Цыганка предсказала беду..

- Ты цыганке не верь, мне верь, - сказал Федя. - Страшно мне, - прошептала Аня. С яблонь осыпался цвет, а Федька смотрел на неё с хитрым прищуром, от которого кружилась голова. - Со мной тебе нечего бояться. - Так за тебя ведь боюсь, Феденька. - Она всё придумала. Они всегда так делают, чтобы побольше выманить. Ну хочешь, я сам тебе нагадаю? О чём ты мечтаешь? - Ну а вдруг сбудется? Что я тогда делать буду? Парень взял её лицо в ладони и заглянул в глаза. - Посмотри на меня! Вчера только на медкомиссии был. Здоровье как у быка! Аня и смотрела. Наглядеться не могла. Чёрные волосы вьются кудрями, падают на лоб, взгляд влюблённый. Такой ни с чем не спутаешь. - Выйдешь за меня? *** Анна Матвеевна снова проснулась в слезах. Этот сон со дня похорон мужа она видела почти каждую ночь. Как напоминание, что всё могло быть иначе, скажи она тогда этому красивому парню «нет». Ведь бегал за ней Никитка, учительский сын. Добрый мальчишка, красивый. Тоже замуж звал. Но сердцу не прикажешь. - Всю правду ты тогда сказала, Аза. Всю правду сказала. Не верила я тебе, не слушала, - горестно выдохнула Анна и стала медленно подниматься с кровати. Пол уже выстудился. Нужно было затопить печь, почистить двор от снега, наколоть дров, натаскать воды из колонки. - Послушала бы, глядишь, по-другому бы жизнь сложилась. Женщина опустила ступни в холодные тапочки и встала кряхтя. Ноги поднимались с трудом. Анна шаркала по полу, как древняя старуха. - Дожила… Тело, выбравшееся из-под пухового одеяла, быстро теряло тепло. Чайник на плиту женщина ставила уже озябшими руками. Пока нагревалась вода, она закинула в топку дров и берёзовой коры. Та была сыровата, никак не хотела разгораться. Пришлось взять топорик и настругать тонких палочек для растопки. Пламя быстро занялось на сухих стружках, перекинулось на берёзовую кору, а затем полыхнули и дрова. Анна Матвеевна достала заварку, кинула щепотку в ситечко и залила кипятком в кружке. Чайник она больше не использовала. Не для кого было: сын уехал, женился и приезжал домой раз в год по праздникам. Женщина накрыла кружку блюдцем, чтобы не остыло, накинула куртку, надела валенки, подхватила ведра, что стояли у порога. Вода, оставшаяся на донышке, успела подёрнуться ледком. Тонким, хрупким. - Всё забываю щель законопатить, - посетовала на себя она и поспешила на колонку, переваливаясь с ноги на ногу по ледку, словно уточка. Но не успела дойти, как из дома поодаль вывернула соседка с пустыми вёдрами. Заметив, что кто-то спешит за водой, она ускорила шаг. Анна тоже прибавила. С разных сторон они шли навстречу друг другу наперегонки. Вдруг тётка запрокинула голову и присвистнула, увидев что-то в небе. Анна обернулась и ничего не увидев, поняла, что это всего лишь уловка. Но было поздно. Соседка добежала до колонки, поставила ведро и нажала на рычаг. Вода полилась. - Что, Матвеевна? Как сынок? Не сбылось ещё цыганское пророчество? - Типун тебе на язык Станиславовна! Типун тебе на язык! - Ну остальное-то сбылось! – подковырнула та. - А это не сбудется! – выпалила Анна. Руки так и чесались, желая огреть соседку ведром по голове. Но больше всего она злилась не на дурную бабу, а на себя. За то, что по глупости разболтала лишнего. Но кто бы не разболтал? После похорон мужа не осталось рядом ни близких, ни родственников, некому было плакаться на свою судьбу. Сын работает, ему не до неё, да и не наездишься за триста километров. Подруги все остались в городе. Они, конечно, приезжали раз или два. Но и у них свои дела есть. Кто работает, кто внуков нянчит. Вот и выходило, что Анна со своим горем оказалась совсем одна. Тут-то соседушка и прицепилась, как клещ. «Ведь знала, что она первая