Предыдущая публикация
После окончания 9 классов, работал скотником, плотником и рабочим на зерноскладе в сельскохозяйственном предприятии на территории села Хайты.
На службу призван Усольским РВК 21 мая 2000 года.
Службу проходил в Пограничных войсках, в Дагестане, в Дербентском пограничном отряде (42-й Гадрутский пограничный отряд ЗакПО, который после распада СССР был передислоцирован из Гадрута в Дербент), в/ч 2087.
Погиб при загадочных обстоятельствах.
Из статьи Таисии Юрьевны Колодкиной в одной газет города от 31 августа 2000 года: «В минувшую пятницу самолет доставил груз-200 - тело Дмитрия Кулакова, 18-летнего паренька из Хайты, проходившего службу в погранотряде, дислоцирующемся на границе Чечни и Дагестана. Это третий солдат из Усолья и Усольского района, не вернувшийся с кровавой чеченской бойни.
Смерть Дмитрия для всех стала ударом. Его призвали 21 мая этого года, а ровно через три месяца, 21 августа, Димы не стало. Военные сразу выдвинули свою версию. Накануне в Чечне проходили выборы, чаще всего события подобного масштаба неизменно сопровождаются терактами. Так думали до той поры, пока гроб с телом не прибыл в Усолье. Реальность оказалась намного страшнее всех предположений. 21 августа Диму нашли повешенным на турнике.
Как это случилось? Сам он эго сделал или ему помогли? Вопросов, естественно, много. Прибывшие вместе с телом Д. Кулакова военные, к сожалению, на них не ответили. Их объяснения расплывчатые, не конкретные и лишний раз доказывают, насколько тяжело приходится сегодня служить и воевать мальчишкам.
- В тот день на заставе было тихо, - рассказали они.
- Погода стояла жаркая. Политические треволнения не слишком касались военных, они делали свою работу. Небыло замечено и передвижения боевиков в районе границы. Но Кавказ - это Кавказ. То, что у нас называется тишиной, там - огромным эмоциональным напряжением. И вы же понимаете, что такое граница - это контрабанда наркотиков оружия, боевой техники, экстремальные ситуации, периодические стычки с противником. Здесь нужны не просто крепкие нервы.
- Да ведь и Димка наш не робкого десятка. – наперебой стали мне рассказывать в СХПК «Хайтинский», где Дима проработал три года, - не пасовал ни перед трудностями, ни перед людьми. За девчонок, бывало, и тех заступался.
У Любови Афониной, его крестной мамы, под руководством которой Дима работал, на глазах слезы:
- Вы знаете, такой золотой мальчишка. Никогда не нагрубит, сто раз встретит - сто раз поздоровается. Добрый. Какую работу ни поручишь ему, никогда не откажется, и сделает как надо. В совхозе у нас он и скотником работал, и на складе, и плотничал. Видимо, нет Бога, раз такого парня не стало.
В пятницу, когда я приехала в Хайту, дождь лил, как из ведра. Но люди его будто не замечали. К конторе совхоза подъезжали машины, рабочие сновали туда-сюда, и всюду обсуждалась горькая весть о гибели Димы Кулакова.
- Вся деревня плачет, - горько вздохнула Ольга Голуб, знакомая Димы. - Не говоря уже об одноклассниках и учителях. В нем было столько жизни, энергии, задора. Артистичный всегда был. Голос хороший имел, пел красиво. До сих пор никто не верит, что такое вышло с Димой.
Всюду – Дима, Димбас. И ни разу не слышала, чтобы назвали по фамилии. Уважают – это да. А ещё, если бы не трагедия, то с Кулаковыми в Хайте можно было бы запутаться. Здесь их живет немало. Старожилы знают, что если Кулаковы – значит, коренные жители этих мест. Чуть выше Хайты была когда-то деревенька Кулаково, об основателях её сейчас уже никто не помнит. То ли прадеды их жили, то ли ещё их деды. Давно нет в живых выходцев тех мест, а имя осталось. И еще великая вещь - крестьянские корни земледельцев. да хозяйская жила у потомков.
- Вот и Димка - это был хозяин, - говорят о нем хайтинцы. - Ему не надо было где-то бегать, пьянствовать, с победоносным видом ходить «толпой», как это принято у молодежи. Все его устремления – заработать, помочь
матери что-то приобрести для хозяйства, для себя, дома. Его широкой душе все просто удивлялись. Брат матери Дмитрий ногу сломал, так Димка три года ему и сено косил, и дрова колол, и воду возил. Всем, чем мог, помогал по хозяйству.
