Бойтесь данайцев.

Третий день Дарья находилась в дурном настроении. Сосало под ложечкой. Тяжелое, томительное чувство не давало покоя, выбивало из колеи, мешало дышать, работать, просто жить. Если бы давление беспокоило или какой-нибудь ревматизм – ерунда, это можно перетерпеть, плохо, больно, но можно. Но беспокойство было вовсе не хворью, а предчувствием чего-то дурного. Бывает так – одному человеку все нипочем, ничего не беспокоит и не мучает. Несчастье падает на него сверху неожиданно, как кирпич на голову. Человеку плохо и страшно. Но все плохое уже случилось и надо жить дальше, хорошо или не очень, но жить. А бывает, что перед горем или просто неприятностями сердце одолевает муки и томления. Человек ждет, гадает – с какой стороны обрушится гадость? Где соломки подстелить? Что его ждет? С сыном стрясется что-то? С самим человеком? С родителями? С супругом? На работе? А, может, с любимой собакой? Господи, да намекнул бы хоть как-нибудь! Когда? Где? А внутри сосет и сосет, ноет и ноет. Может, день проноет, а может, две недели. Тошнехонько! Под конец, мученик, измаявшись в конец, готов и на стенку лезть, лишь бы не ждать. Лишь бы не гадать. Случилось бы уже, Господи. Ну сколько можно? Провались пропадом эта интуиция, толку от нее – все равно не угадать! Предчувствия Дарью никогда не обманывали. Все сбывалось. И перед увольнением она так страдала. И перед болезнью матери. И перед смертью отца. И перед тем, как муж завел интрижку, обернувшуюся его громким разводом, с разделом имущества и женитьбой на Дарьиной подруге. И перед тем, как любимый пес под машину попал. И чем тяжелее горе, тем тяжелее его ожидание. Потому и сейчас Дарье ничего не оставалось, как укутаться в глухое одеяло и замереть в томительном ожидании. Но ведь не будешь медведем в берлоге лежать? Надо как-то подниматься, умываться, работать, оплачивать квартиру и кредиты, ходить в магазин, поливать цветы, действовать. Жить. Дарья вылезала из постельной норы, тащила себя за шиворот на улицу. Пялилась в монитор компьютера на работе. После шести ползла через снежные завалы к дому, мыла посуду и так же, как и в офисе, пялилась на стиральную машинку, крутившую белье. Вроде, отвлечется, и тоска откинется от души, забудется. Но наступит ночь, как она с новой силой привалится к груди, присосется и начинает по новой откачивать кровь из артерий, забирать оставшиеся силы и радости. Через десять дней в груди, будто тумблер отключился: снова можно было дышать и ничего не боятся. Или враги угомонились, или неприятности обошли несчастную Дарьину голову стороной. Она начала спокойно спать и даже шутить с коллегами. Она всегда любила посмеяться. Чувство юмора, казалось, родилось вместе с маленькой Дашей. Где она – там смех. Такие, как Дарья – незаменимы в местах, где тяжело. На войне или в хосписе, в тюрьме или еще в каком аду. Слава Богу, пронесло. Дарья не была нигде: ни на войне, ни в больнице, ни в тюрьме. От сумы и от тюрьмы не зарекайся, но Даше везло. Во всем, если сравнивать с другими людьми. Квартира у Даши от покойных родителей. Она в ней и прописалась после развода с мужем. Дима, бывший супруг ее, на пару с новой любимой остался в благоустроенной трешке. Даша ушла от Димы с ребенком на руках, плюнув на все благоустроенности. И не разу не пожалела о своем поступке. Даже вещи в шкафу оставила, не говоря уже о технике. Несколько раз при встрече с новой семейной парой - Димы и Люси - маленький Костик кричал, дергая Дашу за руку: - Мама, мама, смотри, тетя Люся в твоей шубе! Ну, мама, ну смотри! Дима утаскивал Люсю на другую сторону улицы. Дарья отворачивала лицо, чтобы не сгореть от испанского стыда. Потом, конечно, хохотала: интересно, Люська точно в Диму влюбилась или в ее шубу? Она вспоминала вытянутые лица самых близких людей, ставших предателями, и снова взрывалась от смеха пополам со слезами. Застеснялись, бедненькие, даже с Костиком, родной кровиночкой, сил не было поздороваться. Шипят теперь друг на друга от конфуза. У Димки характер отвратительный, он злопамятный. Всю плешь, наверное, Люське с этой шубой проел: - Я говорил тебе, не надевай шубу в люди! Я из-за тебя с сыном не поговорил! Дура! Люська, конечно, в слезы. - Я не знала, что ты такой жмот! Купи мне тогда новую! Ага. Как же, купит он. Димочка – редкостный жмот. Он всегда ратовал за отдельные кошельки и раздельные расходы. Дарья привыкла рассчитывать только на себя. Толку скандалить – Димочку так воспитала мамочка. Все для сыночки единственного. Он понятия не имел, что мужчина должен содержать семью, которую создал. Что это нормально. Если не можешь – живи у мамочки. Но маме с годами стало тяжело кормить свою «радость», и она сбагрила «кровинку» на Дашку, дуру безмозглую. Иначе так просто бы не отдала свой «цветочек» недостойной швабре, мизинца Димочкиного не стоющей. Какое разочарование, какой пассаж. Бедная Люся. Она-то думала… Или не думала совсем, отбивая чужого мужа, такого сильного, красивого и благополучного со стороны. Плакала, наверное, от обиды! Впрочем, Люся пожила с Димочкой недолго. Года хватило, чтобы потом без сожаления покинуть уютное гнездышко. Впрочем, это уже совсем другая история, Дарье совсем неинтересная. Даже шуба, которую Люся, в отличие от бывшей хозяйки, не забыла прихватить с собой. Песец! Не в шкафу же его оставлять! Сын Костик давно вырос. С отцом долго не общался. Зачем ему папа, ни разу за всю жизнь сына не навестивший. Это же так удобно: придумать байку о том, что Костика Даша «нагуляла» от чужого дяди. Даша даже оспаривать в суде эту подлую сплетню не стала. Мерзко. Пачкаться? Тьфу, пусть подавится. И квартирой пусть подавится. Жизнь Дашу давно научила – подальше от всяких мерзавцев держишься – подольше проживешь. Это еще она Люсе спасибо сказать должна – до сих пор бы перед муженьком на одной ножке скакала. Лет семь назад Дима приперся к ней с поклоном. И даже голова не отвалилась. Даша не хотела открывать дверь бывшему. Но тот караулил ее целый день. Ну не сидеть же целый день дома – дел полно. Даша разговаривала с Димой в скверике, на нейтральной территории, чтобы и духа Диминого не было в родном доме, чтобы видом своим не осквернил милое сердцу гнездо. Опустившийся, неухоженный, небритый, он сидел рядом на скамеечке и… вонял. Вонял отвратительно: немытым телом и перегаром. - Мама умерла. Мне плохо сейчас, Даша. - Сочувствую. Но денег на опохмелку нет. - Да не надо мне денег! – с разрывом в голосе, со скорбью, вскрикнул тогда Дима, - Даша даже прониклась. Потом, правда, прошло. Потому что, бывший закончил фразу, - от мамы квартира и наследство кое-какое осталось. - Чем могу помочь? С похоронами, - уточнила она. - Да уж полгода прошло, не утруждайся, - ответил Дима, - я по другому вопросу. Вопрос был прост. Диму гложет совесть, и он очень жалеет, что так обидел Костика. Злился на Дашу, вот и нес всякую околесицу. Что зла больше (вот как!) на нее не держит. О сыне скучает. И переживает – парень без жилья остался. Вот и хочет прописать сына на законных квадратных метрах. - Мне самому много не надо – в квартире мамы проживу. А Косте пусть трешка остается. Не спеши с отказом, Даша. Забудь про все обиды. О сыне подумай. Даше хотелось тогда закричать Диме, чтобы он засунул царские подарки себе куда-нибудь подальше. Чтобы он шел с советами подумать о сыне туда же. Что уж она как-нибудь разберется без соплей. Но… не стала. В бредовых речах Димы было осмысленное зерно. И она тогда сгоряча выписала ребенка, мало подумав о последствиях. Костя имел право на квартиру. Полное. И он взрослеет. И ему нужно будет где-то жить самостоятельно. И ютиться в сменных углах при законной жилплощади – высшая глупость. Он когда-нибудь заведет семью. Детей. Пусть у него все будет хорошо. *** Она прописала сына в злополучной трешке. Находиться в ней было противно – Дима каким-то образом умудрился загадить такое светлое, такое просторное когда-то жилище. Но… Стены есть, остальное приложится. Еще тогда мелькнула мысль: разделить квартиру на доли, чтобы долги бывшего не достались в наследство. Но Дарья, подумав, сколько хлопот прибавится с бесконечной бумажной волокитой, отказалась от дележа. Она плюнула: в конце-концов зарплата нее неплохая, коммунальные расходы она оплачивать в состоянии. Подзатянется, поднатужится, зато не надо будет думать о Диме: заплатил, не заплатил. Складывать квитки в коробку с документами и спать спокойно. На том и порешили, как говорится. Дима пропал из горизонта так же внезапно, как и появился. Дарья о нем и не вспоминала. Не та личность, чтобы вспоминать о нем. Есть у человека жилье, ну и хорошо. За трешкой Даша следила, платила и радовалась: у сына будет собственный дом. Так и случилось. Костя, ее хороший и замечательный Косточка, отслужив в армии, поступил на заочное отделение универа, работал и учился одновременно. Он встал взрослым незаметно, без подростковых проблем и возрастных бзиков. Он всегда был самостоятельным и самодостаточным. В жизни сына появилась девушка, хорошая девчушка, такая, как надо. Симпатичная, скромная, умненькая, из прекрасной семьи заводских работяг, положивших свою жизнь на воспитание прекрасного человека. Небалованная девочка, ко всему приучена, прекрасно образованная. Она ли не заслужила спокойного и надежного Костика? Ребята переехали в трешку. Занялись ремонтом, ни копейки не содрав с родителей. А главное – были благодарны. Понимали, что это такое – собственное жилье. Ровесники их, измученные ипотекой и съемными конурками, искренне паре завидовали! Поднапряглись, справили молодым хорошую свадьбу. Дети сопротивлялись всячески. Молодежь! Практичные люди, оказывается, новое поколение. Новых людей раздражают пупсы на машинах, длинные столы буквой «П», ломящиеся от кушаний, обилие гостей, больше половины которых - совершенно незнакомые люди. Новые люди лучше выпьют шампанского и съездят на море на пару дней. К чему пир на весь мир – пыжиться достатком с голой задницей? Зачем разорять себя и близких? Не лучше ли сэкономить лишнюю копейку на будущее? Уже через некоторое время Ксюша, невестка, пузатенькая, как шарик, семенила на тоненьких ножках в женскую консультацию. Хотела дочку, малюсенькую девчушку. Чтобы бантики и платьица. Ксюша показывала самосвязанные пинетки, розовые башмачки с помпончиками, прислушивалась к себе, смешно наклонив голову – за нее радовалось сердце. Дарья привязалась к невестке всем сердцем, с удивлением выслушивая жалобы свекровей на неблагодарных невесток. Как их не любить? Почему их не