Литературный салон "Страницы книг"

Людмила Чурсина: "Квартира у меня небольшая, но зато её легко убирать. Я жила и в 5-комнатных квартирах, поверьте, счастье измеряется не количеством комнат. У меня нет машины, езжу на метро и много хожу пешком. В метро, если тебе начнут отрезать голову, никто и не заметит, все сидят уткнув носы в айфоны и айпады. Хотя бывает, подходят и говорят: "Спасибо вам". Скрывать не буду, приятно. Не зря, значит, я эту землю топчу. Чего еще хочется от жизни? Хочу, чтобы она не разбила то, что я созидала, боюсь, чтобы время не разрушило память. У возраста есть свои издержки, но главное, что я вижу, хожу и мыслю. Хотя тело требует иногда починок, но самое важное — чтобы душа не скукожилась".

«Что же они с ней сотворили!» - причитала мать, а партизаны стыдливо отводили глаза. Зеркальце выпало из рук. Альбина закрыла глаза и заплакала, лучше бы не видеть собственного отражения. Семнадцатилетняя Аля не гордилась своей красотой, но знала, что ее худенькое личико сердечком, узкие скулы, большие глаза, многим нравятся. Она еще ни разу не влюблялась, но некоторые юноши дарили ей цветы. Сейчас не время для любви, решила для себя девушка. Не время для любви, когда идет война… Как могла она не мечтать о том, что однажды закончится война и появится тот, кому она отдаст свое сердце, кому станет подругой и женой, кто станет для нее опорой и надежным спутником жизни. А теперь... теперь все было перечеркнуто, кому она нужна, с ее изуродованным лицом. Альбина Мали-Хочевар родом из небольшого городка Виница в Югославии. Ее семья не была богатой. Отец- сапожник, мать родила восемь детей, денег всегда не хватало. Они часто переезжали, а когда Альбина заканчивала третий класс в школе, отец семейства скончался от болезни. Лишившись кормильца, семья бедствовала, Але, как самой старшей из детей, приходилось браться за любую работу, чтобы помочь матери прокормить остальных детей. Она вставала с рассветом, разносила почту, молоко и газеты, раздавала листовки, подметала, мыла посуду, стирала, шила. В семнадцать лет она устроилась на работу в госпиталь. Братья и сестры подрастая перенимали эстафету и тоже помогали, как могли. Они выжили. А в 1941 году началась война. Альбина только закончила школу и считала своим долгом сделать все возможное ради победы. Первое время она была связисткой, распространяла листовки, передавала шифровки, помогала передавать сообщения между партизанами и партийной ячейкой. Ничего она не боялась, готова была пожертвовать собой, только бы спасти свою Родину. Хрупкая, худенькая, не высокого роста, такая трогательная, она вызывала восхищение у своих соратников. Откуда только берутся силы. В 1942 году Аля вступила в союз коммунистической молодежи Югославии. Стала санитаркой, помогала перевязывать раны, выносила пострадавших с поля боя. Смелая она была, отчаянная, ничего не боялась. Партизаны называли ее сестричкой. Первый раз получила ранение во время боя в Сувой-Крайне, второй – при Загорице. Каждый раз, отлежавшись и поправив здоровье, девчонка возвращалась к своим и продолжала сражаться. А вот третий раз... 15 сентября 1943 года во время боя за Туряк в Великом Оскольнике Альбина вытаскивала раненых с поля боя, когда рядом с ней разорвался снаряд. Она даже