Предыдущая публикация
Нахалка
Традиционная российская семья: всё – как у всех. И это прекрасно.
Воспитали двоих детей.
Когда были молоды, ездили на Юг, приглашали друзей и родню в гости на дни рождения и сами ходили, разумеется.
Так бывало: тридцать первого декабря разложат праздничную еду по сумкам, оденут детей и к друзьям на всю ночь. У друзей тоже дети.
Ребятишки играют – взрослые празднуют. И танцевали, и пели. После двенадцати выходили гулять. На центральной площади ёлки и большие горки.
Родители с детьми весело скатывались вниз и громко смеялись. После к друзьям возвращались, укладывали ребят спать, а сами тихо сидели на кухне – разговаривали.
Дети школу закончили, и родители в праздничные дни родной дом не покидали. Сидели, как говорится, своей семьей.
Дети побудут с ними недолго и уйдут. А мать с отцом вдвоем, и не было грустно.
С друзьями не встречались – можно по телефону поздравить.
И вот за пятьдесят – внуки появились. Надо помогать – такова жизнь. И получилось так, что жизнь проходила на работе и дома. Уставать стали. Сын спросит: «Почему в театрах не бываете? Раньше часто ездили».
Родители ответят, что свое отъездили – хватит. Уже ничего не надо, потому что годы.
Возраст к шестидесяти приблизился. Муж и жена отяжелели телом и душой. Главное – дома сидеть, в тепле и в покое. Мать перестала читать книги и журналы, а отец и раньше книги вниманием не баловал.
Хорошо сериалы смотреть. В тарелке жареные семечки. Можно брать по одной и смотреть телевизор.
Все хорошо, только одного не хватает – пенсии.
Но и она, наконец, тут как тут.
Засели дома родители, на балконе гуляли в теплые дни.
Дети спросят: «Неужели никуда не тянет»?
Мать сердито ответит: «Мы уже в годах. Доживете до наших лет – вот тогда и узнаете».
Очень уважали родители свои «годы». И в песне поется: «Мои года – мое богатство». А из песни слова не выкинешь.
Ноги стали болеть, от лишнего веса здоровье барахлило. Иногда выйдут на скамеечку посидеть – вот и все развлечение.
У мужа сестра была – двоюродная. В молодости поругались, с тех пор не встречались. Ей столько же лет, как ему – шестьдесят шесть.
Вышли супруги на скамеечку, чтобы свежим воздухом подышать. Они же «в годах», так полагается в солидном возрасте – на скамеечке сидеть.
Видят – бежит женщина в спортивной одежде – легкая и быстрая.
Остановилась бегунья, поздоровалась. Оказывается - двоюродная сестра мужа: «Погода хорошая, шесть километров пробежала. Сейчас душ, потом завтрак – и на тренировку».
А про жизнь не спросила. Бросила: «Пока»! И скрылась за углом.
Муж сказал: «Всегда наглая была, настоящая нахалка».
Жена поддержала: «Чем хвастается»?
И решили дружно супруги, что у двоюродной сестры жизнь легкой была, не надрывалась на работе.
А еще согласны в том были, что она детям не помогала.
А она помогала и помогает. И работа легче, чем у них, не была.
Иногда хочется обесценить то, чего у нас нет. Помните басню про лису и виноград?
От нашего отношения к жизни многое зависит. Разве не так?
Автор Георгий Жаркой
Галошки
Неожиданно из жизни ушла мама и в семье появилась мачеха. При отце она явно демонстрировала любовь к детям, а в его отсутствие издевалась над ними. Жаловаться отцу не было смысла. Мачеха постоянно в присутствии детей убеждала его, что наказывает их справедливо и всегда заканчивала свою речь словами: «Нечего растить дармоедов». Отец соглашался и все продолжалось изо дня в день.
По праздникам отец покупал обновки. В канун революции семилетнему Шурику купили галошки. Радости не было предела . Он их и обнимал, и нюхал, а они такие блестящие очень ему нравились. Он лег спать, а они у него под подушкой.
На утро мачеха сказала: «Грязь с улицы в дом не носить». Каждый раз, возвращаясь домой из церковно-приходской школы, он находил лужицу и с любовно мыл свои галошки. Однажды он решил помыть галошки в чистой воде ручейка. А чтобы вода не попала в ботинок, он снял галошки и стал мыть.
Случайно он выронил галошку и струя воды, подхватив ее, быстро понесла по течению. Шурик боялся замочить ботинки. Чтобы ему не досталось еще больше от мачехи, он просто бежал вдоль ручья в надежде, что галошка где-то застрянет у бережка. По чем дальше, тем ручеёк превращался в быстрый поток, в котором галошка то утонет то вынернет и в конце концов совсем исчезла.
Долго на камешке сидел Шурик и плакал. Жаль ему было лишиться галошек. Когда боль потери прошла он представил себе что ожидает его дома. Его не пожалеют и порки не избежать. Темнело, а он все сидел и думал как быть. Ни то чтобы он боялся порки, нет. Бит он был не раз, но размышляя, он понял, что его не очень-то любят и от взрослых он видел только грубость, насилие и упреки. И возвращаться не захотелось. Решил уйти из дома.
Собравшись с духом на предстоящий поход в никуда, он с лёгким сердцем шагнул в сторону железнодорожного вокзала. Свобода показалась ему сладкой, а главное впервые в своей маленькой жизни он сам принял решение.
И вот вокзал. Стоял поезд. Ещё один грязный пацан крутился возле поезда. Шурик спросил его как уехать на этом поезде и он сказал «Вот как поезд тронется мы в этот ящик заберёмся и поедем, если нас никто не увидит»
Так и вышло. Счастливый Санька с попутчиком отправился в новую жизнь. Беспризорников было много и они промышляли кто как мог, а семилетний Санька не знал босяцкой жизни. Его первый приятель сказал ему, что лучше попрошайничать или просить работу, чем воровать. Изобьют, в кутузку посадят, родителям вернут. Так Санька приехал в другой город, гордый своим поступком и тем что нашел выход как себя защитить.
На вокзале он стал просить хлеба и сердобольные люди угощали его видя что он мал. Кое-кто спрашивал «Ты потерялся, ты отстал от поезда» и давали разные советы, а потом повели к начальнику вокзала. Санька предпочел удрать. Бежал без огляди и попал на рынок. Там он увидел мужчину со множеством покупок и предложил свои услуги, донести часть товаров до дома. Мужчина согласился а дома пригласил его отобедать вместо платы. Потом его спросили кто он и почему один. Санька слукавил и сказал что потерялся на вокзале. Мальчугану повезло. Время в стране было смутное, гражданская война ещё не утихла. Саня просил не искать родителей.
Детей в семье не было и Саньке досталась воистину родительская любовь. Его усыновили, отдали в школу, потом в училище. Отец работал в аптеке и свою профессию решил дать и сыну. Перед Отечественной войной Саня поступил в медицинскую академию. Началась война и Александр стал начальником госпиталя.
От Сталинграда до Волги, потом до Берлина в звании полковника медицинской службы. Был ранен и не раз, оперирован коллегой своего же госпиталя. Закончилась война, ордена и медали блистали во всю грудь, Александра Васильевича. А затем вместо военных госпиталей, больницы и бесконечные операции.
В семье Александра Васильевича родилось двое мальчишек, один из которых унаследовал от отца характер и жизнелюбие. Как и отец он был предан своему делу, своей любви, своей семье и при всех житейских неурядицах умел быть лёгким, даже озорным и непременно жизнерадостным заводилой. Он то и поведал мне историю жизни своего отца.
Я слушала и подумалось «Вот какая сила воли и духа. Только такие люди творят свою судьбу сами, а значит и удача всегда им улыбается».
Надежда Борисовна Гонтаренко
Размазня
Удар был сильный, у Ирки даже в голове зазвенело. От боли и обиды хлынули слезы. Ирка сглотнула комок в горле – невыносимо уже все это терпеть! Первым желанием было – распахнуть дверцу автомобиля и выскочить из машины на дорогу. Наплевать, что на ходу. Сломает что-нибудь – тоже наплевать! Жить не хотелось! Сколько можно!
Утро начиналось мирно – ОН был в хорошем настроении. Шутил, поддразнивал – он всегда шутил и поддразнивал Иру, если был в прекрасном расположении духа.
- Ой, непутевая! Ой, дурында! В зеркало-то глянь на себя – пасту зубную с носа смой. Так ведь и пойдет на работу с зубной пастой на носу. Что бы ты без меня делала – не проследишь ведь, без трусов на улицу отправишься!
Да, нормальной женщине и такие шутки покажутся злыми. Но Ирка была ненормальной женщиной. Она от мужа в свой адрес слышала такие оскорбления, что такие шутки можно счесть за комплименты. «Коза», «овца», «дура» - самое мягкие эпитеты, которых Ира удостаивалась. У Бори, ненавистного мужа, характер был тяжелый. Так-то он хороший человек, но характер…
Вот только-только Борис улыбался и рассказывал смешные байки, и вот – опять. Кричит, бьет посуду, топочет ногами. Причиной оказался тапочек, об который он споткнулся. Собака Маня, его любимица, рыжая колли, снова спряталась под столом – она не выносила криков. А Ирке прятаться некуда. Ирка стоит перед грозным супругом и молчит. Оправдываться начнешь – он орет еще громче. Борис ненавидит, когда оправдываются. Даже, если он виноват. А он виноват: тапки-то его, он их небрежно скинул, когда падал на диван с пультом. Но Борис вины никогда не признает, ибо признать вину – показать свою слабость.