сплетница, злоязычница. Ну зачем, зачем проболталась? А если сыну растреплет? А ведь он спрашивал, нужна ли помощь, не приехать ли погостить на недельку. Но как теперь согласиться? Только он за порог выйдет, подкараулит его эта змея и всё выболтает». - Когда твой Гаврюшка в гости к матери-то приедет? – спросила соседка, словно прочла её мысли. Вёдра сплетницы уже были полны до краёв, но уходить она явно не собиралась. Хотела до конца насладиться чувством превосходства над слабой вдовой. Анна зло брякнула ведро под струю воды. - Сама к нему поеду, если будет надо. - Так ведь некуда там селиться. Однокомнатная квартира, жена, двое деток. И так друг у друга на головах живут. Сама говорила. И в который раз Анна пожалела, что не удержала язык за зубами. Горе застило ей глаза, не разглядела, кого пустила на порог. Она подставила под струю воды второе ведро и надулась, решив просто не отвечать на выпады соседки. Но та и не думала униматься. - Ты погляди, а? И где бы мне ту цыганку встретить? Всё ведь правда! И впрямь жизнь у тебя не сахар. Без мужика одной в частном доме жить на старости лет… - Какая я тебе старая? Мы с тобой почти ровесницы! – не сдержалась Анна и прикусила себе язык. Но местная сплетница только того и ждала. - Так вон, ноги еле переставляешь. Мне Томка сказала, что в поликлинике тебя видела. Здоровье посыпалось. Видать скоро придёт время последнего пророчества. Жалко тебя, конечно. Сынок-то единственный. Одна одинёшенька останешься на белом свете. Тут Анна уже не выдержала. Подхватила вёдра, хоть второе и было наполнено лишь на половину, и потопала прочь от наглой склочницы. Суставы рук от тяжести разнылись. Хотелось бросить вёдра, отдышаться, размять кисти рук и уж потом браться снова. Но перед соседкой слабость свою показывать она не желала. Не хотела доставить ей такого удовольствия. Стиснула зубы и топала, будто от этого зависит её жизнь. Еле-еле дотащила свою ношу до дома. Поставила на пол, выдохнула. О том, чтобы идти чистить двор и речи уж не шло: сейчас лопатой помашет - завтра и телефон поднять не сможет. Стоило подумать – раздался звонок. Анна глянула на часы. В такую рань некому было соскучиться по разговорам, и сердце сжалось в недобром предчувствии. На негнущихся ногах она подошла к столу, схватила мобильный, нажала кнопку и поднесла его к уху. - Алло, Анна Матвеевна! Вы стоите? – дрожащим голосом произнесла невестка. – Сядьте! - Что с Гаврюшей? - В больнице он. На операции. Я детей не могу оставить. Приезжайте! - Настенька. Он живой? – спросила Анна, оседая на стул. - Живой... Врачи ничего толком сказать не могут. Говорят, ждите результатов операции. Приезжайте. Я вам билет купила. Поезд через два часа. Как соберётесь, напишите мне. Я вам такси вызову. В глазах у Анны потемнело. - Хорошо, Настенька. Я быстро. Она сбросила звонок. - Накаркала! Накликала беду! – простонала женщина, схватившись за голову. – Ой, злой язык, чтоб тебе пусто было! *** Между станциями не было связи. И каждый раз, когда на экране появлялись заветные палочки, Анна с содроганием в сердце набирала номер невестки. - Ну что? Есть новости? - Новостей нет, - отвечала та. И материнское сердце падало в бездну. «Глупая, глупая девчонка! Не стоило тебе бегать к цыганскому табору на судьбу гадать», - корила она себя шестнадцатилетнюю. Только отчитывать ту девочку было поздно. Теперь оставалось лишь ждать, когда колёса скорого поезда, стуча по рельсам, довезут её до родного города, из того, откуда она когда-то уехала с мужем, за которого цыганка не велела выходить замуж». *** Поезд подошел к перрону, остановился и зашипел. Проводница ловко открыла дверь, развернула лестницу и спустилась вниз. К вагону уже бежали встречающие. Но Анну