Спасение утопающих, дело рук самих утопающих!
Весна пришла на Васюганье, как долгожданная гостья, после долгой зимней разлуки. Её прихода терпеливо ждали люди, животные и растения. Берёзы плакали от радости своими сладкими берёзовыми слезами, в лужицах, которых, плавали и тонули, упиваясь вкусным напитком, недавно проснувшиеся, вездесущие муравьи. Всевозможный лесной народ, не теряя времени, приступал к своим прямым обязанностям, возложенным на них матушкой природой, ведь весенний день год кормит!
Жизнь набирала обороты! Шурша прошлогодней листвой, с драками, носились бурундуки, издавая свои хоркающие, брачные звуки. Лес оживился гомоном пернатых, среди которого слышались бормотания тетеревов, воркование голубей, раскатистая дробь дятла. С неба доносились волнующие и чарующие голоса перелётных птиц, спешащих к местам своего гнездования. На лесной полянке счастливый журавушка, словно во хмелю, раскинув крылья и извиваясь всем телом, выплясывал со своей подругой пламенное танго любви.
Стояли последние денёчки апреля. Остатки снега, как напоминание о прошедшей зиме, мутными потоками стекали в переполненные и вышедшие из берегов реки. Половодье создавало хорошие защитные и кормовые условия для водоплавающей дичи.
Весенняя охота на селезней, с применением подсадных уток и чучел, основана на биологии размножения птиц – брачном периоде и её сроки должны совпадать с этим периодом, что, в жизни, не всегда совпадало. На весеннем пролёте, в нашей местности, водоплавающей дичи, особенно уток, было много и они держались только по большой воде на разливах, летали стаями, в активном размножении ещё не участвовали и неохотно шли на контакт со своими резиновыми сородичами - чучелами.
По этой причине, подсадных уток охотники не содержали. Стрельба по стаям ставила под угрозу жизнь самок, накануне сезона размножения. Тем не менее, небольшая часть охотников, особенно из числа молодёжи, оправдываясь выборочным отстрелом селезней, принимала участие в весенней охоте, используя различные, доступные способы. С уходом большой воды, уходили и утки.
Старенький Газ-69, так называемый «бобик», под управлением молодого водителя Андрея, недавно отслужившего в Армии, колесил по лесным дорогам Западносибирской низменности. Основные участки дорог уже просохли, но в низинах ещё было сыро. Водитель, с напряжением и ответственностью, ухватившись за баранку, резко добавлял двигателю оборотов там, где этого требовала обстановка. Машина, буксуя на двух ведущих мостах, с рёвом, проскакивала трудные участки, разбрасывая грязь в разные стороны и наматывая её на колеса. Я сидел рядом с Андреем и морально помогал ему.
К полудню мы въехали в небольшой посёлок, являющийся производственным участком леспромхоза. В советские времена леспромхозы находились на довольствии ОРСов (отдел рабочего снабжения), которые, заметно, выигрывали своим ассортиментом и ценами перед потребкооперацией.
Дело шло к обеду. «Заедем, покушаем, здесь хорошая орсовская столовая, кормят хорошо и не дорого!», предложил я своему извозчику. Он охотно согласился. В столовой посетителей не было и нас быстро обслужили. Крупные котлеты, большие порции гарнира и увесистые куски белого мягкого хлеба указывали на хорошую кормёжку лесорубов. Мы расположились в уголке зала и принялись за трапезу.
После первого блюда, бесшумно и неожиданно, перед нашим столиком, появилась стройная девушка в белом халате работника общепита. «Андрюша, как ты сильно изменился, повзрослел, я тебя не сразу узнала», мило улыбаясь, приятным голосом произнесла она, обводя нас своими большими глазами. «Зато ты, Леночка, нисколько не изменилась, всё такая же красивая, как, тогда, в школе», прерывающимся от волнения голосом произнёс мой водитель. Девушка, приятно смутившись от услышанного и не желая продолжать дальнейший разговор, в присутствии третьего лишнего, пожелав нам хорошего аппетита, лёгкой походкой прошла на кухню.
Эта неожиданная встреча, с работницей столовой, заметно взволновала Андрея. «Знакомая?», спросил я. «Ленка, одноклассница, учились вместе», ответил он, блестя глазами. «Похоже, что не простая одноклассница?», задал я наводящий вопрос. «Непростая, признался Андрей, и самая красивая чувиха нашего класса, да и всей школы!», не скрывая чувств, открытым текстом, огласил он свою точку зрения, теряя аппетит и интерес к обеду. Ткнув вилкой несколько раз в котлету и выпив залпом стакан компота, молодой человек, растроганный неожиданной и приятной встречей, вышел из-за стола.
