ИЗ ЗАПИСОК УЧАСТКОВОГО МИЛИЦИОНЕРА (1)

Погоня в зимнем лесу.
Сельский участковый милиционер Петр Сергеевич Максимов собирался домой в райцентр в Юзьву из Ражино, где поймал очередного самогонщика.
- Сергеич, вот ты мне скажи - ездишь ты к нам ездишь, ловишь этих дармоедов, а они все равно никак не переводятся. Может и не надо их ловить? - Местный староста Иван Петрович Инютин любил порассуждать на разные темы. - Последнюю неделю в магазине хоть шаром покати, а мужикам-то ведь надо чем-то разговеться.
- Петрович, ты мне тут пропаганду не начинай. Закон строг, и статью в уголовном кодексе о самогоноварении еще никто не отменял. Есть статья, значит есть и нарушители, и будем с ними бороться.
- Да я не о том, понимаю. Но все же, не может селянин жить просто так. А тут, какая - никакая, а поддержка. Вдруг кто заболел? Первое дело!
- Заболел, в баню сходи, да пропарься как следует.
- А дезинфекция?
- Вот я весь самогон изъял и вашему фельдшеру отдал. Он вам и обеспечит дезинфекцию. Ты кстати проследи, чтоб это пойло налево не ушло.
- Да ты что, Сергеич! Нашего фельдшера не знаешь?!
- Знаю. А ты проследи. Дверь у него в кладовку слабая...
- Завтра займусь.
- Вот и займись. А за сигнал спасибо.
- Рад стараться! Ты все же в ночь собрался ехать?
- Утром надо в милиции быть и доложить о ваших безобразиях.
- Да каких безобразиях? Ладно, согласен. Жена тебе в дорогу собрала, лишним не будет.
- Спасибо Петрович. Пирожки с капустой?
- А то.
- Знатные она у тебя пирожки печет.
- Передам. Запрягать что ли?
- Запрягай.
- Соломки свежей подстелю. Аппарат-то тоже повезешь?
- А как же, вещ/док!
- Знамо дело... Метет хорошо. Как бы не застрял. В Митюхином логу осторожней, сразу не суйся. Султана под уздцы веди. Если, что - давай назад.
И только староста собрался идти запрягать, как дверь отворилась, и в дом упала девочка, сил переступить через высокий порог у нее уже не было. Староста и участковый бросились к ней, подняли и не сразу узнали девочку Ольку из Юзино, маленькой северной деревушки.
- Олька?! Ты как здесь? - Всполошился староста, отряхивая девочку от снега и растирая побелевшие щеки. - Одна?! Обморозилась поди!
- Одна. Не, снегом растирала. Мамка послала.
- Ты когда вышла?
- Утром, день шла. Мете-е-е-т.
- Сейчас жену позову, к соседке пошла, отогреет тебя. - Староста заторопился, накинул полушубок и сунул ноги в валенки, - Сергеич, подкинь дров.
Участковый пошурудил кочергой в печке и подбросил несколько поленьев. В комнате тут же приятно пахнуло березовым дымком.
- Мать-то зачем послала? - Максимов закрыл дверцу печки и обернулся к девочке. - Садись сюда, грейся.
- Чужаки у нас вчера были.
- Какие чужаки? - Участковый сразу насторожился. - К вам от дороги десяток километров будет, что у вас делать.
- Беглые.
- Это мать сказала?
- Да. Всю еду у нас забрали и дальше пошли.
- Не ночевали?
- Нет. Пригрозили только никому не говорить, что их видели.
- Так мать-то тогда тебя зачем послала? Не страшно?
- Они на Дюлино пошли, а я сразу сюда. Меня не видели.
- На Дюлино? Это же в самую глухомань. Там же никого нет. Что им там делать?
- Не знаю.
- А дед Матвей все еще там живет?
- Никто не знает. Года два его не было. Отец наш в той же стороне был, должен был вчера вернуться.
- И что? Не пришел?
- Нет. Вот мамка и забеспокоилась. Как бы с ними не встретился.
