Предыдущая публикация
Портрет
Татьяна Пахоменко
- Свекрови я преподнесла такой подарок, что ей сразу плохо станет! И затрясет всегда, когда будет на него смотреть. Но никуда не денется, не выбросит. Станет и хранить, и держать на видном месте! Вот так. Отольются кошке мышкины слезы! Противная Вера Ивановна моя! За все 15 лет, что мы женаты с Андреем, слова доброго мне не сказала. Бука. Другие хоть что-то говорят, пусть сквозь зубы. А эта молчит. Только глазищами своими черными зыркает. Стараюсь к ней никогда не ездить и в гости хожу на пять минут раз в год, - вещала Катя своей подруге Маше.
Та слушала и поддакивала с энтузиазмом. Внутри нее тоже за компанию клокотало – свою свекровь Мария не особо жаловала.
Они устроили днем нечто вроде девичника – так повелось по традиции, что раз в две недели три подружки детства встречались по субботам.
Катя была парикмахер и виртуозно обновляла всем образы. Именно сегодня пришла ненадолго, ждали клиенты. Маша, работающая поваром, всегда приносила «гору ништяков», как их называл Катин сын Илья.
Была и третья подруга – Алена. Она работала медсестрой и недавно перевелась на новое место. Куда, подруги не знали, как раз и хотели расспросить, да разговор зашел про свекровей.
- Терпеть ее не могу! Она мне вообще никто. Вот не было бы ее и… - снова начала Катя.
И вот тут-то, тихо сидевшая до этого Алена, тоже вступила в разговор, перебив ее.
- И что, Кать? Тебе бы сразу легче стало? – с ухмылкой произнесла она.
- Ну… наверное, - выдохнула Катя, вдруг замолчав.
Она вспомнила сегодняшнее утро. Как несла свой подарок, упакованный в красивую бумагу, злорадно улыбаясь.
Как вручала свекрови Вере Ивановне, а та, словно ребенок, тут же принялась разворачивать, едва не подпрыгивая от нетерпения. Но она, Катя, предупредила: открыть лишь после ее ухода. По любому праздник в итоге испортила противной бабе!
- Девчонки, вот вы меня спрашивали, куда я устроилась, - начала Алена.
Подруги встрепенулись.
- В частную клинику? – предположила Катя.
- Будешь теперь деньги лопатой грести! – хихикнула Маша.
- В хоспис, - просто ответила Алена.
Воцарилась тишина.
- Ты… Зачем? – только и смогла выдавить потрясенная Маша.
- Это же место, где больные… неизлечимо. Как же так, Алена? Не страшно? А деньги? – покачала головой Катя.
- Что вы заладили: «Деньги, деньги». Катя, ты меня извини, конечно. Но мне тебе хочется сказать одно слово: «Дура», - горько прошептала Алена.
- Кто? Кто дура? Свекровь моя? – хмыкнула та.
- Ты дура, Катька. Потому что то, что ты делаешь и говоришь, подло. Я не знаю хорошо твою Веру Ивановну. Ты говоришь, слова доброго она тебе не сказала? А когда вам с Андреем деньги на расширение жилплощади понадобились, кто продал квартиру в центре и переехал в домик на окраине? Твоя свекровь. Без возмущений и уговоров сделала это. Когда у тебя маленький Илюха тяжело заболел, кто возил его к медицинскому светиле, а? Этот доктор, вырвавший его из лап смерти, он же оказался сыном подруги юности твоей свекрови. И спасли твоего любимого мальчишку. А вот другим так могло и не повезти. А когда ты на вечере встреч так наотмечалась, что потом проснулась у своего одноклассника? Да, между вами ничего не было. Но твой Андрюша подобное тебе бы не простил, зная его принципы. И кто опять пришел на выручку? Вера Ивановна сказала, что ты у нее была в ту ночь. Катя, получается, ты кусаешь руку, которая тебя кормит и гладит. Это я образно. Сколько раз мы к тебе приходили, я прямо с такой радостью ела огурчики, кабачковую икру, варенье, лечо, которыми тебя свекровь снабжает. Ты же цветок от помидорной рассады не отличишь! Это же все она старается для вас! Есть люди такие, немногословные. Не умеют они шикарно говорить. А может, стесняются. Но они делами всю любовь показывают! А другие по ушам проедут красиво – а толку нет! – выпалила Алена.
- Спасибо, подруга. Я думала, поддержишь меня, а оно вон как. Еще и обозвала! – вскочила Катерина.
