(продолжение)
Седьмой класс (1960-61гг)
"Ребенок больше всего нуждается в вашей любви как раз тогда, когда он меньше всего ее заслуживает" (Эрма Бомбек)
Новый учебный год начался радостной – нетерпеливо ожидаемой летом-встречей с одноклассниками, друзьями. В интернате школе нас поджидали большие изменения. Мы начали обживать новый спальный корпус. Сюда же детских детдомов , домов ребенка, да и по одиночке приехала малышня – жить и учиться с 1 по 4 класс, соответственно пополнился и педколлектив. В нашем 7 «б» классным руководителем стал Саламатов Петр Александрович – математик, по отечески добрый человек, спокойный и справедливый. Кто был у нас воспитателями - уже не помню: мы меньше ощущали их опеку -слаженному за прошлый год коллективу этого уже почти не требовалось.
Немного об новом общежитии. На первом этаже разместились разнообразные служебные помещения: бытовые комнаты, комнаты для воспитателей, медпункт с изолятором, радиоузел, в правом крыле -комнаты для кружковой работы, в левом – чуть углубленно –спортивный зал. Рядом с ним выход в тамбур, через который можно было попасть в просторную ,светлую, с большими окнами столовую. Второй и третий этажи занимали уютные спальни, разделенные комнатами отдыха. В цокольном этаже, с северной стороны были устроены загородки с ваннами и душем (только, мне кажется, что мылись , по – прежнему, в поселковой бане), с другой стороны –несколько кружковых помещений и ряд комнат, где хозяйничала кастелянша.
Севернее спального корпуса было здание, где размещались: гараж, мастерские для производственной практики, кочегарка с прямоугольной, уступами трубой. Рядом - в неказистом приземистом строении была устроена прачечная.
Каких – то ярких моментов об учебе и жизни в отличных бытовых условий, как-то не отложилось в памяти ( возможно, от навалившегося комфорта). Школа гудела своей многочисленностью, как пчелиный улей в хорошую летнюю пору. Учились, соревновались за лучшую успеваемость, каждый класс вел летопись добрый дел (помню -оформлял альбом с одноименным названием). В спальном корпусе тоже было организовано соревнование на лучшую прибранную спальню. Ежедневно, под вечер ходила с проверкой независимая авторитетная комиссия. Проверяли тщательно: начиная от чистоты в туалете, умывальнике, гардеробе до порядка в тумбочках. Особенно изощрялись в поисках пыли в самых неожиданных местах. Найдут где ни -будь на карнизе - все: оценка - «трояк» и, самое неприятное, еще одни сутки быть дежурным. Ученики старший классов (наш 7 «б» был уже –из «старожилов») шефствовали над младшими: помогали в подготовке уроков, ходили на отбой. В чем подробнее заключалась опека, не знаю- у меня были другие поручения. Как и в прошлый год, плотнее ( Виктор Петрович, к сожалению, уволился) стал заниматься выпуском наших стенгазет: основной и сатирической. Большое влияние в познании оформительских приемов, навыков, оказало знакомство с работой профессиональных мастеров в этом интересном деле, которые в тот год оформляли здание школы. На планшеты –обтянутые красной материи – по линейке с равным интервалом красиво наклеивались буквы, которые составляли цитаты, крылатые слова великий людей об образовании и воспитании. Прежде всего восхищал процесс изготовления этих букв: нанесенные с помощью шаблонов на качественную фанеру, они потом выпиливались лобзиками, «шкурились» и тонко покрывались бронзовой краской. В качестве шрифта (я теперь это знаю) был выбран классический «Таймс» , изящный своей округлой -с засечками - формой. По моему, с этого времени началось повальное увлечение ребят выпиливание лобзиком. Пилили, соря мелкими ароматными опилками, в каждом углу: в классах и спальнях. Проблема была только в доставании хорошей березовой фанеры, да еще мелких черных пилочек, а остальное: пружинистый лобзик, подставка со струбциной, небольшое шильце - было в, приобретенных в большом количестве, наборах. Там же были рисунки разнообразными сюжетами – в основном из басен Крылова - и копировальная бумага для их переноса на заготовку. Много было изготовлено различных полочек, самых изощренных видов подставок, но из-за отсутствия широко спроса (учителей и воспитателей уже задарили) ремесло это постепенно увяло. Но в школе, по -прежнему работала, развитая сеть кружков. В двух из них, ища проявление своих скрытых задатков, занимался и автор этих строк.