- А отец-то что там делал? Опять браконьерил?
- Так жить-то как-то надо. Есть нечего.
- Сколько их?
- Трое.
Вернулся староста с женой. Клавдия сразу бросилась к девочке и принялась ее обихаживать, поставила чайник, достала малиновое варенье.
- Похоже опять беглые у нас объявились, трое. - Встревоженно сказал участковый старосте. -Едой затарились.
- Олька рассказала?
- Да. И отец вчера с охоты не вернулся. Они в ту же сторону пошли. Мать забеспокоилась.
- Беда. А ты что, ничего не знал?
- Так я уже неделю как по деревням мотаюсь. Скорее информация только сейчас и пришла. Ладно, я в Юзино. Пошли, аппарат из саней выгрузим.
- Постой. На Юзино дорога никакая. - Староста обернулся к девочке, - Олька, как лучше ехать?
- На санях не проехать.
- Ну, тогда я верхом. - Отозвался Максимов.
- Эх, мне бы с тобой. Зорька у меня - огонь. В двоем мы их...
- Я тебе поеду! - Тут же отозвалась Клавдия. - Куда ты со своим радикулитом! Два дня как с постели встал. Отъездил уже свое.
- И правда что... - староста тяжело вздохнул.
- Ничего, один справлюсь, - участковый похлопал старосту по плечу.
- Олька, беглые, как они выглядят?
- Не знаю, мать меня у соседки спрятала.
- Ладно, разберусь как нибудь. Ну, мне пора.
- Постой-ка. - Староста поманил Максимова в свою комнату. - У тебя к ТТ две обоймы?
- Две.
- Маловато.
- А что делать? Сколько есть.
- Ты вот что, прости уж меня, - староста выдвинул нижний ящик комода и достал сверток, - вот, хранил... так, на всякий случай. А случай и представился.
Инютин развернул белую тряпицу и протянул участковому наган и мешочек патронов.
- Ну, Петрович, ну ты даешь!
- Как говорится - Тяжело в деревне без нагана!
- Ладно, спасибо. Если что - оформлю как находку и добровольную выдачу. - Непонятно было, шутит участковый, или говорит серьезно. - У вас почта когда?
- Завтра.
- Мне писать некогда, а ты отправь завтра начальнику милиции в Юзьву записку - напишешь - что да как... это я про беглых, и чтоб меня не теряли.
- Сделаю, - лицо старосты просветлело.
- Ну, прощайте, - Максимов оделся, закинул за плечи вещмешок и вышел.
Староста помог взнуздать Султана под седло. Максимов вскочил на коня, помахал Инютину рукой и тронулся в путь. Метель к этому времени утихла, зато мороз начал заметно крепчать, прихватывало щеки.
Дорога от деревни сначала шла полем, была проезжей, но потом на Юзино отворачивала в сторону от основного тракта и пропадала в лесу. Выяснило, полная Луна освещала путь, искрился снег, дорога по лесу была узкой. Заснеженные ели подступали вплотную, местами их пушистые ветви переплетались над головой, тогда становилось совсем темно.
Верный Султан хорошо чувствовал дорогу и выбирал ее сам. Иногда снег соскальзывал с еловых лап и с громким шорохом падал вниз. Тогда конь нервничал, и Максимову приходилось его успокаивать. В лесу снега на дороге было меньше, но следов Ольки все равно не было видно.
Вообще создавалось впечатление, что в Юзино давно никто не ездил. Максимову это могло показаться странным, хотя в бледном свете Луны действительность могла восприниматься иначе. Участковый был деревенским жителем, видел всякое, часто бывал в тайге один. От такой жизни, его чувства обострились, и Максимов мог чувствовать реальную опасность.
Пока же было спокойно, и не ощущалось взгляда со стороны. А взгляд со стороны, тем более в ночном лесу, всегда грозил опасностью, был ли взглядом зверя или лихого человека. "Кого мне бояться, некого, пусть лучше меня бояться," - так любил рассуждать Максимов в подобных ситуациях.