Этим утром Ира на завтрак пожарила колбасу. А ведь он просил сварить. А она, дура, пожарила. Ирка ясно слышала – пожарь. Или ей показалось? Она совсем запуталась… И ведь конфликт выеденного яйца не стоит.
- Боря, ну что ты опять из-за ерунды… - начала она.
Лучше бы и не начинала. Борю понесло по кочкам… Маня вновь спряталась под столом. Ира подбирала с пола жареную колбасу.
- Ну что ты, Манечка, испугалась, я же не на тебя? – ласково говорил муж собаке. Какая перемена в голосе, надо же? Как у него получается быстро менять стихию настроения? А Ире полдня в себя приходить.
В машине (слава богу, завелась) Боря снова шутил и улыбался.
- Что там слева, глянь? - спросил он.
- Где? – она не поняла вопроса. Поняла, когда голова зазвенела от оплеухи.
- На дороге, дура! Мне из-за твоей башки тупой не видно!
Голова болела потом целый день. Муж несколько раз звонил на работу, беспокоился, советовался, жаловался на тупого начальника, который опять… Ира не могла с ним разговаривать.
***
Ира не умеет спорить – у нее мягкий и уступчивый характер. И ссориться не умеет. И объявлять бойкот, и доказывать свою правоту, и характер показывать – не у-ме-ет! Борис это уяснил и пользуется своим преимуществом. Он, наоборот, обожает спорить, кричать и ссориться. На работе его терпят с трудом. Но терпят, хоть незаменимых, как у нас говорится, нет. Мастер от Бога. Таких не найти. Такое чувство, что Боря не может жить без скандалов: все у него дураки и сволочи. Один Боря прав.
Ире иногда хочется, чтобы мужа кто-нибудь избил. Чтобы нашелся мужик, которому Борькины визги поперек глотки встанут. Чтобы этот мужик взял и коротко, по-мужски с Борей разобрался – в зубы дал. Да. Один раз, но чтобы Боря два раза в воздухе перевернулся и заткнулся раз и навсегда. Не умер бы, нет, но заткнулся. Только никто Боре в зубы не дает почему-то. Не попадается такой человек. Себе дороже – Боря ведь заяву напишет, у него не заржавеет. Не трогай го*но, оно и не завоняет. Люди стараются от этого го*нюка держаться подальше. Ирка тоже была бы рада держаться подальше, но ей деваться просто некуда. Приходится терпеть.
Таких, как Ирина, никто не жалеет. Про них говорят: терпила. Добровольно жить с придурками никто не заставляет. Плюнула, и развелась. Детей нет, ничего не связывает, зачем, смысл? Таких, как Ира, презирают. Сами женщины презирают. Это те, которые «чужую беду руками разведу». Это те, которым повезло выйти замуж за спокойных и покладистых мужиков.
- Ой, взяла сковородку потяжелей, да как двинула по башке! – смеются такие.
- Ой, собрала шмотки, в рожу плюнула, и ушла к маме! – утверждают такие.
- Ой, я бы быстренько своего мужа в чувство привела!
- Да я бы и не вышла за такого!
- Да я никогда!
- Ни за что!
- Рохля! Сопля! Идиотка!
Счастливицы. Сковородкой они ударят… Ага. Ну, ударят. А им ответка прилетит. В лучшем случае, нос сломают. В худшем – убьют.
- К матери уйду. Общественность подниму!
А если нету мамы? И папы – нет? А если общественности пофигу? А если уходить некуда? Квартиру снимать не на что? Нет денег и запасов нет? И не накопить этих запасов? Если квартира однокомнатная, и неделимая? А? Если край и абзац? Если ни подруг, ни коллег – никого вокруг, потому что деспот всю жизнь создавал вокруг вакуум, внушал женщине, что никто ей не нужен, кроме него? Что женщина без своего деспота – ноль без палочки? Каково ей? И ведь никто не пожалеет и не поможет – кто жалеет и помогает терпилам?
Да и не знает никто толком о жизни терпил, потому что они никогда не выносят сор из избы. Это потом соседи оторопело смотрят в телевизионную камеру (журналисты обожают освещать шокирующие драмы с убийствами жен) и мямлят:
- Ничего такого… Идеальная семья. Милая пара такая… Была…
А на своих кухнях, злобствуя, перемывают кости:
- Терпила, рохля, тряпка! Вот я бы… Да, Костик? (Миша, Саша, Леша, Иванов, Петров, Сидоров) Сама виновата!
Ирина долго думала, не спала ночами, мучилась. Вытерпеть все можно. Рабы терпели своих властителей и молча строили пирамиды. Крепостные терпели и молились на помещика. В концлагерях терпели. Чем она лучше – тем-то похлеще будет. А муж у нее – хороший человек. Характер плохой, правда, но ведь он заботится о ней. Как заботится? Ну… работает. Воспитывает, Ирка – лентяйка и безручье. Вечно у нее все ломается. Стенка душевой кабинки разбита ею. И лампочки перегорают постоянно. И машина не заводится, если она в нее сядет. И суп – то недосолен, то пересолен. И пуговки она забывает пришивать. И диван сломан. Не жена – одни убытки.
И тут же поднимается странная волна возмущения:
Диван сломался, потому что, ему семнадцать лет! А душевая кабинка разбилась, потому что купили самую дешевую, стеклянную, хотя можно было взять подороже, со стеками не из каленого стекла. А то, что машина не заводится и лампочки перегорают… Это просто смешно! Это – повод, чтобы вывалить на Ирку ушат дерьма. От плохого настроения! От злости. Надо ведь на ком-то злость вымещать?
Ира по себе понимала и знала: если тебе не нравится человек или раздражает, что ты делаешь? Стараешься избегать встреч с ним – минимизировать общение. Но Борис, твердя постоянно, что ненавидит ее, что смотреть на нее не может, что она неряха, дура, рыло кувшинное, в то же время не может находиться без нее и минуты, крепко уцепившись в Ирину, как клещ.
Любовь? НЕТ! От любви не плачут. От любви не больно! Он сосет ее кровь, как клоп, как паук! Она нужна ему для подпитки! Ее муж – вампир. Нет, не тот, что с клыками и когтями – вполне симпатичный человек. Но для хорошей жизнедеятельности ему нужна пища. Кровь, нервы, жизнь другого человека. Если этого человека нет – ему плохо, он даже умереть может. Ирина была пищей. Вкусной и мягкой. Навроде вкусного и мягкого стейка, которые Борис тоже очень любит.
Чтобы наслаждаться, он должен правильно приготовить свой «стейк». Не найдется явной вины Иры, он будет искать неявную. Отсюда и пуговки непришитые, и суп недосоленый, и машина, которая не заводится, и Иркина непривлекательная внешность, и Иркин «козий взгляд».
Он будет жрать ее, пока не сожрет. Ирке всего тридцать пять лет, а она выглядит и чувствует себя ужасно. Лезут клочьями волосы. Что-то ненормальное с кожей – по всему телу какие-то болячки и высыпания. Посыпались зубы. Самое страшное – передние, ничто их не держало. Одета Ира кое-как. Не на что. Зарплата у нее крошечная. Муж денег не дает. У него зарплата не ахти, какая. Но мясо требует каждый день. Ира как-то пробовала ничего ему не покупать – не даешь денег на продукты – значит, будем есть пустые макароны. Лучше бы не пробовала – Боря умел находить железные аргументы, чтобы доказать ей, как она не права.
***
Ира пыталась подрабатывать. Она и полы мыла, и в магазине торговала, и фрилансом зарабатывала. Но подработки отнимали массу времени, а время требовалось Боре. Он злился, скандалил, швырял ноутбук на пол… Ему не нужна была независимая жена. Это Ира поняла сейчас…
На медосмотре доктор, посмотрев в ее карту, сказал:
- Не будете следить за здоровьем – не проживете и года. Я все сказал.
Это финиш. Надо что-то решать.
И Ира думала. Как выжить. Как вообще остаться живой?
***
Жальче всего было Маньку. Она постоянно тряслась от страха, поджимая пушистый хвост. Постоянная линька сводила с ума – никакие витамины не помогали. Ира любила Маню, как ребенка. В сущности, собака и заменила ей ребенку. Ирина никогда бы не подумала, что будет искренне благодарить Бога, не давшего ей детей. Если собака так страдает, то как бы страдал ребенок?
А ведь Борис не обижал собаку. Любил ее. Никогда не повышал на Маню голоса, и уж тем более, не бил, не пинал, не раздражался. Но Маня, то и дело, оставляла на ковре нечаянные лужицы, не шла к хозяину и постоянно жалась к Ириным ногам. Оставить Маню Борису – значит, убить ее. Но кто согласится сдать квартиру Ире с Маней, такой лохматой и линючей? Вот вопрос. Да и вообще, вопросов было очень много. Чем платить задаток, если получится найти лояльного хозяина. Как быть потом? Как спрятаться от мужа – он обязательно будет Иру искать. Он ведь не сможет без «еды».
Решение пришло неожиданно. Так всегда бывает, если приказать себе паниковать. Если уже кажется – тупик. А, может, кто-то свыше решил ей помочь? Ира не смогла бы объяснить. Она же «дура набитая» и «рохля». Наверное, так себя ведут загнанные в угол животные. Или люди. Иначе, как объяснить восстания рабов, крестьянские бунты или побеги из Собибора?
Ира с маниакальным упорством начала штудировать объявления о сдаче жилья. Она старательно вычеркивала заметки «без животных». Нет, и нет, будем искать дальше. Те, в которых владельцы квартир были не столь категоричны, Ира записывала. Получилось немало. Из этого количества она выбирала более, менее сносные квартиры. Жить в свинарнике с алкашами-соседями тоже не хотелось. Чем они лучше мужа-деспота?