Да и в шести письмах, присланных с пограничной зоны, одни только вопросы о состоянии дел дома: «Сколько соток картошки ты, мама, посадила? Взяла ли в совхозе телочку?». И самым подробным образом расспрашивал обо всем. Видимо, и там, на войне, он жил привычной «деревенской» жизнью.
- Ну, может быть, где-то между строчками были жалобы на военную жизнь, какие-то подробности солдатских буден? - допытываюсь у мамы Любови Петровны.
- Да вот. сами почитайте, - показывает она тетрадные листочки, исписанные неровным почерком ничего такого нет. Только раз написал, что заставляют чистить картошку. Да в последнем, шестом письме, что переводят на другую заставу. Вот и все... В каждом письме – «дорогая, любимая мамочка». Как мне теперь жить без него? Не представляю.
Мы сидим в недостроенной летней кухне, огромной под стать доброму дому, её начинал строить Дима. Мать об этом мне говорит, как о чём-то вполне естественном. Ну, действительно, чему тут удивляться, ведь в крестьянских семьях рано взрослеют.
- А отец нас бросил, когда Диме было три года, - говорит мать, - и с тех пор ни копейки. За мужчину в доме остался Димка. Он подрос - все сам, везде сам. В 15 лет: «Ты мама, отдохни. Я теперь за тебя буду работать, а ты мне суп вари». И ведь пошел работать. Я ему «Дима, надо бы учиться». Он «Да успею, выучусь, жизнь длинная».
- А говорят, что с мальчишками столько проблем...
- Да что вы, какие проблемы? Он у меня в третьем классе еще был: «Мама, разбуди пораньше, часа в четыре утра. Я на Красный Яр рыбачить пойду». «Сыночка, да далеко это, не надо бы одному туда ходить, комары там такие злющие, громадные, искусают тебя, поспал бы лучше». «Нет, мама, разбуди». И ведь идет рыбачить. К обеду, штук сорок ельчиков притащит, опухший весь от комаров, но довольный, сил нет. А потом вообще приспособился. почти не выходя из дома, в Хайтинке рыбачить. Иногда смотришь, минуту назад еще рядом был, через какое-то мгновение уже с речки идет и со щукой в руках.
В лес любил ходить, петли на зайцев ставить. И армию дождаться не мог. Бредил ей просто. Как я не хотела его отпускать, как просила военкома чтобы перевели его из Дагестана. Ведь он у меня был главной надежей в жизни. Зачем же таких мальчишек на войну посылать? Он и ружья-то ни разу в руках не держал. Разве за месяц, что пробыл в учебке, научишься воевать?
И снова вопросы. Кто теперь на них даст ответы? Сколько раз представители силовых структур твердили нам: вот наступят осенние холода, грязь и слякоть помешает чеченским боевикам вести свою террористическую деятельность, и с бандформированиями будет покончено. Затем то же про зиму, весну. Но зимы сменяют вёсны, лето – осени, а войне и конца не видно. Она уносит всё новые и новые жизни. И чаще слышатся слова, что Чечня – это война политиков, оттого в ней столько загадок, к которым добавилась смерть усольского паренька Димы Кулакова.
- В этом случае для нас самих много непонятного, - делятся работники горвоенкомата, - сначала пришла пространная телеграмма, что едет груз-200, и никаких подробностей. Как правило, бывает ряд уточняющих моментов и дополнительных сообщений, Потом - зловещая таинственность вокруг этой смерти. Причем совершенно случайно мы узнаем, что имеется несколько серьезных травм на теле в районе позвоночника и кадыка. Закономерный вопрос - будет ли военная прокуратура вести расследование по этому случаю? Ничего конкретного на это мы тоже не услышали.
Причем вся эта неопределенность косвенным образом коснулась и посмертной судьбы Димы. Ему не нашлось места на аллее памяти усольского кладбища. Отказано было и в обычном солдатском салюте, и в тех небольших почестях, оказываемых солдатам при захоронении. Впрочем, родственники на этом и не настаивали. В любом случае, сын матери нужен живым. Но, видимо, слишком высока цена жизни, если оплачивается смертью 18-летних мальчишек».
