два года не виделись. Оля, поехали?
Я уже несколько раз пересекалась с его приятелями. Впечатление удручающее. Отвратная компашка. То весь стол дорогущим пойлом заставят, то по рублю собирают на дерьмовый портвейн. Как нажрутся, начинают докапываться ко всем посетителям в баре. Короче, живая иллюстрация к слову «быдло». Вроде и не бандиты, а так, обычная гопота, но от них исходила какая-то незримая опасность.
Митяй этот — форменный урод с масляными глазками, а местные девки — все выдры ужасные. Ни кожи, ни рожи, но на-аглые. Я чуть не сцепилась с одной потаскушкой. Если бы не Женя, то подрались бы. Девицы все общие, сразу видно. Фу-у, мерзость…
Как бы сделать так, чтобы Жека забыл дорогу к своим корешам? Хотя, зачем себя обманывать, мне эта благородная миссия не по плечу. Я однажды уже попробовала поговорить с Женей о его друзьях. Больше не хочу.
— Даже не заговаривай об этом, — он как-то сразу отдалился. — Митяй мне как брат. С четвертого класса вместе.
— Жека, ну он же тупой!
— Он верный. Он ради меня на любой кипеж подпишется, и под нож встанет.
— Ты уверен? Встанет он, как же! — мне стало смешно от такой наивности.
— Он уже вставал, — Женька отошел к окну. — Помнишь мой шрам? Это я, тупой придурок, серьезным людям надерзил. Митяй тогда мог сразу слинять. Не слинял. Меня только поцарапали, а ему легкое проткнули. Чуть не загнулся в больничке. Ты поняла?
— Поняла. Бейсбольные биты, ножи, темные делишки… Господи, в каком вы мире живете, братья?
— Это ты в каком мире живешь? Ты типа из оранжереи выпорхнула, фея? — Жека презрительно скривился. — Ты не видишь, что в стране творится?
Ответить мне было нечего.
***
Я не хотела ехать к его друзьям. Даже виски заломило от отвращения. Мои приятели — тоже сволочи, но демократичные. Никто не живет по понятиям. Не нравится — уходи. Свои парни не устраивают — других цепляй. Никто слова не скажет. В компанию можешь хоть черта лысого привести, твое дело. А что? Это мысль.
Наотрез отказаться от поездки было неудобно, и я соврала.
— Ты вчера предупредить не мог? Я еще в колледже с нашими договорилась.
— Ну? — Жека не понял.
— Ну и все. Нас ждут, — я потянула его со скамейки. — Поехали, быстро!
***
По выходным наша братия тусовалась в небольшом модном ресторанчике. Я остановилась у входа, окинула взглядом зал.
— Ольга! — мне свистнули из глубины зала.
Помахала рукой, мол, вижу, и повела Жеку к дальнему столику.
— Что это вы в самый угол забились? — удивилась я.
— Разнообразия захотелось, — Костян придвинул мне стул. — Где пропадала?
— Уроки учила, — я усмехнулась. — Кстати, я не одна.
— Да неужели?! — пять пар глаз уставились на Жеку. Он спокойно кивнул:
— Всем привет.
— Вот свободное место, — тут же засуетилась Элька. Ну, стерва, уже глазами стрижет.
— Огромное мерси! — поблагодарила я и села с ней рядом. Парни загоготали.
Выпили по коктейлю. Костян толкнул меня в бок и незаметно показал на Эльку. А она просто глаз с Жеки не сводит. Смотрит в упор и соблазнительно улыбается.
— Мальчик, я не расслышала, как тебя зовут?
— Евгений, — ответила я, взяв за руку своего парня. Женька, улыбаясь, ласково сжал мои пальцы.
— А что ты за него отвечаешь?
— Она у него за секретаря! — подмигнул мне Гарик и выразительно посмотрел вниз. Я тоже. Блин, на мне те самые колготки с дурацкими бабочками. Я умоляющим взглядом попросила Гарика не поднимать пыль. Видимо, торгаш оказался незлопамятным, потому что, коротко хохотнув, отправился к барной стойке за сигаретами.
Тут откуда-то из угла вылезла разрумянившаяся от выпивки, полусонная Зойка. На ходу допила свой бокал и похлопала Жеку по плечу.
— Потанцуем?
Жека, чуть прищурившись, окинул ее оценивающим взглядом:
— Пошли.