Осталось всего пять объявлений. Ира созвонилась с хозяевами, посмотрела все пять квартир. Каждому человеку она честно рассказала о тихой и спокойной собаке.
- Если что, я пойму и покину жилье, - объясняла она.
Трое отказали сразу, услышав слово «колли». Двое были не такими привередливыми. Правда, у одного квартирка была запущена, а из мебели только старенький дребезжащий холодильник. Зато у второго, точнее, второй, имелся и диван, и кухонный стол, и даже кресла.
- Мама у меня здесь жила. Умерла вот. Пока не до ремонтов, не до чего… - виноватилась хозяйка, - но я недорого возьму. Честно.
«Зато тепло и чисто» - подумала Ирина. Она согласилась переехать через неделю.
- Зарплата тринадцатого, внесу залог и вьеду. Так нам обеим будет спокойнее, - сказала Ира хозяйке, испугавшись втайне, что та не согласится.
Но та согласилась. Договорились встретиться четырнадцатого.
У Иры было пять дней. Она не теряла даром времени. Оформила на работе отпуск на месяц, поэтому, вместе с зарплатой получила и отпускные. Теперь у нее были деньги. Среди объявлений Ира нашла совсем недорогой ноутбук. Старенький, но зато действующий. Для работы вполне достаточно. Оля прекрасно разбиралась в вопросах бухгалтерии. Жалко, что побоялась в свое время работать по профессии – уж не получала бы жалкие копейки. В офисах требовался опыт, а в интернете никто в диплом не смотрел: справляешься – хорошо. Нет – до свидания. Работа нашлась быстро. Страшновато было, но… Куда деваться – кормить Маню надо? За частное жилье платить? Вот и нечего стесняться.
Душу грело то, что Маню не надо будет оставлять одну в незнакомой квартире. Они будут вдвоем. Только вдвоем. Разве плохо? Хотя… Ира дрожала, как заячий хвост. Ее лихорадило и то и дело бросало в пот.
В день побега она, как обычно, поднялась раньше мужа. Приготовила завтрак: сварила кашу и нажарила оладий. Подала в комнату, Боря любил есть и смотреть телевизор одновременно. Сама смылась на «рабочее место», на кухню. Пила кофе и разглядывала стены. Беленькая, опрятная кухонька – как она любила ее! Сколько сил, времени и любви вложено в этот дом! Каждая кастрюлька, салфетка, чашка – в тон. Минимум мебели, но все функционально!
А ведь въезжали в свинарник! Ира размывала этот свинарник неделю! Одна. Муж не любил копаться в грязи, не мужское это дело. Но ему нравилось все, что придумывала Ира. И вот… Квартиру, где так уютно и светло, нужно оставлять. Жалко. Очень жалко, даже слезы накатились.
Маня беспокоилась, наверное, чувствовала «грандиозный шухер». Она уселась в ногах и не сводила с хозяйки глаз.
- Манечка, не выдавай нас раньше времени! – улыбнулась Ира.
Боря, «откушав», покурил, потянулся и, недовольный, начал одеваться. Конечно, не без рыка: «Где мои носки, где мой джемпер, рубашка, где, где, где?»
Ирина подала одежду.
- Сама что стоишь? – муж был на грани истерики. Он всегда взрывался на пустом месте.
- Я на такси, - ответила Ира.
Покричав по поводу растраты кровных (не его, кстати), Боря, ушел, хлопнув дверью. Ира подошла к окну и проследила – уехала ли его машина. Уехала.
- Все, Маня. Приступим! – сказала Ирина.
А Манька, вот проныра! И все-то она знает, пискнула и вильнула пушистым хвостом. Ира собирала необходимые вещи. Их не так уж и много, кстати. Не обзавелась. Косметики нет, туфель нет. Пара кроссовок, пара спортивных костюмов и курток. Главное имущество – Манька.
- Остальное наживем! – Ире было даже весело. Побег будоражил душу. Не страшно! Будто с уроков убегает, а не крушит семейную жизнь!
На длинную лисью Манину мордаху надела намордник. Та чихнула, фыркнула, но стерпела. Ехать далеко, на другой конец города.
- Ой, Манечка! Там тебе понравится – парк рядышком. Будем гулять с тобой среди сосен!
Маня тявкнула. Маня была очень понятливой собакой. Возбуждение хозяйки перешло и к ней. Она подпрыгивала, стараясь дотянутся до носа Ирины. И ведь не успокоить хулиганку!
Водитель такси недовольно покосился на собаку.
- Она чистая! – поспешила оправдаться Ира, - она на полу посидит!
Сумку Ира запихивала в багажник сама. Видимо не удостоилась помощи столь влиятельного джентльмена.
«Хам какой!» - подумала Ира, - «А ведь я предупреждала диспетчера, что поеду с собакой. Не каждому понравится этакое чудо в автомобиле!»
Приехали, высадились. Манька крутилась юлой. Тоже ведь освободилась! Квартира находилась на первом этаже. Окна комнаты выходили на парк. Значит, для релаксации очень хорошо. Ира кинула в прихожей вещи и отправилась с Маней в парк. Она ведь обещала!
А ведь на дворе началась весна! Почему Ира этого не заметила? Не заметила, как на первых проталинах появилась россыпь веснушек – мать и мачеха дерзко задирала свои золотистые головки к солнцу. Над землей, очистившейся от снега, дрожал парок, и новые запахи плыли по парку, запахи прелой почвы, сладковатые ароматы пробуждения, дыхания весны.
Маня деловито обнюхивала, читала запахи, фыркала и виляла хвостом. Играя с поводком, забывалась и нежно покусывала Иркину руку. Шершавые, духовитые стволы корабельных сосен возвышались высоко-высоко, и там, наверху, их макушки соединялись друг с другом ветвями, будто головы секретничавших о чем-то. Ирина прислонялась к коре сосен – она была теплая на ощупь, будто кожа каких-то огромных и добрых животных.
Над Ириной тенькали синицы: «Динь-динь-дон! Динь-динь-дон», будто хвастались: «Мы живы! Мы дышим! Мы поем!» Задиристые, как обычно, взъерошенные воробьи, устроили свару возле ручейка. Один из них, растопырив крылышки, наседал на соплеменников, в попытке разогнать всех их, верещал, как ненормальный, внося беспорядок в и без того суетную весеннюю жизнь.
«Как муж мой» - промелькнуло в голове у Ирины.
И тут она вспомнила о важном, даже чертыхнулась. Быстренько вынула телефон из кармана, нашла в справочнике контактов номер Бориса и занесла его в черный список. Так будет лучше – лишние объяснения ей не нужны. И скандалы – тоже. Пусть ищет другого донора!
***
Первую неделю отпуска Ира даже не включала ноутбук. Она просто наслаждалась свободой и тишиной. Оказывается: свобода – это здорово. Форточка в окне комнаты была открыта постоянно, и с самого утра свежий, ласковый ветерок, чуть пронизанный ночным морозцем, заносил в помещение усиливавшийся с каждым Божьим днем птичий гомон. Земля просыпалась от зимней спячки. Маня деликатно трогала плечо Ирины лапой, и если та не просыпалась, поддевала хозяйку мокрым носом, действуя им, как рычагом. Не захочешь – проснешься.
Ирина слезала с постели, потягивалась и первым делом, целовала Маню в нос. Кое-как натянув треники и куртку, Ира влезала в старые кроссовки, цепляла к ошейнику поводок и отправлялась в парк. Целый час обе бродили среди сосен, наслаждаясь прогулкой. Пока ничего не нарушало парковую тишину, лишь птицы гомонили и свистели на все лады – начиналась пора любви.
***
Карусели и качели, да и другие аттракционы пока дремали – сезон еще не начался. На лодочной река пока не проснулась, хотя лед практически сошел. Катамараны и лодки отдыхали в компактных сарайчиках, запертые на семь замков. Ивы, еще голые, стесняясь своего вида, расстроенно глядели на свои отражения в воде, будто женщины: «Ах, как же ужасно мы выглядим! Ни прически, ни макияжа!»
Вернувшись в квартиру, и Ира, и Маня, не спеша завтракали. Попивая кофе, Ира сама себе удивлялась – почему сразу не поселилась тут? За каким чертом они купили жилье в центре?
Она, к собственному удивлению, честно говоря, мало, о чем думала. Всю неделю Ира (да и Маня тоже) просто спала и ела. Ела и спала. Как же так? Как сурок, честное слово! Вот и сейчас, после завтрака, Ирина снова забралась под одеяло. Немного почитав книгу, провалилась в сладкую дрему. Манька устроилась клубочком в ногах. Ну да, колли. Ну… не положено… А кем не положено? Хочется Маньке спать у Иры в ногах – пусть спит. Это очень удобно, когда в ногах свернулся пушистый клубок. Ну и все… Сон затащил обеих в свои путы до самого обеда.
А потом они опять гуляли. Бегали в магазин за чем-нибудь вкусненьким, ели и опять прятались в кровати – до вечера. Ира поняла: наверстывают упущенное. Заряжаются, как аккумуляторы. И еще неизвестно, сколько времени им понадобится, чтобы восстановить силы. Потому, не стоит волноваться о других проблемах. Их просто нет.
Первой пришла в себя Маня. Она требовала частых прогулок, рвалась с поводка, валялась в весенней грязи и резвилась, как сумасшедшая. В ванной ее приходилось подолгу отмывать и вычесывать. Маня валилась на пол, вытягивала изящные лапы и млела от удовольствия, высунув язык. Через пару недель ее можно было показывать на выставке, как эталон собачьей красоты: рыжая шерсть искрилась и лоснилась, была мягкой и гладкой. Красавица, в общем!
