КАК БОГОРОДИЦА ПЛАКАЛА (рассказ фронтовика)

Место, где мы сидели в окопах, казалось каким-то особенным. Словно кто-то помогал нам: немцы атаковали нас превосходящими силами, а мы их отбрасывали, и потери у нас были на удивление небольшими.А в тот день бой был особенно жестоким. Вся ничейная полоса покрылась телами убитых - и наших, и немцев. Бой стих только к вечеру. Мы занялись, кто, чем в ожидании, когда нам ужин привезут. Я достал кисет, закурил, а земляк мой, Иван Божков, отошел в сторону. Вдруг вижу: Божков высунул голову над бруствером. Иван, - кричу, - ты что делаешь? Снайпера дожидаешься? Божков опустился в окоп - сам не свой. И говорит мне тихо: - Петя, там женщина плачет... -

«УСТУПИ МЕСТО!» – самая знаменитая фраза в общественном транспорте...

Когда я была маленькой, то были такие же чувства как в описании:неловко себя чувствовала, если пожилому человеку не уступила место или пока собиралась, сделал это кто-то другой. В студенческие годы уступала без разбору. В этом году мне будет 30. И, теперь, я не каждому уступлю. Пожилым и инвалидам-вообще не обсуждается. Беременные-туда же. Но бывает контингент, яжемать или яжебабка, которые заходят в забитую маршрутку и начинают права качать-таким не уступлю. Была беременной, никогда не возмущалась в общественном транспорте если место кто-то не уступил. Отношусь к этому по другому уже просто. Мир другой и люди другие, на

МАМИНА КОСА

Конец зимы – 44-его. Отец после госпиталя возвратился в родное село. Ему шёл 23-ой год. И вот раны затянулись, отброшен костыль, отца поставили счетоводом в два колхоза. Работы было много. Пальцы правой руки так и не разгибались до конца жизни, и он осваивал письмо левой рукой. Шла осенняя страда. Однажды, засидевшись в конторе, отец спешил домой. Дорога шла через колхозный ток. И вдруг он увидел, что с зернового вороха свисает толстая, невероятной длины, девичья коса. На конце этого пушистого чуда алел розовый бантик. Отец обомлел. –Может девушку зерном завалило? Он побежал к вороху, и с другой стороны увидел спящую девочку в пёстрой косынке. Видно, от усталости она зарылась

МЫ ВНУКОВ ЛЮБИМ БОЛЬШЕ?

Мне 56 лет. Старшему внуку 16 лет и ещё три внучки. Я живу и дышу только ими. Забираю их к себе каждые выходные, праздники, каникулы.
А они любят меня, я нужна им наравне с родителями . А как нужны они мне – это даже не объяснить!
(Татьяна Ивановна М.)
***
Бабушкой стала в 42, сначала с осторожностью приняла как-то, сама ещё молодуха)) окружающие думали, что я мама, потом через 5 лет второй, жили 10 лет вместе, пока судьба нас не развела по разным домам, но в одном городе слава Богу. Я первое время ревела, что их нет рядом. Потом как-то успокоилась. Сейчас им по 13 и 8 лет, как только случаются выходные, зову их к себе, и мы отлично проводим время. Я их очень

Такая родная чужая бабушка

Мишутка возвращался из школы. Уставший. Вспотевший. Измучаный. Первый день в школе - это вам не шутки , правда? И красивый новый костюм , и белая рубашка и огромный букет цветов , и пахнущий совершенно необыкновенным запахом новенький рюкзак - это всё конечно замечательно , но... больше всего ему сейчас хотелось надеть такую удобную футболку и шорты и катать по ковру любимую машинку... Мама , шедшая рядом с Мишуткой , вдруг остановилась и положила ему руку на плечо . Мишутка остановился , поднял голову и ... опрометью бросился бежать , поднимая новенькими ботинками тучи мягкой серой пыли. - Бабушка! Бабушка! - голосил он на весь двор , обнимая невысокую худеньку

Никoгда не знaeшь, с кaкого боку тебя догонит история рода, прошлое твoeй семьи.