— Проснулась, рыжая шлюха! Прямо задницей чует, когда нужно подсуетиться, — возмущенно прошипела Элька и толкнула меня коленом. — Ты где такое сокровище отыскала? Я копаю, копаю... Одни козлы! Хорошо трахается?
— Как бог, — внутри все затрепетало.
— Я так и думала, — кивнула Элька. — Зойки не боишься?
— Не-а, твои глазки страшнее, — я наклонилась к Элькиному уху. — Еще раз моргнешь, выцарапаю.
И мы заулыбались друг другу, как родня близкая.
— Хорошо, что рано пришли, — Элька сменила пластинку, — а то мы уже свалить хотели.
— В клуб?
— К Альке бухать. У него предки в отъезде. Ты с ним как?
— В разводе.
— Пойдешь?
— Почему бы и нет?
На улице Жека спросил:
— Куда мы?
— К одному знакомому козлу. Хочешь?
— Лучше бы к козе, — он чмокнул меня в нос.
***
При виде всей честной компании Алик обалдел. Застыл в дверях в одних плавках, словно решая, пускать нас или нет. Какая-то девица за его спиной тихой мышкой прошмыгнула в ванную. Когда мы гурьбой ввалились в прихожую, Алька заметил меня и совсем ошалел. В колледже мы даже не здоровались.
В гостиной Элька схватила моего бывшего за плечи и развернула в нашу сторону.
— Альчик, а это Женечка!
Алька чуть мимо кресла не сел, но быстро взял себя в руки, небрежно закурил и равнодушно поинтересовался:
— И зачем мне эта бесценная информация?
— Не знаю, — Элька растерялась. — Мальчик, говорю, хороший.
Алька бросил презрительный взгляд на Жеку и усмехнулся:
— Да-а, крутой пацан… А чего мы стоим? Раз приперлись без приглашения, значит, бухаем не по-детски. Девчули, подшустрите.
Зойка с Элькой быстро организовали стол, наполовину разорив высоченный холодильник. Роскошный мини-бар пустел на глазах. Я забрала последнюю бутылку коньяка и, пытаясь перекричать оглушительную музыку, спросила у Жеки:
— Ты будешь?
Он помотал головой. Я усадила Женьку в кресло, приземлилась к нему на колени:
— Я спросила, коньяк будешь?
— Нет. Мне хватит.
Жека всегда пил очень мало. И не курил.
— Может, ты кофе хочешь? Я принесу. У Альки есть очень хороший сорт арабики, не помню, как называется.
— Ольга, не суетись, — отрывисто бросил Жека.
Я чувствовала, что с ним что-то происходит. Мускулы каменные, губы сжаты, о скулы порезаться можно.
— Жека, тебя никто не обидел?
— Пока нет, — рот дернулся в злой усмешке. — Альчик твой — гнида.
— Почему?
— Оль, отвали, а?
Неужели Алькины тупые подколы его так сильно задели? Было бы из-за кого переживать! Но потом я увидела своего экс-бойфренда глазами Жеки. Алькин модный прикид, кроссы с золотым клеймом, внушительную платиновую печатку на пальце. Ну и что? У Альки папаша из-за бугра не вылезает, а у Жени одна мать. Конечно, Алькина роскошная хата с эркерами и камином не шла ни в какое сравнение с Женькиной однушкой. Ну и что?!
— Ольга, пошли отсюда, — Жека потормошил меня за плечо. — Света одна, уже поздно.
Я с готовностью вскочила с кресла. В прихожей обмотала шарф вокруг его шеи, притянула к себе и шепнула:
— Люблю до невозможности.
Это была правда. Я любила его до слез, до боли, до отчаяния, до головокружения.
***
Светланка уже спала. Каждый вечер она беспрекословно уходила спать на кухню. К моему удивлению, девочка оказалась тихой, молчаливой, замкнутой не по годам. Забьется в угол дивана и внимательно слушает оттуда, о чем мы говорим, над чем смеемся. К брату она не ревновала.
Стоило нам остаться вдвоем, как девчушка мгновенно оживлялась. Когда я заплетала Светланке косичку-колосок, играла в куклы, дарила симпатичные безделушки, рассказывала смешные истории, ее карие глазища светились такой благодарностью, что мне становилось не по себе. Без Жеки она буквально расцветала, хвостом за мной ходила.