А Ира… А Ира застывала перед зеркалом. Ей захотелось вдруг… сделать прическу. И она пошла в парикмахерскую! А еще… А еще Ира плюнула на все и купила себе косметику. Отвыкла краситься, долго возилась: то тушь размажется, то стрелки неровные. Ничего, руку набить несложно. Зато результат порадовал! В глазах блеск. Оказывается, она совсем не старая. Есть к чему стремиться!
Отдохнув, как следует, Ирина, наконец-то, приступила к работе. Сначала путалась в таблицах, забывала поставить в эксель нужные формулы. Но дело мастера боится, как говорят. И дело пошло. Оплата была небольшая, но если уделять работе время регулярно и без перерывов, то к концу месяца может набежать неплохая сумма. А главное – никакого начальства – сам себе хозяин!
Нет, это не сказка – миллионершей, успешной бизнес-леди, и все такое – Ира не стало. Но ей вполне хватало средств на оплату съемного жилья, кашу с мясом для Мани, кофе и сыр для себя, ну и на маленькие радости, вроде кино и мороженого. На работу выходить совсем не хотелось. А зачем? Тратить по сорок-пятьдесят часов в неделю, чтобы получать жалкие копейки? Ерундистика какая-то. Да и с мужем встречаться не хотелось вообще, ведь он может разыскивать и на работе «блудную жену».
Ирина уволилась. О чем ни капельки не пожалела впоследствии – как фрилансер, она зарекомендовала себя с самой лучшей стороны, и посыпались хорошие заказы. С ума сходить Ира не стала, больше, чем сможет выполнить, заказов она не брала. Восемь часов – работа, четыре часа – прогулка. Все остальное – чтение и сон! Она стала беречь и жалеть себя.
О Борисе не думалось и не вспоминалось. А если и вспоминалось, то только слегка, чтобы не тревожить нервы. Конечно, рано или поздно, он даст о себе знать. А вот это Ирина себе даже представлять не хотела. Б-р-р-р-р!
Она будто очнулась от долгого, нудного, кошмарного сна. Что там с мужем? А Бог его знает. Другую нашел? Да и Бог с ним. Пьет? Страдает? Злится? Его дело. Волнуется о предстоящем разделе имущества? Ай… Пусть подавится. Ирина даже влезать в эти судебные разборки не хотела. Главное в ее жизни – спокойствие. А все остальное – ерунда. Придет как-нибудь. А не придет – так что же, не умрет, обойдется.
Жизнь шла своим чередом. К лету Ира умудрилась накопить себе небольшую сумму. Не ах, всего двадцать тысяч, зато ни долгов, ни неудобств. Хотелось потратить на мелкие приятности. Платье купить, например. Или босоножки… Одернула себя. Подтянулась… и оставила деньги в копилке. Надо заботиться о здоровье! К зиме в кубышке лежала уже сотня. А к следующему году, ко дню рождения, Ирина смогла (!) похвастаться сама себе довольно неплохой суммой. Этого ей хватило на стоматолога. Разве плохо? Очень хорошо!
Маня превратилась в вальяжную даму. Она обожала валяться около уютного кресла хозяйки и помахивать хвостом, как большая рыжая кошка. Она косила хитрованским глазом на Иру, словно думала: чего бы этакого вытворить, чтобы хозяйка поиграла с ней в тот, новенький, весь в пупырышках, симпатичный красный мячик с пищалкой. Маня не терпела, если Ира задерживается за ноутбуком, больше, чем на час. Режим – основа основ. И нечего тут перерабатываться – от работы кони дохнут!
В кои-то веки позвонила родная сестра Катя. Вот это да! Два года – ни ответа, ни привета! А ведь ее Ира в черный список не заносила! Отношения у них не ладились. Как-то не сошлось. Ира вышла замуж, закуталась в коконе, свела общение на нет, и сестра. Задерганная жизнью, детьми и мужем-алкоголиком, настаивать не стала. Не хочешь, ну и не надо. Своих забот полон рот.
Она жила с семьей в родительской квартире. Тащила свой воз молча, не жалуясь. Им бы, Кате и Ирке, объединиться, вместе – легче. Но обе, словно раки-отшельники, все глубже зарывались в своих норах, с годами отдаляясь друг от друга все больше и больше. И тут – сюрприз.
- Жива-здорова? – без всяких предусловий. Катя не любила долгих вступительных бесед.
- Жива, здорова, - ответила Ира.
- Меня твой мужик достал, Ирка. Он на развод подал, а ты пропала. На работе никто ничего не знает, но в городе тебя видели, а то бы он и в розыск обратился. Как живется? Как любовник?
- Какой любовник? – Ира даже не удивилась. Куда ей одной? В истории с бегством из семейного гнезда обязательно должен фигурировать любовник. Ага.
Ирина кожей почувствовала омерзение к бывшему. Даже так, на расстоянии, Борис умудрился нагадить. Ну и ладно. Пережить все это можно.
- Как сама? – Ирине захотелось поговорить с сестрой по-человечески, душевно.
- Как обычно. Семья, дети. Будто не знаешь, - отрезала сестра все подходы к душевности, - пашу, как вол. Тяну лямку. Что тут непонятного?
Да. Она всегда была такой. Всегда резко и сухо говорила, будто отделяла от себя человека невидимыми рамками. Не любила комплиментов, не терпела пустой болтовни. Ей нелегко, сестре, это понятно. Ира тоже не очень-то стремилась навязываться. Только сейчас ей на ум пришло: так ведь она – такая же! Была! И куда все это подевалось?
- Катя, опять Олег твой чудит? – все-таки можно попробовать растопить лед Катиного сердца?
Катя фыркнула.
- Тебе что до моего Олега? Разберись сначала со своими тараканами! Чудит, ха! Да что ты вообще понимаешь? Чудит… да это ад просто! Я же, как проклятая, просто! – в голосе Кати послышались звонкие нотки. Как капельки – динь… Как дождь… Или это слезы?
Но Катя (железный человек) вдруг высушила слезы, и голос вновь стал сухим:
- Это ты у нас принцесса! Муж ее не устраивает, ишь ты! Муж ей не такой! Ну и дура, ну и дура, господи! Да мне бы такого мужа! Ему бы ноги мыть, да воду пить! Не пьет, все в дом, все в семью! Пока ты шляешься, непонятно где, он дергается! Он уже столько раз просил меня, приезжал! Надеялся тебя здесь встретить! Цветы какие – охапками! Деньги оставлял, говорил, если появишься – тебе отдать! Мало ли – голодаешь, собаке вашей – тоже! Золото! Золото – мужик!
Ай, да молодец Боренька! Все продумал, и Катьку на свою сторону перетащил.
- Мне ничего от него не надо!
- А я ничего тебе и не дам! – вскрикнула Катя, - больше гуляй. Деньги я на еду потратила! Мне детей кормить! Считай, ты сделала подарок для племянников, тетенька любимая! Вот какая у моих детей родственница…
Катю несло. Прямо, как Борю несет.
Ира бросила трубку. Злиться на сестру не было никакого желания. Но и слушать ее не хотелось. Еще пять минут страстного Катиного монолога, и Ира бросится в ноги: сначала – ей, а потом – муженьку.
Нет! Нет! И нет!
***
Нет! Ни за что! «Ноги мыть и воду пить!» Ха! Если Кате так хочется, то пусть она и моет ноги Боре. С Ирки достаточно прошедших лет! Ишь, ты, очаровал, сумел!
Ира вдруг чертыхнулась: так ведь и ее саму Боря очаровал: смелый, сильный, заботливый. Он следил, надела ли Ира шапку, носки… Боялся, что простудится. Волновался, когда она задерживается на работе. Обижался, если в гости Ира шла одна.
- Это идиотство какое-то! – возмущался он, - что это за прогулки по отдельности? Мы семья, мы должны быть вместе – или идем к твоей подружке вдвоем, или не идем вообще.
- Но ведь я хочу отдохнуть, Боря? Нельзя тонуть друг в друге, растворяться в другом человеке. Нужно иметь и свои хобби. Личные интересы, например.
- Знаю я ваши интересы! Ваши интересы заканчиваются в кабаке с другими мужиками, - муж был категорически против раздельного досуга.
- Я – твоя лучшая подруга, я! – твердил он.
Боря не ограничивался словами: он увозил Иру на природу, на экскурсии, в театры и в рестораны. Он был мил и нежен. С ним было ужасно интересно. Ира привыкала к нему, отвыкала от общения с посторонними и вскоре уже так же, как и Боря, не представляла иного времяпровождения. Ей повезло с мужем? Ну конечно! Любая женщина льет слезы в одиночестве, пока супруг отдыхает с друзьями на рыбалке или на охоте, или в баре… А у нее – самый лучший, самый чуткий парень на свете! Чего еще можно желать?
А на самом деле, створка мышеловки, подрагивая, вдруг захлопнулась. Боря не желал ни с кем делиться своей едой! А как ей нравилась по началу эта мышеловка. Уютное гнездышко. Откуда было Ире знать, что симпатичная норка на самом деле – логово вампира. Паука. Хищника, любящего поиграть с едой.
Нет! Нет! Нет! Она не желает быть жертвой. Ей очень хорошо без Бори. Наверное, она еще не совсем выздоровела, если вспоминает о муже с такой болью и отчаянием. Но странные мысли – Ира больше не боялась Бориса. Наоборот, любое воспоминание о нем вызывало в ней негодование и недовольство собой. Что-то случилось с Ирой за два года. Поумнела? Восстала из грязи?
Однако, в суд явиться надо – ничего не поделаешь. Развод необходимо задокументировать!