хочется любить? Семья, близкие люди, мамы твоих внуков. Хорошо! Слишком все хорошо. Слишком… Первым неприятным звоночком было «явление» Димы. В один прекрасный день он пришел к ребятам в «гости». Те накрыли стол, Ксюшка, дурешка, напекла блинов – папа мужа! Блины Диму интересовали мало. Он мялся, тужился, и его синий кадык шевелился, будто там, внутри горла свинцовый шарик перекатывался туда-сюда. Костик все правильно понял. Достал из холодильника бутылку, налил в рюмку отцу. Тот, правда, выпил всего одну только эту рюмку. - Костик, меня обманули с бабушкиной квартирой. Мне жить негде. Что делать было Костику? Отец имел право на жилье – владелец. Так и поселился папа в спальне. Ребята обосновались в гостиной, а светлая детская ждала своего часа. Никто никому не мешал. Дима оказался на удивление тихим жильцом. Порой, он целыми днями не выходил из комнаты, и Костик всерьез волновался за его здоровье. Что он там делал? У Димы был очень хороший компьютер – купил на деньги, оставшиеся от материнского наследства. И целый день он зависал в интернете. Костик, приходя к Дарье в гости, смеялся: - Как тинейджер, мама! В танчики, что ли, рубится? - Убоище! Свалился на голову. У него за долги квартиру отобрали? – волновалась Дарья. - Не знаю, говорит, обманули. Я уже предлагал юриста найти, так тот – ни в какую, - Костя беспечно грыз сушки, запивая чаем, - а Ксюшка рада. «Дедушка у Насти будет» - говорит. - Девочка, все-таки? – улыбнулась Дарья. - Девочка, - отвечал Костя. *** Да. Родилась девочка, Анастасия, маленькая царевна-несмеяна. Серьезное личико, сдвинутые бровки и ротик точечкой. «Сердитая какая. Чистый генерал!» - подумала Дарья, взглянув на внучку. - Академик! – в унисон Дашиным мыслям протянула сватья Галина, - вся в прадеда! - А прадед – академик? – лукаво повела бровью Дарья. - Слесарь высшего разряда! – горделиво ответил Егор Петрович, сват, - это, считай, почище всяких академиков! Такой же серьезный был! У детей началась хлопотливая, неспокойная пора – академик-Настя требовала внимания и днем, и ночью. Ксюшка не могла нарадоваться на дедушку Диму. - Он мне помогает. И в магазин, если надо, сбегает. И коляску спустит вниз. И сам любит с Настюшкой гулять. Неужели исправился? Неужели нормальным человеком стал? – думала-гадала Даша. Дима старался не попадаться ей на глаза. Да и Бог с ним. Лишь бы не путался у ребят под ногами. Может быть, сама Даша такая ущербная? Ну чего привязалась к мужику? Может, это и есть – нормальные семейные взаимоотношения? Ну бывает – люди совершают ошибки. Бывает, что осознают свои грехи и исправляются. Ну бывает же… А? Кто же Димочку «обманул», отобрав квартиру матери? Почему он не обращается в милицию? Что-то тут нечисто… И вот, предчувствие, томительное, тягучее, настырное – не давало покоя Даше. Психоз? Бог его знает… С утра дедушка Митя (как стала величать Дмитрия Ксюша), заглянув на кухню, сообщил, что «погодка сегодня такая прекрасная и замечательная, что дома сидеть нет никакого смысла» - Собирай Настену, дочка, погуляем пару-тройку часиков в парке, - сказал он. Ксюша обрадовалась: дел невпроворот, стирка, уборка, ужин, да еще пару шкафов надо перебрать, зимнюю одежду почистить и отправить в недра шкафа на лето. Через полчаса дед с внучкой отправились на улицу. Ксюша принялась за нескончаемые женские дела. Хотелось управиться до прихода Костика, провести вечер в тихой, уютной обстановке. Пока она копошилась с бельем, не заметила, как прошел час. Зазвонил дверной звонок. Неужели дед Митяй нагулялся? Открыла. В дверях возвышался здоровенный амбал, по виду – застрявший где-то во временах родителей: черная кожаная куртка, светлый ежик стриженых волос, каменное лицо. - Белов здесь живет? – коротко спросил он. - А… Да. А вам какой нужен? – растерялась Ксюша. - А че, их много тут? – спросил амбал, - и не дождавшись ответа, сказал, - все! Передай им: часики тикают, долг растет. Срок – неделя. Если через неделю не отдадут деньги, приду не один. Больно будет всем. Поняла? Он даже голоса не повышал, этот амбал. Он просто констатировал факт. Бездушно и без эмоций. Как машина. Или терминатор, которому совершенно наплевать на страх и смятение человека, застывшего перед ним. Ксения металась по дому. В голове черти что творилось. Откуда-то извне мутной волной поднималась паника: за всех. В первую очередь, за дочь. Ксения никак не могла набрать номер мужа, как в дурном сне, дрожащие пальцы не могли нащупать кнопку вызова. Наконец, смогла. - Какие долги? Кому вы должны? За вами приходил-и-и-и! – сквозь истерические рыдания Костик не мог ничего разобрать. - Кто должен? Кому? – едва пробившись сквозь крики, спросил Костя. - Бе-ло-вы! Бе-ловы! Вы – Беловы! – всхлипнула Ксюша и бросила трубку. Она звонила «дедушке Мите». Звонила, звонила, звонила… И бессердечная тетка-автомат равнодушно отвечала ей, что телефон вызываемого абонента отключен или… И снова – звонок мужу: - Он украл ребенка! Костя! Он! Украл! Нашего! Ребенка! Или убил! Господи, Костя! Растерянность и страх, помноженные на материнский инстинкт и чувство потери рождают страшную, гремучую смесь. Ксюша уже ничего не могла соображать. Откуда ей научится умению соображать в критической обстановке, домашнему дитю, выросшему в покое и ласке немолодых родителей? Она фильмы про бандитов воспринимала как сказки про Кощея или Бабу Ягу. Она вообще ничего не знала про реальное зло. Не научили… Вот в таком состоянии Дарья и обнаружила свою невестку. Она решила заглянуть к детям в гости по случаю выходного дня на работе, повидать малышку, попить кофейку, погреться около семейного счастья… Погрелась. Безумные глаза Ксюшки, осевшей среди разбросанной зимней одежды с зажатым в пальцах смартфоном – вот что увидела Дарья. - Что случилось? – одними губами спросила она у Ксении. - Беловы должны деньги. Дед не берет трубку. Настя у него, - паника накрыла невестку, утопила ее. Та уже не металась, отупев от страха. - Костик где? - Едет, - ответила Ксюша. Едет. Хорошо. Пусть едет. Не будем отвлекать его истериками. Дарья набрала номер бывшего: абонент находится вне… Открыла аптечку, накапала валерьянки. Силой влила девушке в рот. Четким голосом, стараясь не особенно нажимать, сказала ей: - А теперь успокойся. У деда просто сел телефон. У него всегда что-нибудь случается с этим чертовым телефоном. Он вернется. - Уже прошло три часа. Он не возвращается, - Ксюша равнодушно как-то ответила. Не хорошо ответила. - Мы сейчас позвоним в полицию. Одевайся. Костя вот-вот придет. Все выясним. Все будет нормально, слышишь? Она обняла Ксюшу, маленько встряхнула: - Одевайся. Нужно будет давать показания. Соберись! Время тянулось томительно долго. Томительно долго ехал Костя (хотя он летел домой стремительной птицей), томительно долго собиралась невестка (хотя она просто накинула на себя куртку), и очень, очень долго Дарья осматривала комнату, где проживал бывший муж. Скромно. Аскетично. Компьютер, стол, кружка с вековым чайным налетом. Не заправленная, смятая в кучу постель. Дарья включила компьютер. Она не понимала, зачем вообще это делает – откуда ей знать пароль? Но паролей никаких не было. Диме, наверное, лень было ставить защиту. Он всегда таким был: ленивым и бестолковым. На экране всего две иконки: одна из них – сайт знакомств. Другая… Если бы у Дарьи спина была бы покрыта волчьей шерстью – она обязательно встала дыбом. Предчувствия не изменили ей, гребаная интуиция, ну конечно! Танчики, ха-ха! Танчики, паровозики, самолетики – как бы не так! Самые обыкновенные «спины», рулетка, так его растак! Рулетка, и еще куча всякого цифрового г*вна, обирающего азартных дебилов до нитки! Как она не могла догадаться? Как не мог догадаться Костя? Как они пропустили самое главное зло в их жизни: им повезло! Рядом с ними пригрелся игрок! Вот они, нечаянные подарочки Ксюшке (так приятно, мама, так мило), вот она «украденное мамино наследство» (меня обманули с квартирой, можно я у вас поживу). - Тебе кто-то звонил, Ксюша? Или приходил кто-то? – спросила она. - Приходил. Мужчина в черной куртке. Большой. Сказал, что Беловы должны деньги. Срок неделя. А потом… - Ксюшу опять выдергивало мутной волной истерики. - Тихо! Тихо! Теперь нам всем нужно быть исключительно тихими и максимально спокойными, Ксюша, - сказала Дарья. *** Костя влетел в дом тайфуном. - Быстро одевайся! Едем в полицию! Настю нашли! Секундная пауза, и… Телефоны всех троих буквально взорвались от звонков и сообщений. Звонили друзья, звонили знакомые, знакомые знакомых, незнакомые – Дарье показалось, что весь город обрушил на них волну негодования, возмущения, сочувствия и гаденького любопытства. Это потом, в участке, выяснилась гадкая правда: Пожилой мужчина оставил коляску с ребенком у магазина, зашел в универмаг и вышел через некоторое время, «забыв» коляску на улице. Молодые мамаши, увидев, что малышка одна, моментально проявили бдительность: такое время, собаку никто не оставит у супермаркета, если даже просто мелочь какую-то на кассе приобрести надо, а тут… Это как? Это что? Неравнодушные женщины бегали по магазину, подключили охрану, работников, сообщали о брошенном ребенке по громкоговорителю – никого! Через некоторое время подъехала ДПС. Состояние ребенка удовлетворительное. Девочка здоровенькая и крепкая. Кто-то узнал коляску Беловых, кто-то видел деда Митю, кто-то указал полицейским адрес и телефон – в один миг неповоротливая с виду машина закрутила маховик, и через считанные секунды о Беловых не знали только слепо-глухо-немые. Не важно. Не важно. Не важно. Пусть ругают, пусть любопытничают, пусть обсуждают! Настя была живой и здоровой. Ксения сбивчиво рассказывала, в чем дело. Объясняла, что Дима приходился родным дедушкой Насте, что до этого ничего такого… Это же нормально – отдавать дедушке ребенка, правда? Правда? - Ну, конечно, правда! – поддакивал следак Ксении, внимательно ощупывавший лицо девушки острым и недобрым взглядом, - ничего такого. Но вы несете ответственность, девушка! Это – человеческая жизнь! – и пошло, и поехало… Он – страж закона, ему позволено, профессия такая – подозревать всех и каждого. Ксения, бедняга, покорно кивала и не вникала в речь стража – Настю нужно покормить, уложить спать и самой прикорнуть рядом, вцепившись в кроватку. И, упав в дрему, вновь встрепенуться от тяжкого сна, увидеть личико ребенка, понять, что все хорошо, и опять уснуть, чтобы вновь увидеть жуткий сон, в котором Настя пропадает, ускользает куда-то… - Легко отделались, - Дарья читала это в каждом