С появлением брата девочка сразу тускнела и затихала. Женя не обижал сестренку, не орал и, боже упаси, не поднимал на нее руку. В хорошем настроении он с удовольствием дурачился со Светой, кружил ее по комнате, чмокал в затылок. В такие редкие минуты ее счастливый смех звенел по всей квартире. Но чаще Жека был с ней довольно строг, а порой просто равнодушен.
Да что греха таить, я сама почти не замечала Светланку. Я сходила с ума по ее брату. От одной лишь мысли о нем, загорались щеки и таял позвоночник. Был Женя, и никого вокруг не было...
***
В среду после занятий я забежала домой. Пообедали с Иркой, поболтали.
— Кстати, — сестра загадочно улыбнулась, — вчера у «Юбилейного» видела тебя с новой подружкой. Красивая девочка. Сексуальна до чертиков. Как ее зовут?
— Женя, — я сникла. Скандала не миновать. — Мать сильно орала?
— Она вообще не орала. Она ничего не знает.
— Ты не продала? — не поверила я.
— И не продам. Если начнешь учиться нормально. Из колледжа звонили. Скажи «спасибо», что я трубку взяла.
Я аж подпрыгнула от радости, бросилась обнимать Ирку.
— Ирусик, клянусь! С завтрашнего дня буду сидеть на всех па́рах.
К Морозовым я приехала в шикарном настроении. Дверь открыла Света.
— Женя пришел?
— Да, — грустно кивнула она. — Вы опять уходите? На весь вечер?
— Куда? — я удивилась.
В комнате Жека прихорашивался перед зеркалом. Я бухнулась на диван, осторожно спросила:
— Это куда такой красивый мальчик намылился?
— На Спартановку. Сегодня у Митяя день рождения, — Жека поймал Свету за плечо. — Мелочь, а куда ты сегодня вместо школы ходила?
— К бабушке в гости, — девочка густо покраснела.
— К какой бабушке?
— К старенькой. Мы ее шефы.
— Ну-ну. Еще раз с уроков сбежишь, башку оторву. Больно рано начала сачковать, — Жека взял с тумбочки часы.
В воскресенье он уговаривал меня ехать с ним, а сегодня даже не заикнулся об этом. Я обиделась:
— А меня с собой не зовешь?
Женька обернулся, пожал плечами:
— Поехали.
***
Митяй жил в частном доме. Небольшой такой домик, старый. Разнокалиберная мебель: полированный стол, железная кровать, часы с кукушкой. На побеленных стенах фотографии в рамках и картина «Сватовство майора». Охренеть! Обстановка как в черно-белом советском кино. В одной комнатушке бабуся именинника играла с подругой в карты, в двух других разместилось человек пятнадцать.
Очень скоро все набухались. Время убивали по-разному. Кто-то безостановочно жрал за столом, кто-то на кровати валялся. Митяй тискал ту самую девку, с которой я однажды чуть не подралась. Жека в другом углу комнаты разговаривал со стриженым типом. Тот самый дембель, Борман. Кликуха какая-то фашистская. Так и зыркает вокруг цепким волчьим взглядом. Меня даже в дрожь бросило.
Я сидела на диване с журналом в руках, как неприкаянная, и считала минуты до возвращения домой. Неужели Жека держит это быдло за друзей? Он то и дело посматривал в мою сторону, несколько раз порывался подойти, но Борман все говорил, говорил.
Неожиданно ко мне приклеился Митяй.
— Олька, а ты почему ничего не ешь?
— Я не хочу, — я отвернулась, спасаясь от запаха перегара.
— Может, ты брезгуешь? Тут все свежее. Или у вас лучше едят?
— Да пошел ты! — я отмахнулась.
— Кто пошел? — Митяй схватил меня сзади за шею.
Жека тут же оказался рядом, рванул его за плечо:
— Руки убрал, м…к.
Он затащил меня в маленькую комнату и, не обращая внимания на старух, процедил сквозь зубы:
— Помалкивай в тряпочку, а то без языка останешься, дура. Это тебе не у Альчика кофе без спросу пить.
— Испугалась я этого ублюдка!
— Заткнись!
— Не затыкай мне рот! Поехали домой.
— Мы будем здесь ночевать.
— Ты что, рехнулся? Там Светланка ждет.
— Не украдут.
— В воскресенье ты меня из компании в девять вечера утащил, а сейчас «не украдут»? — закричала я.
— Я твоих приятелей ненавижу.