В глубине ее души зашевелился крошечный червячок. Еще недавно он торжествовал, злословил вместе с ней, вынашивал и воплощал в жизнь план мести. Теперь этот личный червячок слушал слова подруги и беспокойно возился, мешая ей, Кате, насладиться триумфом – мучениями свекрови. Кате хотелось сказать червячку, чтобы он успокоился и радовался дальше – ей все равно на слова подруги. Но не получалось. Червячок продолжал тревожно шевелиться.
Маша, которая наблюдая за их перепалкой, съела, не отрываясь, пять пирожков с капустой (на нее в минуты тревоги всегда нападал жор)и почему-то молчала. И Катю, как раньше, уже не поддерживала.
По идее, надо было обидеться, громко хлопнуть дверью, разругаться с Аленой и уйти. Катя уже и собиралась так сделать.
Но противный червячок не давал. Словно пригвоздил ее к месту.
- Вы, наверное, забыли, что у меня мамы нет, да? А я живу с этим! Тоже 15 лет. Как ты, Катя. Только ты все это время причитаешь, как тебе свекровь надоела, которая тебя на самом деле любит. Я же все эти годы умираю от тоски и боли. Когда рука тянется набрать номер, который я помню наизусть. Я же даже телефон мамин сохранила. Регулярно пополняю счет. Знаете, я его иногда оставляю в одной комнате, нажимаю вызов. И бегу к своему телефону. Вижу там вызов: «Мамочка». И ее фото появляется. Беру трубку и разговариваю с … тишиной. Рассказываю обо всем. Кричу, как мне без нее плохо. Как я скучаю. Кутаюсь в мамин плед, представляя, что это она меня обнимает. Кажется, что все внутри уже выжжено от этого горя. Катя, извини, но я молчать не могла. У тебя и мама есть, и свекровь. Кать, зачем ты так? С пожилым человеком. Чего ставишь-то себя выше ее? Помню же, как ты раньше ее все «деревней» обзывала. И еще у меня вопрос. Ты нам всегда прически делаешь, укладки. Спасибо тебе, дай Бог здоровья за это. А Веру Ивановну ты, когда последний раз стригла или волосы ей подкрашивала? – продолжила Алена.
Червячок внутри Кати сжался, как от удара и замер. И словно чей-то чужой голос, в котором она узнала свой собственный, против ее воли тихо ответил:
- Никогда.
- Да ладно? Ты шутишь? Катька, обалдеть. Так реально нельзя! Не по-человечьи. Вот я свою… Да что там, нормальная она у меня женщина, в принципе. Вообще забудьте, что я тут говорила. Свою свекровь я всегда угощаю! И пирожками, и тортиками, куличики к Пасхе ей пеку. А уж она так радуется! Ручками всплеснет, достает все из пакета, улыбается. У нее ручки, как подушечки, такие пухленькие, маленькие, чистый ангелок! – разулыбалась от воспоминаний Маша.
Червячок внутри Кати признаков жизни больше не подавал. И она почувствовала, что может встать и уйти. Он ее больше здесь не держит.
Перед глазами пронеслось сегодняшнее утро. Как там говорила Машка? Пухленькие ручки…
У ее свекрови они были другие. Она, Катя, презрительно называла их «клешни». Большие такие, натруженные руки с с венами. Некрасивые. Как ей казалось. И личико сморщенное. Про себя Катя придумала этому личику прозвище «гнилая картошка». Что она знала о ней, Вере Ивановне? Да получается, ничего толком, неинтересна ей была ее жизнь.
Между тем свекровь всегда оказывалась рядом, когда требовалась ее помощь и участие. Муж говорил, что у него когда-то было две сестры. Не любил об этом вспоминать. Они долго болели, обе.
Вера Ивановна выхаживала вначале дочерей, потом заболевшего мужа. Все они уже умерли. И, кажется, много работала. Ее главной гордостью и любовью был оставшийся в живых сын Андрей – поздний ребенок, муж Кати.
Да что там, сама Катя до сих пор любила его также, как и 15 лет назад. Он же такой красивый, умный, надежный, заботливый, работящий.
- Он такой, потому что мать его так воспитала! А мог бы тебя колошматить, дуру! Или денег не носить! Или любовницу завести. Не всем так везет! А сама-то ты чего ей никогда ничего доброго не говорила, а? Кто мешал? Бесстыжая! Всех стрижешь, а она чем хуже? Чего ты над ней все смеёшься да ядом плюешься, как змея? Дура! – вдруг снова проснулся и заверещал неистово проснувшийся червячок внутри Катиной души.
Она даже подпрыгнула от этого.