***
Она выбирала одежду тщательно. Прическа, макияж, обувь – все должно быть безупречно. Можно, конечно, явиться на процедуру расторжения брака в спортивном костюме. Это было бы правильно – полнейшее равнодушие. Ира ругала себя – зачем все эти наряды? Но хотелось показать – у нее все отлично! И со здоровьем, и с личной жизнью. Наивная дурочка. Ну и пусть!
Она не стала, конечно, надевать вечернее платье. И сарафан надевать не стала. Измучившись с выбором, остановилась на простых хлопковых брючках и легком кардигане. Все оттенки бежевого в сочетании с белым. Освежает и омолаживает. (Ира – не старуха!!!) Никаких кроссовок – скромные летние ботиночки в тон. Ира тряхнула волосами, посмотрелась в зеркало – отлично. Просто и некрикливо, но зато легко и элегантно.
Она подкрасила ресницы и мазнула помадой по губам. У Иры очень длинные ресницы и красивая форма губ. Многие тратят большие деньги на операции по улучшения губ. А Ире они достались просто так. Да и не в губах, конечно, дело. Но все равно – приятно.
Ира нервно хихикнула. «Господи, будто на свидание собираюсь» Она постояла перед зеркалом еще немного, накинула на плечо сумку.
- За старшую остаешься, - сказала она Мане и захлопнула дверь.
Маня вдохнула носом воздух квартиры, прислушалась к шагам на лестнице. Убедившись, что хозяйка покинула подъезд, вскарабкалась на диван, плотно примкнувший к окну, оперлась передними лапами на подоконник и заглянула на улицу.
Длинный Манин нос моментально нарисовал на оконном стекле абстрактный сюжет. Если бы Ира осталась дома, она сразу бы разглядела в каляках-маляках какого-нибудь героя из греческого мифа, сражающегося с мифическим чудовищем. Минотавром, например. Но Ира была ужасно занята. Она ушла разводиться со своим минотавром.
***
Борис встретил Ирину у здания городского суда. Видимо, он тоже подготовился: чисто выбрит, в свежей рубашке и с… букетом цветов. В глазах его плескалось раскаяние.
- Может, поговорим в кафе? Время еще есть, - он прикоснулся к руке Ирины.
Прикосновение было робким. Даже нежным.
- У нас совсем нет времени, Боря. Пойдем, - она поспешила открыть дверь.
Борис перегородил Ире дорогу.
- Не пори горячку, Ирка! Хватит, подурили, и будет. Я тебя люблю. Не руби с плеча. Я на тебя не держу зла! Мне никто, кроме тебя не нужен! Возвращайся!
Ира застыла. Она не знала, что сказать. Голова горела, руки дрожали. Запах его одеколона, глаза, голос мужа сводили с ума. Сердце Ирины плавало в кипящей лаве… гнева.
- Ты. На меня. Не держишь. Зла. Польщена. А теперь – пусти! – она старалась не повышать голоса.
- Да подожди ты, дурочка. Я хотел сказать…
- Мне твоих слов не нужно. Пусти, я сказала! – она не выдержала и толкнула Бориса.
Тот, опешив, отошел.
Мучительные минуты пробежали очень быстро. Ирина попыталась выскользнуть незамеченной, но Боря не дал ей этого сделать. И, боже, как изменился его взгляд.
- Значит, не сошлись характерами? Другой хахаль? А че с тобой не пришел? Для моральной, так сказать, поддержки? – он вновь перегородил ей дорогу.
Оправдываться перед Борисом не имело никакого смысла. Хочется ему так думать – пусть думает. Хватит. Ира – свободная женщина!
- Не унижайся так. Тебя это не красит, - сказала она.
- Больно надо, - Борис хищно улыбнулся, показав белые-белые зубы, - Маню-то давно усыпила? Наверное, сразу, как от меня свалила?
Боря не менялся. Ирине вновь стало зябко – бывший пытался взять ее на абордаж. Паук вновь облапил муху, пристреливаясь к уже зажившей мушиной ранке, чтобы присосаться и напиться Ириной кровушки.
Несчастная муха с обмякшими крылышками вместо свободной Ирки что-то там мямлила про совершенно здоровую собаку, что ухаживает за ней, что даже мыслей не имела на этот счет – усыпить… Паук всеми лапками облепил жертву. Решил добить:
- А ты, голубушка, не хочешь мне деньги вернуть? Или как – попользовалась и справилась, а?
Тварь. Тварь какая. Ирка заикнулась было, что в глаза не видела Бориных денег, что сестра потратила их на свои нужды, но… вовремя осеклась. Сестру стало жалко. И племянников. Чем отдавать? Боже, какая же, все-таки, она размазня…
- Я… Я отдам тебе все до копейки! – выпалила она.
- Когда? Точные сроки! – он не отставал. Глаза Бориса горели бесовским огнем. Присосался, гад!
Спросить бы его, как он себя чувствовал все эти два года? Как жил? Наверное, страдал от злости и досады. Наверное, даже болел, вон какой бледненький… Сейчас румянец на щеках появится – Ира знает. Почему? Потому, что у нее начала раскалываться голова. И думать перестала. Послать бы его, да уйти… Но Ира не может.
- В пятницу. Вот сюда, на это самое место принесу. Сколько там? – Ира начала задыхаться.
Нет, моя дорогая. Так дело не пойдет. Я вас, баб, знаю… Наобещать с три короба вы умеете! Смыться решила?
Борис больно сжал ее руку. Вот такие чудеса – час назад робко и нежно прикасался к руке. А сейчас делает больно. И Ира оцепенела – не может вырваться и дать сдачи. И хоть бы один человек помог! Хоть бы один! Никого рядом. Жалко, что она не завела себе какого-нибудь ХАХАЛЯ! И как хорошо, что она никого себе не завела! Хватит с нее кухонных героев – Боря сделал отличную «противомужиковую» прививку. На всю жизнь!
Он потребовал от Иры паспорт. Она вынула из сумочки документ и легко отдала. В конце концов, лучше заплатить штраф, сказав, что потеряла.
- В пятницу, в двенадцать. Здесь, - жестко сказал Борис.
Она побежала от него, не оглядываясь. Иру качало на ходу. Но, чем дальше она отдалялась от бывшего мужа, тем трезвее начинала думать.
«Что же натворила, дурында? Отдала документы… Бери кредит и не парься – она выплатит… И – не факт, что этот гад отстанет. Он будет всячески шантажировать жену многие годы, пока несчастная не сыграет в ящик. Будет измываться, насмехаться, издеваться… Все впустую. Все зря»
Дома Ира горько разрыдалась. Маня сразу пожухла, поникла… Скулила и плакала вместе с хозяйкой, стараясь достать языком до Иркиного лица. Все пропало. Все напрасно. Ира – размазня. Никак она не изменилась – еще немного, и будет ноги мыть…
Борис обладал силой. Он мог влиять на психику женщины, не давая ей даже времени на раздумья. Она могла подать в суд на раздел имущества, могла заставить мужа выплатить ей долю от стоимости квартиры. Не она должна! Он должен! Но что поделать – Ира не обладала твердостью характера. Такие, как Борис, понимают это. И делают, что хотят. Бог им судья. Касса впереди!
***
На встречу Ирина взяла с собой Маню. Чтобы Борис увидел – с собакой все в порядке. Могла бы и не брать, потому что не обязана ни перед кем отчитываться. Но… От Ирки буквально за четыре дня осталась марионетка. Пустая, безвольная, покорная. Она выскребла всю наличность, все накопления, которые были. И этого не хватало. Ира шла, волоча ноги, как на эшафот. Маня шла рядом – шаг в шаг, понурив свою красивую лисью мордочку.
Борис уже ждал ее. И опять – с букетом. И опять – в глазах вина и любовь.
- Здравствуй, Ирочка! – он был приветлив и сердечен, - ой! Манечка, милая моя девочка!
Борис присел на корточки перед собакой. Маня вильнула пушистым хвостом и позволила себя погладить.
- Вот – деньги! – Ира протянула мужу купюры, - отдай мой паспорт. Пожалуйста.
Борис отмахнулся, мол, что за ерунда, никаких ему денег не нужно. Он просто вспылил. Он просто не знал, как удержать ее. Как вернуть.
- Давай забудем все, как страшный сон, Ирочка! Возвращайся! Мы ведь хорошо жили. Ну хочешь, ребеночка из детского дома возьмем? Хочешь? Я ведь живу на этом свете только из-за тебя. Я все, все для тебя сделаю. И для Мани тоже.
Борис уговаривал Иру, как ребенка. Ласково увещевал, упрашивал, был терпелив и ласков. Слезы потекли по его щекам. Ира дрожала. Она обессилела.
- Ну что? Пойдем домой? Где твои вещи? Где ты живешь вообще? Я перевезу. Я, ты знаешь, такой ужин забацал? Я знал, я верил, что ты вернешься. Нам ведь было хорошо втроем, правда?
Он осторожно взял у нее Манин поводок, и аккуратно приобнял бывшую жену. Повел. Ира покорно шла. Вот они продвинулись наискосок вдоль зеленого газона, вот и через садик прошли, сейчас обогнут школьный дворик и зайдут во двор углового дома, того самого, где столько лет жили вместе.
Вот и пешеходный переход. Ира брела, опустив голову. Она совсем не глядела по сторонам. Замешкалась, потянулась к шнурку на кроссовке. Борис ждал ее на тротуаре, заметно нервничая. И тут не выдержал:
- Ну что ты застряла прямо посеред дороги, кобыла! Быстро сюда!
И тут с Ирины спала пелена. Она подошла к тротуару.