— А я твоих! Мои, по крайней мере, с тобой, как с человеком, обращались. Поехали! Или я одна поеду.
— Я не задерживаю, — он отпустил мою руку. Я не верила своим ушам.
— Женечка, пожалуйста, поехали домой, — тихо попросила, дотронувшись кончиками пальцев до его щеки. — Пожалуйста.
— Там видно будет, — Жека вышел из комнаты.
Я сидела на кровати рядом с бабулями, вернувшимися к своим картишкам, и задыхалась от отчаяния. В доме было невыносимо душно, я решила выйти во двор подышать воздухом.
Надевая куртку в маленьком коридорчике, услышала пьяный разговор на крыльце. Женькин голос сказал:
— Нет, Борман, Ольгу не трогайте.
— Что, для пацана телку зажал?
— Я сказал «нет».
Я в ужасе заметалась по комнатам. От страха пальцы заледенели. Вернулся Жека.
— Оля, поехали.
***
В электричке тряслись молча. В полутемном холодном вагоне, кроме нас, никого не было. Я судорожно глотала запоздалые слезы. и тут услышала его голос, полный сожаления:
— Замерзла, моя хорошая?
Женя смотрел на меня с неприкрытой нежностью. Я всхлипнула.
— Иди ко мне, — Жека распахнул куртку.
Уткнувшись ему в грудь, призналась:
— Так испугалась там. Оказывается, я — трусиха несчастная, да?
— Нет… Я люблю тебя.
Даже сквозь грохот промчавшегося мимо поезда я сумела разобрать слова, которые так отчаянно хотела услышать.
***
Домой добрались во втором часу ночи. В прихожей на низеньком стульчике сидела испуганная Светланка.
— Я вас жду-жду, а вас нет и нет! — и заплакала.
— Хватит ныть, — приказал брат и подтолкнул девочку в кухню. — Марш спать!
— Жень, она же твоя сестренка.
— Вот именно, моя.
Ночью я зашла на кухню попить. Услышав горькие всхлипывания, присела на корточки перед раскладушкой.
— Эй, малыш, ты чего?
Молчит. Свернулась в калачик, как озябший котенок, и всхлипывает.
— Светлячок, не обижайся. Тебе плохо, да? Потерпи, а? Ты же все понимаешь. Через две недели мама ваша приедет, и я домой вернусь. Все будет, как раньше.
— Я не хочу, как раньше. Не уходи от меня.
— Я же не навсегда уйду. Буду приезжать к вам, — я ласково погладила ее по спинке.
— Даже, когда с Женькой поссоришься, тогда тоже будешь приезжать? — Света приподнялась. Я улыбнулась:
— Глупыш. Мы и не думаем разбегаться, — я стала рассказывать девятилетней девчонке о том, как мне было плохо и одиноко до встречи с Женей. О том, как я люблю ее брата.
Светланка не перебивала. После упрямо буркнула:
— Я его лучше знаю, — и отвернулась к стене.
***
Оставшиеся две недели мы провели втроем. С дружками Жеки я не встречалась, бог миловал. Иногда Женька ездил на Спартановку по каким-то непонятным делам, но меня с собой больше не брал.
Пару раз он возвращался домой с кровоточащей ссадиной на скуле или с разбитой губой. Это называлось «помочь корешам». Меня пугала его тайная жизнь.
— Ты в бандитских разборках участвуешь, что ли? Или от скуки район на район бьетесь, как придурки?
— Оль, я спрашиваю тебя о чем-то? Вот и ты не задавай лишних вопросов, — мягко осаживал меня Женька.
— Пожалуйста, спрашивай. У меня секретов нет.
— А у меня есть. Никакого криминала, клянусь.
***
Однажды он вернулся домой глубоко за полночь. Мы со Светой в обнимку смотрели какую-то комедию по телеку. Мои мысли были далеко, в душе такая тоска колыхалась…
Когда тихо стукнула входная дверь, я уже была в предобморочном состоянии.
— Вы чего в темноте сидите? — Жека включил верхний свет.
Стоит улыбается, гад. В руке большой синий пакет. Вытащил из кармана какой-то белый листок и бросил на стол.
— Светильник, послезавтра мама приезжает. Встречать на вокзал поедем?
— Ура!!! — обрадовалась девчушка, — Жень, а что ты принес?
В пакете оказался новенький ярко-розовый школьный рюкзак. Света была на седьмом небе от счастья, чуть не задушила Женьку в объятиях. Потом деловито начала перекладывать учебники из старого рюкзачка в новый.
