Дед Матвей и магические страдания.
- Я так скажу: когда деньги деньгами были, на наших баб мы тока радовались. Женщины – ого-го! И в магазин за дефицитом прорвутся, и мужика в аванс перед пивной остановят. А теперь все с ума спрыгнули. Даже бабка моя и та на старости лет рассудком тронулась. Всю жизнь, как пчелка трудилась, мы с ней и войну пережили, и разруху – все нипочем! Теперь – хоть плачь. Понакупила всяких книжек магических, хату черте во что превратила. Тьфу! Срамота! И что характерно, куда ж ты лезешь, тундра нетяпаная, ежели у тебя окромя инстинктов материнских, никакого ума нету. По углам какие-то лучинки коптят, аж дышать нечем, к образам на полку еще каких-то жаб-инвалидок поставила. Такая приснится – мокрым проснешься, да не от поту, ежели вообще подымешься Энто, говорит, по Фэн-шую, символ богатства. Я ей в ответ: ну-ка убирай эту феншуёвину от Божьей Матери, а не то так ухватом отделаю, сама символом станешь, токма не богатства, а глупости в мировом масштабе! Еле убедил. Убрала. Полез проверять, а за иконой еще один статуй прячется. Мужик полуголый, довольный, улыбка на всю харю, а живот… Видать очень пиво любит. У них в фен-шуях, видать брага в почете. Я опять к бабке с допросом. Она, мол, энтот - ихний божок веселья, достатка и, опят же богатства. Хочуном зовут. Плюнул в сердцах и вынес его в сени. Пусть там богатство приносит. С лучинками духмяными совсем беда. Из дома не тока тараканы ушли, коты и те носа не кажут. Да что там греха таить, я и сам теперь в хату только по большой потребности захожу, а так больше в хлеву со свинюшками, да коровками. Уж лучше навоз прибирать, чем на диван плюхнуться, глаза в кучу свести и сидеть столбом всякими жасминами с мандрагорами задыхаться. Для здоровья и хозяйства, оно, чистота - пользительней.Но хуже всего – это магические книжонки! Ежели кто и изведет род человеческий, так это магия, будь она трижды не ладная, и те дуры, которые в нее верят, а пользоваться не умеют. А страданье от этой напасти нам, мужикам, неслыханное! Вот, показалось Матрёне моей, что я на соседку искоса посматриваю, и решила она меня приворожить. Какие соседки на девятом десятке?! Тут на порожек с третьего раза залазишь, кажную ступеньку, как Берлин штурмуешь!.. Уж варила она зелье бесовское, уж нашептывала, полбороды мне во сне выщипала, каналья. На следующий день в суп подлила мне смеси дьявольской. Говорит: теперь не будешь на соседок смотреть. И правда, цельную неделю света белого не видел! Вообще ничего кроме вороньего гнезда на дальнем тополе. Только его и видать-то в щелку сортирную.
Недавно внучатый племянник заболел, так моя сколопендра такое в книжке прочитала, думал, на себя руки наложу. Это ж надо додуматься! В полночь пойти на кладбище, сорвать со свежей могилы траву каку-нибудь, убедиться, что не ядовитая, потом вернуться домой, не оглядываясь, заварить ее, и парнишку в энтом рассоле искупать. Сама, конечно, боится до одури, значит надо на меня самую страсть скинуть. Иди, говорит, сам добровольно, а то опять приворожу. Хочешь, не хочешь, а желудок беречь надо. Ить душа женская – потемки страшные. Сроду не поймешь чего вычудить может. Хватит мне и одной язвы – бабки! Пришлось ковылять на погост. До него моим шагом, аккурат, полчаса скрипеть. Эх, жизнь – портянка стирана! Припёрся на кладбище, темень вокруг, хоть глаз выколи! Кое-как добрел до могилки кума моего, деда Никифора. Его, аккурат, на прошлой неделе схоронили. Шарил, шарил руками в темноте кромешной, ничего кроме венков пластмассовых нет. Во дела – не выросла еще травка-то. Продолжаю на карачках лазить, а сам думаю, если найду, как на отраву проверишь? Надкусить да подождать пока окочурюсь, али нет? Вдруг из-за соседней могилки встает силуэт темный и стонет с надрывом: «Иди сюда, братан, тут дурь покруче». Матерь Божья! Схватил в охапку пучок чего-то полусухого, колючего да как рванул оттэдова! Мчался, как ветер, не оглядываясь. Забор перемахнул в один заход, как в детстве! А может и не перемахнул… может скрозь прошел? Шибко не помню того моменту, но дома был уж минут через пять. Бабка, не глядя, плюхнула мою добычу в чан с кипятком, весь пучок. Запах пошел, как на фабрике, где я до войны конопляные веревки вил. Пока отвар настаивался дух аж до сельсовета дошел… и до участкового тоже… Тот сразу к нам. Долго протокол писал, брови хмурил, да укорял. Бабку мою на учет поставил, а зелье колдовское приказал вылить. Так и не знаем теперь, помогло бы оно племяннику, али нет. Мне уж точно не помогло – теперь весь, как лунь, седой, а раньше тока голова… Малец, как про страдания мои прослышал, так смеялся, аж без отваров выздоровел.