Я не торопясь пообедал и направляясь к выходу заметил в коридоре, между стеной и пустыми пивными бочками, раскрасневшихся и счастливых одноклассников, встретившихся в столь необычных условиях, спустя несколько лет, после окончания школы. «Подожди, я скоро приду», словно запыхавшимся и немного виноватым голосом, в мой адрес, произнёс Андрей. «Не торопись», ответил я, понимая, что его действия находятся под сложным, трудноуправляемым влиянием, бушующего, словно ураган, биохимического процесса с названием ЛЮБОВЬ!
Коротая, в ожидании, время, я побрёл по посёлку и зашёл в небольшой деревянный магазин, с надписью «ХОЗТОВАРЫ». Среди продаваемых вёдер, топоров, коромысел, пил и прочих хозяйственных вещей, необходимых в сельской жизни, находилась бескурковая двустволка, по цене 60 рублей, марки Иж-58, двадцатого калибра, с укороченными стволами, без прицельной планки и прямой английской ложей.
Эту двустволочку, за её лёгкий вес и небольшие размеры, иногда, называли женской. Такие ружья я встречал раньше и слышал о них хорошие отзывы. Покрутив дробовичок в руках, заглянув в зеркало его стволов и не найдя никаких изъянов, я вернул его продавцу, понимая, что в моей таёжной жизни бескурковка не нужна и продолжил свою экскурсию по посёлку, не спеша, двигаясь в сторону нашей машины. «Бобик» стоял на прежнем месте и, похоже, к нему, за моё отсутствие, никто не подходил.
Ружьё не давало мне покоя. Немного подождав, я, вновь, направился в магазин. Увидев меня, продавец оживилась, почувствовав реального покупателя. «А вот к нему ещё и эти штучки», сказала она, указывая на две пачки латунных гильз по 50 штук в каждой, которые в то время являлись дефицитом. Новенькое ружьё, новые гильзы, как это всё в молодости меня сильно волновало.
«Беру», махнув рукой, сказал я, доставая деньги. «У вас охотничий билет есть», как-то осторожно, словно боясь потерять покупателя, спросила продавец. У меня с собой его не было, но он и не потребовался. Пересчитав деньги и сделав пометку в журнале, работница торговли с лёгкой улыбкой передала мне товар. Я, радуясь своей покупке, словно ребёнок новой игрушке, довольный вышел из магазина.
Мне не терпелось проверить бой своего приобретения. Дома, уже за полночь, зарядив два десятка патронов дробью в новенькие блестящие гильзы, туго набив их пыжами 16 калибра, я улёгся спать в предвкушении хороших результатов предстоящей пристрелки.
Ранним утром в коридоре дома, где я квартировал, раздался оживлённый голос нашего сельского врача Валерия Ивановича, охотника, рыболова и просто интересного молодого человека. «С праздником Первого мая!» бодро и громко, как на параде, произнёс он. «Хватит спать! Поехали уток стрелять!». «Не уток, а селезней, поправил я его, окончательно просыпаясь, куда и на чём?». «Собирайся быстрей, по дороге всё расскажу», торопил меня приятель.
Подворачивался удобный повод проверить новое ружьё в действии. Сборы были не долгими. Компас, спички, топор, нож, фонарик-жучок, необходимые продукты, небольшая медаптечка и ещё кое - что, постоянно находились в моём рюкзаке, на круглосуточном дежурстве.
Наскоро одевшись и рассовав по карманам, накануне, заряженные патроны, обув болотники и держа в одной руке рюкзак, в другой свою новенькую «двадцатку», я вышел из тёплого дома в весеннюю утреннюю прохладу. Погода стояла пасмурная, с холодными порывами ветра, но без дождя. На выходе из села нам повстречался мужчина с вёдрами березового сока на коромысле, который сообщил, что за ночь воды в реке, заметно, прибавилось. «ПОЛНЫЕ ВЁДРА И ПОЛНОВОДНАЯ РЕКА - К УДАЧЕ!», решили мы, прибавляя шагу и размахивая загнутыми голяшками болотных сапог.
