Предыдущая публикация
Ехать никуда не хотелось.
🐯😳🎎
Ехать никуда не хотелось.
Погода не шептала, да и желания рыбачить не было, хотя это дело Петр любил. И девчонок своих приучил. Всю Волгу исколесили в свое время вдоль и поперек. И лучше ухи, чем та, что варила Иришка, Петр не ел никогда и нигде. Были у нее свои «секретики». Отец, конечно, о них знал, но ни разу никому не сболтнул лишнего. Уж как Семен его ни уговаривал поделиться, а Петр сдержался.
А потому, что нельзя предавать доверие детей своих! Не положено! Раз распустишь язык и все! Не будет тебе больше веры! А где веры нет, там и любви немножко.
А девчонок своих Петр любил очень. Даром, что был им не родным отцом, а отчимом.
С матерью Иришки и Леночки он познакомился случайно, когда приехал работать в город, который стал со временем ему родным. Молодой парень, только после армии, и женщина, почти на пять лет старше. С двумя детьми на руках…
Никто его тогда не понял. Ни родня, ни друзья. Мать так и вовсе убивалась, умоляя одуматься и не губить свою жизнь.
А Петр был просто счастлив… Ведь его любили!
Галя, мать девчонок, была простой, не шибко образованной женщиной. Техникум и тот не окончила. Работала ткачихой на фабрике и мыкалась с двумя детьми в общежитии. Муж ее после рождения второй дочери бросил, заявив, что мечтал о сыне, а юбки ему, да еще в таком количестве, не сдались и даром. Алименты платил копеечные и детей своих знать не желал.
Галина, хоть и зарабатывала неплохо, но тратить деньги совершенно не умела. Могла с получки накупить детям сладостей, а потом занимать в конце месяца на молоко у подруг.
Она была тихой, очень покладистой, и таила в себе такой океан нерастраченной любви и нежности, что Петра чуть не смыло его водами, когда до него дошло, что эта женщина именно та, кого он так долго искал.
Скандал, который устроила ему родня, был безобразным. Галина, которая приехала знакомиться с будущими родственниками, забилась в угол и слушала то, что о ней говорили, без возможности даже уйти. Мать Петра просто встала в дверях и заявила, что не выпустит ее до тех пор, пока не убедится, что сын в безопасности.
Петр пытался объяснить что-то родителям, Гале, родственникам, которые кричали, перебивая друг друга. А потом понял, что его все равно не услышат.
Тогда он взял за руку свою будущую жену, и просто вышел из дома родителей, легко стряхнув с плеча цепляющуюся за него мать.
- Петя, сыночек! Неужели из-за нее ты от матери родной отвернешься?!
- Мама, не я, а ты от меня отвернулась! – обернулся Петр в дверях. – Что плохого мы сделали? Полюбили друг друга? Чем Галя виновата? Тем, что старше и дети у нее есть? Эх, мама! Себя-то услышь! Может и поговорим потом. Но не сейчас! Думай!
Обнимая рыдающую Галину, Петр трясся в автобусе, который увозил его из родного поселка, но горечи в его душе не было.
- Что ж ты плачешь, глупенькая? – целовал он мокрые щеки своей невесты. – Все хорошо будет!
- Ох, Петя! Да как же будет-то?! Ведь родные это твои! Пройдет время. Ты пожалеешь, что со мной связался, и что тогда? Может, пока не поздно…
- Не может! – жестко отрезал Петр и Галина умолкла, понимая, что решение, принятое им, не пустое.
Свадьбу сыграли тихую. Пара Галиных подруг, да приятели Петра с завода, на котором он работал. Посидели немного, и разошлись. А наутро Петр поднял своих «девчонок» и впервые вывез их на рыбалку.
Сонные, ничего не понимающие, Иришка и Леночка жались друг к другу в лодке, но уже скоро разошлись так, что чуть не перевернули ее. И пусть в тот день всего улова было две плотвы и маленькая щучка, запомнил его Петр, как один из самых счастливых в своей жизни. Робко смеялась Галина, хохотали девчонки, а рассвет, золотящий воды Волги, сулил что-то очень хорошее, светлое, полное. То, о чем люди так часто мечтают, но получив, почему-то не замечают за проблемами и заботами.