Жека сел рядом со мной, погладил по руке. Я не ответила.
— Светик, а ты не знаешь, почему Ольга Сергеевна такая сердитая? — спросил у сестры.
— Она переживала, что тебя долго нет.
— Света, уже первый час ночи, — раздраженно напомнила я, — может, ты завтра своими делами займешься? Тебе давно пора спать.
***
Едва за девочкой захлопнулась дверь, как я резко повернулась к Женьке и прошипела:
— Где у нас в городе среди ночи детскими рюкзачками торгуют? Где ты был?! Где ты деньги взял?
— Почему ночью, я рюкзак вечером купил, — Жека был спокоен, как удав. —Потом к дяде Паше заехал, он просил телевизор посмотреть. Пришлось повозиться, но телик я починил. А деньги я, товарищ следователь, заработал. Халтурка подвернулась.
— Какая халтурка? На пару с Митяем лохов щипать?
— Что ты несешь? Я Митяя последний раз неделю назад видел, — Женька еле сдерживался. — Понадобились бабки, вот и заработал. Честным трудом.
— Зачем?!
— Деньги зачем? Ты серьезно? — он схватил меня за руку. — Брюлик настоящий? Сколько твое колечко стоит?
— Не знаю. Мать покупала.
— Вот видишь. Ты цацку спокойно нацепила и таскаешь, а я, чтобы себе нормальную куртку купить, летом два месяца лошадью отработал.
— Как это?
— Пахал на стройке.
— Тебе бабки нужны? — меня уже понесло. — Хочешь, продай мое кольцо. Камень настоящий, оно старинное, не новодел. Мать сказала, что дорогущее. На, бери!
Я стащила с пальца перстень и на открытой ладони протянула его Женьке. Тот побледнел и с размаха ударил меня по руке.
— Еще раз! — он схватил меня за плечи и тряхнул изо всех сил. — Еще раз ты себе такое позволишь, тварь!
— Не трогай Олю! — Светланка, разбуженная нашими криками, прибежала из кухни и коршуном набросилась на брата. Глотая слезы, ударила его маленьким кулачком по колену.
— Ты с ума сошла? — Женька дернулся от боли.
К моему удивлению, он не взбесился. Наоборот, притянул сестру к себе, чмокнул в нос, начал вытирать ей слезы.
— Светик, я не трогал Олю, тебе показалось спросонья. Ну, зайчонок, не плачь. Мы просто играли.
— Мы просто дурачились, Светлячок, — подключилась я. — Даже кольцо мое потеряли. Поможешь найти?
Как же легко обмануть ребенка веселой улыбкой и беззаботным тоном! Света с готовностью полезла под стол искать кольцо.
— Я вагоны разгружал, дура, — тяжело дышал Женька.
— Я так и подумала. У вас там каждому грузчику после работы отдельное джакузи положено? Ты же чистенький, будто только что подарочную обертку сняли.
— Я же говорю, к дяде Паше заезжал. Душ принял, переоделся. Он меня покормил, потом до дома довез, — Жека смотрел на меня смеющимися глазами. — Целоваться сегодня вообще не будем?
— Будем, — я потянулась к нему, но всю романтику нарушила Светланка, с торжествующим видом вручившая мне перстень.
***
Ночью я призналась, что боюсь перемен.
— Твоя мама вернется домой, и все закончится. Будем редко видеться, и ты от меня отвыкнешь.
— Ты серьезно? — тихо рассмеялся Женька. — Моя матушка по всей стране на заработки мотается. Ее месяца по два-три дома не бывает. За любую работу хватается, деньги копит, все надеется наш сарай на двушку поменять. А «бабки» обесцениваются с каждым днем.
— Вам втроем здесь тесно, конечно.
— Видела бы ты, где мы раньше жили, — вздохнул Женька. — Семейная общага. Вот где тихий ужас. Мать двадцать лет на заводе вкалывала, чтобы собственное жилье получить. Если честно, я не верил, что дело выгорит. Кто сейчас дает бесплатные квартиры и строит дома для рабочих? Но подфартило, можно сказать, вскочили в последний вагон. А через полгода мать сократили. Она сначала «челночить» пыталась, но чуть не погорела по неопытности. Теперь вот маляром-штукатуром заделалась. Ты не представляешь, как мы радовались этой клетушке.