не сразу поняла, что произошло, ноги и руки целы, значит нужно тащить свою ношу дальше, подальше от опасностей. К ней бросилась медсестра, такая же молоденькая, как и сама Альбина. Соратники-партизаны, глядя на некогда прекрасное лицо своей сестрички, отводили глаза, чтобы не показать своих слез. Так часто бывает, в состоянии возбуждения и аффекта человек не чувствует боли. Так и Аля не чувствовала, не понимала, что ранена. Она делала то, что должна была. Ей обработали спиртом рану, молоденькая медсестра очень старалась шить аккуратно, но все равно остался шрам с четырьмя лучами. Альбину Мали-Хочевар отправили в госпиталь, где ее навестила мать. Та причитала над доченькой, но Альбина прервала ее: «Не время для слез». Как только она оправилась, вернулась в отряд и продолжила сражаться. Ну и что, что красота потеряна, не это главное. Она жива, руки-ноги целы, зрение цело, а значит не стоит унывать. Всего лишь шрам, малая цена. Другие платят больше. До самого конца войны Альбина героически сражалась. Она пошла на курсы санитарок, получила медицинское образование, занималась эвакуацией раненых и детей из детских домов, даже работала летной медсестрой. Новость о победе над фашизмом девушка со шрамом встретила с восторгом. За стойкость и мужество перед лицом опасных испытаний она была награждена югославским орденом Партизанской звезды 3-й степени. Жизнь ее была долгой, насыщенной, полной потерь. И все же Аля не сдалась. История красавицы, изуродованной войной, превратила ее в символ сопротивления. В дальнейшем Альбина Мали-Хочевар стала секретарем коммунистической партии и даже членом правительства. Даже с изуродованным лицом, Альбина смогла встретить свою любовь. Она вышла замуж и счастливо прожила с мужем много лет, у них родилось четверо детей, а еще одного мальчика пара усыновила. После войны было так много сирот... Скончалась Альбина Мали-Хочевар в возрасте семидесяти шести лет, это случилось в 2001 году.

– Алё! Мама? Ваш сын сошёл с ума. А я говорю, шо сошёл... и миня тудой тащит. Шо, шо? Он припер с базара чёрную смороду три кила. Ну я просила три кила, он и припёр. Шо, шо? Нет! Не волнуйтесь она не зелёная, она, таки чёрная. Так он хотит, шобы я обрезала с неё носики и хвостики. Та мине надо на варенье. А он говорит, шо его мама всегда обрезала. Три кило! Я шо адиетка? Носики и хвостики... три кило! Мама, вы шо... всегда обрезали? Мама, а шо просто помыть не хватит? – Сонечка, доця... слушай сюдой. Тут есть... нюанс. Если ты хочешь допустить Фиму до личного участия в варенье, то дай ему миникюрные ножницы и пусть обрезает... всё шо хочет. А если ты сама будешь варить, то обрезать не надо. Перекрутишь на мясорубке с сахаром и будет тебе... счастье. А Фима, если хочет, пусть сделает себе вечер приятных воспоминаний. Его папа када-то один раз повелся на этот мой приемчик и потом за всю жизнь никада больше не лез в мои касрули. Анастасия Бонд.

Инна Чурикова – это лицо, личность, отмеченная Богом. Я бы разглядел её в тысячной толпе. Каждый раз, в каждой новой работе мне думается, что я исчерпал её талант до конца, всё понял, всё узнал. Но начинается новая картина и я вижу, что ничего не понял, ничего не узнал. Бесконечность чуда – это, наверное, и есть Актриса.. Глеб Панфилов.