Когда Галина и Петр сошлись, Ирине было четыре года, а Леночке – три. Петра они поначалу немного сторожились. Боялись. Ведь со своим отцом ласки не видели. Но со временем поняли, что от этого высокого молчаливого дядьки не нужно ждать плохого. И поможет, и расскажет, и кашу сварит, если мама на работе задержится. Поэтому, папой Петра девочки начали называть уже через несколько недель. А потом и вовсе «папкали» без перерыва. К маме – за лаской и по девичьим делам, а к отцу – с проблемами и секретиками.
Про всех кавалеров и «любови» сестричек первым узнавала не Галина, как раз Петр.
- Пап, меня Мишка на свидание позвал. Идти? Или обождать немного? – Иришка пришивала пуговицу на рубашку отца.
- А сама как думаешь?
- Рано. Он – ветреный! Сначала с Олькой гулял, потом с Наташкой. А теперь ко мне клинья подбивает! Нет! Не пойду!
- Молодец! Маринованный огурец покрепче будет, чем соленый.
- Папка!
- А я что? Я – ничего! Ты себя блюди! Чтобы мне потом не краснеть перед матерью!
- Обижаешь!
Девчонки росли, а Галина грустила.
Ее мечта подарить Петру ребенка становилась все более призрачной. К тому же, с родней мужа отношения у нее так и не сложились. Свекровь, Надежда Ивановна, ее знать не хотела, а другие родственники дружно игнорировали и ее, и детей, когда изредка встречались с семьей Петра на редких семейных праздниках.
Впрочем, Петр, понимая, что его выбор так и не был принят, ни на чем не настаивал. С родней виделся редко. Только, когда совсем нельзя было избежать визита. Родителям помогал по мере возможностей, но упреков в адрес жены или детей не допускал, раз и навсегда поставив точку в спорах о том, что для него было бы лучше.
С места все сдвинулось, когда отец Петра ушел из семьи, неожиданно и странно, найдя себе молодую. И его не остановили ни слезы жены, ни недоумение сына, ни волна негодования, которая поднялась среди родственников.
Надежда, потеряв опору под ногами от таких новостей, слегла. Не желала никого видеть, гнала от себя даже близких и упивалась своим горем до тех пор, пока, обеспокоенный ее состоянием, сын не забрал ее к себе. Поначалу на время, а потом оказалось, что насовсем.
Почти месяц растерянная и униженная, она пролежала лицом к стене, раздраженно отвергая всякую заботу со стороны Галины и девочек.
А потом Галя не выдержала. Выпроводив как-то детей в школу, пришла в комнату свекрови, присела на край кровати и заговорила.
- Знаю я, как вам больно сейчас. И что жить не хочется, тоже знаю. Я ведь тоже чуть в петлю не полезла, когда от меня первый муж ушел. Чего я только от него не наслушалась! И что кривая, и что косая, и что любить такую, как я, нет никакой возможности… Но не это меня задело больше всего. А то, что он о детях наших сказал так плохо, что сердце у меня зашлось.
- И что же он сказал? – не поворачивая головы, задала Галине вопрос свекровь.
- Что никогда не хотел их. Потому, как от меня... И если бы не родились они на свет – не расстроился бы.
- И как только язык у него повернулся! Бессовестный! – сплюнула в сердцах Надежда.
- Да что ему? Язык, он ведь без костей. Верти им, как хочется… Но я тогда поняла, что словом уничтожить можно. Была ты – и нет тебя! Потому как не нужна больше…
Надежда вздрогнула, повела плечом, но слез своих невестке не показала.
- Что остановило тебя? – голос ее был глухим и настолько безжизненным, что Галина не выдержала.
Обняла порывисто, прижимая к себе и вбирая в себя дрожь той, что слова ей доброго не сказала за все это время, и шепнула:
- Дети. Только они и остановили. Если отец их не хотел, то как без матери их оставить?! Где справедливость тогда в этом мире? Разве не должен человек в любви расти и солнышку радоваться? Меня мама любила! Я и сказать не могу, как она меня любила… Жаль только, что ушла рано… Не успела я понять, как это, когда тебя любят больше жизни… Может быть и не было бы тогда в жизни моей стольких ошибок? А Петю я встретила бы не тогда, когда от отчаяния уже всякую надежду потеряла, а в свое время. И дети мои, которые зовут его папой с радостью, были бы его детьми… Как знать…
Договорить Галина не успела. Зажала рот ладонью и вылетела из комнаты.
А Надежда прислушалась к тому, что происходит в ванной, где скрылась невестка, и вдруг несмело улыбнулась. А потом вытерла слезы и поднялась с кровати.
Галина же, вернувшись в комнату, удивленно ахнула.