Мороз был градусов за тридцать, морда Султана заиндевела, конь всхрапывал и тряс головой, чтобы избавиться от сосулек. Копыта забивались снегом и тоже обмерзали. Тогда участковый останавливался, спрыгивал с коня и прочищал их ножом. После этого какое-то время вел Султана под уздцы, даже бежал рядом, чтобы согреться.
В Юзино Максимов не был давно. Территория участкового была настолько громадной, что даже объехать ее всю не представлялось возможным. Северный Урал до настоящего времени так и остается еще не исследованным до конца.
Все же Максимов удивился и насторожился, когда слева от дороги, в густом лесу вдруг мелькнул огонек. Насколько участковый помнил, никакого жилья между Ражино и Юзино не было. Поэтому Максимов привязал коня в стороне от дороги, достал свой верный ТТ и начал пробираться в направлении огня.
Оказалось, что метрах в двухстах от дороги между елей приютилась маленькая избушка, а в ее небольшом оконце и мерцал слабый свет. Осторожно подобравшись к окну, через мутное стекло Максимов смог разглядеть человека, сидящего на корточках перед печуркой с приоткрытой дверкой. В топке весело плясал огонь, и его отсветы играли на худом и волевом лице человека.
***
Встреча с каторжанином в тайге.
Участковый Максимов достал из кобуры ТТ и потянул за ручку двери, но та не подалась, была закрыта изнутри. Тогда он постучал рукояткой пистолета и миролюбиво, но громким голосом произнес: "Мил человек, пусти погреться!"
- Замерз что ли? - Из-за двери донесся глуховатый насмешливый голос.
- Чай не лето, мороз на улице.
- Заходи, - за дверью послышалось движение, дверь скрипнула, но так и осталась прикрытой.
Максимов потянул дверь на себя и шагнул в избушку, взяв оружие на изготовку. У противоположной стены за буржуйкой стоял худой жилистый человек в лагерном бушлате не по росту, валенках, с поленом в руке и выжидал.
- Ты уж извини, начальник, не признал сразу. Дверь прикрой, не выстужай.
Участковый одной рукой закрыл дверь, но чтобы продеть в ручку палку и расклинить ее об косяк нужна была вторая рука. Максимов оглянулся на незнакомца и, не ставя оружие на предохранитель, опустил пистолет в кобуру.
- Не бойся, не трону.
- Еще чего. - Максимов наконец плотно закрыл дверь, - участковый уполномоченный, лейтенант Максимов. А ты кто есть?
- Человек я. - Хмуро глянул исподлобья незнакомец.
- Все мы люди. Документы есть какие-то?
- А как же. Вот, всех документов одна справка. - Незнакомец опустил полено и достал из внутреннего кармана бушлата изрядно помятый листок бумаги с фотографией и синей печатью. Добавил. - Люди да не люди.
- Это как же? - Максимов взял справку и присел на колченогий низенький табурет к печке. В свете мерцающего пламени вслух прочитал, - Иванов Сергей Петрович... осужден по сто второй... приговорен к пятнадцати годам лишения свободы... освобожден в связи с отбытием срока наказания. Да, серьезный ты, как я вижу человек. Так весь срок и отбыл?
- От звонка до звонка чалился.
- О людях все же - Как это - не люди?
- Длинный разговор.
- Откинулся когда?
- Там же написано.
- Тут цифры уже стерлись. Сам и скажи, раз разговор длинный.
- Восемнадцатого октября.
- В том году что-ли?
- Как видишь.
- Сейчас уж конец января. Все так и бродишь?
- А куда мне деваться? Некуда податься.
- А чалился где, в наших краях?
- В ваших, в Лебеде.
- Далеко не ушел. Обратно не тянет? Кличут как?
- Сирый, - усмехнулся каторжанин, - не тянет.
- За что же тебе по сто второй, да еще на всю катушку отмотали?
- Есть за что.
- Обычно наоборот говорят - не виноват, не я, не за свое. - Участковый достал ТТ, придерживая, спустил курок и положил пистолет обратно в кобуру, но клапан не застегнул.