— Ну почему? Представляю, — неуверенно сказала я.
— Не гони. У тебя трехкомнатные хоромы. И родаки, наверное, богатенькие? Хата такая же роскошная, как у Альчика?
— Почему богатенькие? Просто материально обеспеченные. И квартирка похуже, чем у Альки.
— Я вот все думаю, как предки разрешили тебе с голодранцем встречаться?
— С каким голодранцем? — удивилась я. — Ты что забыл, что я сейчас живу у моей новой подружки Жени? Кстати, давно хотела тебе признаться...
Я придвинулась поближе к Жеке:
— Я обожаю голодранцев. Я тащусь по голодранцам! Так тащусь, что сейчас зацелую до смерти.
Я порывисто притянула Женьку к себе и вдруг услышала, как он шепотом выругался сквозь зубы, словно от боли.
— Что такое? — испугалась я.
— Все нормально.
— Что «нормально»? Я же слышу, что тебе больно. Подожди!
Я перегнулась через подлокотник дивана и включила торшер. Встретившись с Женькой взглядом, молча откинула одеяло и в ужасе зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Его грудь, живот, ребра были покрыты огромными синяками и ссадинами.
— Это что такое? Я тебя спрашиваю, в какое дерьмо ты ввязался, придурок? — я заплакала.
— Ничего страшного, заживет. Просто помог пацанам, — Жека завел старую песню.
— Хватит врать! Ты бандитом заделался, что ли? Хватит меня пугать!
Женька долго молчал, будто решал, стоит ли мне доверять. Потом попросил передать ему джинсы.
— Смотри, — он показал мне пачку денег. — Видишь, сколько? Хватит и нам с тобой погулять, и Светке с матерью купить зимние шмотки. Уже декабрь, а девчонка в каком-то старье бегает… Что ты молчишь, маленький?
— Жень, скажи честно, ты никого не убил? — мое сердце ухало, как кувалда.
— У тебя крыша едет? — он вскипел. — Ты что, о боях без правил никогда не слышала? Я умею драться, я — чемпион города по восточным единоборствам. Правда, это давно было, еще в седьмом классе, но на улице тоже приходилось махаться. Не грузись, я — хороший боец. Зато бабла заработал, поняла? Больше я туда не пойду, честное слово. Оль, ты поняла меня? Это в первый и последний раз.
— Поняла.
— Что ты поняла?
— Что ты — чемпион города среди семиклассников! — меня вдруг одолел нервный смех.
В последний раз? Как же. Улыбаясь сквозь слезы, я смотрела на Жеку и не верила ни единому слову…
***
Через два дня приехала Женькина мать. Высокая, статная, светловолосая, шумная. Светланка на маму совсем не похожа, а у Жеки ее глаза. Наталья Ивановна мне сразу понравилась. Такие люди никогда не отчаиваются, не устраивают драму из пустяка. Наши с Жекой отношения она восприняла как должное, всегда встречала меня с улыбкой и открытой душой. Теперь я жила дома.
Приближался Новый год. Наталья Ивановна решила навестить мать в Цареве.
— Апартаменты на праздники ваши, голубки, — она обвела смешливым взглядом неказистую комнату. — Светланку с собой заберу, чтоб не мешала сладкой парочке.
— Я с Олей хочу остаться! — огорчилась девочка. Она просительно уставилась на меня карими глазищами, умоляюще сложив ладошки. Я засмеялась.
— Пусть Света с нами Новый год встречает. Что ей там делать в вашей деревне?
— Ты серьезно? — Наталья Ивановна на секунду задумалась, потом подсела ко мне и негромко, чтобы не слышала скачущая от радости дочь, призналась. — Слушай, меня тут на праздник в одно хорошее местечко звали, но туда лучше без детей. Ты, правда, Светку с собой оставишь? Я тогда поменяю планы, а к мамке на Рождество съезжу.
— Езжайте в свое местечко, — легко согласилась я. — Только какой-нибудь вкусной еды нам на Новый год приготовьте, а то из меня кулинар, как…
— Это само собой! — обрадовалась Жекина мать. — Я вам такой стол забабахаю, как в лучших домах Ландона!
***
Карманные деньги у меня никогда не задерживались, а так хотелось сделать Светланке грандиозный подарок. Не стала выпендриваться, обратилась за денежкой к матери. Сказала, что хочу порадовать младшую сестренку новой подруги Жени. А что, практически не соврала.