взгляде, брошенном на членов ее маленькой семьи. Костя составлял заявление о похищении. Потом, передумав, переписывал его – «Об угрозе жизни и здоровью». Сбившись, снова пересказывал о визите человека, шантажировавшего Ксению. Дарья дополняла показания сына. - Это коллектор был. Вы же знаете «их» методы: запугать, унизить, растоптать. Долги? Дедушкины. Дедушки Мити долги! Он игроман, как выяснилось. НЕ грубить! Не реагировать на вопросы, типа «А вы что, не знали об этом?» Не знала. В разводе. Давно. Знала, что дедушка – подлец. Да, извините. Да, личное дело. Не знала, что он хуже – тварь. Прошу прощения. Да, к делу не относится… *** Коллекторов решили не дожидаться. Костик ерепенился, рвался «на разговор», обзванивал друзей. С великим трудом удалось его угомонить. Это не кино. Геройствовать не стоит. Коллекторские агентства – не прилизанные инспекторы. Это бандиты, наконец-то нашедшие применение своей силе и талантам. Этих мелких лавчонок по выдаче кредитов – пруд пруди. Государство снимает жирные сливки с налогов, развязав руки сволочам самого подлого пошиба. - Ребята, поживете у меня. Спокойнее всем будет, - распорядилась Дарья и тут же подхватила Настю на руки. Ребята не особо сопротивлялись. Костик был просто раздавлен. Вот тебе подарочек от мамы. Самому надо было жить! Са-мо-му! Винить мать – низко! Он – мужчина! Он должен думать, что делать дальше. Хотя бы узнать, сколько долгов унаследовал от достопочтимого папаши. А потом решать, как быть со всем этим! Дарья не находила себе места. Вот, получи и распишись, идиотка! Добренькая, да? Независимая? Альтруистка? Ничего от мужа тебе не надо? А если так, зачем вообще связалась с ним? Помогла сыну? Сваты категорически настояли: держать свою дочку подальше от чумы. Дочке и внучке спокойнее в родном доме, без свекровок и мужа. И милого дедушки Мити. - Ужас какой, слов не нахожу, - лепетала Галина, - как же так, Дашенька? Егор, сват, помалкивал, насупив брови. Осуждал, наверное: почему это их ненаглядная принцессочка таким варнакам досталась. Позорище! Срам! От тюрьмы, да от сумы не зарекайся. Дарья тысячу раз хотела им повторить мудрую пословицу, чтобы не сдвигали бровки-то, не пыжились особо, не шарахались от Дарьи и Кости, как от прокаженных. Но слова застряли где-то в горле, не было сил их произнести. Чувство страха, тревоги за будущее, паника, толкавшая на шальные мысли: что бы такого продать? Где найти деньги? Сколько денег? До визита «гостей» оставалось пять дней. Выяснилось, что квартира, доставшаяся Дмитрию, была продана за долги еще в прошлом году. Выяснилось, что у него десятки долгов в микрофинансовых организациях. Название такое смешное: микрофинансы. Ага. Долги только миллионные. Под двести процентов. И проценты крутятся, крутятся, крутятся ежедневно, ежеминутно, наматывая на счетчик все больше и больше. Где же ты болтался все это время, господин Белов, благодетель ты наш? Где же у тебя припрятана норка? – Дарья напряженно думала. Хотелось бы послушать историю главного героя. В глаза взглянуть. Да и вообще – чтобы оградить детей от беды, необходимо найти бывшего муженька. Чтобы продавал или разменивал свою трешку к чертям собачьим! И пусть валит лесом! А лучше – в тюрьму. Дарья вдруг споткнулась о страшную мысль: а лучше бы сдох! Как бы не звучало это чудовищно – издох и исчез с лица земли. Сама дура. Столько проблем создала. И из-за чего? Стоп. Не нервничать. Долги папаши с сына никто взымать не имеет права. Никак. Даже бандиты. Пусть хоть как запугивают, пусть даже на стенку лезут. Пока он не вступит в наследство после папиной печальной кончины. Пусть живет скотина, подстраховался. Такие долго не умирают. Что ж, дети – молодые, наживут себе. С дитем, с ипотекой… С потерянными расходами за ремонт… И все-таки, где же загорал дедушка Митя после того, как сбагрил квартирку кредиторам, а? Не болтался же он по улицам? Не спал на скамеечке… У друзей? У подружки? Даша прошлась по комнате. Напрягла память. Помнится, когда-то очень, очень давно покойная свекровь хвасталась своей дачей. Говорила, что прекрасная у нее дача, да к тому же, бесплатная. Говорила, что умеет жить: сдружилась с одной парой по лестничной площадке. А у них дача была. Оттуда свекрови привозили чудные яблоки, зелень и хрен. Больше ничего хозяева не сажали – интеллигенция. А потом они укатили в Израиль. А дача осталась. Документами и продажей заниматься паре было некогда. Вручили ключи: пользуйтесь, дорогая наша соседка. Свекровь и пользовалась: такое счастье на голову упало! Приехав по нужному адресу, она немного расстроилась: думала, что у врачей ДАЧА! А там – дачка… Небольшой домик-скворечник, крошечный яблоневый сад, заросшие по брови цветочные клумбы и крапива вместо огорода. Она, женщина боевая, быстренько все в порядок привела. А потом, когда сыночек Дашку притащил, свекровь эту сикалявку мигом в оборот взяла: три пота с невестки сошло на тех грядках. Вокруг – ни души. Планировалось тут раньше садоводство, да так и затухло – люди лепились ближе к городу, в старых садах. Свекровь чувствовала себя королевной. Забыла, наверное, оформить свою дачу, потому и не втюхал наследничек ее кому пошустрее. А и кому, собственно, нужна она? Там и тосковал Димушка, бедовал лето. А на зиму к сыну попросился. Натворил дел и смылся снова. Весна, тепло, переживет. А потом… Потом видно будет. Прохвост. Забыл, что Даша все про него знает. Все ведает. И если бандиты не найдут теплое местечко, то она – точно найдет. Даша еле-еле отсидела положенные рабочие часы. Она действительно их отсиживала: ничего в голову не приходило, но коллеги, знающие ситуацию, не донимали. Да и начальница отпустила домой пораньше. Даже советов никто не давал – зона отчуждения. Хуже только – смерть ребенка. Дарья сменила городские ботиночки на резиновые сапожки. Весна – грязь. Села на «четверку» и через двадцать минут озиралась на разворотном кольце. Дорожка, ведущая к даче, совсем заросла, но ее очертания все-таки угадывались. Вокруг напирал молодой лес, прямо Берендеево царство. Все в нем пело, чирикало, голосило, славило весну. Дарья внимательно смотрела под ноги – не наступить бы на какую корягу. Не хватало сломать чего-нибудь. Заброшенное садоводство потерялось среди ветвей и прошлогодней пожухлой травы. Летом, наверное, искать будешь – не найдешь. Однако, еле заметная тропка упрямо вела Дарью в нужном направлении, и вскоре едва уловимо запахло дымком. Где-то топили печку. Дачка буквально выпрыгнула из кустов. Посеревшая, заросшая, угрюмая – пропал лоск, так старательно наводимый матушкой Димы. И самой бы дачке пропасть, да, видишь, теплилась в ней пока жизнь, хоть и подлая, и лживая, но… дом живет, пока в нем живут. Ему, бедному, выбирать не приходится – хороший хозяин или плохой. Кто есть. Дарья толкнула дверь, и та жалобно скрипнула. Аккуратная, на летнюю погоду рассчитанная печурка пыхтела и отплевывалась искрами, летевшими от сырых дров. Хозяи-и-н… Даже не соизволил сухих поленьев с осени заготовить – надеялся, что больше сюда не вернется. И печку, и домик этот Дима тоже предал, как и всё, окружавшее его, предавал с лёгкостью и без печали. Сам лежал на узенькой оттоманке, свернувшись клубочком. Дарья толкнула его брезгливо, с ненавистью: - Ну, здравствуй, что ли, дедушка Митя! Тот не реагировал – то ли спал, то ли прикидывался мёртвым. - Вставай! Трус! От меня-то не прячься, я – не амбал! Эй! Чего такой скромный? Она толкнула Митю ёще раз, и ёще, но Митя не подавал признаков жизни. Дарья похолодела и прижала ладони к губам. Неужели умер? Тоскливое, жуткое чувство охватило все ее существо – одна, в старой домике, наедине с мертвецом, в предзакатный час… Горло охватил спазм, и она отшатнулась. *** - Бел-о-в! – хотела вскрикнуть Дарья, но подавила крик. Вновь приблизилась, с отвращением прикоснулась к запястью «мертвого». Пульс ощупывался слабо. Кожа была теплая, а лоб – мокрый от пота. Живой! Но что с ним? Сердце? Банальная простуда? Воспаление легких? Черт! Уйти бы отсюда вообще, да как? Он нужен живым! Больно ценный кадр! Так, перебираем в голове все, чему учили умные люди! Да толку перебирать: кадра нужно волочить к дороге. На себе – другого гужевого транспорта не наблюдается! Дарья поискала в доме какое-нибудь покрывало, чтобы средней жесткости было, чтобы не ободрать бока пострадавшему. Судя по дровам в печке, потерял сознание он совсем недавно. Может быть, от страха, заслышав чьи-то шаги в тростнике. Можно было бы побежать к дороге, вызвать полицию, указать, где лежит мужчина, которому плохо, но… Полицейские, задерганные вызовами, добрая половина из которых – пустяшные, долго будут раскачиваться. Поймать частника? Вряд ли. Народ недоверчивый, тертый. Вдруг Даша – маньячка? Или наводчица? Не прокатит. Медлить нельзя – похоже на инсульт – левая половина рта странно перекошена. Счёт идет на минуты, может быть – на секунды. - Скорая? Человеку плохо! Где я? Где она? - Заброшенное садоводство, около разворотного кольца на выезде из города. Что? Это… Это муж мой! Мы на даче, мы на автобусе приехали! Я одна, и донести его не… Хорошо, хорошо! Хо-ро-шо! Ох, Дарья кожей чуяла недовольство дежурной: опять какой-нибудь бомж! Опять волочить его на себе замученным врачам, опять без документов… - Костик, слушай и запоминай! – она объясняла сыну, как найти ее среди леса, и делать это надо быстро. Очень быстро. Иначе… - Иначе ваш дед Митяй откинет копыта, Костик! Когда подъехала скорая, сын и мать уже волокли больного к главной дороге. Костик был сильным парнем: куда до него хрупкой девочке-врачу и пожилому одышливому водителю. Санитаров не хватает. Бригад не хватает. Можно понять – о них, врачах скорой, вспоминают, когда полный трындец. А разве может быть полный трындец у сильных мира сего? Их болезни холят и лелеют элитные врачи и вышколенные санитары, не эти, из зачуханной городской больнички. Диму выдернули из бездны в самый последний момент, в самую последнюю секунду. Хрупкая девочка оказалась настоящим волчарой, профессиональным, дерзким, жёстким и бесстрашным медиком. Дед Митяй покатил в реанимацию на всех парах – сочувствующий ровеснику водитель включил сирену и жал на газ, не жалея старенькую газельку-скорую. Костя злился на мать: почему ничего не сказала, почему вечно умничает и делает все тайком? - Мы же – семья, мама? Я – не кисейная барышня, нечего меня оберегать. Я уже взрослый человек! Отчего-то Дарье не хотелось объяснять, что Костик – совсем еще не взрослый, что он слишком много геройствует, и