Предыдущая публикация
Когда репетиция хора мальчиков окончилась, учитель пения Борис Сергеевич сказал:
– Ну-ка, расскажите, кто из вас что подарил маме на Восьмое марта? Ну-ка ты, Денис, докладывай.
– Я маме на Восьмое марта подарил подушечку для иголок. Красивую. На лягушку похожа. Три дня шил, все пальцы исколол. Я две такие сшил.
А Мишка добавил:
– Мы все по две сшили. Одну – маме, а другую – Раисе Ивановне.
– Это почему же все? – спросил Борис Сергеевич. – Вы что, так сговорились, чтобы всем шить одно и то же?
– Да нет, – сказал Валерка, – это у нас в кружке «Умелые руки» – мы подушечки проходим. Сперва проходили чертиков, а теперь подушечки.
– Каких еще чертиков? – удивился Борис Сергеевич.
Я сказал:
– Пластилиновых! Наши руководители Володя и Толя из восьмого класса полгода с нами чертиков проходили. Как придут, так сейчас: «Лепите чертиков!» Ну, мы лепим, а они в шахматы играют.
– С ума сойти, – сказал Борис Сергеевич. – Подушечки! Придется разобраться! Стойте! – И он вдруг весело рассмеялся. – А сколько у вас мальчишек в первом «В»?
– Пятнадцать, – сказал Мишка, – а девочек – двадцать пять.
Тут Борис Сергеевич прямо покатился со смеху.
А я сказал:
– У нас в стране вообще женского населения больше, чем мужского.
Но Борис Сергеевич отмахнулся от меня.
– Я не про то. Просто интересно посмотреть, как Раиса Ивановна получает пятнадцать подушечек в подарок! Ну ладно, слушайте: кто из вас собирается поздравить своих мам с Первым мая?
Тут пришла наша очередь смеяться. Я сказал:
– Вы, Борис Сергеевич, наверное, шутите, не хватало еще и на май поздравлять.
– А вот и неправильно, именно что необходимо поздравить с маем своих мам. А это некрасиво: только раз в году поздравлять. А если каждый праздник поздравлять – это будет по-рыцарски. Ну кто знает, что такое рыцарь?
Я сказал:
– Он на лошади и в железном костюме.
Борис Сергеевич кивнул.
– Да, так было давно. И вы, когда подрастете, прочтете много книжек про рыцарей, но и сейчас, если про кого говорят, что он рыцарь, то это, значит, имеется в виду благородный, самоотверженный и великодушный человек. И я думаю, что каждый пионер должен обязательно быть рыцарем. Поднимите руки, кто здесь рыцарь?
Мы все подняли руки.
– Я так и знал, – сказал Борис Сергеевич, – идите, рыцари!
Мы пошли по домам. А по дороге Мишка сказал:
– Ладно уж, я маме конфет куплю, у меня деньги есть.
И вот я пришел домой, а дома никого нету. И меня даже досада взяла. Вот в кои-то веки захотел быть рыцарем, так денег нет! А тут, как назло, прибежал Мишка, в руках нарядная коробочка с надписью: «Первое мая». Мишка говорит:
– Готово, теперь я рыцарь за двадцать две копейки. А ты что сидишь?
– Мишка, ты рыцарь? – сказал я.
– Рыцарь, – говорит Мишка.
– Тогда дай взаймы.
Мишка огорчился:
– Я все истратил до копейки.
– Что же делать?
– Поискать, – говорит Мишка, – ведь двадцать копеек – маленькая монетка, может, куда завалилась хоть одна, давай поищем.
И мы всю комнату облазили – и за диваном, и под шкафом, и я все туфли мамины перетряхнул, и даже в пудре у нее пальцем поковырял. Нету нигде.
Вдруг Мишка раскрыл буфет:
– Стой, а это что такое?
– Где? – говорю я. – Ах, это бутылки. Ты что, не видишь? Здесь два вина: в одной бутылке – черное, а в другой – желтое. Это для гостей, к нам завтра гости придут.