Со слов приятеля я узнал, что вчера лесники Витька Матвеев и Пашка Карпович, спускаясь на самодельном плоту вниз по течению от Дунькиной горы до Нижнего затона, проплыв около 15 километров по реке, настреляли много дичи. Плот оставили привязанным к дереву в затоне, что в четырех километрах ниже посёлка, разрешив Валерию Ивановичу пользоваться им. Поступило совместное предложение, на плоту спуститься по реке около 10-12 километров, до посёлка Макаровка, а оттуда выйти на автотрассу и на попутном транспорте вернуться домой. На словах всё выглядело хорошо и просто, и мы приступили к реализации этого предложения.
Без особого труда отыскали в затоне бревенчатое судно, которое напоминало небольшой плавающий остров, срубили две длинные жерди, для управления и без лишних раздумий, освободив его от привязи, отдались воле течения. Фарватер, утратив свои границы, превратил небольшую, в обычных условиях, таёжную реку в сплошной поток воды, текущий среди леса. Мы пытались управлять нашим судном, но сильное течение и большая масса делали его непослушным и трудно управляемым.
С основного русла нас заносило в сторону, ударяя о стволы деревьев и загоняя в тупики, из которых мы с трудом выбирались на открытую воду. Большие размеры плота и его неповоротливость создавали ощутимые трудности для манёвра, среди деревьев и кустарников.
Местами глубина воды не позволяла шестам доставать дна, наводя наши мысли на грустные размышления. Уток было много, но охота в таких условиях не имела смысла из-за невозможности добора битой дичи и наши ружья, за ненадобностью их применения, находились на спинах поверх рюкзаков.
С шестами в руках мы несли напряженную вахту, понимая бессмысленность и опасность нашей затеи. Прервать плавание и причалить к берегу не давали древесная растительность и многочисленные острова и мели, отделяющие нас от материка и мы, продолжая дрейфовать, искали возможности для удобного и сухого приземления.
После очередного тарана с деревом, большая часть брёвен, отправившись в свободное плавание, заметно сократила в размерах наше судно, превратив его в неустойчивое плавательное средство. Для снижения центра тяжести нам, срочно, пришлось, отсучив голенища болотных сапог, стать на четвереньки на сырые и частично скрытые под водой брёвна. С изменением жизненных условий, меняются и жизненные ценности. О сухом и удобном приземлении мы уже не мечтали.
Картина выглядела удручающей. По остатку плота, удерживая его равновесие, с суровыми и озабоченными лицами, ползали два сельских интеллигента. В предчувствии надвигающейся беды, я посоветовал приятелю снять сапоги и фуфайку и готовиться к худшему.
Кругом была большая, быстрая и холодная вода. Иногда проплывали отдельные льдины. В какой-то момент, нарушив балансировку, мы оба, внезапно, оказались за бортом, в холодном объятии водной стихии. Бросив нас на произвол судьбы, остаток плота равнодушно поплыл по течению.
Я вырос на берегу Иртыша, в солнечном Павлодаре и хорошо плавал, но меня пугала холодная вода и опасность переохлаждения, несмотря на то, что мы оба были крепкого сложения. Одежда, обувь и прочий балласт, также, не добавляли оптимизма. Я помнил, как в студенческие годы, во время сдачи зачёта по технике безопасности, перед производственной практикой по охотоведению, мой преподаватель, Виталий Васильевич Головных, известный не одному поколению иркутских пуш-меховских охотоведов, рассказал случай, как он, забираясь в тайгу по замерзающей реке, на лодке, перевернулся среди ледяной шуги и благополучно достиг берега вплавь. «Помните, говорил он, у человека, находящегося в холодной воде есть 15-30 минут времени, за которое можно многое успеть! ГЛАВНОЕ, НЕ ТЕРЯТЬСЯ!» И эти воспоминания обнадёживали меня.
Я легко освободился от обуви, благо, сапоги были обуты на лёгкую портянку. Повесив ружьё на шею и скинув рюкзак, я, наглотавшись воды, напрасно пытался снять штормовку, которая плотно прилипла к моему мокрому свитеру. По левому берегу рос сплошной тальник, по правому деревья. Земли видно не было. Мы находились в основном русле реки.
Нам нужен был правый берег. Взяв ружьё в левую руку, лёжа на боку, я усиленно грёб в сторону леса. В нескольких метрах от меня плыл Валерий без ружья, рюкзака и телогрейки. Один сапог ему удалось сбросить, второй упорно не хотел расставаться со своим хозяином, создавая ему неудобство и дискомфорт.
Доплыв до деревьев я попытался стать на ноги, но уйдя в холодную пучину с головой и не достав дна, вынужден был, неожиданно, освободив руку, расстаться со своим новеньким ружьём, так и не познав результатов его пристрелки. Валерий, учащенно размахивая руками, упорно и уверенно продвигался в нужном направлении.