вообще… Нет, он не стал корчить из себя супермена. Тесть и теща, приютив свою дочечку и внучку, не отпускали родных и единственных к мужу – боялись. Костя решил повременить недельку и не дергать жену понапрасну, зачем ее пугать и трепать нервы родителям? Но потом он все равно заберет Ксюшку домой. Туда, где ей место! Он отвечает за свою семью! - Но ведь там бандиты? – Галина, как всегда, робко выглядывая из-за плеча грозного супруга, несмело задавала волнующие ее вопросы. - Не будет там никаких бандитов. Прекратите глупую панику, Галина Сергеевна! - Ты не ори на мать! – зарычал тесть, - молод еще! Понаделали дел с папенькой своим, а теперь мне и дочки, и внучки лишиться? -Папа! Прекрати! – вдруг Ксения, такая послушная доченька, посмела подать голос, - он мой муж! Он будет решать, где мне жить, и с кем! И мне стыдно за вас, папа и мама – пока все хорошо было, так и Костик – распрекрасный зять! А как на него свалились проблемы, так вы – от ворот поворот ему даёте? Щеткой топорщившиеся усы Егора Петровича как-то сразу обмякли, обвисли. Он растерялся: - Так ведь мы добра тебе желаем! Вон что случилось! А если бы… - Все будет нормально, - ответил Костя, - Ксюша побудет пока у вас. Я разберусь со всем этим, матери помогу: ей теперь еще и отца выхаживать. Надо самому расчищать все это го*но… Я справлюсь и заберу жену. - Смотри, Костик, не надорвись! – предупредил зятя Егор Петрович, не железный! Не боись – я рядом, если что! Он хотел добавить: «В отличие от вашего деда Мити», но не стал. Нечего усугублять… *** Они пришли, как обещали. Костя открыл им дверь. Глаза Кости находились вровень с глазами пришедших, и потому не боялся он их взгляда – смотрел прямо и смело. - Где деньги? – в лоб, как говорится, не отрываясь от кассы, спросил «амбал с ежиком» Второй, чернявый, с прямыми бровями вразлет, скуластый, покачиваясь с пятки на носок, молча стоял рядом, засунув руки в карманы. - Полиция в курсе вашего визита, - просто ответил Костик. - А нам п…., в курсе она или не в курсе! – чернявый, в отличие от амбала, был ужасно нервный, - гони бабки, а то закопаем нах! - Бабки вам отдаст должник, а я к нему не имею никакого отношения, - Костя сохранял дипломатию. - Когда отдаст? Ты попутал, что ли, мальчик? – чернявый начинал закипать. - Когда вылечится. Тогда и отдаст. Будете быковать – не отдаст ничего. - Тогда отдадите вы, - у «ежика» прорезался голос, спокойный, вежливый, ледяной голос. - Я не подписывался ни в каких бумагах. Вы это знаете. Не был созаемщиком – и это вы тоже знаете. И главное – я не владею этой квартирой. Если вы этого не знаете, то – знайте. Владелец в больнице. - Сердце? – спросил амбал. - Сердце. - А вы ухаживаете? - Ухаживаю. - Но ведь у вас жена, ребенок маленький, работа… - Жена. Ребенок. Работа. - Им ведь внимание нужно? Сейчас время такое… А они одни. И, я слышал, ваше начальство очень щепетильно относится к репутации подчиненных. Опоздания, звонки от кредиторов… Им будет неинтересно держать такого ненадежного человека… Костик понимал, что сейчас его будут искусно выводить на переживания за близких родственников, нащупывать основные страхи, нажимать на них, выворачивать нервы, пить кровь… - Господа, вам нужны деньги? Нужны. Я делаю все, чтобы реанимировать вашего должника. Он обязательно поправится. Обязательно. В противном случае, я к вашим услугам. Как вступлю в наследство, сами понимаете! – Костя приятно улыбнулся, - адрес вы знаете. Бегать я не собираюсь. Амбал смерил взглядом Костика. - А вы очень понятливый молодой человек. Не будем вам мешать. Сердце – вещь серьезная. Кстати, два миллиона рублей – тоже очень серьезная вещь. Можете спокойно заниматься лечением вашего папы, но помните – проценты капают чрезвычайно быстро. Не усложняйте себе жизнь. Будьте мужчиной: проще расплатиться сейчас, чем через полгода. Можете посоветоваться с супругой, с мамой поговорить, с тестем, - амбал едва заметно улыбнулся, - они тоже не очень здоровые люди. Потянете срок – сумма может их шокировать. Вам нужна команда инвалидов? - Всего доброго! – ответил Костя. - И вам! Ничего, что мы вам будем позванивать? Для тонуса, так сказать. Работа! – амбал снова ядовито улыбнулся и отправился восвояси. Чернявый, спустившись с одного лестничного пролета, сплюнул на пол и хмыкнул, вонзив при этом в Костика уничтожающий взор. Костик брякнулся на банкетку в прихожей. Ур-роды! Два миллиона, как же! Восемьсот тысяч вместе с процентами! Он узнавал. Решили на понт взять, с толку сбить, ага… *** На Дарью свалился тяжкий груз – больной, переживший инсульт. Дмитрий выкарабкивался тяжело, туго. Через девять месяцев только руки и ноги начали с трудом функционировать, но речь все не удавалось наладить. К тому же, Дмитрий путал одушевлённые и неодушевлённые предметы, понятия, не понимал Дарью. Просто смотрел на нее глазами испуганного ребенка – чувствовал раздражение по отношению к себе и реагировал соответственно. Костик помогал, как мог и чем мог. - Иди домой, сынок, - говорила уставшая до смерти Дарья. Не мечи бисер свиньям! Я с ним только потому, что хочу узнать – почему этот подлец бросил ребенка на улице! Бросил и сбежал! - Хорош, мама, травить себе душу! – отвечал ей такой же уставший Костя, - какая теперь разница? Не выбрасывать же человека на улицу? - Конечно, не выбрасывать. Нам он здоровенький нужен. С деньгами. Коллекторы не достают? - Нет, не сильно. Мы на них и внимания не обращаем, - улыбнулся Костя. - Я так соскучилась по девочкам. Ты подменишь меня с… этим, дедом Митей, хочу повидать их. - Не вопрос, мама! – Костя обнял измотанную мать. В носу его щипало, и глаза чесались – мама очень похудела за все это время. Ксения не стала дожидаться прихода свекрови. На следующий день возникла сама. Вручила Настю бабушке, скинула с себя пальтишко и повела шустрым носиком. - Пахнет, да? – расстроилась Дарья. - Не очень, - Ксения прошмыгнула в малюсенькую комнатушку, в которой лежал дед Митяй. Тот, увидев невестку, весь как-то просиял глазами, потянулся навстречу к ней. - Кы-ы-ы-ы! Гы-гы! – мычал он, - Ны-ы-ы-ы! Н-ны-а! Ксюша поманила к себе Дарью, аккуратно взяла дочь из ее рук в свои руки. Подошла к постели больного. Тот заулыбался и заплакал одновременно: - Ныа! Ныа! - Да, это Настенька! А, Настенька, это дедушка, видишь, дедушка Митя! Ми-и-т-я! - Мы! – четко и громко повторила мамины слова годовалая Настя, - Мы! Дарья ушла на кухню. Смотреть, как старый и малый, находящиеся на одной черте развития, (один, правда – стремится вверх, а второй – летит, цепляясь, вниз), пытаются говорить, у нее не было сил. Ксения не помнила зла. Она была на одной волне с Митей. Ей как-то удавалось забыть про кошмар, в который ввернул ее семью этот никчемный, жестокий человечишко. За обедом она следила, чтобы дед правильно держал ложку. А сообразительная Настя внимательно следила за дедом и тоже старалась держать ложку правильно. Ксения смеялась, поила старого и малого компотом и разговаривала с ними на одной ей понятном, птичьем языке. Дарье казалось, что она попала в детский сад, где рулила придурковатая, восторженная выпускница педколледжа. Или в дурдом. А потом, когда были уложены и внучка, и ее блудный дед, Дарья не выдержала: - Ксюша, перестань. Не надо его любить, девочка. Он не оценит твою любовь. Если Бог даст ему здоровье, в чем я сомневаюсь, он быстро забудет любую доброту. Он втопчет в грязь и тебя, и Костика. Ты – хорошая, чистая, светлая. Оставайся такой. Дари свое сердце Настюшке, Костику, родителям, достойным людям. Собаку полюби какую-нибудь – они будут благодарно принимать твой свет. Но не ЭТОТ, нет. Не он! Ксения, наклонив голову, упрямо сжав хорошенькие губки, вдруг встряхнула шевелюрой. - Нет, мама. Нет. Это не правильно. Просто вы устали. Просто у вас ужасно тесное помещение. Просто это несправедливо: жить одной и тащить на себе человека, которого вы не можете простить! И себе не можете простить своей ненависти – я вижу. Тяжко жить в ненависти. Она подошла к окну и посмотрела на хмурый двор. - Мы с Костиком решили забрать дедушку к себе. Дарью будто кипятком ошпарили. Она металась по крошечной материнской кухоньке и сверкала молниями. Как Перун. - Ты с ума сошла? Вы там чокнулись? У вас мало проблем? – Дарья с трудом сдерживала себя, чтобы не зареветь. - Почему вы никого не слышите? Почему вы так не любите себя? – вдруг тихо спросила Ксения. - Он украл твоего ребенка! И бросил его! - Он увидел коллекторов во дворе и испугался. И унес Настю подальше! А потом оставил в людном месте и позвонил в полицию. Первый позвонил. Чтобы забрали. Чтобы спрятали. - Кто тебе сказал такую чушь? - Полицейский… - Дурочка! Он игрок! Он родную мать продаст, не подавится! Он вас коллекторам продал, предал, бросил! Без всего вас оставил! Голыми! - Он просто растерялся! Он за это уже ответил своим здоровьем! – Ксения была упряма, как ослица. - А долги? - А нет никаких долгов. - Как – нет? У Дарьи что-то сдулось внутри, она бухнулась на табурет. - Костя взял кредит и заплатил все долги банку. «За все надо платить и не надеяться на халяву» - так и сказал. И поэтому дед Митя будет жить у нас. Где ему положено. Он так сказал. И я так сказала. И не переживайте – мы взрослые люди. Мой муж – мужчина. Он – глава семьи и сам решает, что нужно делать, а что – нет. - О, Господи, - Дарья тяжело поднялась, Облокотилась на подоконник. Детская площадка была завалена грязной снежной кашей. Тяжелое, набрякшее снегом небо, провисло над землей, как худой брезентовый тент. Да. Дети стали взрослыми. С этим ничего не поделаешь. Сын – мужчина, и все решает сам. И ей остаётся только любить его. Вот и все. И Ксюшка – нежный зайчик – не такой уж и нежный на самом деле. Крепкая опора и надежа для своего мужчины. С такой – хоть куда, хоть в рай, хоть в самую преисподнюю. На душе легко, нет никакой каменной плиты и тяжелых предчувствий. Улетучились. Теперь каменные плиты – удел Дарьиного сына, как сильного. Это – право сильного и его проклятье. Теперь он будет главным, и это его душа заболит по каждому члену семьи, даже такому ничтожеству, как «дед Митя», который будет вкусно жрать, сладко спать и отрывать кусок от ребят. И умрет в чистой, теплой постели, не совершив ни одного доброго поступка, ни одного благого дела. Просто ему повезло – быть биологическим отцом своего сына, Божьего подарка, спасения и благословления. Бог часто благословляет сирых, убогих, бедных душой. Кому-то надо ведь… Конец Автор Анна Лебедева

Прошло уже два года ,но жену Эдика так ещё и не нашли....