- Какой срок у тебя? – Надежда расчесала длинные волосы, привычно свернула их в «гульку» на затылке, и впервые за все время обняла невестку. – Потерпи немного. Я Петю носила, тоже только и делала, что с белым другом обнималась. А потом – ничего. Прошло.
- Три месяца уж… - зарделась Галина, пряча счастливые глаза.
- Значит, скоро полегчает, - Надежда отстранила от себя невестку и придирчиво оглядела ее. – Тоща больно. Кормить тебя буду! Хочу здорового внука или внучку.
- А если девочка будет? – Галина едва заметно напряглась.
- И хорошо! Какая разница-то? Лишь бы здоровенький ребеночек родился! А остальное – как Бог даст!
В положенный срок на свет появился крепкий здоровый мальчишка, который окончательно примирил большое семейство.
Девчонки в братике души не чаяли, а Надежда, видя, какими ласковыми они растут, сменила гнев на милость. И скоро Ира и Лена, так же, как и их братик, Саша, начали называть Надежду бабушкой.
Дети росли. Время шло.
Ушла из жизни Надежда. Окруженная любовью и заботой всего семейства, она боролась, сколько могла, но болезнь оказалась сильнее.
Петр, потеряв мать, не находил себе места. И только Галина могла его успокоить и примирить с действительностью, без конца напоминая ему о том, как любила Надежда детей и как хотела бы, чтобы у них все было хорошо.
И вот уже выдали замуж сначала Иришку, а потом и Леночку. Уехал учиться в северную столицу Саша, грезивший о море и мечтавший стать моряком. И Галина с Петром остались одни. Ждали внуков, надеялись на долгую совместную старость, но судьба распорядилась иначе.
Галина сгорела так же быстро, как и Надежда. Терпя в последние свои дни боль, она, как могла, успокаивала Петра.
- Ты девочек не бросай, Петя! Ты им нужен!
- Что ты такое говоришь, Галочка?! Как я их оставлю?!
- Знаю, что рядом будешь! Только… Я тебя прошу, ты не сердись, если они когда-никогда про тебя забудут, не позвонят или не приедут… Сам понимаешь, что своя жизнь у них. Семейные дела да хлопоты. Но это не значит, что они тебя любить меньше станут! Ты же знаешь?
- Знаю! Могла бы и не говорить!
- Вот и хорошо! Вот и ладно! А теперь, посиди со мной, а я полежу немножко тихо-тихо. Так мне легче… Так спокойнее…
Она так и ушла. Как жила. Тихо и почти незаметно. Петр даже не сразу понял, что она уже не дышит. Задремал ненадолго и проснулся от того, что услышал голос Галины:
- Люблю тебя…
Скатиться в отчаяние ему не дали. Рядом все время кто-то был. Дети переживали уход матери, но понимали, что остался отец и ему нужно дать хоть какую-то опору.
И снова время шагало, безжалостно собирая оброненные жизнью мгновения, и не считаясь с желаниями людей. Какое ему дело до того, что хочет человек? Вот он есть… и нет его. А время – вечно. Ему не ведомы боль и страх. Но не знает оно и любви.
А Петр и его дети ее знали…
О том, что отец отдаляется от них, Ира и Лена догадались не сразу. У Ирины были проблемы со здоровьем, и она шла своим, очень сложным путем к мечте.
А мечтала она о том, чтобы стать мамой. И каждый раз, когда врачи разводили руками, Ирина стискивала зубы, вспоминая слова отца: «Маринованный огурец покрепче будет…»
У Лены же были свои сложности. Она разошлась с первым мужем и строила отношения снова, но из страха перед очередным предательством, «буксовала», не давая себе принять любовь и расслабиться.
Саша же с отцом общался редко. Сказывалась работа. Зато, когда приезжал в гости, они с Петром сутками не спали, просиживая с удочками ночи напролет. Говорили шепотом обо всем на свете или молчали, чувствуя, как наполняется сердце надеждой на будущее.
Петр, конечно, обо всех проблемах знал. Поддерживал, как мог, своих детей, но таился от них. Не хотел быть обузой.
Откуда у него взялись эти мысли, он и сам бы не ответил. Потому, что не знал. Никогда дети не давали ему понять, что он лишний в их жизни. Всегда старались быть рядом. Но Петр почему-то решил, что мешает им и старался «не отсвечивать».
Снасти были собраны, надувная лодка уложена в багажник новенькой «Нивы», подаренной сыном на юбилей. И оставалось только выбросить мусор и забежать в булочную, чтобы разжиться свежим хлебом.