«К старости вообще половые и национальные признаки как-то рассасываются… Я глубоко пьющий и активно матерящийся русский интеллигент с еврейским паспортом и полунемецкими корнями. Матерюсь профессионально и обаятельно, пью профессионально и этнически точно, с женщинами умозрительно возбужден, с коллегами вяло соревновательно тщеславен. Но умиротворения нет… Времени, отпущенного на жизнь, оказалось мало... Смерти я не боюсь… Боюсь выглядеть старым. Боюсь умирания постепенного, когда придется хвататься за что-то и за кого-то… Я красивый старик, боящийся стать беспомощным... В общем, диагноз – «старость средней тяжести». В нашем возрасте (от 75-ти и выше) ничего нельзя менять и ничего нельзя бросать. Я столько раз бросал курить, но ни к чему хорошему это не привело. Возвращался обратно к этому пороку, пока сын, которого я очень слушаюсь и боюсь, не сказал: «Всё, хватит». А потом меня навели на замечательного академика, предупредив, что он никого не принимает, но меня откуда-то знает и готов побеседовать. Я собрал полное собрание сочинений анализов мочи и поехал куда-то в конец шоссе Энтузиастов. Особняк, тишина, ходят милые кривоногие дамы в пластмассовых халатах. Ковры, огромный кабинет. По стенам благодарственные грамоты от Наполеона, от Петра I, от Навуходоносора… И сидит академик в золотых очках. – Сколько вам лет? – говорит. – Да вот, – говорю, – четыреста будет. – Мы, значит, ровесники, я младше вас на год. Когда он увидел мою папку анализов, взмахнул руками: «Умоляю, уберите». Мне это уже понравилось. Заглядывать в досье не стал. «А что у вас?» Я говорю: – Во-первых, коленки болят утром. – А у меня, наоборот, вечером. Что еще? – Одышка. – Ну это нормально. – Я стал быстро уставать. – Правильно. Я тоже. В нашем возрасте так и должно быть. И я успокоился. Раз уж академик медицины чувствует себя так же, как и я, то о чем тогда говорить? На прощание я сказал, что бросил курить. Он посмотрел на меня через золотые очки: – Дорогой мой, зачем? В нашем возрасте ничего нельзя менять и ничего нельзя бросать. Доживаем как есть... Я поцеловал его в грамоты и ушел. Гений. Написал великий Маркес— Я бы никогда не променял своих больших друзей, свою прекрасную жизнь, мою любимую семью на менее седые волосы или более плоский живот. По мере того, как я старел, я стал более дружелюбным и менее критичным к себе. Я стал моим другом... Я не виню себя за то, что съел лишнее печенье, не застелил постель или купил что-то глупое, в котором я не нуждался. У меня есть право на беспорядок и экстравагантность. Я видел, как многие дорогие друзья покинули этот мир слишком рано, прежде, чем осознали великую свободу старения... Кто будет винить меня, если я решу читать или играть на своем компьютере до четырех и спать до полудня?.. Кто сделает меня счастливее, если я буду в постели или перед телевизором столько, сколько захочу?.. Я буду танцевать под эти чудесные хиты 70-х и 80-х, и в то же время мне захочется плакать о потерянной любви... Я иду. Если я захочу, я пойду по пляжу в шортах, слишком натянутых на дряблом теле, и самозабвенно нырну в волны, несмотря на осуждающие взгляды других... Они тоже постареют. Я знаю, что иногда что-то забываю, но есть некоторые вещи в жизни, о которых просто следует забывать!.. Я помню важные вещи. Конечно, с годами мое сердце разбивалось много раз. Но разбитые сердца дают нам силы, понимание и сострадание. Сердце, которое никогда не страдало, безупречно и бесплодно и никогда не познает радости быть несовершенным. Мне повезло, что я прожил достаточно долго, и мои седые волосы и юношеский смех навсегда остались на моем лице. Многие никогда не смеялись, многие умерли, прежде чем их волосы посеребрились. Когда вы становитесь старше, вам легче быть позитивным. Тебя волнует меньше то, что о тебе думают другие. Я больше не сомневаюсь в себе. Я заслужил право ошибаться. Итак, отвечая на ваш вопрос, нравится ли мне быть старым, я отвечу: — Мне нравится человек, которым я стал. Я не буду жить вечно, но пока я все еще здесь, я не буду тратить время на то, чтобы сожалеть о том, что могло быть, или беспокоиться о том, что будет. И если захочу, то каждый день буду есть десерт» © Александр Ширвинд

Эрнест Хемингуэй. "...Я не знаю формулу успеха, зато я знаю формулу провала - это попытка понравиться всем".