- Отдай мне паспорт. Быстро. Иначе я напишу заявление в полицию.
Он кинул документ на землю. Ира паспорт подняла.
- Вали! Но собаку я тебе не отдам.
Борис дернул поводок. Это – более удачная манипуляция. Без собаки жена никуда не уйдет.
Маня уперлась, встала, как вкопанная.
Борис раздражался все больше, и больше. Он поволок собаку, как куль.
- Оставь Маню в покое! – истошно закричала Ира.
И тут колли, прекрасная, чуткая, нежная собака Маня, с визгом вывернулась, непостижимым образом освободившись от ошейника, и вцепилась в руку Бориса острыми зубами. Она, хоть и колли, но все-таки – овчарка. А у всех овчарок очень острые зубы.
Борис взревел и пнул собаку. Тщетно. Маня сжимала челюсти. А челюсти у овчарок – ох, какие крепкие! Отрезвев от крика бывшего, Ира врезала ему мощную оплеуху. И откуда только силы взялись.
- Маня, домой, - сказала она собаке.
Маня разжала челюсти и повернулась к Борису спиной. Тот попытался ринуться вслед, но собака моментально обернулась и угрожающе зарычала. Низкий, утробный рык подействовал на деспота, как ушат холодной воды.
- Я вас найду! – пообещал он Ире.
- Попробуй! Я подаю в суд на раздел имущества, - спокойно ответила Ира, - твои угрозы никого не испугают. Ничтожество, - презрительно бросила в лицо мужу Ирина.
***
Она, может быть, никогда не сможет противостоять насилию. Но у нее есть Маня. Отважная и верная подружка. Маня никогда не даст свою хозяйку в обиду. Никому. Даже страшному пауку. Собачье сердце – отважное и любящее – лучший талисман и оберег для человека. Нам ли, простым людям, этого не знать?
Автор: Анна Лебедева
Все мы иногда бываем курицами
Опять она истрепала все нервы. Опять Светлана не выдержала, грубо ответила ей и бросила трубку. Опять кипел мозг, хотелось кого-нибудь придушить к чертовой матери! Света налила воды и накапала себе корвалол: на ночь глядя так психовать – никуда не годится. Теперь нужно давиться этой пакостью, привкус которой остается во рту надолго, никакой зубной пастой не перебьешь. И в квартире, в чистенькой белой квартире, будет висеть мерзкий запах «бабушатника»! Точно так же, как у «нее»! Фу!
Так пахнет в «ее» доме. Когда-то пахло женскими духами фирмы «Дзинтарс», пирогами, чистыми полами. А теперь – сладковатая вонь валерьянки, еще каких-то лекарств, слежавшейся грязи и нестиранной старой одежды. Бог мой, где «она» ее находит: Света еще перед Новым Годом перебирала «ее» шкафы и безжалостно выкидывала на помойку старье. «Она» бегала вокруг и верещала, что это – не старье, а нужные вещи! Что это еще пригодится.
- Куда пригодится? – орала Светлана, - куда тебе пригодится рваный ботинок? Даже не в паре! Зачем?
- Он кожаный! Можно заплаты ставить!
- Какие заплаты? Ты издеваешься, да? Тебе нравится издеваться надо мной, барахольщица чертова?
Светлана тогда, сжав зубы, растопырив зев всеядного черного мусорного пакета, начала вываливать в него ВСЕ содержимое древнего шкафа, еще при Брежневе в тяжелых боях раздобытой стенки «Роксолана».
Просто мама попросила помочь с ремонтом. Потолки в материнской сталинке высоченные: ни покрасить, ни побелить, ни обои поклеить, да просто даже окна не помыть в одиночку, без стремянки. Светлана отложила все дела, на работе отпуск взяла (хотя могла этот отпуск честно отгулять в бархатный сезон на юге), чтобы мама не мучилась одна. Она даже кредитку решилась распаковать: просто нанять бригаду, да и все!
Но мама, сделав невозможные глаза, начала буквально креститься:
- Нанимать посторонних? Это же такие деньжищи! Сами управимся! Ты что, богатая? Делать нечего?
- Да мы же не «еврик» делать будем, мама! Я заплачу, ну что ты в самом деле?
Но мама уперлась тогда рогами: сами! Все сами!
И что? Две недели скандалов. Грязных, с ором, истерик. Она не давала выкинуть мусор. Она визжала, как ненормальная. Она и слышать не хотела о том, что старье заполняет дом негативной энергией. Что в старье невозможно дышать.
- Мама, у тебя воняет в квартире, понимаешь? Во-ня-ет!
Та обиженно хлопала ресницами. А потом плакала. Мама никогда не соглашалась с дочерью. Ни в чем. Согласиться – значит, уронить свой авторитет. Ронять авторитет мама не желала ни при каких обстоятельствах.
Ремонт кое-как доделали. Светка корячилась сама, а мама болталась под ногами. Раздражала. Причитала и через каждые три часа звала Светлану на «обед».
- Мама, мы ели совсем недавно. Хватит! – огрызалась Светлана.
- У меня диабет, мне нужно есть каждые три часа, - верещала мама.
- Какой диабет? Откуда у тебя диабет? – не понимала Светлана.
И все начиналось по новой…
После «кровавого» ремонта Светлана чувствовала себя полной развалиной. Корытом. Расколотым, как в сказке. Но зато мамина «сталинка» сияла чистотой. И впервые за много лет здесь пахло свежестью и чуть-чуть – побелкой. Мама, полная сил и энтузиазма, решила устроить именины (как раз срок подошел, подстатилось). Напекла пирогов, накрошила «оливье», налепила пельменей. Пригласила подружек.
Светка купила розы. Приобрела денежный сертификат в хозяйственном магазине – близилось открытие дачного сезона, пусть порадуется, сама выберет себе что-нибудь дельное. К двум часам заявилась на праздник, нарядная и торжественная.
Мамины подружки толпились на кухне – таскали блюда с угощениями в гостиную. Накрывали на праздничный стол. У них, закадычных и постоянных, не умирала давняя традиция: на любую гулянку приходить «со своим».
- А где именинница? – весело спросила тетушек Светлана.
- Ой, привет, Свет, сейчас она… - Теть Надя неслась товарняком с огромным подносом с ватрушками.
Наконец, мама выбралась из кухни.
- Могла бы и помочь! – начала она с порога.
Света не стала объяснять: только ее там и не хватает, среди толпы женщин.
- Поздравляю, мамуль!
Она весь вечер улыбалась маме. Наговорила кучу комплиментов. Комплиментов было очень много. От всех «девчонок». Душевно посидели, правда. Светлана похвалила себя за сдержанность, давшуюся ей с огромным трудом. Компания женская, дамы в возрасте: типичные вопросы одинокой «девушке» за сорок. Почему развелась, почему снова замуж не вышла, почему не родила… тысяча «почему». Света пожимала плечами – так получилось. Одной совсем неплохо.
Ой… И опять: почему неплохо, одной очень плохо, без мужиков прожить нельзя, а вот мы, а вот они… Дети – наше богатство! И все в таком роде.
Светлана не спорила. Внутренне, правда, саркастически, как Люцифер в юбке, улыбалась. Умные такие, ага. Хоть одна счастлива была? Ну хоть одна? Все, до единой, отмучились с супругами, все овдовели. Дети – один другого «веселей». То одно, то другое, то третье. Ругают детей. Ругают и гордятся этим: у кого хуже – тем и гордятся. Нет, зря Светлана так с мамой. Зря. Мама тут, по сравнению с товарками, еще королева. Хотя тоже вдова, и дочь у нее непутевая: разведена, не замужем, бездетна. Ну-ну. Болтайте, кумушки, может, вам легче станет.
На маму она вообще старалась не реагировать: мама пела соловьем, что все на ней, все на ней… Хоть бы похвалила Свету за ремонт. Нет. Не похвалила. Не заикнулась даже, королева кляпова!
Она восседала во главе стола: важная, надменная, в драном домашнем платье, в затасканных тапках. А ведь в шкафу висел нарядный новый сарафанчик. И удобные туфельки лежали в коробке. Ну что она…
Тихо, Света, тихо! Это мамино личное дело, она у себя дома, не порти настроение.
- Лида, а Лида, давай окна откроем, духотища! – тетя Маша, сырая, грузная задыхалась от жары.
Выкатилась из-за стола, подошла к окну, чтобы распахнуть его и впустить в квартиру свежий воздух. Мама зашикала:
- Ой, не надо, не надо! Комары налетят!
Вы видели фильм «Россия молодая»? Правда, актер Дмитрий Золотухин в роли Петра Первого был чудо, как хорош? Особенно, когда его персонаж злился: тонкие ноздри раздувались, желваки ходили ходуном, глаза метали молнии, и усики над верхней губой нервно дергались. Светлана просто воплотилась в этот гневный образ. Еще бы усики ей – и на киностудию. Смело – на пробы.
Тетки заметили ее «воображаемые» усики и раздутые ноздри. Светлана задавила в себе гнев и мило улыбнулась.
У мамы не было фульмигатора. Ну не было и все. Ей «дорого». Лучше сидеть в жаре, в старье и делать вид, что все нормально.
- Меня не кусают!
- Так открой окна!
- Нет!
Бабоньки засмеялись: вечная поперечная их именинница! Смехота!
- Ой, Лида! А чего ты не нарядилась? – некстати тетя Таня намекнула.
Мать поджала губы, набрала в грудь воздуха побольше и… выпалила:
- Так вот! Доча удружила. Все вещи, все вещи выкинула! Все!