- Катюш, тебе плохо? – наклонилась участливо Алена.
Та помотала головой, стараясь не разрыдаться. Как-то нахлынуло разом все. Словно сверкающая вода, сдерживаемая невидимой преградой, готовилась выплеснуться наконец наружу на потрескавшуюся от жары землю.
Надо разговор перевести. Надо уходить. Она думала, будет весело и смешно. Она ошиблась.
Катя, чтобы окончательно не раскиснуть, прошептала:
- Как тебе твоя работа, Алена?
- Глаза их, девчонки, никогда не смогу забыть. Им порой так больно… И думаю, тяжко. Но в глазах лишь свет, добро и надежда. Я слышу много слов. О вечности. О том, что и кто не успел сделать перед уходом туда. И вижу много слез. Как рыдают безутешные родственники. Тут один молодой мужчина приезжал. Весь такой деловой, преуспевающий. Видимо, много работал, все успевал. А его мама у нас лежала. Он ее только что дождем из золота не осыпал, но она к нам почему-то попросилась Оказывается, она все его в село хотела свозить, откуда сама родом. Но он же такой… рафинированный, не ехал никак. Не надо ему это было. Маму увозили его, когда умерла, он на коленях стоял и все кричал: «Мамочка, вернись. Мамочка, вставай. Мы поедем прямо сейчас, куда скажешь. Я дом там куплю. Я все сделаю. Мы всегда будем вместе. Мне же кроме тебя ничего не нужно! Я же никто без тебя, мама!». Или мужчина пожилой все ходил к дочери. Такой, с выправкой военных офицеров. Строгий, седовласый. У девушки волосиков-то совсем не было. Он мне фото ее ранние показывал. Такие волосы, девчонки! Длинные, медовые, густые, ниже пояса. И вот он придет к своей Яночке, заколочку очередную принесет. У нее их целая коробка скопилась. Красивые такие: летние, с клубничками, еще в форме хрустальных гребешков или перламутровые. Мы прямо все любовались! Вначале одна сотрудница у нас недоумевала. Причесывать нечего, зачем вроде такое дарить? А девушка та ждала папу с нетерпением. И эти его заколки, и расчески. Прямо сияла вся, когда их видела. Он все говорил, что станет ее сам заплетать, когда волосы вновь вырастут, как мама раньше заплетала. И потом они поедут вместе к морю. У нее была надежда, прекрасная картинка будущего перед глазами. Тяжко было отцу, он знал, что ничего уже нельзя сделать. Но смеялся с ней, перебирал эти сверкающие заколочки в руках. Дочка умерла, он их потом раздарил все. Я подошла его утешить. Смотрю - у него глаза сухие совсем и столько в них муки! Но прошептал: «С мамой она теперь, красавица моя. Мама ее теперь заплетать будет. Дождутся меня мои девчонки». К чему это я? Да ценить просто надо! Одни у гроба рыдают, встать не могут от обрушившейся беды. Другие борются со страшным недугом. А третьи впустую тратят свою жизнь! Отношения выясняют, интригуют, творят зло. И так утомят в итоге этим того, кто выше всех и могущественнее, живет на небесах. Что и их потом что-то настигнет, когда не ждут. Человек только думает, что он такой самоуверенный, состоявшийся, на коне, что сам хозяин своей жизни. Нет, подружки. Все не так, - вздохнула Алена.
Маша, обмахиваясь газетой, глянула в сторону тарелки. Пирогов уже не было. Ничего, придет сейчас домой и всего настряпает. Она ловко ухватила телефон и напечатала мужу сообщение о том, что сегодня у них домашние посиделки. Будут смотреть кино и угощаться. И чтобы свекровь со свекром непременно были! С ночевой.
- Мне пора! У нас стихийное собрание с семьей! Пока-пока! – ужом выскользнув из-за стола, Маша упорхнула.
Катя тоже встала. Трясущейся рукой стала искать что-то в сумке. Уронила ее. Все содержимое рассыпалось по полу. Алена помогала собирать. Молча.
Также молча они разошлись.
Теперь Кате нужно было по делам. И у нее весь вечер расписан.
Только… Где-то там, на окраине города, в этот самый момент пожилая женщина, которая, как она думала, терпеть ее не может, смотрит на ее подарок. Тот самый, которым она насолить хотела. А если бы она ей преподнесла тоже самое? Конечно, Катя бы расстроилась и сильно. И настроение бы в день рождения было безнадежно испорчено.
Обзвонив всех с извинениями и пообещав скидку на следующий раз, Катя отменила свои встречи и поехала к свекрови. Телефон мужа был недоступен.