«Такое даже звери не творили». Пальцы вертухая впились ей в плечи. «Молчи, актриска, а мигом по горлу чикну», — от смрадного шёпота закружилась голова. В бараке было тихо-тихо, хотя, и Зоя прекрасно это знала, ни одна заключённая не спала. Все молились, чтобы в кабинет начальника потащили другую, а не её. И чаще всего таскали Зою, самую красивую. 8 декабря 1909 года в Петербурге жена заводского рабочего Алексея Фёдорова родила девочку, которой дали имя Зоя. Отец новорождённой был человеком грамотным, принимал посильное участие в революционном движении, поэтому после краха царизма в 1917 году Алексею было предложено возглавить паспортную службу Кремля. Семья переехала в Москву. В Белокаменной 9-летняя Зоя продолжила обучение в школе, и впервые записалась в драмкружок. В драмкружке проявился актёрский талант девочки. Зоя заявила родителям, что желает стать актрисой, однако, отец и мать были категорически против — профессия ненадёжная, особенно в такое время. Нужно занятие, которое будет приносить гарантированный кусок хлеба. В результате Зоя устроилась счётчицей в Госстрах, как тогда говорили, «пишбарышней». Навязанное Зое место «пишбарышни», тяготило девушку, что вызвало протест против родителей. Фёдорова познакомилась с московской молодежью, стала завсегдатаем вечеринок. На одном из квартирников познакомилась с красивым военным Кириллом Прове. Зоя ещё раньше признавалась матери: «Ах, маменька! Больше всего на свете я люблю статных мужчин, пирог с яблоками и имя Роланд!». Не влюбиться в Прове у 20-летней Зои просто не было шансов. Вскоре в три часа ночи в дверь Фёдоровых постучались сотрудники ОГПУ. Девушку увезли на допрос. Зоя рассказала следующее: «В 1926-1927 гг. я посещала вечера у человека по фамилии Кебрен, где танцевала фокстрот. У него я познакомилась с военнослужащим Прове Кириллом Фёдоровичем. Он играл там на рояле. Кирилл был у меня дома один раз, минут десять, не больше. О чём говорили, не помню, но, во всяком случае, не о деле. Никаких сведений он у меня не просил, и я ему их никогда не давала. О своих знакомых иностранцах он тоже никогда ничего не говорил. У Кебрена при мне иностранцев не было, и у меня знакомых иностранцев нет». «Дотанцевалась», — плакала мать. Выяснилось, что Прове давно находился в разработке ОГПУ — военного подозревали в работе на английскую разведку. Следователи сочли слова Зои Фёдоровой правдивыми, доказательств её причастности к шпионажу найдено не было. Вмешался и отец, использовавший все свои связи наверху. В результате Зою освободили по личному распоряжению Генриха Ягоды. История с Прове сильно напугала Зою, девушка стала значительно осторожнее со знакомствами. В 1928 году Зоя всё-таки поступила в театральное училище Юрия Завадского. После закрытия этого учебного заведения, перешла в училище при Московском Театре Революции. Во время учёбы Зоя познакомилась с актёром Леонидом Вейцлером, представителем старинного немецкого дворянского рода. Как-то так получалось, что дочку рабочего, руководителя паспортной службы Кремля, всё время тянуло к представителям старой аристократии… Вейцлер, который был на три года старше Зои, стал её первым мужем. Брак, впрочем, оказался коротким. Уже в 1934 году, в год окончания училища при Театре Революции, Фёдорова во второй раз вышла замуж. Её избранником стал кинооператор Владимир Рапопорт. Брак был заключён по любви, Зоя и Владимир были почти ровесниками. С Владимиром актриса познакомилась в 1932 году на съемках фильма «Встречный». У Зои в этой картине была маленькая дебютная роль, а Раппопорт являлся одним из операторов фильма. Роль Зои при окончательном монтаже была вырезана, так что кинодебют Фёдоровой состоялся позже. В 1934 году на экраны вышел фильм «Гармонь», ставший полноценным дебютом Зои Фёдоровой в кино. А через два года, после выхода фильма «Подруги», о 25-летней актрисе заговорил весь Советский Союз. Карьера Зои развивалась стремительно, но в 1937 году случилось страшное — её отец был обвинён в сотрудничестве с иностранной разведкой и арестован. Фёдорова сбилась с ног, пытаясь освободить отца, — и, что