В фотографическом – изучали процессы фиксации и воспроизведения видимого мира, пользование единственным «ФЭДом», с выдвижным блестящим объективом. Толпой ходили, манипулируя понятиями: диафрагма, глубина резкости, выдержка, с разных ракурсов делали снимки друг друга, окружения. В фотолабаратории, устроенной в затемненной комнате подвала, начинались священнодействия по выявлению скрытых на фотопленке экспозиций. Строго по инструкции разводились реактивы. В полной темноте заправляли пленку в улитку фотобачка, на определенное время заливали его проявителем, промывали водой, закрепляли фиксажем и, наконец еще раз тщательно промывали проточной водой. Волнующе рассматривая дорожку получившихся негативных кадров, осторожно, держась за кромки, вешали пленку для просушки. Она долго сохла, поэтому самое интересное переносилось на следующий день. Исходя от типа имеющейся фотобумаги (унибром, бромпортрет, новобром ), разводили соответствующий проявитель, закрепитель можно было использовать пленочный, вчерашний. Рулончик проявленной пленки вставлялся в фотоувеличитель «Ленинград».Справа от него ставилось 4 кюветы (ванночки) в последовательности: проявитель, вода, зкрепитель и снова вода (уже в большом объеме). Низкая светочувствительнось фотобумаги позволяла процесс печатание снимков производить уже при красном свете. На столик увеличителя ставилась раздвижная кадрирующая рамка, которая фиксировала белый лист фотобумаги. Прикрыв красным светофильтром объектив, включалась лампа увеличителя, передвижением пленки, находился нужный кадр, устанавливался (перемещением прибора по вертикали) нужный размер и, наконец, вращением кольца объектива наводилась максимальная резкость негативного изображения на бумаге. Теперь, самое важное, исходя из плотности негатива, вида бумаги, свежести и температуры проявителя, нужно определить какое время надо, повернув светофильтр, засвечивать фотобумагу белым светом. После экспозиции лист быстро погружается в первую ванночку, и прихваченный плоским фотопинцетом, плавно, при внимательном наблюдении, перемещается в растворе. Происходит завораживающее действо: на подсвеченной красным светлой бумаге начинают все темнее и темнее проявляться изображение в нормальном виде позитива ( лицо, как и должно быть, - белое, волоса – черные). После получения нужного контраста, бумага ополаскивалась во второй ванночке (с водой) и оправлялась закрепляться - в третью. Здесь она находилась не меньше 5 минут (в это время печатались следующие кадры), после которых перемещалась в последнюю емкость для окончательной промывки. Когда все нужные кадры отпечатаны (находятся в последней воде) и оставшаяся фотобумага спрятана в черной бумажной упаковке, можно включать белый - не привычно яркий после красного - свет и восторгаться моментами на вечность выхваченным из жизни, которая неумолима пошла вперед. Для придания «товарного» вида сушим снимки на фото-глянцевателе, фигурно обрезаем по контуру фото-резаком и «ву –ля-ля»- не прошло и суток, а в руках уже невозвратная история.
(Написал так подробно для сравнения с сегодняшним фотографированием - быстрым, и прозаичным: увидел, навел, нажал - и перед тобой изображение и не черно белое, в полном спектре цветов радуги).
Второй кружок авиамодельный размещался на 1 этаже спального корпуса, в большой комнате в правом крыле. Так как теорию воздухоплавания не изучали, кто руководил нами не помню (наверное учитель труда). Было приобретено много коробок с материалами и инструкциями по изготовлению различных летающих моделей от планеров до кордовых. Что касается последних их постройка кончилась только изготовлением корпуса, возникли проблемы с запуском компрессионного двигателя (в дефиците был эфир – компонент топлива). Зато резиномоторных самолетиков - предварительно закрутив ручной дрелью упругий жгут - запускали много. Опять целый словарь новых терминов: фюзеляж, плоскость, киль, стабилизатор, элерон… Опять освоение новых приемов работы: выпиливание лобзиком из тонкого шпона нервюр (в некоторых случаях их щепали от бамбуковых заготовок и загибали по шаблону над пламенем спиртовки), которые с помощь остро пахнущего нитроклея скрепляя собой стрингер, переднюю и заднюю кромки, образовывали каркас плоскости. Если его с помощью казеиновым клея обтянуть папиросной бумагой, и легонько спрыснуть водой, то с высыханием получается туго натянутое полупрозрачное настоящее крыло с просвечивающей изящной конструкцией. Аналогично из тонких квадратных брусочков - заготовок собирался фюзеляж, рули поворота и высоты. Особенно тщательного подхода требовало изготовление деревянного сложно профильного винта самолета. Забегая вперед, скажу, что конце учебного года – 19 мая- наши модели примут участиев районном пионерском слете.