Вxoдом в ceкретный портал может стать соленый огурец. Сплю я себе, никого не тpoгаю, тут звонит бабушка и говорит строго: — Бepи ручку и пиши. Я вскaкиваю: — Что cлучилось? — Пиши, как огурцы консервировать. Смотpю на часы — рань несусветная. Я говорю: — Ба, зaчем огурцы? — А если я помру, откуда ты будешь знать, как их солить? Я беру ручку, зеваю и послушно записываю, как солить огурцы с чесноком и смородиной. Бабушка говорит: — Теперь пиши, как солить помидоры. Вздыхаю и записываю про помидоры. — Ты помирать-то погоди, лето скоро, на дачу поедешь, — говорю. — В гробу я видала вашу дачу! Мат

- Вот , Мурзик, уезжаю я. Прости , с собой не могу взять.

Но у тети Клавы тебе хорошо будет. Она добрая и кошек любит. А я к отцу уезжаю. Странно да? Я его совсем не помню, а он меня к себе забирает. Тётя Клава говорит, вспомнил окаянный , не к добру это. Жалко мамы нет , болела она очень. Но я верю, что он меня любит. Хочется верить -

МАТЬСТАРА

Так у нас в деревне называли бабушек: не мать стара, а именно в одно слово – матьстара, с ударением на первом слоге. Моя матьстара умерла, когда мне было около шести лет, но я ее хорошо помню. Она присматривала за мной и моей младшей сестренкой, пока мама трудилась в колхозе с утра и до вечера. Помню свист хворостины за сорванный нами, ребятишками, большой спелый помидор с соседской грядки. Помню подзатыльник за мелко наколотые кусочки сахара, зажатые в моем кулачке. Она не знала, что чай я пила пустой, а выделенный для него сахар поберегла для лакомства. Помню толпу родственников, которые на Пасху после кладбища собирались в нашем доме «на старый корень». Помню, как я ревела от с

Чужое счастье.

Холодным зимним вечером Саша шёл в сторону соседского дома с весьма странной, но педагогически верной целью — подсматривать за чужими семейными отношениями. Перед глазами у него всё ещё стояли сцены недавней ссоры, а в ушах звучал истеричный крик жены: «Неудачник! Слабак! Трус! Не-на-ви-жу!» Ноги то и дело проваливались в свежие рыхлые сугробы, и Саша периодически останавливался, чтобы вытряхнуть холодный снег из ботинок. Впервые в жизни ему было жаль, что соседи живут не за забором, а почти в пятидесяти метрах от него. В голове вспыхивали не только слова жены, но и его собственные, от которых ему становилось невыносимо стыдно: «Неряха! Психованная! Лентяйка! За-дол-ба-ла!

ЛЮБОЧКА

Люба Кривошеева от роду семи лет росла девочкой спокойной. Мать ее Нина была женщиной безответственной. Девочку практически не воспитывала. В доме убиралась редко. Готовила тоже редко. Поэтому девочка с малых лет научилась убираться, и варить себе сама. Нина Кривошеева рано овдовела. Мужа Степана очень любила. Хорошо жили, муж заботился, очень любил девчонок своих. Но судьба распорядилась иначе. Разбился на мотоцикле сразу у въезда на хутор. Долго Нина оплакивала мужа. А потом появились сомнительные подруги и друзья. И покатилась ее жизнь по кривой дорожке. Стала женщина уходить из дому, дочку одну дома оставлять. Девочка боялась ночами. Подолгу не могла заснуть, ей казалось, что

– Недужное оно. Лает. Губы уж синеют, – стараясь не смотреть на старуху, протянула ей кулёк.

А в голове ярмарочной каруселью все крутилось страшное «зуб у нее. Ноет зуб, крови просит человечьей». Отдала и осела кулем на пороге, ноги не держали. Бабка села рядом, положила сверток на колени, развернула. Крохотная девочка вздрогнула, проснулась, раскинула ручки, растопырила пальчики, заплакала – закашлялась. — Ишь, вскинулась! Чисто тетёрка! – Бабка зашевелила губами, бормоча что-то непонятное. «Что я делаю, госпадиии… съест! Съест! Ума я лишилась с горя, вон оно что! Зуб! Зуб ведь у нее. И печь! Матушки мои, сама принесла, в лапы сунула кровиночку свою! Отберу пока не поздно, виданое ли дело