Двадцать лет я храню эту газету и периодически вспоминаю советского воспитания паренька из Хайты Дмитрия Кулакова. Двадцать лет я храню в памяти образ этого крестьянского сына. Сопоставляю его поведение на гражданке с возможными ситуациями при выполнении служебного долга. Нет, этот парень не мог ни Родину предать, ни покончить жизнь самоубийством. Я его знал и как жителя села, и как работника ООО «Хайтинское». С детства он был приучен ко всем работам и укладам деревенской жизни, что впрочем, сильно схоже с пограничной жизнью. Это мнение не только моё, об этом скажет любой человек, знавший Дмитрия.
Спустя годы, я пообщался с автором заметки в газете «Городская» Таиисией Колодкиной, с мамой Дмитрия Любовью Кулаковой и решил привлечь всех возможных помощников, с целью установления истины той загадочной гибели пограничника.
Тело Дмитрия Сергеевича Кулакова спустя неделю, после гибели, было доставлено в село Хайту, в сопровождении, как рассказала мама Дмитрия и его родственники, двух офицеров, один из которых был из особого отдела, второй молодой подполковник из Дагестана.
Несмотря на устный запрет, со стороны сопровождающих тело Дмитрия Кулакова, вскрыть гроб, закрытый цинковой жестью, родственники единогласно приняли решение вскрыть. В этот момент сопровождающие лица покинули незаметно помещение и село Хайту. При осмотре тела бросилось сразу в глаза то, что следов суицида, о чём было указано в заключении о смерти, не наблюдалось. На руках и ногах видны были следы, похожие на повреждения кожи от взрывчатого вещества. Лицо и шея были чистые.
В день похорон, в адрес Кулаковой Любови Петровны пришло последнее письмо по почте от Дмитрия, на конверте был, как и прежде обратный адрес: 368615 р. Дагестан, Дербентский район, посёлок Белиджи, в/ч 2087 «АЖ».
В письме говорилось, что их подразделение находится в километре от Каспийского моря, живут в палатках, и выразил восхищение местной природой, и свежим воздухом. Ещё он писал, что писем из дома не получает и если не будет писем, то на днях закажет звонок на почте – междугородные переговоры, хотя мама – Любовь Петровна отправила на указанный адрес более десятка писем.
Через месяц, после похорон приезжал следователь из Дагестана, как он сказал: «Приехал поездом». Он попросил письма, которые присылал Дмитрий, с целью почитать и, получив их, спросил разрешения взять их для изучения. Пообещал вернуть по почте, но не вернул. На её вопрос о свидетелях ухода из жизни Дмитрия, он ответил, что все ушли в самоволку, а Дмитрий Кулаков остался один в палатке.
Здесь, конечно, нельзя не вспомнить и про маму Евгения Родионова – Любовь Васильевну Родионову. Первая телеграмма в её адрес пришла с текстом, в котором говорилось, что её сын дезертир. После сообщения об исчезновении сына она десятки раз ездила в зону боевых действий. Была неоднократно обнадежена и неоднократно бита боевиками, добралась до главаря бандформирований Басаева и в конечном итоге установила истину… Но чего это стоило?
Во время моей службы, на соседней заставе один из офицеров совершил убийство гражданского человека и, вступив в сговор с подчинёнными, отвезли его тело в район пограничной полосы, дав пару очередей из автомата, и отрапортовали о предотвращении нарушения Государственной границы СССР. Благодаря настойчивости жителей села, было произведено расследование и истина установлена.
В то время, когда был призван на службу Дмитрий Сергеевич Кулаков, в Дагестане, где он проходил службу, и сопредельном государстве Чеченской республике обстановка была напряжённая. Это знает каждый, кто хоть немного интересуется внутренней политикой нашей Родины.
Сопоставляя факт загадочного поведения лиц, сопровождавших тело Дмитрия Кулакова в село Хайту из Дагестана, действия следователя, прибывшего спустя месяц на родину погибшего пограничника, а так же способности сообразительных офицеров, прикрывающих свою репутацию, можно твёрдо сказать, что очередной раз история гибели военнослужащего сфабрикована в удобном виде для руководящего состава того подразделения, где проходил службу замечательный крестьянский сын Дмитрий Кулаков.
Следующая публикация
Комментарии 45