Внезапно вспотели ладони. Что скажет он, Андрюша? Это же его мама…
Уже вечер наступил. Окошки в маленьком домике горели. И внезапно ситцевые занавески с ромашками, и герань на окне, которые раньше так раздражали Катю, вдруг показались такими родными и уютными.
- Надо извиниться. Что сказать? Может, другой подарок бы взять с собой. Но нет времени. Пообещаю тогда купить что-нибудь. Она расстроилась. Ох, что я натворила, - думала Катя, двигаясь от калитки к дому.
Не закрыто было. В большой комнате на столе стояла большая расписная тарелка с пельменями. Окрошка на кефире, столь любимая ее мужем. Фаршированные блинчики. Катя застыла в проеме и смотрела почему-то вначале на стол. Ее супруг разговаривал с сыном. Тот, улыбаясь, с аппетитом уплетал бабушкины голубцы. А сама свекровь в синем платье с кружевным воротничком, с неизменной косой, находилась у стены. Рядом – две ее пожилые соседки и бодрого вида дедуля. Видимо, тоже гость.
- Вот, смотрите, какая красота, правда? – как раз восторгалась свекровь, показывая на Катин подарок.
И продолжила:
- Это Катюша моя, Андрюшина жена. Она у нас словно царевна. Беленькая, нежная, вся такая красавица. Я на нее, когда смотрю, все внутри поет. Создаст же Бог такую красоту! А теперь Катюша всегда со мной будет. Художник нарисовал ее. Я прямо разревелась от счастья, когда увидела подарочек-то. Ничего лучше мне и не надо!
Катя почувствовала, что лицо и уши вмиг стали свекольного оттенка. От стыда она покраснела, как в детстве, когда у бабушки вазу разбила, а сказала, что это Коля, ее младший брат.
Подарком свекрови на день рождения стал… портрет. Ее, Кати. Собственный. Она почему-то считала, что раз свекровь не говорит ей ничего доброго и не хвалит никогда, то она ее не любит. Более того, терпеть не может. И сама Катя решила, что Вера Ивановна – неприятный ей человек. Подумала, что портрет ненавистной невестки будет раздражать женщину. Но она его не выбросит и будет мучиться, глядя на него. Получилось все не так…
- Катюша-то до такой степени хороша, что я порой стесняюсь ей что-то сказать. Как куколка она! Глаза большие, синие, словно васильки, черты лица точеные, как с картин. Не то что я, бабка страшная да неуклюжая, двух слов связать не могу. Да и говорить-то красиво я не научена. Не умею. Робею. Несколько раз, когда она у нас отдыхала, поглажу, пока спит, одеялко поправлю. Господь мои девочек к себе взял рано. Так другую девочку дал, Андрюшину жену, родную мою Катеньку. Я Андрюше-то всегда говорю, что жена у него золотая!
- Живи теперь с этим! – червячок внутри Кати хмыкнул и пропал насовсем.
Она даже не успела ему пообещать, что она все исправит. И время у нее еще есть. А ее уже заметили. Сынишка подбежал, муж встал навстречу.
- Ты чего? У тебя же работа? Мама сказала, что ты ее с утра еще поздравила, – шепнул ей на ушко.
- Я… отменила. Вера Ивановна… Можно, я вас мама буду называть теперь? Как свою маму. С… днем рождения! – комок в горле мешал говорить.
И Кате хотелось еще встать на колени, если честно. Как тому мужчине из Аленкиного рассказа. На колени перед мудростью, вселенской добротой и всепрощением.
- Катенька! Нашла время заехать еще, спасибо, доченька. Для меня, старухи, нашла. Вот она, Катенька-то моя! Приехала! – глядя на нее снизу вверх, с восхищением и гордостью говорила свекровь.
Одобрительно крякнул гость-дедушка, глядя то на Катю, то на ее портрет.
И все как-то оживились, стали много смеяться.
Катя радовалась тому, что сегодня праздник. И что она сама жива и здорова. И у нее
есть родители, которые, кстати, уже едут сюда с поздравлениями. Что у нее имеются чудесный муж и сынок. И хорошая свекровь. И любимая работа. Получается, она, Катя, настоящая богачка!
- К столу, к столу! – хлопотала рядом Вера Ивановна.
- Чудесно-то как! А потом у нас будет День красоты! Хотите, я всем прически сделаю? И еще: если кому что надо, покраситься там, подстричься, то говорите! Я с радостью! – улыбнулась Катя.
Это тоже был ее подарок. Для всех.
Следующая публикация
Нет комментариев