А сам Николай Рыльский (спасший Поддубного) поразил меня каким-то монашеским обликом.
Увидев его, я подумала - "Как ему пошла бы ряса". А я знаю, что рядом с Рыльском есть монастырь, и там жил знаменитый батюшка Ипполит, которого описывали, как человека, умеющего любить. Мне впервые рассказали о нем в ночлежке для бездомных в Тюмени, и подарили книжку. Я взяла, но читать не собиралась, а в самолёте прочла и через книгу сама полюбила этого батюшку, которого уже и не было в живых. Через дня три случайно оказалась в женском монастыре на Селигере, и там мне вручили точно такую же книжку. Настоятельница этого монастыря раньше жила в Рыльском монастыре и была духовным чадом отца Ипполита.
Николая Рыльского я сегодня спросила напрямую - откуда происходит его фамилия. Оказалось, что от самих основателей Рыльского монастыря, которые ещё при Иване Грозном бежали из Болгарии. А потом несколько поколений их служило в царских войсках. А Николай - из инженерных войск. Он взял Поддубного, совершенно не зная, что тот журналист. Довёз его до поселковой больницы, позвонил одновременно оператору на 112. Больница была на замке. Оператор безуспешно пытался дозвониться главе района. Николай видел, что каждая минута причиняет Поддубному боль - у него была ободрана кожа. А сам Николай понимал эту боль - она отдавалось воспоминанием: когда он был маленьким, упал с велосипеда и стер огромный лоскут кожи начисто до мяса. Оператор 112 уже выбежал сам и бегал вокруг больницы. Николай добежал уже до морга, чтобы найти хоть кого-то. Привезли ещё раненых, но ни врачей, ни глав - никого не было. Чтобы не продлять муку страдающих, Николай скомандовал уезжать. И пока ехали, Поддубный постоянно спрашивал - долго ещё?
Николай работает в Москве строителем. Он в тот день выехал за отцом и матерью. Я его спросила, что чувствует человек, который должен рваться к родителям, но вынужден остановиться для оказания помощи незнакомому, и Николай сказал удивительную вещь. Вернее, давно известную. "Ну рядом же - он", - ответил он, имея в виду обожженного журналиста. "Как я могу его оставить?". Это иносказательное повторение заповеди - "Возлюби ближнего своего". "Ну рядом же - он". Не зря в облике Николая так много монашеского.
Потом в этот же день, ночью и на следующий день он пытался прорваться к родителям. Для нас история закончилась, когда он передал Поддубного волонтёрам, а для него только начиналась. Он прятался в лесах от дронов, уворачивался от них. Он ехал над минами, через разбросанные "лепестки". Да, представьте, они густо разбросали в Курской области "лепестки". Он штурмовал Суджу десять раз, и ему не удавалось дойти до родителей. Но он знал, что его отец - охотник, директор совхоза, знает все тропы, и если решит бросить дом, то мать выведет. У Николая замечательная мать. Когда он был маленьким, она хорошо воспитывала его - гоняла как сидорову козу, это Николай и ценит. Мать в молодости сильно боялась лягушек, Николай их ловил, совал ей в карманы, и за это от матери получал.
Его отец решился выходить из Суджи, то есть оставить родной дом, когда его попросил об этом таксист Виктор. Отец насыпал курочкам побольше корма, дал скотине корм. Мать взяла икону Николая Чудотворца, прижала к груди, и они поехали. А сам Николай в это время стоял уже который день на трассе, под дронами и всматривался во все машины, которые проезжали. На какой-то день он увидел в одной из них отца и мать, прижимавшую к груди икону. Когда мать привезли в Курск, у нее ещё долго невозможно было забрать икону, так она ее прижимала к груди.
Но больше всего меня поразило в Николае чувство вины, с которым он говорил о том, что не может себя заставить ненавидеть украинцев. Он, по-прежнему, несмотря ни на что считает, что они - члены большой русской семьи. Его семьи. Нашей. Наверное, в приграничье легче не ненавидеть - граница после распада Союза прошла по одним семьям. Всё-таки добр русский человек
Марина Ахмедова.
Нет комментариев