Матвеевну встретить было некому. Нужно было позвонить снохе, чтобы та вызвала такси. Только спустившись по металлическим ступеням, с сумкой в одной руке, Анна поняла: у неё нет воли стоять и ждать, пока подъедет автомобиль. Изведётся. Земля под ногами горела, и она пошла, а потом и побежала до остановки с такой прытью, будто суставы никогда не болели. Запрыгнула в переполненную маршрутку. Запах поездов с вокзала смешался с ароматами сладких женских духов и перепрелого мужского пота. Со всех сторон её подпирали люди, да так, что за поручень можно было не держаться. «Вот и сбылось… вот и сбылось» - повторяла она, отсчитывая три остановки. Предсказание цыганки стало проклятьем. А ведь она говорила не выходить замуж за тёмненького… Дверца автобуса распахнулась, и Анна, толкаясь, выкарабкалась наружу. Погружённая в свои мысли чуть не проехала остановку. Город в преддверии зимы был негостеприимен. А уж вблизи больницы тем более. Люди сплошь с хмурыми лицами. Губы поджаты. Но прохожих она не замечала, не до того было. Зрение сузилось до пластиковой входной группы, через которую сновали туда-сюда пациенты. Какой-то мужчина, заметив Анну, придержал дверь. В нос ударил запах чистящего средства с лимоном. По мокрому полу она подошла к стойке регистратуры. - У вас лежит мой сын. Ему должны были сделать операцию, - сказала Анна, и голос её надломился. - Он жив? - Фамилия! Паспорт! Назвала. Теперь уж не побежишь. Оставалось только стоять, ждать и наблюдать со стороны за регистратором, что-то настукивающим на клавиатуре. - В реанимации. У лечащего врача смена уже закончилась. Завтра с утра приходите. - Как завтра? Что с ним? Как он? - Женщина, я не знаю, я тут с вами сижу, у него в палате не была. Завтра придёте, вам врач всё расскажет. - Очередь не задерживайте! – поддакнула подошедшая бабка. Анна отошла от стойки, растерянная, не понимающая, что делать дальше… - В реанимации, значит, живой, - прошептала она. - Живой, живой, - прозвучало над ухом. Анна обернулась. Уставшим взглядом на неё смотрел мужчина в чёрном пальто. Полосатый шарф через плечо перекинут. Что-то знакомое почудилось ей в этих серых глазах. - Никита? - Здравствуй, Анечка. От неожиданности она растерялась, не в силах найти слова. - Как ты здесь? - Работаю. Вот, со смены. Голодный, как волк. Пойдём хоть кофе выпьем? - А Гаврюша? - У него всё будет хорошо. - Что с ним? - Он вне опасности. Восстанавливается. Завтра переведём в обычную палату. Пойдём, пока меня пациенты не поймали. Я тебе всё расскажу. Они вышли на улицу. Под ногами хрустел тонкий лёд. Ветер сдувал с крыш снежинки. Далеко идти не пришлось. За углом над входом в кафе горели жёлтые круглые лампочки. Внутри пахло сдобой. Анна расстегнула куртку и принялась стягивать, когда почувствовала, как вес соскользнул с её плеч. - Давай я помогу, - проговорил Никита. И Анна Матвеевна почувствовала себя маленькой девочкой, которую есть кому защитить, которой есть кому выплакаться. Они сели за столик в углу. Расторопная официантка тут же приняла заказ. - Что с моим сыном? - Авария. Но беспокоиться не о чем. Жизненно важные органы не задеты. Не переживай за него. Он сильный. Справится. Лучше расскажи о себе. Ты ведь вышла замуж и уехала. А я тогда ушёл в армию. Когда вернулся, поступил в медицинский в районном центре. Потом предложили работу в глухомани. Зато выделили отдельное жильё. Много лет там проработал. Женат был, но не сложилось. Развелись. Теперь вот вернулся сюда. Веришь, нет: лучше тебя так и не встретил. Всё думал, как ты там? Что с тобой сталось? Тяжело далось, что выбрала не меня… Анна вдруг отвернулась и опустила лицо в ладони. - Ты что, плачешь? Мужчина вскочил, едва не уронив обитое велюром