***
СРЕДИ руководителей всех питерских, так называемых «творческих союзов», Петров на моей памяти был, пожалуй, самым «не чиновным»: естественным, лишённым какого-либо признака «начальника», лёгким в общении, душевным, в общем – с в о и м.
И, что удивительно: я, который по роду деятельности, казалось бы, к композиторам и вообще музыкантам не имел ну никакого отношения, тем не менее, за почти сорок лет его «руководящей деятельности» внимание и интерес со стороны Андрея Павловича так или иначе ощущал на себе постоянно.
И когда мне присудили почётное звание, прислал поздравительную телеграмму. И когда в Доме журналиста отмечали моё 60-летие – тоже...
Как-то прилетаю из Крыма: в Пулково – ни одного зелёного огонька такси. А в ста метрах – какая-то красненькая машина в путь трогается. Бегу туда с воплем: мол, подберите и меня несчастного! Авто притормаживает и кто-то, высунувшись из салона, приветственно мне машет.
Подбегаю: Андрей Павлович! Оказывается, только что вместе с Наталией Ефимовной возвратился из Праги после премьеры там балета «Сотворение мира». Забрали мой чемодан, потеснились и, как я ни просил высадить наглого попутчика на Московском, свернули на Бассейную и доставили до самого подъезда...
***
НУ а встречи с Петровым у него на Петровской набережной (да, такое вот «совпадение»!), когда за окном – панорама Невы и на том берегу – Мраморный дворец, простор Марсова поля, решётка Летнего сада... В общем, – «застывшая музыка», ведь не зря же кто-то очень точно заметил, что невские набережные – словно фуга: их стены ритмично перебиваются спусками к воде и плавно вздымающимися арками мостов через Фонтанку, Лебяжью и Зимнюю канавки, чтобы вновь нестись дальше, повторяя свой мотив...
И здесь, в просторном кабинете на седьмом этаже – музыка тоже.
Потому что на рояле – недавно законченный клавир спектакля о Пушкине, в котором будут, как объясняет мне композитор, и балет, и элементы оперы, и даже чтец...
А на пюпитре покоятся листы, где нотные знаки ещё только-только появляются: эту мелодию мы скоро услышим в рязановском «Гараже»...
И сейчас, спустя более четырёх десятилетий, явственно вижу, как хозяин кабинета закрывает крышку «Вейнбаха», приглашает в кресло, удобно располагается рядом. На нём – коричневый свитер, глаза прикрыты дымчатыми стеклами...
Вспоминает:
– Моё детство прошло на 4-й линии Васильевского острова, в доме № 17. Никто из близкого окружения с музыкой связан не был. Папа – врач, мама – художник, а её отец, Пётр Ваулин, прославился как керамист: в Петербурге приложил руку к созданию изразцовой татарской мечети, в Москве – к гостинице «Метрополь», Ярославскому вокзалу, Третьяковской галерее...
Я же поначалу мечтал о писательской стезе. Много читал, в первую очередь – Грина, Паустовского, которые влекли за собой в какой-то необычный, поэтический мир.
Особенно пристрастился к книге в эвакуации: это была Сибирь, маленький шахтёрский Ленинск-Кузнецк, и никаких театров или концертных залов там, естественно, не существовало. Зато моя тётя возглавляла единственную в городе библиотеку, в которой я прочёл, пожалуй, всё-всё...
В общем, не только запоем написанное поглощал, но и сам перо пробовал. И вдруг, уже вернувшись на невские берега, в сорок пятом, увидел ещё довоенный фильм «Большой вальс» – про Иоганна Штрауса, с Фернаном Гравэ и Милицей Корьюс...
И был потрясён!
Особенно – может быть, самым пронзительным в мировой кинематографии эпизодом: рождением на наших глазах мелодии – «Сказки Венского леса».
И судьба Андрея Петрова была решена...
***
ДАЛЕЕ – музучилище имени Римского-Корсакова, Консерватория...
Там, на первом курсе, случилась у него несчастная любовь.
И тогда однокурсница Наташа Фишкова получила «сверху» комсомольское задание: отвлечь горемыку от чёрных мыслей.
Свадьбу сыграли на пятом курсе, 23 февраля. Поскольку – День Советской Армии, то, естественно, был салют, но Андрею и Наташе казалось: это – в их честь! Ах, какой он сделал жене свадебный подарок: посвятил ей симфоническую поэму «Радда и Лойко». А потом – «Поэму о пионерке»...
***
ДА, он сразу же заявил о себе как мощный симфонист и далее постоянно подтверждал это, когда являл слушателям «Поэму для органа и струнных», «Концерт для скрипки с оркестром», «Концерт для фортепиано с оркестром», Увертюру «Vivat Olimpus», «Русь колокольную»...