У мусорных баков Петр замер, прислушиваясь, а потом решительно зашагал в сторону росших неподалеку кустов.
Котенок был слепым, мокрым, и очень грязным. Он мяукал все тише, тратя последние силы на этот зов. И Петр, уложив на ладонь это тщедушное существо, вдруг испытал такой приступ острой, всепоглощающей жалости, что даже раздумывать не стал. Стащил с себя теплый шарф, завернул в него котенка, и поспешил домой.
Возни с Бусинкой, как назвал Петр найденную кошечку, ему хватило надолго. Дочери звонили, спрашивали о том, как дела, и Петр бодро рапортовал, что все отлично и он очень занят, не уточняя, чем именно.
Животных в доме он никогда заводить не хотел. Чистюля Галина тоже была против. И хотя девчата иногда притаскивали с улицы щенка или котенка, как правило, их тут же пристраивали в хорошие руки, потому, что дети никогда не настаивали на том, чтобы оставить найденыша.
Что делать с Бусинкой, Петр знал. Да и что там было сложного? Ребенок же. Пусть и кошачий. Отмыть, накормить, согреть и… любить. А там, глядишь, что-нибудь путное вырастет.
Так и получилось. Дети, закрутившись в своих делах и заботах, на какое-то время приостановили визиты в дом Петра, и он навещал их сам. А потому, Бусинка какое-то время оставалась секретом для близких Петра.
И лишь когда он простыл на очередной рыбалке, и Ирина приехала к нему, чтобы проведать, она удивленно ахнула, увидев шаловливого котенка, который вылетел ей навстречу в прихожей.
- Папка! Ты кота завел?!
- Кошку! – прохрипел осипший Петр. – Знакомьтесь!
- Ну ты даешь! А Ленка знает?
- Нет. И Сашка тоже. Вы не спрашивали.
И тут Ирина сделала то, чего так не хватало Петру. Подошла, обняла крепко, прижавшись лбом к горячей щеке:
- Прости, папка… Совсем мы замотались… Стыдно… Ты в порядке, пап?
Петр закрыл на минутку глаза, обнимая дочь и чувствуя, как маленькие коготки цепляются за штанину.
- Буся, не шали! – добродушно проворчал он, осторожно отодвигая от себя кошку. – А ты? Чего ко мне прилипла? – тронул он губами лоб дочери. – Тоже соплей хочешь?
- Нельзя мне соплей, папка! – улыбнулась сквозь слезы Ирина. – Буду рожать тебе здоровых внуков…
Что-то огромное, светлое и звенящее на все лады серебром колокольчиков, поднялось в душе Петра, и он задохнулся от счастья:
- Получилось?!
- Да, папка! Все получилось! Ты будешь дедом…
- Так! – взревел Петр, отстраняя от себя дочь. – Марш отсюда! Еще не хватало, чтобы зараза какая прицепилась к тебе! Иди-иди! Я справлюсь! Если что, Буся, вон, поможет!
- Ой, папка, скажешь тоже! – рассмеялась сквозь слезы Ирина. – Я к тебе Ленку пришлю!
- Не надо!
- Что ж ты все вредничаешь, а?! Сам о нас заботился всегда, а о себе не даешь? Нечестно это, папка! Нельзя так!
- Ладно, - устыдился Петр и легонько подтолкнул дочь к дверям. – Иди уже! И береги себя! Поняла?
- А то! – Ирина присела на корточки, погладила Бусинку и погрозила ей пальцем. – Присматривай за ним! Он хороший!
Дедом двух здоровеньких крепких мальчишек Петр стал ровно в срок. А еще через год принял на руки первую внучку, которую родила Елена. И отплясывая с подросшими внуками на Сашиной свадьбе, Петр от души веселился, не замечая, как любуются им дети.
Ирина подойдет к нему в перерыве между танцами, обнимет, и спросит:
- Ты в порядке, пап?
И Петр кивнет в ответ. А потом выпросит разрешение забрать к себе внуков с ночевкой. И Бусинка будет радостно носиться вместе с детворой по квартире, а потом свернется калачиком под боком у Петра, слушая, как он читает на ночь сказки детворе.
И когда он приглушит свет ночника и укроет уснувших ребят потеплее, Бусинка боднет протянутую ей ладонь и тихонько мурлыкнет в ответ на Петрово:
- В порядке мы, да, Бусинка? Все у нас хорошо… Светло в доме…©
(Автор: Людмила Лаврова)
Следующая публикация
Нет комментариев