кресло. Подсел к старой знакомой, приобнял, заставив положить голову ему на плечо. Анна всхлипывала. На шерстяной свитер Никиты текли горючие слёзы. - Это всё из-за меня! Из-за моего выбора он пострадал! Нужно было за тебя тогда выходить! - О чём ты говоришь, Анюта? - Цыганка! Помнишь, тогда табор за городом стоял? Мы с подружкой погадать пошли. Собрали мелочь, какая была - и к ним. Боялись, что не пустят нас, выгонят, но по дороге одна женщина сама нам навстречу попалась. Хотите, говорит, погадаю? Мы, конечно, обрадовались, согласились. Отвела она меня в сторону и сказала, чтобы я за тёмненького не выходила, иначе вдовой стану. А если выйду, то чтоб ни за что квартиру не продавала, иначе жизнь ждёт тяжёлая. Она отстранилась. Никита достал из салфеточницы несколько белых квадратиков и протянул Анне. Женщина вытерла слёзы, высморкалась, неловко огляделась, будто извиняясь. - Это за два года до встречи с мужем было. Я ведь не послушала тогда её, на предупреждение наплевала. Вышла замуж, уехали с ним. Там жильём обзавелись, сын родился. Феде на земле жить хотелось. Он всё упрашивал продать квартиру и переехать в дом. Я долго сопротивлялась. Работа, садик. Но он всё взял в свои руки. Дом нашёл, и о садике договорился. Тогда я и сдалась. После покупки дома деньги остались. Муж машину купил. И поначалу всё хорошо было. На работу меня в город отвозил, а сам таксовал. Думали, денег заработает, тогда и ремонт сделаем, и скважину пробурим, чтоб на колонку не ходить. Того и гляди газ проведут – газовый котёл поставим вместо печки. Лицо её от слёз раскраснелось. Официантка принесла на подносе заварник, разлила чай по маленьким фарфоровым кружечкам. - И почему же нельзя было продавать квартиру? – спросил Никита. - Она и вправду всё видела. Вскоре муж попал в аварию. Машина вдребезги. Пьяный водитель влетел им в бок, чудом все живые остались. Синяки да ссадины. Но пока рентген делали, нашли что-то пострашнее переломов. Вот тогда я про гадание и вспомнила, да поздно было. Муж заболел и ослаб так, что ни печь затопить, ни двор расчистить. О работе и речи не шло. Пришлось мне за двоих. Ещё и ребёнок на руках. Страшное время было. В город на работу ездить больше не могла. Устроилась на пригородный рынок продавцом, к дому ближе. Днём мясом торгую, потом на автобус, сына из садика заберу, оставлю у соседки, чтоб приглядела, подруги-то все в городе остались, а новых не нажила, - и лечу полы намывать в магазине. Бегу назад, ребёнка забираю, печку топлю, ужин ставлю, из чего господь пошлёт. Руки уже отваливаются, а ещё от крыльца до калитки снег разгрести надо, лёд со ступеней обдолбить, воды с колонки принести, дрова, на зиму привезённые, нарубить, в поленницу стаскать, за мужем поухаживать. Как тяжело было – словами не передать. За спиной соседи шептались, мол, помрёт мужик, бабе хоть жить легче станет. А я каждую ночь молилась за его жизнь. Хоть бы ещё денёчек на этом свете. Цыганка тогда ещё кое-что сказала. Она замолчала, но Никита не стал её торопить, молча глядел и ждал, пока успокоится сердце измученной невзгодами женщины, пока не перестанет пульсировать венка на виске. - Цыганка тогда сказала, что будет жизнь моя беспросветной и безрадостной после того, как мужа не станет. И продлится это, пока сын мой не попадёт в беду. Понимаешь? Она заглянула в глаза своему старому другу. - Понимаю. Пока муж был жив, сыну ничего не грозило. Анна кивнула. - Я видела, как Федя страдает. И хорошая жена пожелала бы ему отмучиться. Но своими молитвами я держала его на земле. Чтобы мой ребёнок… Она снова заплакала, Никита обнял её. - Ну-ну. Не нужно слёз. Что ещё тебе нагадала цыганка? - Ничего. Она сказала, что с сыном случится беда и тогда моя жизнь