Я — бывший следователь, а мой лучший друг Эдик — врач, причем от бога! Несколько дней в неделю работал в клинике, а остальное время преподавал в институте. Студенты, как и пациенты, в нем души не чаяли. Три года назад Эдька женился. Я был на этой свадьбе.С моей точки зрения, молодожены не слишком подходили друг другу: Эдик слегка замкнут, молчалив, — Ира - яркая, веселая, непоседливая. Но любил он ее безумно. Молодые переехали в загородный дом. Сначала я частенько бывал у них: - Слушай, а что у вас там за лес? В нем грибы есть? — поинтересовался однажды. - Насчет грибов, не знаю, а за нашим забором, совсем близко, стоит старая заброшенная хата. Вот, хочу выкупить ее, расширить свои владения, так сказать, потом снести строение и... — Можешь дальше не рассказывать и там ты насадишь деревьев и сделаешь очередную чудо-клумбу! Друг засмеялся и кивнул. Дело в том, что у него такое хобби сад и цветы. Иногда я шутил: — Тебе надо было не в медицинский поступать, а заняться ландшафтным дизайном. Впрочем, талантливый человек талантлив во всем, даже в своих увлечениях! А потом случилась беда: Ирина вдруг пропала. Бесследно. На Эдике лица не было, а мне как следователю пришлось заниматься этим делом. Прошло уже два года с тех пор, но жену его так и не нашли. Он замкнулся в себе, перестал со мной общаться. Мы отдалились друг от друга, хоть и перезванивались изредка. К моменту нашей случайной встречи я перешел на работу в детективное агентство, но не афишировал этого. - Леха! Сколько лет, сколько зим — окликнул меня Эдик из припаркованной на обочине машины. В тот день я возвращался с работы усталый и злой: в агентство обратились родители двух пропавших студенток, время шло — а у нас никаких зацепок. Девчонки исчезли с интервалом в три дня, были подругами, никогда не прогуливали, по клубам не шастали, да и с парнями не встречались. С момента их исчезновения — прошло два месяца. Никаких свидетелей, никаких следов. — Привет, — обрадовался другу я. — Где ты? Как ты? — Все там же, преподаю, оперирую, живу дышу полной грудью. А ты? — Пока безработный. Ушел из органов. Как-то все надоело, — солгал я в ответ, сам не зная зачем. Я обратил внимание, что приятель изменился посвежел, повеселел, расцвел. Он пригласил меня в гости, и я согласился: спешить некуда, семьей мне пока еще обзавестись не довелось. — Ничего себе, какие клумбы ты отгрохал! А эти цветы почему на каком-то постаменте стоят? Он мне гроб напоминает . — Гроб? Ну ты загнул! — Эдик рассмеялся. — Это сейчас ‚ модное увлечение - высокие грядки. А посадил я туда лилии. Обожаю их, они такие нежные! — Ты иногда говоришь, как романтическая девушка, — улыбнулся я. - Лилия — это прекрасно! Она душистая, аромат разносится по всей округе... добавил он, когда мы уже пропустили пару рюмок. Весь вечер Эдик рассказывал о своих цветах, а уж по поводу этих лилий так вообще была лекция. — Кстати, я слышал о пропаже девушек из твоего института. Ты их знал? — спросил я у Эдика. . — У нас студентов много я не могу всех знать, — со странной усмешкой ответил друг и закурил. — Хм... Приятный запах... Что-то он мне напоминает. — Это сигары вишня и ваниль. Иногда под рюмочку могу себе позволить, — улыбнулся Эдик. — Ты таки выкупил участок со старым домом? — Конечно. Правда, пока ничего там не делал, времени не хватает. Мне за лилиями нужно ухаживать и за розами. Ты видел мой розарий? Красота, правда? Я всегда любил розы, но особенно сильно полюбил лилию. Она такая... такая... . «Кажется, приятель перебрал! И от одиночества свихнулся на цветах!» — подумал я, вызвал такси и уехал домой, но что-то не давало мне покоя. Запах сигар: ваниль и вишня. Где я его почувствовал? На следующий день дошло именно так пахло в машине последней жертвы. Авто отогнали на окраину города, но запах, сладкий, слегка удушливый, остался, как и следы пепла на сиденье около водителя. А потом начался полный кошмар. Для меня. Я навел справки: обе пропавшие оказались студентками Эдика. Почему он скрыл это? Первую пропавшую девушку звали Лилией. И я стал искать следы. А когда все звенья цепочки сложились в одно целое, поехал к нему. Я ждал тебя, — улыбнулся он. — Наша встреча не была случайной. Я знаю, чем ты занимаешься. Только тебе как другу могу всё рассказать. Я ждал тебя, — нервно повторил он. — Меня нужно остановить. Не перебивай. Просто слушай. Времени очень мало. Это я убил Иру. Она изменила мне, собиралась уйти, бросить меня. Но ‚ я же любил ее! Разве я мог, такое позволить? — Где ее тело? — мой голос совсем охрип, а в горле пере‚ сохло. — Как где? В розарии! Ей там хорошо, тепло, грядки-то высокие... ага... — казалось, он бредит. -А Лилия? — Прошло время, и я вдруг снова влюбился. В Лилечку! Она была такая нежная. Мне казалось, я ей тоже нравлюсь. Однажды встретил ее после занятий, пригласил в гости. Согласилась, но начала отчаянно сопротивляться, когда я пытался добиться близости, — он глотнул коньяка и продолжил. — Я не думал ее убивать, просто чуть сильнее чем хотел, сж.ал гор.ло. Хрясь — и нет Лилии! — он захохотал, как ненормальный. — Я долго плакал над ее телом, а потом решил увековечить ее память. Вот тогда и появилась клумба с лилиями! -А подруга Лили? Зачем ты убил и ее? — Эта дрянь видела, как Лилечка садилась в мою машину. Стала шантажировать. Пришлось и ее убрать. Попросил, чтобы она меня подвезла, при.ду.ш.ил, а потом машину отогнал в другой конец города. — Где тело? — меня уже трясло от злости. — В заброшенном доме. Всё собирался перезахоронить, да времени не хватило. Понимаешь... Я неожиданно понял, что снова могу влюбиться в студентку— он сглотнул. — Стало страшно: все они находятся в зоне смертельного риска — в случае отказа я их буду уничтожать. -Да ты просто сумасшедший. Дом твой — психушка! — заорал я. — Тебе грозит пожизненное заключение! - Не грозит, — улыбнулся он.– Ты забыл, что я врач? Яд начал действовать. Считай, что я уже мертв. Врачи скорой спасти Эдика не смогли... Тела всех же.ртв найдены, а я никак не могу отойти от этой истории. Автор канал Поехали Дальше

Размазня

Удар был сильный, у Ирки даже в голове зазвенело. От боли и обиды хлынули слезы. Ирка сглотнула комок в горле – невыносимо уже все это терпеть! Первым желанием было – распахнуть дверцу автомобиля и выскочить из машины на дорогу. Наплевать, что на ходу. Сломает что-нибудь – тоже наплевать! Жить не хотелось! Сколько можно! Утро начиналось мирно – ОН был в хорошем настроении. Шутил, поддразнивал – он всегда шутил и поддразнивал Иру, если был в прекрасном расположении духа. - Ой, непутевая! Ой, дурында! В зеркало-то глянь на себя – пасту зубную с носа смой. Так ведь и пойдет на работу с зубной пастой на носу. Что бы ты без меня делала – не проследишь ведь, без трусов на улицу отправишься! Да, нормальной женщине и такие шутки покажутся злыми. Но Ирка была ненормальной женщиной. Она от мужа в свой адрес слышала такие оскорбления, что такие шутки можно счесть за комплименты. «Коза», «овца», «дура» - самое мягкие эпитеты, которых Ира удостаивалась. У Бори, ненавистного мужа, характер был тяжелый. Так-то он хороший человек, но характер… Вот только-только Борис улыбался и рассказывал смешные байки, и вот – опять. Кричит, бьет посуду, топочет ногами. Причиной оказался тапочек, об который он споткнулся. Собака Маня, его любимица, рыжая колли, снова спряталась под столом – она не выносила криков. А Ирке прятаться некуда. Ирка стоит перед грозным супругом и молчит. Оправдываться начнешь – он орет еще громче. Борис ненавидит, когда оправдываются. Даже, если он виноват. А он виноват: тапки-то его, он их небрежно скинул, когда падал на диван с пультом. Но Борис вины никогда не признает, ибо признать вину – показать свою слабость. Этим утром Ира на завтрак пожарила колбасу. А ведь он просил сварить. А она, дура, пожарила. Ирка ясно слышала – пожарь. Или ей показалось? Она совсем запуталась… И ведь конфликт выеденного яйца не стоит. - Боря, ну что ты опять из-за ерунды… - начала она. Лучше бы и не начинала. Борю понесло по кочкам… Маня вновь спряталась под столом. Ира подбирала с пола жареную колбасу. - Ну что ты, Манечка, испугалась, я же не на тебя? – ласково говорил муж собаке. Какая перемена в голосе, надо же? Как у него получается быстро менять стихию настроения? А Ире полдня в себя приходить. В машине (слава богу, завелась) Боря снова шутил и улыбался. - Что там слева, глянь? - спросил он. - Где? – она не поняла вопроса. Поняла, когда голова зазвенела от оплеухи. - На дороге, дура! Мне из-за твоей башки тупой не видно! Голова болела потом целый день. Муж несколько раз звонил на работу, беспокоился, советовался, жаловался на тупого начальника, который опять… Ира не могла с ним разговаривать. *** Ира не умеет спорить – у нее мягкий и уступчивый характер. И ссориться не умеет. И объявлять бойкот, и доказывать свою правоту, и характер показывать – не у-ме-ет! Борис это уяснил и пользуется своим преимуществом. Он, наоборот, обожает спорить, кричать и ссориться. На работе его терпят с трудом. Но терпят, хоть незаменимых, как у нас говорится, нет. Мастер от Бога. Таких не найти. Такое чувство, что Боря не может жить без скандалов: все у него дураки и сволочи. Один Боря прав. Ире иногда хочется, чтобы мужа кто-нибудь избил. Чтобы нашелся мужик, которому Борькины визги поперек глотки встанут. Чтобы этот мужик взял и коротко, по-мужски с Борей разобрался – в зубы дал. Да. Один раз, но чтобы Боря два раза в воздухе перевернулся и заткнулся раз и навсегда. Не умер бы, нет, но заткнулся. Только никто Боре в зубы не дает почему-то. Не попадается такой человек. Себе дороже – Боря ведь заяву напишет, у него не заржавеет. Не трогай го*но, оно и не завоняет. Люди стараются от этого го*нюка держаться подальше. Ирка тоже была бы рада держаться подальше, но ей деваться просто некуда. Приходится терпеть. Таких, как Ирина, никто не жалеет. Про них говорят: терпила. Добровольно жить с придурками никто не заставляет. Плюнула, и развелась. Детей нет, ничего не связывает, зачем, смысл? Таких, как Ира, презирают. Сами женщины презирают. Это те, которые «чужую беду руками разведу». Это те, которым повезло выйти замуж за спокойных и покладистых мужиков. - Ой, взяла сковородку потяжелей, да как двинула по башке! – смеются такие. - Ой, собрала шмотки, в рожу плюнула, и ушла к маме! – утверждают такие. - Ой, я бы быстренько своего мужа в чувство привела! - Да я бы и не вышла за такого! - Да я никогда! - Ни за что! - Рохля! Сопля! Идиотка! Счастливицы. Сковородкой они ударят… Ага. Ну, ударят. А им ответка прилетит. В лучшем случае, нос сломают. В худшем – убьют. - К матери уйду. Общественность подниму! А если нету мамы? И папы – нет? А если общественности пофигу? А если уходить некуда? Квартиру снимать не на что? Нет денег и запасов нет? И не накопить этих запасов? Если квартира однокомнатная, и неделимая? А? Если край и абзац? Если ни подруг, ни коллег – никого вокруг, потому что деспот всю жизнь