удивительно, ей это удалось. По Москве сразу же начали распространяться слухи, что чудесное освобождение стало возможным из-за того, что Зоя согласилась вступить в отношения с Берией. Между тем, брак с Владимиром Раппопортом дал трещину. В 1939 году супруги развелись, и Зоя стала встречаться с лётчиком Иваном Клещёвым. Вообще, лётчики в те годы были в большой моде среди московских актрис-красавиц. Клещёв был простым парнем из народа, он не отличался «благородной» внешностью, имел только шесть классов образования. Тем не менее, этот сильный и смелый мужчина по-настоящему влюбил в себя знаменитую актрису. Зоя, считавшаяся дочерью «врага народа», всячески пыталась реабилитировать отца. Ради этого с 1939-го по 1941 годы Фёдорова трижды встречалась с Берией. Вот как она сама рассказывала об этих встречах: «Берия трижды принимал меня в здании наркомата внутренних дел по делу моего отца. Он принял меры по пересмотру дела отца — и вскоре из-под стражи его освободили. Берия, как я потом поняла, хотел использовать освобождение моего отца в своих гнусных целях. Летом 1940 года он обманным путем пригласил меня к себе на дачу как якобы на какое-то семейное торжество. Я согласилась поехать к Берии и даже захватила с собой подарок (деревянную собачку в виде сигаретницы) в знак благодарности за справедливое решение по делу моего отца. В действительности на даче не было не только гостей, но и его жены. Я заподозрила Берию в неблаговидных намерениях. Но занимаемое им положение вначале рассеивало мои подозрения. Однако, оставшись наедине со мной, Берия повёл себя как окончательно разложившийся человек». Но вот началась Великая Отечественная война. 31 декабря 1942 года Зоя получила страшную новость. Её возлюбленный, майор Иван Клещёв, погиб при заходе на посадку на аэродроме Рассказово в Тамбовской области. Для Зои смерть Ивана стала огромной трагедией, она долго не могла оправиться и сокрушалась, что так и не успела выйти за Клещёва замуж. В годы войны Зоя Фёдорова проявила себя с наилучшей стороны: собирала тёплые вещи для бойцов, участвовала в благотворительных спектаклях, ездила на фронт выступать перед солдатами. После войны Зоя продолжила сниматься в кино. Фёдорову называли актрисой голливудского типа, и её нередко приглашали на торжественные приёмы в Министерство иностранных дел. На одном из приёмов актриса познакомилась с заместителем американского военно-морского атташе Джексоном Тейтом. Иностранец, по словам актрисы, выгодно выделявшийся на фоне советских мужчин, вскружил ей голову. Фёдорова забеременела, и 18 января 1946 года родила дочь Викторию. К тому моменту отца ребёнка уже не было на территории Союза: Тейт был выслан из страны по требованию советского правительства. О беременности Зои американец не знал. Ребёнок от американца, рождённый дочерью «врага народа» — ничего более опасного нельзя было и придумать. Зое необходимо было срочно спасать себя и дочь. Соломинкой, за которую она смогла ухватиться, стал композитор Александр Рязанов, согласившийся взять актрису в жёны. Но это помогло ненадолго. 27 декабря 1946 года за Зоей Фёдоровой «пришли». 37-летнюю актрису доставили на Лубянку, затем, после допроса, переправили в Лефортовскую тюрьму, где женщина дожидалась суда. В августе 1947 года суд обвинил Фёдорову в шпионаже и приговорил к 25 годам лагерей с конфискацией имущества. Годовалую Вику отправили в казахстанское село Полудино вместе с Александрой, старшей сестрой Зои. Александра, у которой было двое детей, говорила Вике, что именно она является её матерью. Зою в семье к тому моменту считали покойницей. Из лагерей Фёдорова писала письма Лаврентию Берии. Уверяла в невиновности, умоляла вызволить ее. Лаврентий Павлович не ответил ни на одно письмо. Так изнеженная московская актриса, привыкшая к весьма комфортной жизни, оказалась в лагерном аду. Фёдорова вспоминала, что тюремное начальство и охранники проявляли к ней особенное внимание, ведь она была самой красивой женщиной не только в своем бараке, но и во всем лагере. «Такое даже звери не творили», — с тоской вспоминала актриса. В 1955 году, пройдя через