наладится. Но с такой ценой я не согласна! Это всё я виновата! Нельзя мне было за Федю замуж выходить. Мужчина оторвал её от себя, держа за плечи, посмотрел в глаза. - Тут, как мужчина, я совершенно согласен, - произнёс он серьёзно. – Многое я бы отдал, чтобы ты тогда другой выбор сделала. Но как врач скажу кое-что. Только слушай внимательно. Голос его сделался тихим и вкрадчивым, будто слова были не предназначены для чужих ушей. - Каждый день хирург со смертью борется. Стоит за столом, инструменты держит в руках и жизнь человеческую. И выбор неверный, ошибка, невнимательность дорого стоят в тот момент, непомерно дорого. Но бывает, какой бы выбор ни сделал, какое бы решение не принял, ничто не помогает, поделать ничего нельзя. А потому, выходя, он закрывает за собой дверь, чем бы не закончилась операция. Ведь если станет себя винить в том, чего заранее знать не мог, страшиться ошибок станет, жить прошлым будет, сломается, другим пациентам помочь не сумеет. Так и ты должна закрыть эту дверь и оставить всё прошлое за нею. А здесь и сейчас есть только ты. Живая и здоровая. И сын твой, на поправку идущий. - И внуки, - всхлипнула Анна и засмущалась, - Я ведь уже бабушка. Никита улыбнулся. - Бабушка должна быть счастливой. Это её святая обязанность. - А как же предсказание? - А что предсказание? Всё, что она предрекла – сбылось, чёрная полоса закончилась. Теперь у тебя всё будет хорошо. Ну а выйти замуж за светленького ты ещё успеваешь. Только, волос уже не русый, седой… Поэтому, Анюта, вытри слёзы и позвони снохе. Волнуется небось. - Ой, - дернулась женщина и полезла за телефоном. – И правда! *** На улице начинал кружить снежок. Прохожие смотрели себе под ноги и не видели, как за стеклом маленького уютного кафе за столиком в углу сидела немолодая пара. Их руки то и дело соприкасались случайно, и тогда женщина стыдливо опускала глаза, а мужчина улыбался, смотря на неё самым тёплым, влюблённым взглядом. Такой взгляд ни с чем не спутаешь. Автор Дирижабль с чудесами

ДАША, ОТДАВШАЯ ЖИЗНЬ...

После интернатуры, я кое-как пролезла в родную больницу, где меня никто не ждал и не любил. Просто был такой застоявшийся стереотип, что толковые студенты мединститутов в наш городок не стремятся. Только посредственные, никому ненужные, либо протеже местных чиновников. Видимо, так установили старожилы, которые сами когда-то сюда пришли, глядя на себя одарённых. Поэтому старая гвардия местных докторов смотрела на меня волком. А младший персонал удивлял своей спесью, которая была куда больше, чем у самого главврача. Но мне некогда было думать о глупых банальностях этого мира, так как я была полностью погружена в работу. Которой всегда было очень много. Как-то так получилось невольно, что из всего нашего коллектива я сблизилась только с санитаркой Дарьей, если это можно было назвать сближением, учитывая её болезнь. Дарья работала здесь из милости, так как её мать, местный терапевт, всю жизнь проработала ударницей в этой больнице и умерла на месте страшной аварии. Про диагноз Дарьи я особо не вдавалась, все называли её умственно отсталой, а мне казалось, что это больше похоже на аутизм. Она была полностью отрешена от этого мира, и казалось, не испытывает никаких эмоций, и не замечает, как ею помыкают, унижают и заставляют бессовестно перерабатывать за других. Это была высокая тучная женщина неопределённых лет, с пустым выражением лица, и такая белая-белая, как внутренность её любимых сдобных булочек. Наверное, я тянулась к Дарье, чтобы от неё синхронизировать то абсолютное безразличие ко всем ядовитым нападкам со стороны наших коллег. Но и ко мне Дарья была безразлична. Иногда в ночные дежурства я приносила её любимые маковые булочки. Она тут