- Опасаешься, начальник? - Сирый внимательно проследил за участковым.
- Вот именно, опасаюсь. Без осторожности в нашем деле никак нельзя.
- Это правильно.
- Ты присаживайся, ночь - она длинная.
Участковый отодвинулся от огня, а Сирый опустился на корточки у топки, пошуровал кочерёжкой и подкинул дров. Так удобно сидеть на корточках можно было научиться только в местах заключения. Максимов порылся в вещмешке и достал коробку Казбека, протянул папиросу Сирому.
Тот с благодарностью взял папиросу и сначала понюхал ее, наслаждаясь давно забытым ароматом. Потом закурил, затягиваясь с прищуром. Желваки заиграли на точеном, худом и по своему мужественном лице в красноватом отсвете пламени.
- Ты не думай начальник, я шмаль не уважаю. А вот по настоящему табаку соскучился.
- А я и не думаю.
Максимов тоже закурил, посидели помолчали.
- Ты на что живешь? - Продолжил участковый.
- Хожу по деревням, работаю за ночлег и хлеб.
- С паспортом не торопишься. Дома не ждут?
- А некому ждать, и дома нет. - Каторжанин замолчал.
Участковый не торопил, ждал, почувствовал - хочется Сирому рассказать о себе.
- Вернулся после армии, дождалась меня, в школе учились вместе. Она на заводе работала, табельщицей, и я на автобазу заводскую устроился. Поженились, комнату в общежитии дали, и жить бы да жить... - Сирый замолчал, глядя на огонь, и вдруг со злостью, резко бросил окурок в печку. Движение рукой было настолько быстрым, что будь это удар, вряд ли на него можно было успеть среагировать.
Максимов не пошевелился, выдержал и протянул каторжанину еще папиросу. Тот взял, прикурил от тонкой лучинки и продолжил, глядя на огонь.
- Три года пожили душа в душу... ребятишек только не нажили... не дал Бог. - Сирый оторвал взгляд от огня и кивнул головой вверх. - Ну а дальше... обычная история... загуляла. Почему уж так получилось - не знаю. Друзья посмеивались, но молчали... последним узнал... В рейс ушел недели на две, а вернулся раньше, порожняком ехали. Как на крыльях летел. Машину в гараж сдал и бегом домой. Да, в магазине по пути гостинцев купил. Одним махом взлетел на свой этаж, открываю дверь в комнату... А там... - Сирый тяжело вздохнул и продолжил. - Кто в меня тогда вселился... не знаю... когда опомнился, все уже кончено было... Так вот... Сам в милицию пошел... Получил по полной.
- Жалеешь?
- Сколько лет с тех пор прошло, а все тем днем живу...
- Наделал делов.
- Что тебе сказать... Только не знаю, как бы я поступил по другому... любил ее очень.
- Это что же за любовь такая?
- Моя... и она моей была... Под вышкой ходил, да доктор хороший попался... Может и не надо было...
- Адвокат? Повезло, не часто так случается.
- Пусть. Теперь вот живу с этим, а как?
- Значит испытание тебе такое. Срок мотать еще не все.
- Теперь понимаю... А тебя, начальник, что в ночь в тайгу понесло?
- Трое в Юзино появились, похоже беглые, местных обобрали и дальше на север подались. Не встречал?
- Нет. А в Юзино бывал, калымил. Там и жителей-то почти не осталось.
- Да. Раньше недалеко леспромхоз был, работали люди. А теперь...
- Если и встретишь кого, то нашего брата - каторжанина, кому и податься некуда. Топчешь зону, топчешь, о воле мечтаешь. Вот она воля! - Сивый повел вокруг себя жилистой рукой, и опять этот жест получился резким, неуловимым. - А я думаю иногда - может у хозяина и лучше?
- Ну это тебе виднее, тебе решать. Только в зону так просто не пустят.
- То - то и оно, но ни душегубцем, ни вором быть не хочу.
- Вот это правильно. Я вот тут, на шконку присяду, а то уж больно табуретка неудобная, ноги совсем затекли.