А ещё – оперы: «Пётр Первый» и «Маяковский начинается», балеты: «Берег надежды», «Пушкин», «Сотворение мира»… Это действо про Адама и Еву поначалу хотели запретить (Фурцева возмущалась: «Модерн и секс!»), а потом последовало его триумфальное шествие по сценам Европы и Америки...
Ну и, конечно, – фильмы, полные таких мелодий, что дух захватывает!
Всё началось с лично мне не очень близкого шлягера (кстати, в те благословенные для песни времена такого пошловатого термина ещё не существовало) из «Человека-амфибии»: «Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно! Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино!..», который в шестидесятые годы среди питерских (и не только!) мальчишек стал, пожалуй, самым популярным. А официальные блюстители нравов с этой «пропагандой пьянства» пытались бороться.
Однако кинорежиссёры на молодого композитора тут же обрушили шквал предложений: все желали, чтобы их творения «омузыкаливал» только Петров. И потом нас стали прямо-таки захлёстывать его дивные мотивы – ну вспомните хоть некоторые: «Бывает всё на свете хорошо...», «Третий должен уйти...», «Над курганом ураганом, всё сметая, война пронеслась...», «У природы нет плохой погоды», «Мохнатый шмель – на душистый хмель...», «А напоследок я скажу...»
И хотя бы вот эти его божественные вальсы – из кинолент «Берегись автомобиля», «О бедном гусаре замолвите слово», «Петербургские тайны» – тоже пусть сейчас снова оживут в вашей душе...
Да, редкостным мелодическим даром Всевышний наделил его сполна. Да что там: его музыка – это воистину нескончаемый мелодический пир!
Ведь сколько песен подарил нам и помимо киноэкрана – ну, например, всякий раз испытываю ком в горле, когда слышу строгую и горестную: «Если с ним вы служили солдаты, о моём расскажите отце...»
Возложить на себя бремя руководства Союзом композиторов в нашем городе Петрова уговорил Шостакович, который своего младшего коллегу обожал: «Меня восхищает его плодотворная работа в разнообразных жанрах...»
Конечно, «общественные дела» отнимали уйму времени, но он научился сочинять музыку, сидя в президиумах.
Например, именно там, во время какого-то съезда, родилась «Песня о друге», которую мы потом услышали в фильме «Путь к причалу», а на пленуме ЦК комсомола – «Здравствуй! Ах, здравствуй! И больше нет слов...»
***
КАК он работал? Наталия Ефимовна мне рассказывала:
В такие часы его нельзя ни на секунду отвлечь на что-либо постороннее. Причём рабочее расписание – железное: позавтракал – значит, через два часа выйдет выпить чашечку кофе, ещё через два – ланч, потом через три – обед. Затем на час может вырубиться...
Но первый слушатель – конечно, я.
Помню, когда в Мариинке репетировали «Петра Первого», мне надо было уезжать в Ессентуки. Так Темирканов кричал: «С ума сошла?! Какие могут быть Ессентуки, какая путёвка, если идут репетиции, а от твоего Андрея ни одного слова не добьёшься, ему всё «хорошо»...»
Так что осталась и опять сидела на каждой репетиции...
А каково жене приходилось с ним в быту?
Например, был ли привередлив – в еде, в отдыхе, в одежде?
Наталия Ефимовна удовлетворила моё любопытство:
В еде – не очень. Обожает разные каши. Правда, перед обедом непременно – аперитивчик… Отдыхать любит комфортно. Раньше чаще всего уезжали на Рижское взморье, сейчас, бывает, на пару недель вырываемся заграницу, и уж там в нашем меню – омары, кальмары, устрицы и прочее «морское»… Что же касается одежды, то тут он щепетилен: всё – только в тон, и непременно – элегантно…
***
С ГОДАМИ его сочинительская мощь не ослабевала, судите сами: для труппы Бориса Эйфмана – балет «Мастер и Маргарита» (про который Гия Канчели сказал: «Чтобы написать такую музыку, надо быть очень влюблённым…»), для американского пианиста Дерека Хана – «Фортепианный концерт», к тому же – «Вариации для оркестра на тему Мусоргского», две симфонии и «Струнный квартет на темы протестантских гимнов».
В 1990-м, использовав подзабытую, но очень красивую мелодию Глинки, создал симфоническую партитуру, которая на время (жаль, что не навсегда!) стала «бессловесным» Государственным гимном России.
А ещё – (вслед за «Петербургскими тайнами» вместе с дочкой Олей) рок-мюзикл «Синяя птица», сюита «Уличные мелодии в смокингах» и совершенно необычное произведение: «Прощание с ...» Пояснял: «С возрастом мы всё чаще с чем-то и с кем-то прощаемся – с молодостью, мечтами, друзьями, любимыми женщинами...»
Музыкальными вершинами уходящего века он считал Стравинского, Шостаковича, Прокофьева и Шнитке, «которые сочетали классические традиции с современными средствами выражения».
Его огорчало, что
новая современная музыка часто очень сложна, а продолжения линии «Штраус – Гершвин – Дунаевский» нет...