Другой раз совсем она меня опозорила. Прямо с ног до головы! Стали у нас курей воровать. На лисицу не похоже. Я капкан ставил, так кроме самой бабки никто в него не угодил. Неделю лежала, с ногой маялась, к книжкам своим колдовским не подходила. У меня аж душа оттаивать стала. Думал, образумилась. Ан, нет! Вычитала в одной из них рецепт. Как мне озвучила, так я и обмер. Что ни говори, а зря родители энтих писак в свое время не предохранялись от беременности. Надо ж было додуматься!? Пишут: выведите животное на задний двор, заставьте сидеть смирно, а сами вокруг него в голом виде круги нарезайте со всякими нашептываниями. Бабка опять ко мне, мол, иди обряд делай, чтоб курочек-несушек не воровали. Тут я не выдержал. Взял нагайку наперевес. Нет, говорю! Хоть всю оставшуюся жисть меня своим приворотом слабительным потчуй, а на улицу я без порток не выйду. Токмо знай, что и тебе на пятой точке не сидеть боле. А ежели ты, сколопендра, меня, всё ж таки заставишь, то уж курицу не смогу я заставить смирно сидеть. Я тебе не Куклачёв! Хватит чужими руками из печи чугунки с кашей доставать! Тут она и призадумалась. Самой не хочется телесами светить, а и отказаться нельзя от действа непотребного – это ж какой козырь мне в руки супротив ее увлечения бесовского. Решили так: я держу курицу, а бабка пляшет вокруг. Она сначала, было, осеклась – это ведь и я под действие колдовское попадаю. Оно, так подозреваю, когда ей нагайкой да кочергой пригрозил, она сама втайне мечтать стала, чтоб меня кто-нибудь украл. Ан, нет! Не с ее счастьем-то! Ну да ладно. Пошла раздеваться. Подождал я минут сорок, пока она до панталонов дошла и в огород. Поймал главную несушку и держу посреди двора за ноги. Со стороны – чучело чучелом. Курица орет как резанная, ей же не объяснишь, что не в суп готовят, а в обряд для ее же блага. А бабка все не идет и не идет. Наверное, никак пятнадцатый чулок не стянет. Тут куриные страдания сосед услыхал. Подходит к забору, подмигивает заговорщицки и намекает, мол, позови на потрошки свеженькие, а у меня, мол, для энтого и самогонка припасена. Я молчу, вроде занят. Стыдоба страшная! С другого боку соседка головой качает, - укоряет за то, что животину мучаю. Ужо и с других дворов соседи заглядывают, шеи тянут. Тут-то моя бабка и появилась во всей красе. Оно, конечно, в молодости первой красавицей на станице была, но ить годы-то свое берут… Сосед мой после того случая, как Матрёнин ниглёж увидал, ни капли в рот не берет. А я к крыльцу спиной стоял, не усек когда ведьма моя домовырощенная из-за гумна выскочила. Только гляжу, соседка с лица спала, волосья последние в горсть сгребла да как заголосит. Оборачиваюсь и… сам чуть в обморок не грохнулся. Оно ж, когда вечером в полутьме спать ложисся, колёр не тот, а при свете дня я ее, красавицу свою, ужо почитай годков под сорок без валенок и телогрейки не видал. Сначала у нас с несушкой шок типа столбняка случился. Рябушка как-то вытягиваться неестественно начала, а у меня руки занемели, ноги к земле приросли, а в ушах звон потусторонний начался. Но когда Матрёна с завываниями на третий круг пошла, не выдержал. Она ж телесами так и размахивает в разные стороны, не своим голосом воет, толи зовет кого, толи материт распоследними словами. Мама дорогая! Под Сталинградом против «пантер» с «тиграми» устоял, ДнепроГЭС восстанавливал, не ныл, на кладбище Ваську-наркомана не убоялся… почти… а тут струхнул. Бросил несушку, как есть, вниз головой, и в хлев. Заперся там с быком Борькой в одном загоне. Энтим же быком ворота подпер для страховки. Сидел до самого закату. Ждал, пока врачи из областной психбольницы уедут.
С тех пор со мной соседи если и здороваются, так только на Пасху, хотя многие, я слыхал, жалеют во всю. Курочек, правда, пришлось всех в суп отправить. Они как увидали, что с их товаркой сотворили, всем курятником нестись перестали. Бабка моя теперь не только у участкового на учете стоит, но и в районной психбольнице. Одно хорошо – теперь двери можно вообще не замыкать, хату нашу и без того третьей дорогой обходят. Соседка стала по ночам в кладовке спать и заикаться. Мне за энто муженек ее литр самогону поставил. Ну а с причиндалами магическими я по-свойски поступил. Собрал все в одну кучу да и сжег за хатой. Так-то оно вернее: и у меня душа спокойнее, и у бабки моей сознание целее. Чего и вам желаю, граждане дорогие...
Александр Попов
Иллюстрация из интернета
Художнник Л.Баранов
Нет комментариев