Когда наши ноги коснулись земли, мы весело крича и подбадривая друг друга шутками, побежали к показавшемуся берегу. Выйдя из воды до колена, я помог напарнику избавиться от мешавшего ему сапога. Мель вскоре закончилась и перед нами предстал последний глубокий водный рубеж, отделявший нас от желанного берега, который мы, с согревающими криками, кинулись преодолевать.
Вот и желанная земля. Намёрзшиеся, но живые и счастливые, словно уцелевшие после кораблекрушения, выходили мы на твёрдый, сухой грунт высокого берега. До ближайшего жилья, посёлка Макаровка, по нашим подсчётам, оставалось около 5 километров. Огня, для обогрева и осушки, развести было нечем. Спички остались в рюкзаке. Нам ничего не оставалось, как, не теряя времени, в поиске тепла и уюта, спешно двигаться к человеческому жилью. Вдоль реки тянулась тракторная дорога, идущая в посёлок, по которой чередуя бег с быстрым шагом, мы продолжили свой незапланированный МАРАФОН.
В Макаровке проживал, вместе с родителями, наш общий знакомый, охотник и рыбак Василий, у которого мы рассчитывали найти приют и привести себя в порядок. Вбегая в посёлок, своим внешним видом и поведением, мы напугали пожилого мужчину, шарахнувшегося в сторону.
«Где живёт Васька Шишловский?», не останавливаясь, на бегу спросил я у него. «Перший дом, перший дом, с того края, перший дом!», выпучив удивлённые глаза и оживленно замахав обеими руками, словно отмахиваясь от нас, как от НЕЧИСТОЙ СИЛЫ, торопливо произнёс он, пытаясь понять, кто мы такие и откуда.
Ворота Васькиного дома оказались гостеприимно распахнутыми. Мы попали «с корабля на бал». Семья Шишловских, в компании гостей, отмечала день Международной Солидарности Трудящихся. Праздный люд, прогуливающийся во дворе, после очередного застолья, охотно принял «артистов с погорелого театра» в свои ряды. Одни сочувствовали, другие, смеясь, шутили, третьи давали разные советы.
Василий спешно отвёл нас в тёплую избушку, служившую подсобным помещением в хозяйстве, в которой горела печь и булькала в большом чугуне поросячья картошка. Сбегав в дом, он вернулся с двумя полными кружками домашней браги. Следом, его отец с матерью, принесли разнообразную еду. Это было кстати, так как в течение целого дня мы ничего не ели. Согревшись изнутри сладкой и хмельной бражкой и плотно покушав, мы стали приводить себя в порядок, примеряя давальческую одежду и обувь.
Вечер вступил в свои законные права, когда в избушку вместе с Василием вошёл незнакомый, молодой паренёк. «Собирайтесь, объявил Василий, Мишка отвезёт Вас на тракторе домой!» Я посмотрел на механизатора, который был навеселе, покачивался, как на шарнирах и особого доверия не внушал.
«Вася, может нам лучше на попутке попробовать?», робко, тихим голосом, предложил я свой вариант. Валерий был такого же мнения. «Какие тебе попутки в праздник! Народ сегодня гуляет! Это Вам дома не сидится! Хорошо хоть Мишку нашёл и уговорил!», выпалил, разгоряченный, Василий.
«А ты, Миша, уверенно себя чувствуешь, справишься, не подкачаешь?», поинтересовался я, обращаясь к молодому механизатору. «Охотоведу с врачом отказать, себя наказать! Не боись, не впервой, не такое бывало! Прыгайте в кузов, довезу с ветерком, в целости и сохранности!», залихватски уверил нас «бывалый» тракторист.
«На безрыбье и рак рыба! На безлюдье и Фома человек!». Не имея иного выбора, приняв на «посошок» и отблагодарив за оказанное тепло, заботу и внимание семью Шишловских, мы забрались в длинный прицеп трактора «Белорус». Рёв пускача, резанувший праздничную атмосферу посёлка, подвёл черту нашему «неофициальному» визиту.
Трактор весело побежал по вечерним улицам, подпрыгивая и виляя прицепом, на котором, ухватившись за его борта руками, возвращались с неудачной охоты, незадачливые охотники, поневоле ставшие не только участниками, но и победителями праздничного МАРАФОНА, а победителей, как известно, не судят! На охоте всякое бывает. На то она и ОХОТА!
Биолог – охотовед Ворушин В.Д.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 2