Его коробил «Русский шансон»:
Такое ощущение, что народ только и ждал перестройки и свободы, дабы запеть блатные песни
Признавался:
С удовольствием бы подписал коллективное письмо против "Фабрики звёзд"...
***
А ВОТ как об Андрее Павловиче отзывались люди, любезные моему сердцу.
Никита Михалков:
«Это Пьер Безухов из Питера».
Юрий Темирканов:
«На его кораблике не было случайных людей».
Алиса Фрейндлих:
«Он был очень ребячливый, в нём столько детства сохранилось…»
Олег Басилашвили:
«Моего героя Бузыкина в «Осеннем марафоне» зовут тоже Андрей Павлович. Я наблюдал за манерой поведения Петрова и, конечно, ни в коей мере не стремился её копировать, но эта мягкость поведения, улыбка вечная на устах, несколько даже виноватая (а в чём виниться – великий композитор!), но всё же чуть виноватая улыбка и заикание его, которое, как мне казалось, шло от излишнего почтения к собеседнику, – это всё свойственно и моему Бузыкину».
Георгий Данелия:
«Под музыку из «Осеннего марафона» по телевидению шёл «Прогноз погоды», что вообще считалось верхом признания. Однажды на его юбилей я прислал телеграмму, в которой попросил писать музыку для Эльдара Рязанова немножечко похуже, чем для меня».
Эльдар Рязанов:
«Мы с Андреем дружили всю жизнь – с первого же нашего фильма «Берегись автомобиля», для которого он написал, на мой взгляд, лучший вальс XX столетия».
***
ТЕПЕРЬ – о забавном, что тоже нас как-то, ну что ли, сблизило:
с годами между композитором и автором этих строк вдруг обнаружилась некая внешняя похожесть. Кто только не принимал меня за Петрова: и гардеробщица в Доме актёра («Какую новенькую песню пишете?»); и известная критикесса, которая в фойе «Музкомедии» вдруг чмокает в щёку: «Привет, Андрюша!»; и сразу три стюардессы, когда я летел в Малагу («Какого знаменитого композитора в Испанию везём!»); и даже бывший первый секретарь обкома КПСС, а после – директор «Технохима» Гидаспов, от объятий которого именно там, в 1995-м, на встрече Старого Нового года, я чуть не задохнулся: «Какое счастье, Андрей Павлович, что нас посетили!»
А в июне 1994-го, когда БДТ давал премьеру водевиля по мотивам мольеровского «Мещанина во дворянстве» и актёры уже от благодарных зрителей принимали цветы, вдруг мне (я сидел в первом, «литерном» ряду) протягивает огромный букет седая театралка: «А это – вам!» Удивляюсь: «За что?» Улыбается: «За музыку». Недоумеваю: «Так музыку же написал Геннадий Гладков». Она улыбается еще шире: «Знаю! Но вы, Андрей Павлович, пишете лучше!» И исчезла.
В общем, домой заявился с букетом.
Позвонил Андрею Павловичу: так, мол, и так, у меня – ваши цветы. А он: «Ну и прекрасно! Нюхайте на здоровье!»
На его 70-летие я сочинил:
«Уж давно вошли в моё нутро Вы!
Ведь целебны для мильонов душ
Славные мелодии Петровы!
Как они божественны к тому ж!
Дома, на работе и в метро Вы –
В общем, всюду с нами и навек!
Милые мелодии Петровы
Обожает каждый человек!
На «вождей» взираете хитро Вы,
Вы не стали «важным» от побед!
Нежные мелодии Петровы –
Как охрана нам от разных бед!
Градусом «коньяк», а не «ситро» – Вы!
Сердцем – юны, хоть и ветеран!
Страстные мелодии Петровы –
Словно бы бальзам для наших ран!
Нам бокалы бы полулитровы!
Пьём за песню, оперу, балет!
Дивные мелодии Петровы
Нам ещё дарите тыщу лет!»
***
У НЕГО были, пожалуй, все высшие звания и награды музыканта, и Почётным гражданином Санкт-Петербурга он стал тоже по большой справедливости.
А вот ушёл от нас – в 2006-м, 15 февраля – н е с п р а в е д л и в о рано.
И мне его сегодня среди живых н е в ы н о с и м о не хватает.
Но, слава Богу, сочиняет музыку дочь Ольга Петрова, и играет на контрабасе в Академическом симфоническом оркестре внук Петя, и продолжает свой актёрский путь внучка Манана.
А невская набережная за его окном всё такая же – как фуга...
---
Лев Сидоровский
Комментарии 10
Не все помнят, что он автор отличной музыки к фильмам "Человек- амфибия", "Я шагаю по Москве".
Моя любимая музыка Андрея Петрова - к фильму "Укрощение огня". От этой "космической" музыки, когда космонавт идёт к кораблю, я всегда плАчу...
БРАВО!