Дальше так продолжаться не могло. Светлана еще посидела некоторое время и вежливо попрощалась. Бабоньки и глазом не моргнули – запели «Ой цветет калина». Всем было хорошо, кроме тети Маши. Та совсем расплылась. Но бодрилась – праздник, не хватало еще помереть на празднике.
Светлана пробкой вылетела в прохладные летние сумерки. Через некоторое время подъехало такси.
- Вокзальная 28, пожалуйста, - скомандовала и отвернулась к окну.
Таксист, глянув в зеркальце заднего вида, тревожась, спросил:
- Вы как себя чувствуете, сударыня?
Светин «Люцифер» не задержался с ответом:
- Как? Чувствую пока.
Она думала, что водитель заткнется и продолжит рулить молча. Но мужчина сказал:
- Просто у вас много крови к лицу прилило! Давление повышено. Красное вино?
Она хотела огрызнуться: Красное и красное, вам-то что? Не ваше дело… Но не стала.
- Правда, это не шутки. Я вынужден отвезти вас в приемный покой.
Света, правда, неважно себя чувствовала: лицо горело, а в висках стучало. И во рту сушило. Какой бурдой угостили ее на празднике? Нет, вроде все пристойно, выпила немного из кувшинчика с красным (мама говорила – домашним крымским) вином.
Светлана не стала спорить: в приемный, так в приемный.
Там ей померили давление и дали антигистаминную таблетку. Заметно полегчало. Таксист поблагодарил дежурную, а та расплылась в улыбки.
Честно говоря, было, перед кем улыбаться. Мужик совсем неплох. Коренастый, но без пуза и загривка. Сильные руки. Короткая стрижка. Военная выправка. Лет сорок восемь на вид. Ничего такой мужичок. Но… Таксист. Явно, какие-то проблемы. Ну кто сейчас работает в такси, успешные люди? Нет. Разведенные или многодетные, с кучей долгов. Или неудачники.
Светлана отвела взгляд. Не надо нам такого счастья. Мы «нахлебавшись» сполна…
Но мужчина усадил Светлану на заднее сидение и подвез к самому подъезду.
- Вам помочь? – спросил он.
- Не надо. Я на первом этаже живу. Что это за аллергия?
- Сульфиды. Консерванты. Десять процентов женщин на них реагируют негативно.
- А вы врач? – это даже интересно.
- Бывший врач, - ответил таксист, - бывший военный врач.
Светлана поблагодарила «бывшего военного врача» и вышла из автомобиля.
- Это что-то новенькое. Бизнесмены были, банкиры, охранники, один водитель даже полицейским в засаде назвался. А у парня богатая фантазия, - Светлана пробормотала про себя.
Она любила поговорить с умным, понимающим человеком. С самой собой. «Собеседница» хмыкнула – однако, девочки, дождь начинается…
Приняв душ, Светлана упала на кровать и заснула крепким сном. И спала, пока ее не разбудил настырный звонок мобильника.
На экране высветилось «мама».
***
Мама болтала, как ни в чем ни бывало.
- Слушай, зайди сегодня к Наде. Забери у нее лекарство.
- Какое? – (вторая часть марлезонского балета)
- Так от диабета. У Нади осталось.
- Мама, у тебя нет диабета!
Нет. Бесполезно. Мама продолжала свою убийственную игру. Ей понравилось слово «диабет». Лет пять назад ей нравилось слово «э*ола». Она ее у себя, конечно же, нашла. Светлана специально (не смейтесь) водила маму в больницу. Сдавать анализ на кровь. Мама позорно сбежала. Если бы у нее что-то было на самом деле – все давно бы умерли от заражения – «нулевой» пациент разносил «вирус» по всему городу, дачному поселку и подружкам. В тюрьму таких сажать мало!
Светлана высказала ей все, что думала. И про вчерашний вечер – тоже. А потом бросила трубку.
«Это адский ад!» - рычала она. Как ягуары рычат – коротко и угрожающе. Хорошо, что у Светы нет "ягуарьих" зубов. А ведь хотелось еще спросить по поводу «домашнего крымского вина». Но ладно. Маме ничего не сделается, а у дочки случится инсульт. Мгновенно в голове возникла картина:
Вместо праздничного стола из действия первого, стол поминальный из действия второго. Те же (мамины кумушки) и мама. В том же драном платье и тапках. Но в черном платке (поминки же).
- Светка, Светка, как же ты так! – Тетя Надя пригорюнилась над тарелкой с кутьей, - сколько ей лет-то было, Лида?
- Сорок один! Ты кушай, Надя! – мама шевелила ногами, обутыми в безобразные тапки, - горячее нести? Остынет! Полдня на кухне проваландалась! И все одна, все одна. Светку-то не дождешься, деловая! Как матери помочь, так и нет ее!
- Да-а-а-а, дети…
- И мужа нет…
- И ребенка не родила…
- И материны вещи из шкафа повыкидывала… Матери на похороны нечего надеть!
- И лекарства, Надька, так и не принесла, за*ранка – лучше ведь помереть, чем матери помочь! – мама даже на Светиных поминках не изменила себе!
***
Светлана зажмурилась и помотала головой. Привидится же такая ерунда!
Целый день прошел в домашних хлопотах. А вечером, посмотрев кино, Светлана заставила себя уснуть – на работу нужно было рано вставать.
Утром, попив кофе и мазнув губы помадой, Светлана вызвала такси. И что же – за рулем бывший военный врач собственной персоной.
- Доброе утро! Приятно вас видеть! – таксист был очень любезен, - как вы себя чувствуете?
- Хорошо, - Светлана решила кинуться с места в карьер, - послушайте, мы так и не познакомились. Меня зовут Светланой, а вас?
- Владимиром, - просто ответил он. Света взглянула в зеркало дальнего вида. А тот ей… подмигнул.
Да ведь он кадрит ее! Тем лучше.
- И вы настоящий врач?
- Бывший врач.
- Ну… Дипломированный?
Светлана кожей почувствовала перемену в настроении Володи. Как, наверное, ему надоели все эти клиенты с вопросами: А если под правым полупопием колет, это что – рак?
- Нет, нет, вы не подумайте, что я к вам буду приставать с идиотскими вопросами. Просто мне нужна ваша помощь. Точнее, не мне, а маме.
- С такими проблемами вам необходимо обращаться в клинику, - поскучнел Владимир.
- Нет, это не то… Моя мама. Моя мама – адский ад. Она придумывает себе диагнозы и пьет мою кровь. Пять лет хвасталась э*олой. Теперь – диабетом. Ест дурацкие таблетки горстями и совершенно меня не слышит. И к врачу ее не затащить. Ей удобнее выносить мозг мне. Не могли бы вы открыть ей глаза на то, что она совершенно здорова?
- Светлана, вы думаете, что таксист – авторитетное лицо в этом случае? – в глазах Владимира сверкнула искорка.
- А мы не скажем. Таксист – не авторитет. А жених – врач – очень даже? – выпалила Светлана.
- А чей жених? Мамин?
- Не. Пока – мой.
- Нормально, - Владимир улыбнулся.
Кажется, утро перестает быть томным. Но все пути назад были отрезаны.
***
Лидия Георгиевна просто не знала, что и думать. Светка ее буквально с ног свалила. Ни гу-гу, ни чего столько лет, и вдруг – мама, мы сегодня придем к тебе. Знакомиться с женихом будешь.
Что это такое? Очередной взбрык? Каприз? Или правда? Ну а что, она молодая, познакомиться вполне еще способна. Сама ведь столько лет пилила Свете мозг. А зачем пилила? А затем, что дочка стала совершенно невыносимой. Она даже не замечала своей невыносимости: слова лишнего не скажи – сразу лицо кривит! После тяжелого (муж Светке попался – будь здоров) дочь совершенно замкнулась в себе. Не было детей, и «этот» пилил ее каждый день хлеще худой бабенки. Есть такие бензопилы – все им не так, и все вокруг виноваты. А тут – мужик. Тьфу, пакость.
Давил ее, давил, давил. Лидия Георгиевна боялась: еще немного такой жизни, и девка съедет с катушек. Обошлось: муженек ее позорно бросил, обозвав никчемной пустышкой. И Света замкнулась в себе. Нехорошо так замкнулась. Ну да, она, Лидия Георгиевна, тоже молодец: посмотрела сериал про одного психотерапевта, который лечил людей «шоковой терапией». Гадости всякие говорил. Злость выводит больного из сумерек. Вот и Лидия стала для дочери таким «триггером». Одна «э*ола» чего стоила.
Света вспыхивала, а потом снова гасла. Лидия Георгиевна знала (сама ведь Пашу, мужа, похоронила) – опасно Светке быть одной. Может быть, мать не права. Может быть, не надо было… Или ремонт этот. У Светки глаза горели! Мать и так бы управилась: мастеров хватает. Но ее девочка была живой! Злой, но живой. Да, грех – так нерв дочери мотать. Ее материнский грех.
И вдруг – подействовало: Мама, я приду с женихом. Открылась для общения с мужчиной? Ожила?
Она, действительно, пришла с мужчиной. Хороший такой. Симпатичный. Умные глаза (не то что у бывшего – белые пустые зенки), хорошая улыбка. Но приятнее всего смотреть было в глаза Светланы. Она ужасно удивилась чистоте и порядку. Запаху пирогов и духов. Как же, Лидия Георгиевна целый день по квартире со шваброй летала. И платье нарядное надела. И макияж: Паша любил, когда она подкрашивалась.
И в Светке что-то такое было… Новое. И она посвежела… Конечно, рядом с таким мужчиной.
Познакомились. Итак, он Володя. И он – бывший военный врач. Ого! Вот теперь, голубушка, никаких «триггеров». Болезни нас абсолютно не интересуют. Нас интересует ваше счастье, детки. Да-да.
