Зона комфорта

В берберязычном городе Матмата в Тунисе традиционные подземные жилища являются примечательной особенностью местной архитектуры. Эти дома, известные как дома-троглодиты, врыты в землю, чтобы обеспечить естественную изоляцию от экстремальных температур региона. Подземная конструкция помогает защитить жителей от жаркой летней жары и холодных зимних ветров. Жилые дома обычно состоят из большой центральной ямы, вокруг которой высечены комнаты в земле, создавая уникальное и эффективное жилое пространство. Эти дома не только приносят практические выгоды, но и отражают изобретательность и культурное наследие берберского народа. Матмата получила дополнительную известность, когда ее самобытная архитектура была показана в оригинальном фильме «Звездные войны» как дом детства Люка Скайуокера.

А еще бывает — зашел в гости, а тебе 'Чай, кофе?' Ты, такой, взглядом по кухне — швырк! А там пять турок, три кофеварки электрические, два френчпресса, пять гейзерных кофеварок, четыре кофемолки и штук десять банок, на которых написано 'Кофе'. Казалось бы достаточно сказать 'Чай', чтобы тебя прокляли во веки веков. Но ты говоришь — Кофе! И тогда на лице хозяина живой интерес — А какой ты любишь? А ты, разумеется, не лох и говоришь — нуу, допустим, в турке хочу. И тогда человек загорается весь — а я вот щас 60 на 40 арабики и робусты. Обжарю на специальной сковородке из бразилии, вот этой вот кафемолкой вручную вот щас вот, давай зернышко кардамона, немного черного перца, а еще надо вот как. В общем, минут на 40 всякого шаманства. Наконец, перед тобой вырастает чашечка колдовства. И тогда наступает твой звёздный час и ты говоришь: — А можно чашку побольше, молока и еще сахара? Вот. Теперь ты точно проклят. © frumich

Как празднуют день рождения в разных странах Нидерланды: поздравляют каждого Традиционное Happy birthday! («С днем рождения!») в Нидерландах не прижилось. Вместо этого здесь принято говорить: «Gefeliciteerd!», что означает «поздравления!». Причем каждому: имениннику, его родителям, супругу или супруге, брату или сестре и даже дальним родственникам, оказавшимся на празднике. В Нидерландах считают несправедливым отдавать все лавры виновнику торжества, пусть это и его день. Аргентина: высыпают муку и разбивают о голову яйца К счастью, делается это лишь раз — у мальчиков на 18-летие, у девочек на 15-летие. На детских днях рождениях другая традиция — отдавливать ноги. Так что новенькие туфли в этот день лучше не надевать. Иначе уже к вечеру они станут старыми. Вздохнуть спокойно могут лишь те, кто перешагнул «яично-мучной» рубеж. Мексика: макают головой в торт В Мексике на день рождения тоже не стоит наряжаться, потому что, согласно местной традиции, хочет именинник того или нет, у него есть все шансы испачкаться в торте. По крайней мере лицо его точно окажется погруженным в лакомство. Что таким образом желается, не ясно. Но гостям это доставляет веселье, чего нельзя сказать о мамах и женах после торжества. Мексиканские торты содержат много крема, и вывести пятно с одежды может оказаться неразрешимой задачей. Южная Корея: отмечают дважды В Южной Корее отмечают массовый день рождения. Точнее, у корейцев их два: свой собственный и коллективный, который празднуется в лунный Новый год. Так что взрослеют жители страны тоже сообща. Таиланд: делают подношение монахам Отмечать дни рождения в кафе и ресторанах молодежь начала недавно. А вот их родители максимум, что делают, — собираются с родственниками дома. В любом случае понежиться в кровати имениннику не удастся. Большинство тайцев являются буддистами, и день рождения у них начинается около 6 утра с похода в храм и подношения еды и необходимых вещей для монахов. Канада: натирают носы маслом В некоторых семьях до сих пор сохранилась интересная традиция: на именинников устраивают засаду и измазывают их носы маслом. Таким необычным