Навыки, полученные в рукоприкладистом кружке, очень помогли на уроках труда по столярному делу. Я с удовольствием ( в отличии о прошлых лет) ждал этих занятий, легко смог справляться с заданиями по изготовлению плечиков для одежды или деревянных снеговых лопат и еще многого другого. Продолжая трудовую тему упомяну про дежурство по столовой. Здесь самое любимое дело это разливание компота в стаканы (особенно хороши сморщенные, но уже умягченные грушки). Не плохо и в хлеборезке: буханку – по полам, а потом каждую половинку еще на 10 кусочков. Здесь только надо поменьше «зырить» в «амбразуру» - имею горький опыт: в месте с хлебной- едва не отхватил краюшку указательного пальца на левой руке. Самое неприятное в столовой – ковыряться с шершавой картошкой после чистящей машины. Правда иногда в зимнее время это нудное дело было можно заменить более приятным. Сделав, какую то приятность поварихе, можно заслужить доверие поучаствовать в конечной фазе «производства» самодельного шоколадного масла. Это было долгое соединение на холоде его компонентов: какао- порошка, сахарной пудры и растопленного сливочного масла. Помнится: сидишь тепло одетый около – постепенно остывающего большого алюминиевого бака и тщательно деревянной лопаточкой мешаешь – все сильнее твердеющее – содержимое, а над тобой сквозь кроны сосен просвечивает далекое звездное небо, а во рту - с приятным ароматом и вкусом - тает взятый на «пробу» скромный кусочек лакомства.
При сладких воспоминаниях, как бы, не забыть про учебу – главного нашего занятия и цели. Она шла обычным порядком – учились держа в уме, что 7 класс выпускной (неполное среднее образование было в то время – семилетним).и будут в конце года будут экзамены по основным предметам. Отчетливо помнятся занятия по физкультуре, которые проводились в просторном - с невысоким потолком – зале, но больше из-за того, что они мне не нравились. Из- за большого роста и астеничного сложения мне плохо удавались гимнастические упражнения, требующие хорошего вестибулярного аппарата. Зато на улице получалось все: и бег и прыжки (что в длину, что в высоту) и, особенно, метание «гранаты». Из предметов я еще больше стал заниматься математикой: легко дающимися и очень для меня интересными алгеброй и геометрией. Математик Игнатий Филиппович всячески способствовал моему увлечению и в неурочное время. Помнятся гостеприимные чаепития на его квартире на 1 этаже дома недалеко от школы и жаркие обсуждения способов решения задач гораздо сложнее, чем в учебной программе. Труды не прошли даром – я обрадовал своего учителя, заняв 1 место на районной математической олимпиаде и правом выступать на областной, проведение которой планировалось в зимние каникулы. Новый 1961 год начался не совсем приятно. Во – первых - не поехал с классом – победителем в школьном соревновании – в Ленинград, во вторых - на областной олимпиаде решил меньше половины предложенных задач (как и другие участники) и, наконец, остаток каникул с трудом выдержал в скучнейшем для меня (закрытого, некоммуникабельного) в зимнем пионерском лагере в В-Полянах, где были собраны активисты и отличники из школ района. Светлым пятном была само путешествие в Киров с Саламатовым Петром Александровичем- тоже математиком, нашим классным руководителем (почему не с Загуменновым – не знаю). Это было первое мое поездка по железной дороге, первое знакомство с большим городом. Две ночи мы ночевали у родни (или знакомых) Петра Александровича в южной части строящегося еще Октябрьского проспекта ( высокие дома стояли только по одной еще стороне). Там я впервые увидел благоустроенную уютную квартиру с, - показывающим черно-белую картинку - телевизором, автобусы и троллейбусы с наполовину замерзшими окнами, людскую сутолоку на широких улицах города (который мне, в общем-то не понравился). Не понравилась мне и обратная дорога в интернат: несмотря на успокоительные доводы математика (тоже, кстати, не знавшего решения конкурсных задач) не мог смириться с своим первым поражением в такой казалось бы понятной математике. Да еще ехали в переполненном душном общем вагоне, где спать мне пришлось на третьей - под самым потолком - полке, и, еще ко всему прочему, ночью у меня стащили шерстяной шарф с красно-синими квадратиками. И опять меня успокаивал ставший уже близким человеком мой старший спокойный и добросердечный наставник, которому я, не знавший отца, - готов был отвести эту роль.