лагерный ад, Зоя Алексеевна внезапно была освобождена. Вернувшись в Москву, где уже находилась и Виктория, актриса наконец-то воссоединилась с дочерью. Девочка поначалу отказывалась признавать матерью «эту тётю», но через неделю бросилась на шею Зое Алексеевне с криком — «Мама, мамочка!». Жизнь небольшой семьи в общем-то, наладилась. Зоя Алексеевна вернулась к актёрской работе. Фёдоровой предлагали небольшие, но яркие, характерные роли. Власти выделили семье отличную квартиру в Москве. Вика прекрасно училась в школе, занималась музыкой, мечтала стать актрисой, как мать. Зоя Фёдорова сразу после освобождения пыталась связаться с отцом своей дочери. Предпринимала актриса подобные попытки и в дальнейшем, но все они были безуспешными. Лишь в 1959 году произошёл прорыв. Ирен Кирк, гид на американской выставке в Москве, загорелась историей Виктории Фёдоровой, и нашла в США Джексона Тейта. Тейт был поражён, что в СССР у него есть дочь. Виктория стала переписываться с отцом, звонить ему. В 1975 году 29-летняя Виктория Фёдорова эмигрировала в Америку, к отцу. В следующем году с разрешения советских властей в США побывала и Зоя Алексеевна. Впоследствии Фёдорова ещё раз побывала в Америке и, вернувшись, стала собирать пакет документов для окончательного выезда из СССР. Этим планам актрисы не суждено было сбыться. 10 декабря 1981 года 72-летняя Зоя Фёдорова была обнаружена мёртвой в своей квартире. Женщина была застрелена наповал в затылок из пистолета Sauer немецкого производства. Следствие пришло к выводу, что убийцей был человек, которого Фёдорова хорошо знала: женщина, обыкновенно запиравшаяся на несколько замков, спокойно пустила преступника в дом. К сожалению, убийцу установить не удалось, как и все обстоятельства этого мрачного события. Покойную Фёдорову проверяли на причастность к так называемой «бриллиантовой мафии» — чёрному рынку драгоценностей, в который знаменитости были вовлечены на равных с представителями криминала. Фёдорову считали «бриллиантовым курьером», однако, несмотря на допущенные многими однозначные утверждения, достоверно это доказано не было. 17 декабря 1981 года Зою Фёдорову похоронили на Ваганьковском кладбище. Виктория, с 1978 года ставшая гражданкой США, рвалась на похороны матери, но разрешение ей не дали. В Америке дочь Зои Фёдоровой дважды вышла замуж, родила сына. Виктория работала моделью, снималась в кино в эпизодических ролях, написала автобиографическую книгу «Дочь адмирала», которую посвятила: «Моей дорогой мамочке, чья любовь согревала меня и в добрые, и в тяжкие времена, где бы я ни была — рядом или вдали от неё, — и которая всегда будет жить в моей памяти.

69-летний Кевин Костнер расплакался после показа на 77-м Каннском кинофестивале его фильма «Горизонты: американская сага» — первой режиссерской работы за 11 лет. Актёру аплодировали более 10 минут. Вытирая слезы, он сказал, что никогда не забудет этот теплый прием. «Простите, что вам пришлось так долго аплодировать, чтобы я понял, что пора произносить речь»,– пошутил он. Актёр сыграл главную роль в картине и написал весь сценарий. Кевин назвал успех премьеры важным не только для себя, но и для всей съемочной группы и поверивших в него людей. На мероприятии присутствовали пятеро из семерых детей Костнера. В их числе и 15-летний Хейс, который сыграл в «Горизонтах» вместе с отцом. В личной жизни актёра год назад произошли перемены. Его жена, модель и дизайнер Кристин Баумгартнер, подала на развод спустя 18 лет брака. Актер признался, что разрыв с женой дался ему тяжело. «Я чувствовал себя сломленным. Жизнь отнимала у меня лакомые куски. Но я не собираюсь терять себя из-за того, что набиваю синяки»,– поделился Костнер. Восстановиться морально Кевину помогла работа: «У меня по-прежнему в голове бесчисленное количество историй, которые я хотел бы перенести на экран. В хороших фильмах всегда должны быть моменты, которые потом долго вспоминаешь, цитаты, которые будешь использовать в жизни, которые скажешь на последнем свидании или на смертном одре. Я хочу снять великое кино, такое, которое никто и никогда не забудет».