Светлана непонимающе таращится. Не узнает мать. Ты еще не знаешь, деточка, твоя мама и не на то способна, лишь бы дочка счастлива была!
- Володенька, а как вы познакомились со Светланой?
И он начал рассказывать, как познакомился со Светланой.
Он служил в армии. Честно. Спасал людей, то есть, мальчишек. С того света вытаскивал. А потом вышел на пенсию. Завел небольшой бизнес: купил несколько машин, взял на работу людей. Сам не брезгует за руль садиться: коллектив маленький, а работы полно. И однажды увидел Светлану. Ему запали в душу ее глаза.
Ха! Видела бы подружка Надюха сегодня глаза Светланы. Она еще вчера утверждала, что «Светка безнадежна». А Светка, румяная от стыда, сидела и помалкивала!
Ну вот… Ему запали в душу Светкины печальные глаза. Глаза мадонны. Володя даже спать не мог спокойно. Выучил Светкин график и на вызовы приезжал лично. Адрес тоже выучил. Но она его не видела, все время смотрела в окно или ругалась с мамой по телефону. А однажды вечером, когда диспетчер привычно окликнула Владимира:
- Владимир Петрович, - «ваш» адрес, - тот уже был серьезно настроен на знакомство.
У Светланы горели щеки. Такое бывает от красного вина. И Володя начал ее «спасать», благо, что в приемном покое дежурила его хорошая знакомая. Врачи, они как… Как рыбаки. Рыбак рыбака видит издалека. Доктора мало, чем отличаются. Поспособствовала. А самое главное – Светлана проявила интерес.
- Ну а дальше – дело техники, - заключил свою речь Владимир, - и теперь я здесь под видом жениха. Направлен вас, Лидия Георгиевна, спасать. И вижу, что вы абсолютно здоровы. Только вам внимания не хватает, отсюда и конфликты с дочерью. Я прав? – глаза Володи смотрели прозорливо, знающе.
Надо ему помочь.
- Да, Володя. Не хватает! – согласилась с ним Лидия, - Светочку я совершенно измучила.
И тут Светка не выдержала, покраснела, невидимыми «петровскими усиками» зашевелила:
- Слушай, мама, а ты великая актриса! Браво! И вы, Володя, тоже! Только у меня к вам один вопрос, уважаемый: Что же вы, такой героический врач, такой уникальный специалист, в такси работаете? А?
Володя помрачнел лицом. А потом совершенно спокойно сказал:
- Потому что, я плохой врач. Очень плохой. Я нарушил клятву Гиппократа.
- Как это? – язвительно спросил Светкин «Люцифер».
- Так. Я не могу больше смотреть, как умирают молодые. Вот и все. А они умирают прямо на моих руках. Лучше быть хорошим таксистом, чем плохим врачом.
Больше он ничего не сказал. Поблагодарил за ужин Лидию Георгиевну, поцеловал руку Светлане. И ушел.
Когда за ним закрылась дверь, Светлана опустилась на стул и вздохнула обреченно. Лидия Гиоргиевна погладила дочь по стриженым под «гаврош» волосам.
- Хороший парень. Такого упускать грех.
- Мама, но я вела себя, как курица! – расстроенно пробормотала Света.
Лидия Георгиевна принялась убирать со стола тарелки:
- Да мы все ведем себя, как курицы. И что? Потом прощаем друг друга. Такова жизнь, девочка моя.
***
И конечно, Светлана этой ночью не спала – ворочалась с бока на бок. Бродила по пустой квартире. Пыталась себе что-то доказывать. Спорила сама с собой. Ее «вторая половинка», умная и понимающая Светлана номер два, с жаром твердила, что Володя – гнусный и подлый. Бросил свой пост! Это нечестно!
Светлана номер один отмахивалась: не бросил, а ушел на пенсию. Не у всех выдерживает психика. А, может, он в запасе. А если в запасе, то обязательно вернется на свой пост! И вообще, хватит на сегодня лозунгов! Дура!
Светлана номер два обиженно затихла. А, может быть совсем ушла. А может быть, это и не Светлана номер два была, а ее личный «Люцифер».
Она собралась и заказала такси. Через три минуты ее ждала у подъезда знакомая машина с шашечками. Володя открыл ей дверцу.
- Доброе утро! Как ты себя сегодня чувствуешь? – он замечательно улыбался в это замечательное утро.
- Теперь, хорошо, Володя. Ты прости меня, я еще только начинаю жить заново. Иногда заносит! – Светлана виновато улыбнулась в ответ.
- Ничего, бывает! Исправим со временем. Не хочется терять такую замечательную женщину. И тещу. Мудрая дама… Я еще в статусе жениха?
Света счастливо кивнула.
- А с тещей будь осторожен – она не терпит, когда кто-то оспаривает ее авторитет!
- Понял, - Володя завел двигатель.
Машина с шашечками неторопливо выехала со двора.
Автор Анна Лебедева
Первый опыт
Гуляли в парке муж и жена – еще молодые люди, которые только учатся совместному проживанию, не притерлись друг к другу. Неопытные еще. С ними лучшая подруга жены. Настроение хорошее – весеннее. И вдруг на жену что-то нашло – трудно объяснить. Без причины, как огромная волна в спокойном море. Жена видела, что муж надел серебряное мужское кольцо – подарок матери. Кольцо в ящике стола лежало без употребления – как память. Отправились гулять, и муж надел - почему-то. И жена неожиданно сказала: «Покрасоваться захотел? Прямо как баба. Не понимаю». И это при подруге, хотя само по себе замечание обидное даже наедине. Молодой муж сразу остановился, побледнел, руки сжал и выдавил:Место для бабушки
Был вечерний час пик – люди возвращались с работы или ехали откуда-то. Полный автобус, ни единого свободного места. Зоя Николаевна в свои 65 снова вышла на работу – коллеги очень просили, потому что работников не хватало. Не очень хочет молодежь сейчас идти на производство. За день с непривычки устала – шла только вторая ее рабочая неделя, поэтому, увидев, что место освободилось, села сразу. Впрочем, на него никто не претендовал – она была в салоне едва ли не самой возрастной пассажиркой. Проехав пару остановок, увидела, как в автобус входит молодая женщина с ребенком лет трех. Пройти было некуда, и они встали возле средней двери, недалеко от которой сидела Зоя НиколаевнаПрошло уже два года ,но жену Эдика так ещё и не нашли....
Я — бывший следователь, а мой лучший друг Эдик — врач, причем от бога! Несколько дней в неделю работал в клинике, а остальное время преподавал в институте. Студенты, как и пациенты, в нем души не чаяли. Три года назад Эдька женился. Я был на этой свадьбе.С моей точки зрения, молодожены не слишком подходили друг другу: Эдик слегка замкнут, молчалив, — Ира - яркая, веселая, непоседливая. Но любил он ее безумно. Молодые переехали в загородный дом. Сначала я частенько бывал у них: - Слушай, а что у вас там за лес? В нем грибы есть? — поинтересовался однажды. - Насчет грибов, не знаю, а за нашим забором, совсем близко, стоит старая забНечаянная любовь
Федька учился с Сергеем в одном классе сельской школы. Класс был небольшой, все дружили. Но после учёбы Сергей поступил в городской техникум, а Федор остался работать в колхозе. Рос он без отца, в семье был ещё брат, не на что было учиться Фёдору, мать ему так и сказала, и он закончил курсы вождения. В техникуме Феде учиться не хотелось. Он еле закончил школу, был лентяем, заядлым троечником. - Спасибо товарищу твоему, Серёге, - говорила мать, - всегда списывать давал, и помогал, как мог, в учёбе. Если бы не он, тебе бы и школу не закончить. Федька улыбался, махал рукой и спрашивал: - Ну, и что? И где он теперь, Сергей-то? В министерстве, что ли? Тоже, как и я, пашет рабЗолушка, ставшая мачехой..
Несмотря на урезание личных хозяйств и налоги, жизнь крестьян в довоенное время складывалась по-разному. Была беднота, много людей едва сводили концы с концами. Но и зажиточные семьи тоже были, вот, к примеру, Королёвы. И фамилия-то у них какая-то царская...У Никифора Королёва даже помощница по хозяйству имелась, чтобы супруге Акулине полегче было. Марфа, шустрая да проворная, остроглазая и на язык бойкая, жила у Королёвых, лихо управлялась с их первенцем и другими делами домашними.
Акулина была слаба здоровьем, без Марфы никак не справилась бы. Молоденькая девушка помогала и дом вести, и на огороде хлопотала. И хозяевам удобно, и ей хорошо – в родительском дом
Размазня
Удар был сильный, у Ирки даже в голове зазвенело. От боли и обиды хлынули слезы. Ирка сглотнула комок в горле – невыносимо уже все это терпеть! Первым желанием было – распахнуть дверцу автомобиля и выскочить из машины на дорогу. Наплевать, что на ходу. Сломает что-нибудь – тоже наплевать! Жить не хотелось! Сколько можно! Утро начиналось мирно – ОН был в хорошем настроении. Шутил, поддразнивал – он всегда шутил и поддразнивал Иру, если был в прекрасном расположении духа. - Ой, непутевая! Ой, дурында! В зеркало-то глянь на себя – пасту зубную с носа смой. Так ведь и пойдет на работу с зубной пастой на носу. Что бы ты без меня делала – не проследишь ведь, без трусов на улицу отправишзагрузка
Показать ещёЛевая колонка
О группе
Жизненные, грустные, до слёз, весёлые истории из жизни Людей.
Скрыть информацию
- Санкт-Петербург
Фото из альбомов