Вспоминая какие - то курьезы этого периода, прихожу к выводу, что их стал меньше – видимо стали взрослее, и они были воплощением полученных знаний особенно по физике. Так в в умывальнике , заполнив водой углубление для мытья ног, проверяли принцип реактивного движения. В, заполненной едучим дымом, комнате запускали тюбики из под зубной пасты заполненные кусочками расчесок, мыльниц , фотопленки. Иногда шипящие ракеты отрывались от водной глади и летали, оставляя на стенах, потолке заметные следы копоти. Еще проверяли физиологическое воздействие электрического тока на живой организм. После отбоя прикладывали круглые электроды, подключенные к запитанному от батарейки прерывателю, к чувствительным местам спящего одноклассника. А в пасхальные ночи приходилось быть тоже настороже – было поветрие ходить по соседним спальням и красить отдельных крепко спящих «друзей» зубной пастой. А еще, помнится, всем хотелось стать взрослыми, и самые нетерпеливые стимулировали рост бороды и, особенно, усов сбриванием, не знаю откуда взявшимся бритвенным станком, еще едва заметно пробивающего пушка. А некоторые, для лучшего густого роста сбривали брови. Ваш покорный слуга поскромничал и брови снес только наполовину (это заметно на фотографии с Доски Почета и которую я тут привожу).
Были у меня в конце этой зимы приключения и посерьезней. После каждой лыжной гонки,- нахватавшись ртом холодного воздуха -по причине невозможности дышать носом, свернутым в раннем детстве- я обычно заболевал ангиной. Медицина 60-ых годов эту проблему решила преодолеть кардинально – удалить постоянно воспаляющиеся миндалины ( в те времена, видимо, не знали, что они вырабатывают какие-то защитные тела). В течение недели я добросовестно пил какие-то таблетки, после чего наша медичка повела меня на операцию в поликлинику в Вятских Полянах. Процедура -не из приятных. Меня посадили на обыкновенный стул, чем- то противно коричневым помазали во рту. Медсестра, стоя сзади, крепко взяла мою голову, а специалист по горлу и носу (лор), орудуя проволочной петлей, пинцетом и ножницами начала шустро орудовать в моем принудительно широко раскрытом рту. От наступившего ужаса и беспомощности боли не чувствовал и только вытаращенными глазами, полными молчаливых слез, следил как на изогнутую металлическую ванночку один за другим плюхаются два розовых бесформенных кусочка. Тупую боль, стукнувшую в голову, а больше- какой –то горячий поток, полившийся из ноздрей, я ощутил, когда врач по ходу решила через еще открытый рот вырвать из носа полипы, по ее мнению мешавшие моему полноценному дыхание. То ли полипов не оказалось, то ли вырывали что-то не то – в итоге экзекуция закончилась тем, что, заткнув нос чем-то вонюче-марлевым, меня положили на кушетку, и суетливо сделали укол, от которого мне вскоре стало нестерпимо жарко и дремотно. Спустя некоторое время, врач осмотрела результаты операции и, найдя их приемлимыми, еще раз смазала во рту и, немного поговорив с нашей медсестрой, пожелала здоровья и счастливого пути. В интернат возвращались не спеша и молча: мне было запрещено напрягать горло, а молодая медичка видимо еще не отошла недавно увиденного. Правда, в городе она купила пару бумажных стаканчиков с мороженым, которыми мы не торопясь полакомились, отдыхая на середине пути под дубками. Еще больше недели я буду говорить в полголоса, питаться щадящей негорячей пищей и съем, наверное, месячную норму сметаны. Как окажется в последствие, мои первые мучения, доставшиеся от медицины, были напрасными- меня по - прежнему будет мучить ангина, будет трудно глотать, будет краснеть горло, но уже без удаленных железок.
