Соседку свою, Танюшку, Сергей не жаловал. Мелкая, надоедливая, вредная! Крутилась рядом почти все время, хотя младше была. Да и вообще! Девчонка же! А не стеснялась даже в драку лезть, как тогда, когда они с Васькой мячик не поделили. Тощая, с острыми коленками и локтями, она кинулась на них, словно кошка. Кусалась и царапалась так, что проще было перестать драться, чем ходить потом полосатым! Отвечать на вопросы зачем и почему, Татьяна не стала. Разогнала драчунов в разные стороны, а потом отряхнула коротковатый сарафанчик, и погрозила кулаком сначала одному, а потом другому:
- Если друзья, то чего деретесь? Совсем ума нет?!
Вопрос этот так и остался без ответа. Но с тех пор с Васькой Сергей больше не дрался. А Таней – дружил.
Странная это была дружба. Деловитая, вечно куда-то спешащая Татьяна и безалаберный, медлительный Сергей. Она успевала всегда и все, а он – никогда и ничего. За что не раз получал на орехи от своей подруги.
- Что ты, Сережка, такой неповоротливый?! Будто медведь!
- Какой есть!
- Да уж! Ладно, будем считать, что это твой плюс, а не минус!
Именно она убедила друга пойти в тир.
- Там спешить не надо. Как раз по тебе занятие.
И Сергей послушался. А потом сам не заметил, как стал лучшим стрелком в группе. Здесь и правда не нужно было спешить. Чем спокойнее и неторопливее он был, тем выше получался результат. Таня тоже ходила на занятия. Но делала это больше из-за него, чем для собственного удовольствия. Присматривала. Это потом уже Сергей узнал, что делала это подруга по просьбе его матери.
- Я что – маленький?! – кипятился Сергей, узнав правду. – Мне нянька ни к чему!
- А я тебя и не нянчу! Мама за тебя волнуется! Вот! Просто…
- Даже не вздумай мне ничего говорить! Ябеда!
- Я?!
Таня чуть было не вспомнила про свои кошачьи повадки, но вовремя остановилась. До выпускного всего ничего! Взрослая! Какие уж тут драки?!
- Видеть тебя больше не хочу! – продолжал бушевать Сергей.
- Не хочешь? И не надо! – все-таки не сдержалась Татьяна. – Попутного ветра!
Знали бы они тогда, что это будет их последний разговор… Что придет такая беда, по сравнению с которой все покажется пустым и ничтожным…
На фронт Сергей ушел почти сразу, как только исполнилось восемнадцать. Еле дождался! Рвался раньше, но отказали. Да и мама плакала день и ночь, умоляя не бросать ее с Леночкой и больным отцом на руках.
Отец болел тяжело. После первого приступа отказали ноги, чуть позже – руки. Врачи делали, что могли, но чуда не случилось. Он капризничал, отказывался подпускать к себе жену, и Сергею волей-неволей приходилось брать на себя функции сиделки. Маму жалел…
- Ты иди к Леночке, мам. Я сам.
- Сынок, тяжело ведь.
- А тебе не тяжело?
Долго потом еще Сергей вспоминал, как окаменело лицо матери, когда он радостный ворвался в квартиру, крича, что его взяли, наконец… Она не плакала. Задохнулась, побелела, но даже не вскрикнула. Шепнула только:
- Уже?
И обняла так, что он почему-то сразу понял – все! Детство закончилось…
Письма приходили часто. Мама писала ему почти каждый день. Рассказывала, как живут, чем дышат. Только Сергей понимал – она и десятой части не доверяет ему. Скрывает. Молчит о том, что на самом деле происходит. Не хочет, чтобы волновался…
А было тяжело. И с отцом, и с Леночкой, и с работой.
Мать была хирургом. Несмотря на то, что ребенок был совсем маленьким, вернулась к работе в госпитале и оперировала. Стояла у стола часами, молясь лишь об одном – чтобы сыну ее руки не понадобились.
О том, что Татьяна работает санитаркой в том же госпитале, мать Сергея узнала случайно. Столкнулись в коридоре, обнялись наспех, и разбежались в разные стороны, спеша каждая по своим делам. А вечером снова сошлись, чтобы в двух словах поведать друг другу о своих трудностях и понять – помощь рядом.
«Мы работали рядышком, но не вместе. Иначе, я не смогла бы присматривать за Леночкой в то время, пока твоя мама была на работе, Сережа. Всем стало хорошо. А в первую очередь – Леночке. Мы так хотели, чтобы она росла довольной и счастливой. Ведь ребенок не виноват… И у малышей должно быть детство!»
Сергей читал и видел худенькую Танюшу, держащую на руках пухленькую, краснощекую Леночку. Откуда ему было знать, что пухленькой Леночка перестала быть почти сразу после его отъезда. Он помнил ее маленькой смешной девчушкой, которая тянула к нему ручки и лепетала что-то на своем языке, гордо демонстрируя два зуба.
«Мама твоя очень уставала. Иногда просто садилась на пол после операции и тут же засыпала. Удивительно, но уже через пару минут она вскакивала, и снова к столу! Откуда только силы брались?! Все твердила, что для тебя это делает. Пока, мол, оперирует, тебя пуля не возьмет. Верила в это. Может, потому, Сережа, ты и цел? Ты ведь цел?! Все ли с тобой хорошо?»