Мишка говорит:
– Эх, пришли бы ваши гости вчера, и были бы у тебя деньги.
– Это как?
– А бутылки, – говорит Мишка, – да за пустые бутылки деньги дают. На углу. Называется «Прием стеклотары»!
– Что же ты раньше молчал! Сейчас мы это дело уладим. Давай банку из-под компота, вон на окне стоит.
Мишка протянул мне банку, а я открыл бутылку и вылил черновато-красное вино в банку.
– Правильно, – сказал Мишка. – Что ему сделается?..
– Ну конечно, – сказал я. – А куда вторую?
– Да сюда же, – говорит Мишка, – не все равно? И это вино, и то вино.
– Ну да, – сказал я. – Если бы одно было вино, а другое керосин, тогда нельзя, а так, пожалуйста, еще лучше. Держи банку.
И мы вылили туда и вторую бутылку.
Я сказал:
– Ставь ее на окно! Так. Прикрой блюдечком, а теперь бежим!
И мы припустились. За эти две бутылки нам дали двадцать четыре копейки. И я купил маме конфет. Мне еще две копейки сдачи дали. Я пришел домой веселый, потому что я стал рыцарем, и, как только мама с папой пришли, я сказал:
– Мам, я теперь рыцарь. Нас Борис Сергеевич научил!
Мама сказала:
– Ну-ка расскажи!
Я рассказал, что завтра я маме сделаю сюрприз. Мама сказала:
– А где же ты денег достал?
– Я, мам, пустую посуду сдал. Вот две копейки сдачи.
Тут папа сказал:
– Молодец! Давай-ка мне две копейки на автомат!
Мы сели обедать. Потом папа откинулся на спинку стула и улыбнулся:
– Компотику бы.
– Извини, я сегодня не успела, – сказала мама.
Но папа подмигнул мне:
– А это что? Я давно уже заметил.
И он подошел к окну, снял блюдечко и хлебнул прямо из банки. Но тут что было! Бедный папа кашлял так, как будто он выпил стакан гвоздей. Он закричал не своим голосом:
– Что это такое? Что это за отрава?!
Я сказал:
– Папа, не пугайся! Это не отрава. Это два твоих вина!
Тут папа немножко пошатнулся и побледнел.
– Какие два вина?! – закричал он громче прежнего.
– Черное и желтое, – сказал я, – что стояли в буфете. Ты, главное, не пугайся.
Папа побежал к буфету и распахнул дверцу. Потом он заморгал глазами и стал растирать себе грудь. Он смотрел на меня с таким удивлением, будто я был не обыкновенный мальчик, а какой-нибудь синенький или в крапинку. Я сказал:
– Ты что, папа, удивляешься? Я вылил твои два вина в банку, а то где бы я взял пустую посуду? Сам подумай!
Мама вскрикнула:
– Ой!
И упала на диван. Она стала смеяться, да так сильно, что я думал, ей станет плохо. Я ничего не мог понять, а папа закричал:
– Хохочете? Что ж, хохочите! А между прочим, этот ваш рыцарь сведет меня с ума, но лучше я его раньше выдеру, чтобы он забыл раз и навсегда свои рыцарские манеры.
И папа стал делать вид, что он ищет ремень.
– Где он? – кричал папа. – Подайте мне сюда этого Айвенго! Куда он провалился?
А я был за шкафом. Я уже давно был там на всякий случай. А то папа что-то сильно волновался. Он кричал:
– Слыханное ли дело выливать в банку коллекционный черный «Мускат» урожая 1954 года и разбавлять его жигулевским пивом?!
А мама изнемогала от смеха. Она еле-еле проговорила:
– Ведь это он… из лучших побуждений… Ведь он же… рыцарь… Я умру от смеха.
И она продолжала смеяться.
А папа еще немного пометался по комнате и потом ни с того ни с сего подошел к маме. Он сказал:
– Как я люблю твой смех.
И наклонился и поцеловал маму.
И я тогда спокойно вылез из-за шкафа.
Следующая публикация
, Санкт-Петербург
Нет комментариев