создавал вокруг вакуум, внушал женщине, что никто ей не нужен, кроме него? Что женщина без своего деспота – ноль без палочки? Каково ей? И ведь никто не пожалеет и не поможет – кто жалеет и помогает терпилам? Да и не знает никто толком о жизни терпил, потому что они никогда не выносят сор из избы. Это потом соседи оторопело смотрят в телевизионную камеру (журналисты обожают освещать шокирующие драмы с убийствами жен) и мямлят: - Ничего такого… Идеальная семья. Милая пара такая… Была… А на своих кухнях, злобствуя, перемывают кости: - Терпила, рохля, тряпка! Вот я бы… Да, Костик? (Миша, Саша, Леша, Иванов, Петров, Сидоров) Сама виновата! Ирина долго думала, не спала ночами, мучилась. Вытерпеть все можно. Рабы терпели своих властителей и молча строили пирамиды. Крепостные терпели и молились на помещика. В концлагерях терпели. Чем она лучше – тем-то похлеще будет. А муж у нее – хороший человек. Характер плохой, правда, но ведь он заботится о ней. Как заботится? Ну… работает. Воспитывает, Ирка – лентяйка и безручье. Вечно у нее все ломается. Стенка душевой кабинки разбита ею. И лампочки перегорают постоянно. И машина не заводится, если она в нее сядет. И суп – то недосолен, то пересолен. И пуговки она забывает пришивать. И диван сломан. Не жена – одни убытки. И тут же поднимается странная волна возмущения: Диван сломался, потому что, ему семнадцать лет! А душевая кабинка разбилась, потому что купили самую дешевую, стеклянную, хотя можно было взять подороже, со стеками не из каленого стекла. А то, что машина не заводится и лампочки перегорают… Это просто смешно! Это – повод, чтобы вывалить на Ирку ушат дерьма. От плохого настроения! От злости. Надо ведь на ком-то злость вымещать? Ира по себе понимала и знала: если тебе не нравится человек или раздражает, что ты делаешь? Стараешься избегать встреч с ним – минимизировать общение. Но Борис, твердя постоянно, что ненавидит ее, что смотреть на нее не может, что она неряха, дура, рыло кувшинное, в то же время не может находиться без нее и минуты, крепко уцепившись в Ирину, как клещ. Любовь? НЕТ! От любви не плачут. От любви не больно! Он сосет ее кровь, как клоп, как паук! Она нужна ему для подпитки! Ее муж – вампир. Нет, не тот, что с клыками и когтями – вполне симпатичный человек. Но для хорошей жизнедеятельности ему нужна пища. Кровь, нервы, жизнь другого человека. Если этого человека нет – ему плохо, он даже умереть может. Ирина была пищей. Вкусной и мягкой. Навроде вкусного и мягкого стейка, которые Борис тоже очень любит. Чтобы наслаждаться, он должен правильно приготовить свой «стейк». Не найдется явной вины Иры, он будет искать неявную. Отсюда и пуговки непришитые, и суп недосоленый, и машина, которая не заводится, и Иркина непривлекательная внешность, и Иркин «козий взгляд». Он будет жрать ее, пока не сожрет. Ирке всего тридцать пять лет, а она выглядит и чувствует себя ужасно. Лезут клочьями волосы. Что-то ненормальное с кожей – по всему телу какие-то болячки и высыпания. Посыпались зубы. Самое страшное – передние, ничто их не держало. Одета Ира кое-как. Не на что. Зарплата у нее крошечная. Муж денег не дает. У него зарплата не ахти, какая. Но мясо требует каждый день. Ира как-то пробовала ничего ему не покупать – не даешь денег на продукты – значит, будем есть пустые макароны. Лучше бы не пробовала – Боря умел находить железные аргументы, чтобы доказать ей, как она не права. *** Ира пыталась подрабатывать. Она и полы мыла, и в магазине торговала, и фрилансом зарабатывала. Но подработки отнимали массу времени, а время требовалось Боре. Он злился, скандалил, швырял ноутбук на пол… Ему не нужна была независимая жена. Это Ира поняла сейчас… На медосмотре доктор, посмотрев в ее карту, сказал: - Не будете следить за здоровьем – не проживете и года. Я все сказал. Это финиш. Надо что-то решать. И Ира думала. Как выжить. Как вообще остаться живой? *** Жальче всего было Маньку. Она постоянно тряслась от страха, поджимая пушистый хвост. Постоянная линька сводила с ума – никакие витамины не помогали. Ира любила Маню, как ребенка. В сущности, собака и заменила ей ребенку. Ирина никогда бы не подумала, что будет искренне благодарить Бога, не давшего ей детей. Если собака так страдает, то как бы страдал ребенок? А ведь Борис не обижал собаку. Любил ее. Никогда не повышал на Маню голоса, и уж тем более, не бил, не пинал, не раздражался. Но Маня, то и дело, оставляла на ковре нечаянные лужицы, не шла к хозяину и постоянно жалась к Ириным ногам. Оставить Маню Борису – значит, убить ее. Но кто согласится сдать квартиру Ире с Маней, такой лохматой и линючей? Вот вопрос. Да и вообще, вопросов было очень много. Чем платить задаток, если получится найти лояльного хозяина. Как быть потом? Как спрятаться от мужа – он обязательно будет Иру искать. Он ведь не сможет без «еды». Решение пришло неожиданно. Так всегда бывает, если приказать себе паниковать. Если уже кажется – тупик. А, может, кто-то свыше решил ей помочь? Ира не смогла бы объяснить. Она же «дура набитая» и «рохля». Наверное, так себя ведут загнанные в угол животные. Или люди. Иначе, как объяснить восстания рабов, крестьянские бунты или побеги из Собибора? Ира с маниакальным упорством начала штудировать объявления о сдаче жилья. Она старательно вычеркивала заметки «без животных». Нет, и нет, будем искать дальше. Те, в которых владельцы квартир были не столь категоричны, Ира записывала. Получилось немало. Из этого количества она выбирала более, менее сносные квартиры. Жить в свинарнике с алкашами-соседями тоже не хотелось. Чем они лучше мужа-деспота? Осталось всего пять объявлений. Ира созвонилась с хозяевами, посмотрела все пять квартир. Каждому человеку она честно рассказала о тихой и спокойной собаке. - Если что, я пойму и покину жилье, - объясняла она. Трое отказали сразу, услышав слово «колли». Двое были не такими привередливыми. Правда, у одного квартирка была запущена, а из мебели только старенький дребезжащий холодильник. Зато у второго, точнее, второй, имелся и диван, и кухонный стол, и даже кресла. - Мама у меня здесь жила. Умерла вот. Пока не до ремонтов, не до чего… - виноватилась хозяйка, - но я недорого возьму. Честно. «Зато тепло и чисто» - подумала Ирина. Она согласилась переехать через неделю. - Зарплата тринадцатого, внесу залог и вьеду. Так нам обеим будет спокойнее, - сказала Ира хозяйке, испугавшись втайне, что та не согласится. Но та согласилась. Договорились встретиться четырнадцатого. У Иры было пять дней. Она не теряла даром времени. Оформила на работе отпуск на месяц, поэтому, вместе с зарплатой получила и отпускные. Теперь у нее были деньги. Среди объявлений Ира нашла совсем недорогой ноутбук. Старенький, но зато действующий. Для работы вполне достаточно. Оля прекрасно разбиралась в вопросах бухгалтерии. Жалко, что побоялась в свое время работать по профессии – уж не получала бы жалкие копейки. В офисах требовался опыт, а в интернете никто в диплом не смотрел: справляешься – хорошо. Нет – до свидания. Работа нашлась быстро. Страшновато было, но… Куда деваться – кормить Маню надо? За частное жилье платить? Вот и нечего стесняться. Душу грело то, что Маню не надо будет оставлять одну в незнакомой квартире. Они будут вдвоем. Только вдвоем. Разве плохо? Хотя… Ира дрожала, как заячий хвост. Ее лихорадило и то и дело бросало в пот. В день побега она, как обычно, поднялась раньше мужа. Приготовила завтрак: сварила кашу и нажарила оладий. Подала в комнату, Боря любил есть и смотреть телевизор одновременно. Сама смылась на «рабочее место», на кухню. Пила кофе и разглядывала стены. Беленькая, опрятная кухонька – как она любила ее! Сколько сил, времени и любви вложено в этот дом! Каждая кастрюлька, салфетка, чашка – в тон. Минимум мебели, но все функционально! А ведь въезжали в свинарник! Ира размывала этот свинарник неделю! Одна. Муж не любил копаться в грязи, не мужское это дело. Но ему нравилось все, что придумывала Ира. И вот… Квартиру, где так уютно и светло, нужно оставлять. Жалко. Очень жалко, даже слезы накатились. Маня беспокоилась, наверное, чувствовала «грандиозный шухер». Она уселась в ногах и не сводила с хозяйки глаз. - Манечка, не выдавай нас раньше времени! – улыбнулась Ира. Боря, «откушав», покурил, потянулся и, недовольный, начал одеваться. Конечно, не без рыка: «Где мои носки, где мой джемпер, рубашка, где, где, где?» Ирина подала одежду. - Сама что стоишь? – муж был на грани истерики. Он всегда взрывался на пустом месте. - Я на такси, - ответила Ира. Покричав по поводу растраты кровных (не его, кстати), Боря, ушел, хлопнув дверью. Ира подошла к окну и проследила – уехала ли его машина. Уехала. - Все, Маня. Приступим! – сказала Ирина. А Манька, вот проныра! И все-то она знает, пискнула и вильнула пушистым хвостом. Ира собирала необходимые вещи. Их не так уж и много, кстати. Не обзавелась. Косметики нет, туфель нет. Пара кроссовок, пара спортивных костюмов и курток. Главное имущество – Манька. - Остальное наживем! – Ире было даже весело. Побег будоражил душу. Не страшно! Будто с уроков убегает, а не крушит семейную жизнь! На длинную лисью Манину мордаху надела намордник. Та чихнула, фыркнула, но стерпела. Ехать далеко, на другой конец города. - Ой, Манечка! Там тебе понравится – парк рядышком. Будем гулять с тобой среди сосен! Маня тявкнула. Маня была очень понятливой собакой. Возбуждение хозяйки перешло и к ней. Она подпрыгивала, стараясь дотянутся до носа Ирины. И ведь не успокоить хулиганку! Водитель такси недовольно покосился на собаку. - Она чистая! – поспешила оправдаться Ира, - она на полу посидит! Сумку Ира запихивала в багажник сама. Видимо не удостоилась помощи столь влиятельного джентльмена. «Хам какой!» - подумала Ира, - «А ведь я предупреждала диспетчера, что поеду с собакой. Не каждому понравится этакое чудо в автомобиле!» Приехали, высадились. Манька крутилась юлой. Тоже ведь освободилась! Квартира находилась на первом этаже. Окна комнаты выходили на парк. Значит, для релаксации очень хорошо. Ира кинула в прихожей вещи и отправилась с Маней в парк. Она ведь обещала! А ведь на дворе началась весна! Почему Ира этого не заметила? Не заметила, как на первых проталинах появилась россыпь веснушек – мать и мачеха дерзко задирала свои золотистые головки к солнцу. Над землей, очистившейся от снега, дрожал парок, и новые запахи плыли по парку, запахи прелой почвы, сладковатые ароматы пробуждения, дыхания весны. Маня деловито обнюхивала, читала запахи, фыркала и виляла хвостом. Играя с поводком, забывалась и нежно покусывала Иркину руку. Шершавые, духовитые стволы корабельных сосен возвышались высоко-высоко, и там, наверху, их макушки соединялись друг с другом ветвями, будто головы секретничавших о чем-то. Ирина прислонялась к коре сосен – она была теплая на ощупь, будто кожа каких-то огромных и добрых животных. Над Ириной тенькали синицы: «Динь-динь-дон! Динь-динь-дон», будто хвастались: «Мы живы! Мы дышим! Мы