образом родственники и друзья желают, чтобы все неурядицы с легкостью соскальзывали с виновника торжества. Дания: вывешивают флаг Если, гуляя по Дании, вы увидите вывешенный из окна национальный флаг, знайте, что сегодня в этом доме отмечается чей-то день рождения. Правда, если в этот день нет какого-то государственного праздника. Флаг Дании означает у местных жителей торжество, в том числе и по случаю дня рождения. Неудивительно, что найти его можно практически в любом супермаркете — на любой вкус и цвет. Китай: едят лапшу Еда занимает особое место в китайской культуре. У нас — торт со свечами, означающими возраст именинника, у них — лапша. Делить на части ее нельзя — плохая примета. Важно есть целиком, и чем больше лапши осилит виновник торжества, тем дольше и безоблачнее будет его жизнь. Россия: задувают свечи на торте У нас на день рождения приглашают гостей, устраивают танцы, поют песни и дарят подарки. Одна из традиций на день рождения — задувание свечей на праздничном торте. Считается, что при этом нужно загадать желание, которое обязательно исполнится. А можно просто поздравить с днем рождения в соцсетях. Вот прямо тут, в комментариях. 👇 С днем рождения меня! 💃 🍸 🎂

То ли сказка, то ли быль, но добрая Одному бедному и почти помешавшемуся от голода поэту дали путевку в дом отдыха. Невероятно повезло. В писательской организации оказалась лишняя путевка. Потому что успешный писатель поехал на море, отказался в последний момент. И счастье провести две недели в недалеком посёлке выпало вот этому Геннадию. Совершенно неприспособленный к жизни был человек. Странноватый, работу потерял, он в музее работал экскурсоводом. А в девяностые музей закрылся. Новую работу Геннадий найти не мог. Он ходил зимой в осеннем пальтишке с хлястиком и в берете. А грелся и читал книжки в библиотеке. Продавал свои книжки в букинистический, этим жил. И ел кашу на воде. Правда, непьющий был. Ему поэзии хватало для ненормального состояния. И вот он оказался в раю. В двухэтажном таком домике с комнатками. Деньги на электричку ему тоже в союзе писателей дали, доехал и по тридцатиградусному морозу шел три километра в беретике и в пальтишке… И дошел! А в райском доме дали горячий суп, кашу с биточком, ватрушку и чай! И хлеба сколько хочешь. И ключ от комнатки, там кроватка с чистым бельем, торшер, стул и тумбочка! И Геннадий дрожал от холода, хотя было тепло. Но холод долго выходит из человека, как и голод. И ел ватрушку. Он её взял в номер. И плакал от счастья. Потому что из ужасной нищей каморки, из голода и безнадёжности судьба его переместила в рай. В дом отдыха. А счастье длилось: супы и каши, рыба и тефтели. Пирожки и чай. Хлеб. Геннадий все думал, что это ошибка, что придут и скажут: «Вам надо освободить номер, приезжает знаменитый писатель!». И рай кончится. Но никто не приходил. Геннадий старался ни с кем не разговаривать, он все боялся ошибки. Да и отдыхающие не больно разговорчивы были. Каждый думал о своем. А вечером играли в шахматы, ругали дикий холод и скудное меню. Нахалы какие. А поэт Геннадий написал стихи о рае. И о полной красавице, она была как ангел, волосы золотые уложены в башню мечты, руки как крылья, облако нежности… Это администратор рая, ангел и идеал. Администратор прочитала. Она подрабатывала ещё и уборкой номеров. А поэт стихи оставил на столе, когда пошёл на ужин. И полная администратор заплакала вдруг. Она в посёлке жила, муж умер давно от злоупотребления. Она работала и сына вырастила, он учиться уехал. Одна осталась. Почти старая полная женщина сорока двух лет с крашеными перекисью волосами, с натруженными руками. Писатели и внимания на нее не обращали. А поэт обратил. И рядом со стихами на блюдце лежали два печенья. От обеда приберег. А на шатком стуле - пальтишко и беретка. И Геннадий зашел в комнатку, счастливый, сытый, наевшийся каши… Его счастье было полным и совершенным. Но оказалось, что счастье может стать ещё большим, так странно! Администратор Таисия Ивановна стояла с листком бумаги. И спрашивала: «Это обо мне?»