же их жадно хватала, и так погружаясь в процесс поедания, что почти никогда не благодарила. Но однажды она меня испугала. Это случилось вечером. Я проверила ещё раз тяжело больных, и вышла в коридор. Когда увидела, что Даша помыла коридор и стала, как вкопанная, уставившись на пол. Мне показалось это подозрительным, поэтому, подойдя к ней, я спросила у неё: - Даша, в чём дело? Почему ты так смотришь на пол? - Следы, следы появились. - Даша, полы совершено чистые, там нет никаких следов, даже моих, у меня чистые тапочки. - Проводник пришёл. Детские следы - это хорошо, значит, чистый человек умер. Когда взрослые - тоже неплохо, значит, кто-то из родных пришёл забрать. Плохо, когда следы копыт, много следов копыт. Я потом несколько раз мою пол, а они всё равно жаром обдают. - Ты о чём, Даша? - У восьмой палаты следы, человека забрали. Я невольно вздрогнула, но решила на всякий случай проверить восьмую палату, тем более там у меня находились стабильные больные и эксцессов быть не должно. Я проверила восьмую палату, там все заранее легли спать, вот только одна пациентка уснула уже навсегда. Я постаралась забыть тот инцидент, посчитав его за чистое совпадение. Но однажды случилось нечто. Разбился мотоциклист. В реанимации мы собирали его по частям на автомате, без энтузиазма, потому что сердце пациента упрямо билось. Но даже такой неопытный врач, как я понимал, что вряд ли этот бедолага продержится до утра. Когда мы закончили оперировать, я впервые внимательно посмотрела на лицо пациента, и даже через кислородную маску узнала его. Это был мой бывший парень, который учился со мной в одной школе в параллельном классе. Это была самая настоящая первая любовь, с нежными свиданиями и робкими поцелуями… А потом в одиннадцатом классе мы поругались, я приревновала его к первой красавице и выскочке школы, устроила безобразную публичную сцену, и мы взаимно оскорбили и унизили друг друга. Я страдала и ждала, когда он первый сделает шаг к примирению, а он ждал этот шаг от меня. А потом мы поступили в разные города. И я его так и не смогла забыть, а теперь он умирал, на моём операционном столе… Я вышла из операционной, изо всех сил сдерживая себя, но плечи предательски дрожали. И тут я увидела в другом конце коридора Дашу, она смотрела на полы… Я подошла к ней и уткнулась лицом в её мягкое большое плечо, чтобы скрыть слёзы. А потом я стала умолять от безысходности, как скулят на безлюдной дороге брошенные жалкие щенята, видя, что их никто не слышит, но всё равно продолжая молить о спасении. - Даша, миленькая, сделай, что-нибудь, чтобы его не забрали. Мне нужно хотя бы с ним поговорить, я не могу его так отпустить, пожалуйста. - Ты плачешь за него?.. Он тебе нужен? - Очень нужен, Даша, пожалуйста, помоги. - Я могу, да, я могу… Ты же меня просишь, да? - Да, Дашенька, прошу, умоляю… - За ним ребенок пришёл, с ребенком можно договориться. Даже душа ребёнка ищет себе мать. Даша пошла по длинному коридору и остановилась возле операционной, словно взяв кого-то невидимого за руку. И повернулась медленно назад, не оборачиваясь ни на кого. В какой-то момент я хотела её остановить, сказать, что не надо. Но что-то внутренне меня остановило, словно сказав, что идти за ней не положено. Мой парень выжил, я сама его выходила с ложечки, и с утки. А после мы, не желая терять и так столько потерянного времени, тихо расписались в ЗАГСе. У нас родилась дочь, которую я назвала в честь Даши. Ведь сама Даша не пережила тот день, её нашли на крылечке нашей больнице с внезапной остановкой сердца. Сердце, которое, не раздумывая, отдала за жизнь другого. Автор Галинадар

-Алло, полиция? Тут вот какое дело... В квартиру моих соседей кто-то пытается — влезть.....