поем!» Задиристые, как обычно, взъерошенные воробьи, устроили свару возле ручейка. Один из них, растопырив крылышки, наседал на соплеменников, в попытке разогнать всех их, верещал, как ненормальный, внося беспорядок в и без того суетную весеннюю жизнь. «Как муж мой» - промелькнуло в голове у Ирины. И тут она вспомнила о важном, даже чертыхнулась. Быстренько вынула телефон из кармана, нашла в справочнике контактов номер Бориса и занесла его в черный список. Так будет лучше – лишние объяснения ей не нужны. И скандалы – тоже. Пусть ищет другого донора! *** Первую неделю отпуска Ира даже не включала ноутбук. Она просто наслаждалась свободой и тишиной. Оказывается: свобода – это здорово. Форточка в окне комнаты была открыта постоянно, и с самого утра свежий, ласковый ветерок, чуть пронизанный ночным морозцем, заносил в помещение усиливавшийся с каждым Божьим днем птичий гомон. Земля просыпалась от зимней спячки. Маня деликатно трогала плечо Ирины лапой, и если та не просыпалась, поддевала хозяйку мокрым носом, действуя им, как рычагом. Не захочешь – проснешься. Ирина слезала с постели, потягивалась и первым делом, целовала Маню в нос. Кое-как натянув треники и куртку, Ира влезала в старые кроссовки, цепляла к ошейнику поводок и отправлялась в парк. Целый час обе бродили среди сосен, наслаждаясь прогулкой. Пока ничего не нарушало парковую тишину, лишь птицы гомонили и свистели на все лады – начиналась пора любви. *** Карусели и качели, да и другие аттракционы пока дремали – сезон еще не начался. На лодочной река пока не проснулась, хотя лед практически сошел. Катамараны и лодки отдыхали в компактных сарайчиках, запертые на семь замков. Ивы, еще голые, стесняясь своего вида, расстроенно глядели на свои отражения в воде, будто женщины: «Ах, как же ужасно мы выглядим! Ни прически, ни макияжа!» Вернувшись в квартиру, и Ира, и Маня, не спеша завтракали. Попивая кофе, Ира сама себе удивлялась – почему сразу не поселилась тут? За каким чертом они купили жилье в центре? Она, к собственному удивлению, честно говоря, мало, о чем думала. Всю неделю Ира (да и Маня тоже) просто спала и ела. Ела и спала. Как же так? Как сурок, честное слово! Вот и сейчас, после завтрака, Ирина снова забралась под одеяло. Немного почитав книгу, провалилась в сладкую дрему. Манька устроилась клубочком в ногах. Ну да, колли. Ну… не положено… А кем не положено? Хочется Маньке спать у Иры в ногах – пусть спит. Это очень удобно, когда в ногах свернулся пушистый клубок. Ну и все… Сон затащил обеих в свои путы до самого обеда. А потом они опять гуляли. Бегали в магазин за чем-нибудь вкусненьким, ели и опять прятались в кровати – до вечера. Ира поняла: наверстывают упущенное. Заряжаются, как аккумуляторы. И еще неизвестно, сколько времени им понадобится, чтобы восстановить силы. Потому, не стоит волноваться о других проблемах. Их просто нет. Первой пришла в себя Маня. Она требовала частых прогулок, рвалась с поводка, валялась в весенней грязи и резвилась, как сумасшедшая. В ванной ее приходилось подолгу отмывать и вычесывать. Маня валилась на пол, вытягивала изящные лапы и млела от удовольствия, высунув язык. Через пару недель ее можно было показывать на выставке, как эталон собачьей красоты: рыжая шерсть искрилась и лоснилась, была мягкой и гладкой. Красавица, в общем! А Ира… А Ира застывала перед зеркалом. Ей захотелось вдруг… сделать прическу. И она пошла в парикмахерскую! А еще… А еще Ира плюнула на все и купила себе косметику. Отвыкла краситься, долго возилась: то тушь размажется, то стрелки неровные. Ничего, руку набить несложно. Зато результат порадовал! В глазах блеск. Оказывается, она совсем не старая. Есть к чему стремиться! Отдохнув, как следует, Ирина, наконец-то, приступила к работе. Сначала путалась в таблицах, забывала поставить в эксель нужные формулы. Но дело мастера боится, как говорят. И дело пошло. Оплата была небольшая, но если уделять работе время регулярно и без перерывов, то к концу месяца может набежать неплохая сумма. А главное – никакого начальства – сам себе хозяин! Нет, это не сказка – миллионершей, успешной бизнес-леди, и все такое – Ира не стало. Но ей вполне хватало средств на оплату съемного жилья, кашу с мясом для Мани, кофе и сыр для себя, ну и на маленькие радости, вроде кино и мороженого. На работу выходить совсем не хотелось. А зачем? Тратить по сорок-пятьдесят часов в неделю, чтобы получать жалкие копейки? Ерундистика какая-то. Да и с мужем встречаться не хотелось вообще, ведь он может разыскивать и на работе «блудную жену». Ирина уволилась. О чем ни капельки не пожалела впоследствии – как фрилансер, она зарекомендовала себя с самой лучшей стороны, и посыпались хорошие заказы. С ума сходить Ира не стала, больше, чем сможет выполнить, заказов она не брала. Восемь часов – работа, четыре часа – прогулка. Все остальное – чтение и сон! Она стала беречь и жалеть себя. О Борисе не думалось и не вспоминалось. А если и вспоминалось, то только слегка, чтобы не тревожить нервы. Конечно, рано или поздно, он даст о себе знать. А вот это Ирина себе даже представлять не хотела. Б-р-р-р-р! Она будто очнулась от долгого, нудного, кошмарного сна. Что там с мужем? А Бог его знает. Другую нашел? Да и Бог с ним. Пьет? Страдает? Злится? Его дело. Волнуется о предстоящем разделе имущества? Ай… Пусть подавится. Ирина даже влезать в эти судебные разборки не хотела. Главное в ее жизни – спокойствие. А все остальное – ерунда. Придет как-нибудь. А не придет – так что же, не умрет, обойдется. Жизнь шла своим чередом. К лету Ира умудрилась накопить себе небольшую сумму. Не ах, всего двадцать тысяч, зато ни долгов, ни неудобств. Хотелось потратить на мелкие приятности. Платье купить, например. Или босоножки… Одернула себя. Подтянулась… и оставила деньги в копилке. Надо заботиться о здоровье! К зиме в кубышке лежала уже сотня. А к следующему году, ко дню рождения, Ирина смогла (!) похвастаться сама себе довольно неплохой суммой. Этого ей хватило на стоматолога. Разве плохо? Очень хорошо! Маня превратилась в вальяжную даму. Она обожала валяться около уютного кресла хозяйки и помахивать хвостом, как большая рыжая кошка. Она косила хитрованским глазом на Иру, словно думала: чего бы этакого вытворить, чтобы хозяйка поиграла с ней в тот, новенький, весь в пупырышках, симпатичный красный мячик с пищалкой. Маня не терпела, если Ира задерживается за ноутбуком, больше, чем на час. Режим – основа основ. И нечего тут перерабатываться – от работы кони дохнут! В кои-то веки позвонила родная сестра Катя. Вот это да! Два года – ни ответа, ни привета! А ведь ее Ира в черный список не заносила! Отношения у них не ладились. Как-то не сошлось. Ира вышла замуж, закуталась в коконе, свела общение на нет, и сестра. Задерганная жизнью, детьми и мужем-алкоголиком, настаивать не стала. Не хочешь, ну и не надо. Своих забот полон рот. Она жила с семьей в родительской квартире. Тащила свой воз молча, не жалуясь. Им бы, Кате и Ирке, объединиться, вместе – легче. Но обе, словно раки-отшельники, все глубже зарывались в своих норах, с годами отдаляясь друг от друга все больше и больше. И тут – сюрприз. - Жива-здорова? – без всяких предусловий. Катя не любила долгих вступительных бесед. - Жива, здорова, - ответила Ира. - Меня твой мужик достал, Ирка. Он на развод подал, а ты пропала. На работе никто ничего не знает, но в городе тебя видели, а то бы он и в розыск обратился. Как живется? Как любовник? - Какой любовник? – Ира даже не удивилась. Куда ей одной? В истории с бегством из семейного гнезда обязательно должен фигурировать любовник. Ага. Ирина кожей почувствовала омерзение к бывшему. Даже так, на расстоянии, Борис умудрился нагадить. Ну и ладно. Пережить все это можно. - Как сама? – Ирине захотелось поговорить с сестрой по-человечески, душевно. - Как обычно. Семья, дети. Будто не знаешь, - отрезала сестра все подходы к душевности, - пашу, как вол. Тяну лямку. Что тут непонятного? Да. Она всегда была такой. Всегда резко и сухо говорила, будто отделяла от себя человека невидимыми рамками. Не любила комплиментов, не терпела пустой болтовни. Ей нелегко, сестре, это понятно. Ира тоже не очень-то стремилась навязываться. Только сейчас ей на ум пришло: так ведь она – такая же! Была! И куда все это подевалось? - Катя, опять Олег твой чудит? – все-таки можно попробовать растопить лед Катиного сердца? Катя фыркнула. - Тебе что до моего Олега? Разберись сначала со своими тараканами! Чудит, ха! Да что ты вообще понимаешь? Чудит… да это ад просто! Я же, как проклятая, просто! – в голосе Кати послышались звонкие нотки. Как капельки – динь… Как дождь… Или это слезы? Но Катя (железный человек) вдруг высушила слезы, и голос вновь стал сухим: - Это ты у нас принцесса! Муж ее не устраивает, ишь ты! Муж ей не такой! Ну и дура, ну и дура, господи! Да мне бы такого мужа! Ему бы ноги мыть, да воду пить! Не пьет, все в дом, все в семью! Пока ты шляешься, непонятно где, он дергается! Он уже столько раз просил меня, приезжал! Надеялся тебя здесь встретить! Цветы какие – охапками! Деньги оставлял, говорил, если появишься – тебе отдать! Мало ли – голодаешь, собаке вашей – тоже! Золото! Золото – мужик! Ай, да молодец Боренька! Все продумал, и Катьку на свою сторону перетащил. - Мне ничего от него не надо! - А я ничего тебе и не дам! – вскрикнула Катя, - больше гуляй. Деньги я на еду потратила! Мне детей кормить! Считай, ты сделала подарок для племянников, тетенька любимая! Вот какая у моих детей родственница… Катю несло. Прямо, как Борю несет. Ира бросила трубку. Злиться на сестру не было никакого желания. Но и слушать ее не хотелось. Еще пять минут страстного Катиного монолога, и Ира бросится в ноги: сначала – ей, а потом – муженьку. Нет! Нет! И нет! *** Нет! Ни за что! «Ноги мыть и воду пить!» Ха! Если Кате так хочется, то пусть она и моет ноги Боре. С Ирки достаточно прошедших лет! Ишь, ты, очаровал, сумел! Ира вдруг чертыхнулась: так ведь и ее саму Боря очаровал: смелый, сильный, заботливый. Он следил, надела ли Ира шапку, носки… Боялся, что простудится. Волновался, когда она задерживается на работе. Обижался, если в гости Ира шла одна. - Это идиотство какое-то! – возмущался он, - что это за прогулки по отдельности? Мы семья, мы должны быть вместе – или идем к твоей подружке вдвоем, или не идем вообще. - Но ведь я хочу отдохнуть, Боря? Нельзя тонуть друг в друге, растворяться в другом человеке. Нужно иметь и свои хобби. Личные интересы, например. - Знаю я ваши интересы! Ваши интересы заканчиваются в кабаке с другими мужиками, - муж был категорически против раздельного досуга. - Я – твоя лучшая подруга, я! – твердил он. Боря не ограничивался словами: он увозил Иру на природу, на экскурсии, в театры и в рестораны. Он был мил и нежен. С ним было ужасно интересно. Ира привыкала к нему, отвыкала от общения с посторонними и вскоре уже так же, как и Боря, не представляла иного времяпровождения. Ей повезло с мужем? Ну конечно! Любая женщина льет слезы