… И Геннадий смутился. Но признался. И счастье стало таким огромным, что я не могу его описать. И все сложилось наилучшим образом, как и положено в райском месте. Геннадий стал заведовать библиотекой. Вакансия была свободна! И стал женатым человеком, исключительно счастливый брак получился. И родилась девочка Ангелина. Потому что как ещё назвать дитя, родившееся в раю? Вот и вся история про дом отдыха. И про счастье. Которое возможно даже в страшные морозы, в полной безнадёжности жизни. Надо только отогреть немножко сердце человека. Дать ему денек отдохнуть… И счастье оттает и прорастет райской розой. Так бывает. И пусть будет всегда. (с) Анна Кирьянова

У нас с сестрой были две бонны. Мы чинно гуляли с ними поочередно в Пушкинском сквере и были воспитанными барышнями. Но однажды, внимательно глядя на нас за обедом, папа сказал маме: «У меня такое впечатление, что мы воспитываем наших двух сте-е-гв не как советских гражданок». Это была роковая фраза, потому что нас отослали в пионерский лагерь. У нас с Марианной было два чемодана – немецкие, из светлой кожи. Туда нам положили гамаши, рейтузы, боты, платья, фуфаечки… Я ничего не помню в этом лагере, кроме страшного чувства голода и странной неловкости, когда на линейке пели «взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры дети рабочих». Как было бы хорошо, думала я, если бы мой папа писал такие песни, вместо песен про каких-то балерин, клоунов, пахнувших псиной, рафинированных женщин… Вот написал бы эту, про детей рабочих, я была бы горда… Когда мы приехали обратно, у нас был один фибровый чемодан на двоих, и там было два предмета. Марианне принадлежала голубая застиранная майка, на которой было вышито «Коля К», а мне черные сатиновые шаровары с надписью «второй отряд». Мы ввалились в дом, шмыгая носом, ругаясь матом, а перед нами в шеренгу папа в праздничном костюме и бабочке, мама, две бонны, бабушка с пирогами. Не поздоровавшись, не поцеловавшись, мы сказали: «Ну че стоите? Как обосравшийся отряд! Жрать давайте. Потом прошли на кухню, открыли крышку кастрюли и руками съели полкастрюли котлет. Папа, как глава этого… отряда, тихо прошел в кабинет и стыдливо закрыл за собой дверь, долго не выходил, потом впустил туда маму и мы слышали мамины всхлипывания и папины строгие бормотания. Но было поздно. Советская власть вошла в нас с сестрой с полной неотвратимостью. Мы стали полными бандитками. И мы чесались. Бабушка обнаружила вшей. Нас замотали в керосиновые полотенца, но лагерные вши были на редкость живучи. Тогда нас обрили налысо и волосы сожгли. Вшей вывели, но мы остались неуправляемыми оторвами. Когда нам купили велосипед, мы на даче ездили, держась за борт грузовика, без рук. Когда папе об этом доложили, у него чуть не случился сердечный приступ. Нас невозможно было остановить. Так на нас подействовал лагерь. (с) Анастасия Вертинская

Туристическая фирма Ивановых процветала. Сейчас младший член обширного семейства — девятнадцатилетний Максим — вёз на экскурсию группу богатых туристов из Японии. — Итак, — привычно вещал он, перекрикивая шум вертолёта, мы летим в «подлинную, нетронутую древнюю русскую деревню». Деревня была не так давно случайно обнаружена в глухом лесу экспедицией Академии наук. Специальным решением правительства она была засекречена, чтобы сохранить уникальную возможность на практике изучать быт и нравы древних славян. Лишь нашей фирме дано эксклюзивное право на проведение экскурсий, и то при условии, что мы не будем открывать местоположение деревни и допускать контакты туристов с аборигенами. Фотографировать в интересах науки тоже запрещено… Слушая пронзительный щебет переводчицы, японцы послушно кивали и улыбались, предвкушая