Я посмотрела в глазок и увидела Свету Потапову — соседку из квартиры напротив. — Здравствуйте, Ирина Петровна, — затарахтела она с порога, — мы с мужем завтра отдыхать уезжаем на десять дней. Вы не могли бы, пока мы будем в отьезде, нашу живность покормить? - Извини, Светочка, я бы с радостью, но уж очень пес у вас серьезный. Была бы болонка или такса... — я смущенно развела руками. — А мы Ниро с собой берем. Кормить нужно только рыбок и Арчи. — Арчи — это кот у вас? — Нет, попугай. — Тогда покормлю, — согласилась я. — Ты мне только покажи, каким ключом какой замок открывать и как квартиру с сигнализации снимать. — Замок у нас один, а сигнализации вообще нет. Я удивилась. У меня тоже нет, но только потому, что красть нечего. А соседи — люди состоятельные, на красивой машине ездят. И ремонт у них — не моему чета. Хотя... Наверно, с такой собакой, как Ниро, никакие воры не страшны. — Корм для рыб возле аквариума оставлю, а для Арчи — возле клетки, — Света сунула мне ключи и убежала. Утром я отправилась исполнять соседский долг. Войдя в квартиру услышала низкий, словно из бочки, собачий лай:Я даже дышать перестала: неужели пса дома оставили? Простояла, не шелохнувшись, минуты три, не меньше. Наконец Ниро лаять перестал и из комнаты донесся голос Светы: — Юра, посмотри, кто там пришел! Сначала я растерялась — ведь своими же глазами, видела, как Потаповы уезжали! Вернулись, что ли? — Юра, сделать тебе бутерброд? — крикнула соседка. Голос был определенно Светин, только На «р» она налегала чуть сильнее, чем обычно. И тут меня осенило! Заглянула в комнату: - Арчи, значит, это ты здесь хулиганишь, да? — Привет — приветливо поздоровался большой серый краснохвостый попугай и радушно предложил: — Давай пить чай! Знакомство с уникальной птицей произошло в субботу, а в четверг.. Не знаю, что заставило меня посмотреть в «глазок», но интуиция не подвела — там творилось неладное: какой-то парень в капюшоне пытался открыть дверь Потаповых. "Родственник, у которого есть ключи? — мелькнула мысль." - Почему же меня, а не его попросили кормить живность? Да и с замком этот «родственничек» возится подозрительно Долго!» Я метнулась к своему телефону: -Алло, полиция? Тут вот какое дело... В квартиру моих соседей кто-то пытается — влезть. Говорю адрес! Положив трубку, снова приникла к «глазку». Парень — наконец справился с замком, — скользнул в квартиру, но через минуту выскочил на площадку и помчался вниз по лестнице. Я вышла на балкон и увидела, как к подъезду подъехала полицейская машина и из нее вышли трое в штатском. Почти одновременно из парадного выбежал парень в капюшоне. — Вор! — закричала я что есть мочи. — Держите его! Парня тут же скрутили и запихнули в машину. — Я к вам сейчас поднимусь! — помахал мне один из стражей порядка. — Действительно отмычкой открывали, — сказал он, осмотрев замок. — Только непонятно, почему вор ничего не украл. Тут из квартиры донесся заливистый лай и знакомое «Юра, посмотри, кто пришел. — Так хозяева все-таки дома? -Нет Это попугай, — объяснила я. —Он и спугнул воришку. Попрощавшись со стражем порядка, я взяла горсть фисташек и пошла к Потаповым. — Ты у нас прямо гроза воров! — похвалила Арчи. — Молодец! г - -р-р-роза вор-р-ров! — подтвердил тот. Я угощала попугая орехами, а сама думала: не завести ли и мне такого умницу-жако? И поговорить будет с кем, и квартиру охраняет лучше любой сигнализации! Автор канал Поехали Дальше