в одиночестве, пока супруг отдыхает с друзьями на рыбалке или на охоте, или в баре… А у нее – самый лучший, самый чуткий парень на свете! Чего еще можно желать? А на самом деле, створка мышеловки, подрагивая, вдруг захлопнулась. Боря не желал ни с кем делиться своей едой! А как ей нравилась по началу эта мышеловка. Уютное гнездышко. Откуда было Ире знать, что симпатичная норка на самом деле – логово вампира. Паука. Хищника, любящего поиграть с едой. Нет! Нет! Нет! Она не желает быть жертвой. Ей очень хорошо без Бори. Наверное, она еще не совсем выздоровела, если вспоминает о муже с такой болью и отчаянием. Но странные мысли – Ира больше не боялась Бориса. Наоборот, любое воспоминание о нем вызывало в ней негодование и недовольство собой. Что-то случилось с Ирой за два года. Поумнела? Восстала из грязи? Однако, в суд явиться надо – ничего не поделаешь. Развод необходимо задокументировать! *** Она выбирала одежду тщательно. Прическа, макияж, обувь – все должно быть безупречно. Можно, конечно, явиться на процедуру расторжения брака в спортивном костюме. Это было бы правильно – полнейшее равнодушие. Ира ругала себя – зачем все эти наряды? Но хотелось показать – у нее все отлично! И со здоровьем, и с личной жизнью. Наивная дурочка. Ну и пусть! Она не стала, конечно, надевать вечернее платье. И сарафан надевать не стала. Измучившись с выбором, остановилась на простых хлопковых брючках и легком кардигане. Все оттенки бежевого в сочетании с белым. Освежает и омолаживает. (Ира – не старуха!!!) Никаких кроссовок – скромные летние ботиночки в тон. Ира тряхнула волосами, посмотрелась в зеркало – отлично. Просто и некрикливо, но зато легко и элегантно. Она подкрасила ресницы и мазнула помадой по губам. У Иры очень длинные ресницы и красивая форма губ. Многие тратят большие деньги на операции по улучшения губ. А Ире они достались просто так. Да и не в губах, конечно, дело. Но все равно – приятно. Ира нервно хихикнула. «Господи, будто на свидание собираюсь» Она постояла перед зеркалом еще немного, накинула на плечо сумку. - За старшую остаешься, - сказала она Мане и захлопнула дверь. Маня вдохнула носом воздух квартиры, прислушалась к шагам на лестнице. Убедившись, что хозяйка покинула подъезд, вскарабкалась на диван, плотно примкнувший к окну, оперлась передними лапами на подоконник и заглянула на улицу. Длинный Манин нос моментально нарисовал на оконном стекле абстрактный сюжет. Если бы Ира осталась дома, она сразу бы разглядела в каляках-маляках какого-нибудь героя из греческого мифа, сражающегося с мифическим чудовищем. Минотавром, например. Но Ира была ужасно занята. Она ушла разводиться со своим минотавром. *** Борис встретил Ирину у здания городского суда. Видимо, он тоже подготовился: чисто выбрит, в свежей рубашке и с… букетом цветов. В глазах его плескалось раскаяние. - Может, поговорим в кафе? Время еще есть, - он прикоснулся к руке Ирины. Прикосновение было робким. Даже нежным. - У нас совсем нет времени, Боря. Пойдем, - она поспешила открыть дверь. Борис перегородил Ире дорогу. - Не пори горячку, Ирка! Хватит, подурили, и будет. Я тебя люблю. Не руби с плеча. Я на тебя не держу зла! Мне никто, кроме тебя не нужен! Возвращайся! Ира застыла. Она не знала, что сказать. Голова горела, руки дрожали. Запах его одеколона, глаза, голос мужа сводили с ума. Сердце Ирины плавало в кипящей лаве… гнева. - Ты. На меня. Не держишь. Зла. Польщена. А теперь – пусти! – она старалась не повышать голоса. - Да подожди ты, дурочка. Я хотел сказать… - Мне твоих слов не нужно. Пусти, я сказала! – она не выдержала и толкнула Бориса. Тот, опешив, отошел. Мучительные минуты пробежали очень быстро. Ирина попыталась выскользнуть незамеченной, но Боря не дал ей этого сделать. И, боже, как изменился его взгляд. - Значит, не сошлись характерами? Другой хахаль? А че с тобой не пришел? Для моральной, так сказать, поддержки? – он вновь перегородил ей дорогу. Оправдываться перед Борисом не имело никакого смысла. Хочется ему так думать – пусть думает. Хватит. Ира – свободная женщина! - Не унижайся так. Тебя это не красит, - сказала она. - Больно надо, - Борис хищно улыбнулся, показав белые-белые зубы, - Маню-то давно усыпила? Наверное, сразу, как от меня свалила? Боря не менялся. Ирине вновь стало зябко – бывший пытался взять ее на абордаж. Паук вновь облапил муху, пристреливаясь к уже зажившей мушиной ранке, чтобы присосаться и напиться Ириной кровушки. Несчастная муха с обмякшими крылышками вместо свободной Ирки что-то там мямлила про совершенно здоровую собаку, что ухаживает за ней, что даже мыслей не имела на этот счет – усыпить… Паук всеми лапками облепил жертву. Решил добить: - А ты, голубушка, не хочешь мне деньги вернуть? Или как – попользовалась и справилась, а? Тварь. Тварь какая. Ирка заикнулась было, что в глаза не видела Бориных денег, что сестра потратила их на свои нужды, но… вовремя осеклась. Сестру стало жалко. И племянников. Чем отдавать? Боже, какая же, все-таки, она размазня… - Я… Я отдам тебе все до копейки! – выпалила она. - Когда? Точные сроки! – он не отставал. Глаза Бориса горели бесовским огнем. Присосался, гад! Спросить бы его, как он себя чувствовал все эти два года? Как жил? Наверное, страдал от злости и досады. Наверное, даже болел, вон какой бледненький… Сейчас румянец на щеках появится – Ира знает. Почему? Потому, что у нее начала раскалываться голова. И думать перестала. Послать бы его, да уйти… Но Ира не может. - В пятницу. Вот сюда, на это самое место принесу. Сколько там? – Ира начала задыхаться. Нет, моя дорогая. Так дело не пойдет. Я вас, баб, знаю… Наобещать с три короба вы умеете! Смыться решила? Борис больно сжал ее руку. Вот такие чудеса – час назад робко и нежно прикасался к руке. А сейчас делает больно. И Ира оцепенела – не может вырваться и дать сдачи. И хоть бы один человек помог! Хоть бы один! Никого рядом. Жалко, что она не завела себе какого-нибудь ХАХАЛЯ! И как хорошо, что она никого себе не завела! Хватит с нее кухонных героев – Боря сделал отличную «противомужиковую» прививку. На всю жизнь! Он потребовал от Иры паспорт. Она вынула из сумочки документ и легко отдала. В конце концов, лучше заплатить штраф, сказав, что потеряла. - В пятницу, в двенадцать. Здесь, - жестко сказал Борис. Она побежала от него, не оглядываясь. Иру качало на ходу. Но, чем дальше она отдалялась от бывшего мужа, тем трезвее начинала думать. «Что же натворила, дурында? Отдала документы… Бери кредит и не парься – она выплатит… И – не факт, что этот гад отстанет. Он будет всячески шантажировать жену многие годы, пока несчастная не сыграет в ящик. Будет измываться, насмехаться, издеваться… Все впустую. Все зря» Дома Ира горько разрыдалась. Маня сразу пожухла, поникла… Скулила и плакала вместе с хозяйкой, стараясь достать языком до Иркиного лица. Все пропало. Все напрасно. Ира – размазня. Никак она не изменилась – еще немного, и будет ноги мыть… Борис обладал силой. Он мог влиять на психику женщины, не давая ей даже времени на раздумья. Она могла подать в суд на раздел имущества, могла заставить мужа выплатить ей долю от стоимости квартиры. Не она должна! Он должен! Но что поделать – Ира не обладала твердостью характера. Такие, как Борис, понимают это. И делают, что хотят. Бог им судья. Касса впереди! *** На встречу Ирина взяла с собой Маню. Чтобы Борис увидел – с собакой все в порядке. Могла бы и не брать, потому что не обязана ни перед кем отчитываться. Но… От Ирки буквально за четыре дня осталась марионетка. Пустая, безвольная, покорная. Она выскребла всю наличность, все накопления, которые были. И этого не хватало. Ира шла, волоча ноги, как на эшафот. Маня шла рядом – шаг в шаг, понурив свою красивую лисью мордочку. Борис уже ждал ее. И опять – с букетом. И опять – в глазах вина и любовь. - Здравствуй, Ирочка! – он был приветлив и сердечен, - ой! Манечка, милая моя девочка! Борис присел на корточки перед собакой. Маня вильнула пушистым хвостом и позволила себя погладить. - Вот – деньги! – Ира протянула мужу купюры, - отдай мой паспорт. Пожалуйста. Борис отмахнулся, мол, что за ерунда, никаких ему денег не нужно. Он просто вспылил. Он просто не знал, как удержать ее. Как вернуть. - Давай забудем все, как страшный сон, Ирочка! Возвращайся! Мы ведь хорошо жили. Ну хочешь, ребеночка из детского дома возьмем? Хочешь? Я ведь живу на этом свете только из-за тебя. Я все, все для тебя сделаю. И для Мани тоже. Борис уговаривал Иру, как ребенка. Ласково увещевал, упрашивал, был терпелив и ласков. Слезы потекли по его щекам. Ира дрожала. Она обессилела. - Ну что? Пойдем домой? Где твои вещи? Где ты живешь вообще? Я перевезу. Я, ты знаешь, такой ужин забацал? Я знал, я верил, что ты вернешься. Нам ведь было хорошо втроем, правда? Он осторожно взял у нее Манин поводок, и аккуратно приобнял бывшую жену. Повел. Ира покорно шла. Вот они продвинулись наискосок вдоль зеленого газона, вот и через садик прошли, сейчас обогнут школьный дворик и зайдут во двор углового дома, того самого, где столько лет жили вместе. Вот и пешеходный переход. Ира брела, опустив голову. Она совсем не глядела по сторонам. Замешкалась, потянулась к шнурку на кроссовке. Борис ждал ее на тротуаре, заметно нервничая. И тут не выдержал: - Ну что ты застряла прямо посеред дороги, кобыла! Быстро сюда! И тут с Ирины спала пелена. Она подошла к тротуару. - Отдай мне паспорт. Быстро. Иначе я напишу заявление в полицию. Он кинул документ на землю. Ира паспорт подняла. - Вали! Но собаку я тебе не отдам. Борис дернул поводок. Это – более удачная манипуляция. Без собаки жена никуда не уйдет. Маня уперлась, встала, как вкопанная. Борис раздражался все больше, и больше. Он поволок собаку, как куль. - Оставь Маню в покое! – истошно закричала Ира. И тут колли, прекрасная, чуткая, нежная собака Маня, с визгом вывернулась, непостижимым образом освободившись от ошейника, и вцепилась в руку Бориса острыми зубами. Она, хоть и колли, но все-таки – овчарка. А у всех овчарок очень острые зубы. Борис взревел и пнул собаку. Тщетно. Маня сжимала челюсти. А челюсти у овчарок – ох, какие крепкие! Отрезвев от крика бывшего, Ира врезала ему мощную оплеуху. И откуда только силы взялись. - Маня, домой, - сказала она собаке. Маня разжала челюсти и повернулась к Борису спиной. Тот попытался ринуться вслед, но собака моментально обернулась и угрожающе зарычала. Низкий, утробный рык подействовал на деспота, как ушат холодной воды. - Я вас найду! – пообещал он Ире. - Попробуй! Я подаю в суд на раздел имущества, - спокойно ответила Ира, - твои угрозы никого не испугают. Ничтожество, - презрительно бросила в лицо мужу Ирина. *** Она, может быть, никогда не сможет противостоять насилию. Но у нее есть Маня. Отважная и верная подружка. Маня никогда не даст свою хозяйку в обиду. Никому. Даже страшному пауку. Собачье сердце – отважное и любящее – лучший талисман и оберег для человека. Нам ли, простым людям, этого не знать? Автор: Анна Лебедева