экзотику. Наконец вертолёт приземлился, шум винтов стих. Максим открыл дверцу, выпрыгнул наружу, огляделся и приглашающе махнул рукой. Японцы с опаской вылезли из вертолёта и сгрудились вокруг Максима, крутя головами по сторонам. Они находились на краю большой поляны, окружённой со всех сторон лесом. На другом конце её виднелось несколько строений, напоминающих избу, шалаш и блиндаж времён Великой Отечественной войны одновременно. По знаку Максима группа туда и направилась. — Итак, перед вами чудом уцелевшее поселение древних славян, — сказал Максим, подойдя к крайней хижине, у которой сидел на корточках человек в шкуре. На земле перед ним была расстелена другая шкура, по которой он мерно молотил камнем. — Дядь Лёш, без огонька работаешь, — тихо сказал Максим и, повернувшись к японцам, продолжил: — Это, как вы, наверно, уже догадались, — первобытный славянский портной. Портной, и в самом деле бывший не так давно театральным художником по костюмам, сумрачно глянул на туристов, оскалился и сильнее замолотил камнем по шкуре. — А это — первобытный славянский музыкант. — Он указал на другого своего дядю. Дядя действительно когда-то играл на скрипке в симфоническом оркестре, пока тот за неимением денег не приказал долго жить. — Рядом с ним вы видите первобытную балалайку. Музыкант, не обращая на туристов никакого внимания, вдруг схватил корявую балалайку и самозабвенно забренчал, напевая что-то невнятно-заунывное, должное изображать, по его мнению, настоящую первобытную песню. — Он поёт, что медведь большой и сильный, но великий охотник сильнее, — пояснил Максим и указал на сидящую в стороне женщину. — Это жена музыканта. Добывает огонь трением. Тётка Ольга, всю жизнь проработавшая инженером в почтовом ящике, высунув от старания язык, изо всех сил ввинчивала палочку в дощечку, пытаясь добыть огонь. Пока ей это не удавалось ни разу, поэтому под дощечкой на всякий случай была припрятана зажигалка. — А здесь живёт первобытный изобретатель, — сказал Максим, когда группа переместилась к следующей хижине. — В данный момент он изобретает колесо. Отец Максима, по основной профессии — физик-теоретик, глубокомысленно изучал большой овальный камень со следами немногочисленных сколов. Японцы с уважением последили за его умственными потугами и пошли дальше. — Перед вами жилище первобытного художника, — сказал Максим у следующей хижины. — Вот некоторые образцы его творчества. — Он запустил руку в хижину и достал несколько дощечек. Японцы заахали, глядя на примитивистские изображения — помесь русского лубка и Миро. — А где сам художник? — спросил один из них. — Изображает на скале сцену последней охоты, — не задумываясь, ответил Максим и поднял вверх палец. — Слышите? — А можно ли приобрести эти картины? — робко спросил другой японец. — Нельзя! — строго отрезал Максим. — Охраняются государством. Японцы приуныли и завздыхали. В этот момент мимо них, многозначительно покашливая, прошёл двоюродный брат Максима, одетый, как и положено, в шкуру, из-под которой торчали бледные волосатые ноги в лаптях. В руках он держал уже знакомые японцам первобытную балалайку, бубен и дощечку с палочкой для добывания огня. — А это тоже первобытный музыкант? — заинтересовалась одна из японок. — Нет, — подчёркнуто недовольным тоном ответил Максим, — это первобытный коммерсант. Беда прямо с ним, — жалуясь, добавил он, — всё готов продать. И ушлый такой — только за доллары. Говорит, на зелёные листики похожи. Куда он их потом девает — непонятно. Коммерсант, на прощание обернувшись и вполне явственно подмигнув туристам, скрылся в своей хижине. Японцы переглянулись. — Пойдёмте, — делая вид, что ничего не заметил, сказал Максим и двинулся дальше. Японцы, озираясь на хижину коммерсанта, нехотя последовали за Максимом. Пройдя ещё несколько хижин и познакомившись с первобытным рыболовом (братом жены дяди Лёши), пчеловодом (его сыном от первого брака) и лучшей собирательницей съедобных кореньев и плодов (матерью Максима), группа вышла в центр селения и остановилась, поражённая открывшейся перед ней величественной картиной. Всего в нескольких шагах от неё лежала огромная туша медведя, а рядом с ней, опираясь на немыслимых размеров дубину, стоял полуобнажённый великан. Это был ещё один дядя Максима — бывший чемпион-тяжеловес. — А вот и великий охотник племени со своей добычей. Он только что убил этого медведя и сейчас должен исполнить ритуальный охотничий танец. Великий охотник поднял вверх дубину и начал тяжело сотрясаться, иногда ударяя себя кулаком в грудь и зловеще выкрикивая: «Ух!» Японки запищали и полезли прятаться за японцев, хотя у тех самих заметно дрожали колени. Видя такое дело, великий охотник окончательно вошёл в раж. Он отбросил в сторону дубину, ощутимо сотряся почву, запрыгнул на медведя, плюнул ему в оскаленную морду и начал плясать уже на нём. Максим, видя такое варварское обращение с реквизитом, страдальчески скривился, покосился на японцев и решительно шагнул вперёд. — Дядь Миш, — прошипел он, — кончай сигать на чучеле! Если развалится — сам новое доставать будешь! Великий охотник тут же спрыгнул с медведя, ещё немного посотрясался, побил себя в грудь и затих. Японцы облегчённо перевели дух. — А сейчас, — сказал им Максим, — мне надо поговорить с вождём. Ждите меня здесь и никуда ни шагу. Максим с переводчицей направились к хижине вождя. Тут же возле туристов нарисовалась фигура первобытного коммерсанта… — Плохо дело, — вернувшись, озабоченно произнёс Максим. — Вождь сказал, что медведя на всё племя не хватит, и спросил, кто из вас самый аппетитный на вид. — Он дождался перевода и добавил: — Надо уходить. Последние его слова были явно излишни. Сильно побледнев, туристы уже вовсю неслись к вертолёту. Максим и переводчица поспешили вслед за ними, старательно не замечая оттопыренных карманов и обилие пакетов и сумок, которых при выходе из вертолёта у туристов не было. Особенно трудно было не замечать, как трое японцев, согнувшись в три погибели, бегом волокут трёхпудовую дубину охотника. Когда вертолёт взмыл в небо, Ивановы, наскоро переодевшись, заторопились напрямик через лес в сторону ближайшей деревни, где их ждал комфортабельный автобус. Уже темнело, а до Москвы им предстояло добираться ещё целых два часа. (с) Алексей Андреев

У нас тpадиция была в семье. Всегда пpοвοжать дpуг дpуга у οкна. Махать pукοй дpугοму, пοка тοт не скpοется за пοвοpοтοм. Пοтοм быстpο пеpейти из кухни пο длиннοму узкοму кοpидοpу в кοмнату, чтοбы еще и с тοгο οкна пοмахать, кοтοpοе выхοдит на дpугую стοpοну знакοмοй улицы с высοкими тοпοлями вдοль дοpοги. Кοгда я была маленькая - я с pадοстью махала. Мне οчень нpавилοсь этο делать. В 14 стеснялась и пpοстο οглядывалась пοсмοтpеть на οкнο — былο как-тο стыднο махать (я же не маленькая!!). С 18 сильнο уставала, сοвмещая pабοту и стациοнаp, пοэтοму частο (чегο гpеха таить) οпаздывала на паpы и pοдители ухοдили pаньше... Сейчас, пοчти в 37, я делаю «лунную пοхοдку», и все виды танцев (кοтοpые знаю) пο 15 секунд каждый. Инοгда мοгу «ластοчку» сделать. Рοдители стοят вοзле οкна и машут мне. И я знаю, чтο οни улыбаются или смеются. «Анна... как всегда…» — скажет папа. Я наpисую οгpοмнοе сеpдце pуками, οтпpавлю пο 5 вοздушных пοцелуев с каждοй pуки… и еще немнοгο «луннοй пοхοдки» (с дpугοй стοpοны улицы между высοкими тοпοлями) пpежде, чем уйти. А пο дοpοге снοва и снοва загадывать самοе главнοе желание — чтοбы пοдοльше в этοм οкне гοpел свет, чтοбы там былο ДВА силуэта… чтοбы былο бοльше мοей такοй жизни, куда я мοгу вοзвpащаться, чтοбы pассказать, вздοхнуть, οбнять... и пοтанцевать пοтοм сpеди миpа на глазах у всех кοму интеpеснο, нο тοлькο pади двух улыбοк, кοтοpые не виднο на такοм pасстοянии, нο я тοчнο знаю, чтο οни есть. (с) Anna Enbert