- Садись, садись, шконка знатная, не лагерная. А я за печкой послежу. Ты когда дальше?
- А давай мы с тобой чая заварим, и в тормозке у меня есть что перекусить.
- Перекусить это можно. Вот чай не уважаю.
- Знаю. На чифирок подсел?
- Не угостишь?
- Держи! - Участковый извлек из вещмешка пачку чая и передал Сирому.
- За это спасибо. В деревнях, сам знаешь, настоящего чая нет. - Каторжанин вышел из избушки, набил в закопчённый чайник снегу и поставил его на печку. Снег, прилипший снаружи чайника, тут же таял, превращаясь в воду. Вода стекала на раскаленную печку и с шипением превращалась в пар, поднимавшийся вверх. Снег же внутри чайника пока таять не спешил.
- А я уж себе заварю отдельно, начальник. Не против?
- Давай. - Этот каторжанин понравился Максимову, но чем, он и сам пока не понимал. Может своей внутренней уверенностью, закалкой воли. Перед ним сидел душегуб. Но свой срок он уже отсидел, перед законом был чист. А то, что жил в тайге, бродил по деревням, не имея постоянного места жительства, было конечно нарушением. Но участковый никогда не был формалистом и старался понять любого человека, войти в его положение.
Пирожки Клавдии подогрели на печке, и они, как говорится, только пискнули. Кроме них Максимов достал хлеб, шмот сала, луковицу, правда подмороженную, но вполне съедобную.
Закипел и чайник. Максимов насыпал в алюминиевую кружку заварки и залил кипятком. Сирый же занялся приготовлением своего особого напитка. Да и напитком его вряд ли можно было назвать.
- Кореш у меня был, Краюха. - Похоже Сирый начал новый рассказ. - Должен был раньше меня откинуться... да видимо не судьба.
- А что за погоняло?
- Любил делить все поровну. Если хлеб - так накромсает, до грамма, весов не надо. - Сирый улыбнулся, добром вспоминая кореша.
- А случилось что?
- Не смог за него вступиться, не успел. Братанами были. Он больше за правду стоял... Сам ведь знаешь, многим эта правда не нравится.
- Знаю.
- Вот ты, за правду?
- Скажешь.
- А Гунявый тот... В общем поймал Краюха его на воровстве... ну и...
- Гунявый?
- Так и звали его, смердило от него еще... вот если и... отомщу за кореша.
Сирый говорил и говорил, маленькими глотками отпивая чифир, глядя на огонь, играя желваками скул. И похоже рассказывал свою лагерную жизнь даже не участковому, а самому себе. Максимов перестал задавать наводящие вопросы, сначала просто кивал головой, а потом старался не уснуть.
В какой-то момент участковый поймал себя на том, что в избушке стало тихо и похолодало. Максимов встрепенулся и открыл глаза: "Все же задремал!" Печка заглохла, он был один, а Сирый пропал. Участковый зажег лучину и осмотрелся. Пропала коробка папирос и пачка с чаем: "Пусть, не жалко для человека, он же тоже человек, пусть и каторжанин." Во сне Максимов оперся на вещмешок, и взять его было невозможно. Рука скользнула к кобуре, пистолет был на месте. Вот только кобура оказалась застегнутой.
"А ведь я так и не застегнул кобуру. Сирый? Застегнул мне кобуру?" - Максимов отругал себя, достал ТТ и пересчитал патроны. Они были на месте. Скрипнула дверь от ветра. Участковый вышел в темноту, до рассвета еще было далеко.
К месту, где был привязан Султан, вели следы Сирого. "Надо же, и Султан не подал знака, увидев чужого человека, не разбудил. И Сирый не увел коня. Куда каторжанин мог пойти ночью? Почему не дождался утра?" - Максимов сел на коня и поехал в Юзино. Это была только его первая встреча с Сирым.
Продолжение следует...
ССЫЛКИ НА ВСЕ ЧАСТИ – В КОММЕНТАРИЯХ ПОД ЭТИМ РАССКАЗОМ
Источник
канал За чашкой кофе