Но не все же должно быть плохо. Особенно памятен и радостен день - 12 апреля. В один из уроков уже перед самой большой переменой в класс вошел кто- то из учителей с сообщением, что нашего соотечественника запустили в космос. Все высыпали из школы, и напряженно вглядываясь в ясное весеннее небо, старались увидеть что-то летящее. Конечно, кроме легких облачков ничего не видели, но были переполнены искренней гордостью за передовую, могучую Родину и нас обучающую, взявшую все заботы по обеспечению и воспитанию. В жарких разговорах и предположениях провели под соснами весь перерыв, подкрепляясь на ходу полдником, принесенным дежурным из столовой в объемистой алюминиевой корзине (на полдник обычно было: или апельсин, или песочный коржик, облепленный орешками, или пяток печенушек). После уроков, сгрудившись у громкоговорителей в комнатах отдыха, восторженно слушали трубный голос диктора об очередной победе в освоении космоса, а на следующий день с любопытством всматривались в газетный снимок летчика – космонавта Гагарина Юрия Алексеевича (помнится, он был в шлемофоне после одного из тренировочных прыжков на парашюте).
Ярко помнится 19 мая 1961 года –День Советской пионерии. Наша школа приняла активное участие в районном пионерском слете, который прошел в небольшом лесочке недалеко от Вятских Полян. После проведения общей торжественной линейки были организованы различные состязания, разжигались костры, готовились походные обеды. Модели нашего авиакружка тоже соревновались, но были несравнимы с поделками районного Дома пионеров, оснащенных шумно работающими компрессионными движками. Неплохо интернат выступил в комбинированной эстафете с преодолением полосы препятствий. Я участвовал на этапе передачи сообщения с помощью азбуки Морзе (мы ее освоили в прошлом году) и пары сигнальных флажков… И все это на фоне занимающегося предлетья, в березках с новорожденной тенью и легкой прохладой, в пряном аромате бело- пенной черемухи, разбавленном первозданным запахом молодой травы, в полифонии брачного аккомпанемента пернатого царства.
С таким разными событиями заканчивался учебный год. Впереди были экзамены на получение свидетельства того, что я не зря потратил в школе семь лет своей молодой жизни. С испытаниями по алгебре и геометрии у меня проблем не могло быть, но портить аттестат единственной тройкой по русскому языку не хотелось. Поэтому самое мое любимое время цветущего мая было отдано повторению правил этого нелогичного предмета, которые, к моему неудовольствию, не поддавались ни какому осмыслению и объяснению, а требовали прозаичной зубрежки. Билеты любили учить на свежем воздухе, на чистой полянке за клубом. Сидели на бревнах под березами, только что развернувших липкие, первоначально смятые листочки, слушая добродушное гудение майских жуков, учили и с грустью вспоминали прошлогодний этот месяц, когда здесь озорничали, взрывая самодельные гранаты. (Для любознательных - расскажу подробнее. Пол-литровая бутылка наполовину заполняется водой. Затем ее поверхность закрывается толстым слоем сухой хвои, на которую через горлышко осторожно опускается несколько кусочков карбида - белого вещества, используемого на стройках для получения ацетилена для сварочных работ. Затем бутылка плотно затыкается и после энергичного взбалтывания бросается из- за укрытия. Кроме поражения стеклянными осколками большую опасность представляла, неразорвавшаяся «граната» - тихонько стравливающая газ через неплотную затычку. Такие образцы приходилось обезвреживать издалека, так как взрыв мог произойти в любой момент и подходить было весьма рискованно).
Экзамены для меня прошли успешно. В начале июня в столовой был организован вечер, посвященный первому выпуску воспитанников Вятско-Полянской школы –интерната. Я получил свой первый документ об образованию, копию которого привожу. После доброжелательных напутственных речей наших учителей воспитателей, веселых танцев под громкую музыку, которую выдавал большой катушечный магнитофон «Мелодия» выпускники пошли первую в жизни коллективную встречу утренней, ранней по летнему зорьки. Помнится ходили к озеру у подножия объекта, которое волнующе дымилось в белой ночи чуть розоватым туманом. Сколько же было наивной простоты, искренности и чистоты в нашем этом невозвратном гулянии! Но грусти не было – мы уже знали что в следующем учебном году вновь соберемся в нашем родном доме. Школа в 1961 году стала восьмилетней. А мне предстояло наступившее лето провести в Перми в семье сестры. В один из июньских дней мы сходили с воспитателем на Ямное купить билет до уральского города, а вечером, отбив телеграмму с номером поезда, я уже катил в вагоне, слушая ритмичное постукивание колес в моем первом самостоятельном путешествии…
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 5