— Конечно-конечно, — мать без раздумий открыла кошелек, словно боялась спугнуть удачу.
— Ого! — присвистнула я при виде нескольких крупных купюр.
В последнее время я радовала родителей примерным поведением. Мать была уверена, что на меня так благотворно влияет дружба с Евгенией. Я больше не прогуливала занятия в колледже, приходила домой трезвой, не ссорилась с Иркой, от меня не пахло сигаретами.
Я купила Свете куклу Барби и хорошенький домик для этой роскошной блондинки. Сначала я не хотела делать Жеке дорогой подарок, чтобы не задевать его драгоценное самолюбие, но потом не удержалась и раскошелилась на модный темно-серый свитер грубой вязки. Как раз под глаза.
***
Это был самый волшебный, самый лучший Новый год в моей жизни. Наталья Ивановна перед отъездом в загадочное местечко забила холодильник разными вкусностями. Я тоже привезла огромный пакет с деликатесами, фруктами, сладостями. Еды с лихвой бы хватило на роту голодных солдат.
Домик для Барби со всеми его прибамбасами спрятать не удалось, пришлось сразу вручить Светланке. Ее счастливые вопли разнеслись по всем этажам.
Жека со снисходительной улыбкой наблюдал, как мы со Светой украшаем комнату: наряжаем живую елочку (вообще-то, сосну), клеим длиннющие разноцветные цепи, вырезаем снежинки, мастерим «снежок» из пушистой ваты. Потом не выдержал, подсел к нам и тоже взял ножницы.
— Как красиво! — лицемерно восхитилась Света творчеством брата, а потом шепнула мне украдкой. — Какая-то уродская снежинка у него получилась. Совсем нет таланта.
Нам так душевно, так тепло было втроем. За столом мы с Жекой держались за руки, то и дело переглядывались с умильными улыбками. Я в какой-то старой книжке прочла, что «любить — это не уставать любоваться». Мне казалось, что я до конца жизни не смогу на него насмотреться.
Света подарила мне кривоватую розовую салфетку, связанную крючком на уроках труда, и большой рисунок. Во весь рот улыбающаяся принцесса с зелеными глазами.
— Это ты, — нежно шепнула мне девочка.
Портретного сходства, конечно, не было, но рисунок получился красивый. У Светланки, оказывается, есть способности к рисованию!
Женьке очень понравился свитер, он сразу же его надел. Смущаясь, сунул мне в руку маленькую красную коробочку. Золотое колечко с топазом. Такое милое!
— Это, конечно, не твой перстень с бриллиантом, но все-таки…
— Это в тыщу раз лучше, чем этот идиотский перстень! — я стянула украшение с пальца и зажала в кулак. — Хочешь, я его сейчас в форточку выброшу? Кому-то здорово повезет в новогоднюю ночь.
— Не вздумай! — Женька перехватил мою руку. — Хулиганка!
Хрустальный звон фужеров под бой курантов, дурацкое детское шампанское для Светы, комедия «Один дома» вместо праздничного концерта. Прогулка по ночному городу, сияющему огнями. Бесконечный пестрый хоровод вокруг огромной наряженной елки на маленькой площади. Разудалые пляски в шумной, добродушной, пьяненькой толпе. Мы играли в снежки, валялись в сугробах, катались с детской горки в соседнем дворе…
Светланка, переполненная яркими впечатлениями, уснула на тахте прямо в одежде. Бедный ребенок не выдержал столько сверкающего счастья сразу. А мы до рассвета сидели на диване, прижавшись друг к другу, и изредка обменивались невесомыми поцелуями. В углу переливалась ласковыми огоньками наша елочка.
Темно-синее небо за окном ежеминутно окрашивалось цветными всполохами фейерверков. На улице звенели чьи-то голоса и взрывались петарды. А у нас было тихо-тихо. Волшебную тишину нарушал только шелест слов и мои легкие, счастливые вздохи.
— Жека, мы будто в чудесную сказку попали, — я озвучила свою мысль и тут же устыдилась. Разговариваю, как романтичная идиотка!
— Угу, — едва слышно засмеялся он и поцеловал меня в доверчиво раскрытую ладонь. Я прижала его руку к щеке. Горло перехватило от нежности.
— Женя, я тебя так люблю… Люблю, люблю, люблю…
Продолжение в следующей публикации..
Автор Арина Васнецова