Арсен, увидев улыбку, скользнувшую по губам друга, успокоился. Хлопнул Сергея по плечу, и отошел в сторонку, уже понимая, что отпустило друга. Успокоилась душа. Пусть и не совсем, но тише на ней стало. Не штормит больше. А это уже хорошо. Потому, что там, где шторма нет, появляется надежда. Пусть маленькая, крохотная совсем, с ноготок, но ведь есть! А это уже немало для того, кто себя почти потерял…
А Сергей читал… Всматривался в торопливые, словно куда-то бегущие друг за другом бусинки Таниных буковок, и гадал, простила ли она его…
«Глупые мы с тобой были, Сережка! Ох, какие глупые! Не ценили время. Все гнали его куда-то, понукали, не понимая, что надо спасибо ему сказать, за то, что не бежит от нас. Очень жалею я сейчас, что не хватило нам его. Ты прости меня за то, что обидела! Сам знаешь – не хотела! Волновалась за тебя, как и мама твоя. Хотела, чтобы ты сильным стал… Вот, все я тебе и сказала. Если простил меня, то хоть пару строчек черкни мне. Буду знать, что есть у меня друг. Никуда не делся. А, если не захочешь, то я пойму, Сережа. Все пойму! Ты не думай! Отправляю тебе письмо мамы твоей. Она его писала и забыла на столе, когда ее в операционную позвали. А после смены так спешила домой, что не забрала у меня его»
Сергей несколько раз перечитал последние два предложения и вытер нос рукавом гимнастерки. Плакать он давно уже не стеснялся. Чего только не навидался за это время! И здоровые мужики слезу роняли, а уж ему-то стыдиться… Не просто так, ведь. По семье горюет…
«А за Леночку ты не волнуйся! Она со мной пока. Не отдам я ее никому. Предлагали было увезти ее из города, да только я не дала. Где искать потом друг друга будем? Лучше уж пусть со мной побудет, пока ты не вернешься!»
Глаза Сергея бегали по строчкам Таниного письма, но не видели их. Темное марево заволокло душу снова, отказываясь принимать весть, которой не могло быть. Ведь писала ему тетя Галя! Нет Леночки! Так, о чем тогда Татьяна говорит?!
«Мы все за твоей сестренкой присматриваем! И соседки помогают, и сестрички из госпиталя. У кого время есть, тот и сидит с маленькой. Правда, Сережа, не такая уж она и маленькая уже. Все-все понимает, умница такая! Меня с работы встретит и гонит к умывальнику – руки мыть! Помнит, чему мама ее учила! Вот, погоди! Придешь ты, и тебя к порядку призывать будет! Дай только срок!»
Сослуживцы Сергея шарахнулись в разные стороны, когда он вскинул над головой руки с зажатыми в них исписанными листочками, и пошел вприсядку, рыдая в голос и смеясь одновременно. Арсен вернулся, посмотрел на друга, да и хлопнул в ладоши:
- Что стоите?! Радость у человека!
- Это ж какая?
- А я знаю?! Ай, что за люди вы?! Поддержать надо!
И потянулись к Сергею руки, и отступила тьма.
И крошечный, как Леночка, лучик надежды пробился через отчаяние, которое владело душой Сергея. Он был маленьким-маленьким, почти незаметным, этот проблеск, но по мере того, как Сергей начинал понимать, что все написанное Таней – правда, и пусть и не вся его семья, а только небольшая часть ее, все-таки жива, – свет становился все ярче и ярче, гоня страх и даря силы, которых, казалось, уже не осталось.
- Жива, Арсенчик, жива!
- Кто, дорогой?
- Сестра моя! Леночка! Не знаю как, но жива!
- И где она сейчас?
- У Танюши!
Кто такая Танюша и почему Сергей краснеет, произнося ее имя, Арсен раздумывать не стал. Стиснул друга в объятиях, расцеловал в обе щеки и встряхнул как следует:
- Жить, Серега! Жить! Пока не встретитесь!
- Жить… - эхом отозвался Сергей.
И не было с этого дня для него ни преград, ни препятствий. Он шел теперь не куда-то. Он шел к Леночке. И пусть шагал он совершенно в другую сторону от родного города, Сергей твердо знал – каждый шаг приближает его к той, что ждала его.
А письма тоже шли. И в каждом Танюша писала о том, как растет Леночка, как ждет она домой брата. И вырастали крылья. И хотелось жить.
А потом и война кончилась. Сергей дошел аж до самого Берлина. Одернул гимнастерку, и подмигнул другу:
- Не пора ли нам домой, Арсенчик?
- Зачем спрашиваешь?! Давно пора! Мама ждет! Может, к нам все-таки, а? Посмотришь, как живем! Мама тебе пирог свой сделает! Она его только для самых дорогих гостей делает! А разве может быть кто-то дороже, чем друг лучший?
- Нет, Арсенчик. Не сейчас. Забыл ты? Меня тоже ждут…
И маленькая шустрая девчонка застынет посреди двора, забыв, что стоит на одной ноге. Она уставится на солдата, который замрет у ворот, глядя на развалины, оставшиеся от одного из корпусов. И каким-то десятым чувством поймет, кто перед ней.
И Татьяна вздрогнет и выронит из рук любимую чашку, когда в распахнутые окна кухни ворвется ликующий детский крик:
- Сережка!
И Сергею уже не нужно будет объяснять, о ком говорила мама в своем последнем письме. Он и так это поймет. А потому откроет объятия своей судьбе, и разом обнимет счастье, которое будет реветь на два голоса, вторя друг другу.
- Ну что же вы, глупенькие! Живой я.
А спустя несколько лет в большом доме на окраине армянского села будет звенеть веселая свадьба. И Арсен, взяв за руку свою молодую жену, поспешит навстречу дорогим гостям, которые опоздают к началу торжества.
- Мама, мама! Пирог неси! Друг мой приехал! Самый дорогой друг!
- Несу, сыночек! Несу! Что может быть дороже дружбы? Только любовь! А с нею, я вижу, друг твой тоже знаком. Добро пожаловать, дорогие гости! Счастье принесли вы в наш дом!©
Автор: Людмила Лаврова
Комментарии 3