« Саныч, можно задать тебе один нескромный вопрос?»,- обратился как-то ко мне один приятель.
«Валяй.» « Скажи мне, зачем ты все пишешь, то в газету, то в интернете?» - « Ты вот песни поешь?» ,-задаю ему встречный вопрос. –«…Пою…- по пьяни на гулянках, или в машине, когда один еду…» -«А зачем?» - «Хотса… » - «Ну, вот и мне «хотса»…
Беспрестанно листая в памяти уже начинающие желтеть страницы своей жизни , я надолго «зависаю» в счастливом и одновременно горестном детстве, в романтической юности, в бурной и прекрасной студенческой молодости, в годах трудного , но необычайно интересного вхождения в профессию… А вот «странички», где расположились два года армейской службы, я стараюсь пропустить. Армия мне никогда не снится, и я почти никогда не вступаю в разговор, если речь заходит о службе. Почему так? Возможно, потому, что в армии не было женщин, а без них мир черно-бел, возможно, что там не было свободы, не было справедливости…? Но , главное, -там было это «Чудище обло, озорно, стозевно…» - там была «дедовщина», и ощущение того, что целый год к тебе относятся, как существу второго сорта осталось на всю жизнь… Не собирался писать об этом времени, но вот, или в связи со службой сына, или в связи с тем, что народ часто в Сети помещает армейские фотки и воспоминания, хочу маленько повспоминать. Долго думал: будет ли это кому-то интересно? А потом решил , как тот оптимистически настроенный импотент из надоедливой рекламы-« А что? А вдруг?»
С чего начинается служба в армии? Правильно,- с проводов. Вот « классические» деревенские проводы времен моей юности. Первым делом» затирали» и «выгоняли» флягу (40 литров) самогона , резали поросенка, а, если дело было осенью,- то и гусей, уток. Назначалась вечеринка, на которую приглашалась вся родня «рекрута», все его друзья и подруги, все друзья и подруги друзей и подруг… Компания собиралась солидная! Все ,что готовилось ,поедалось и выпивалось, устраивались танцы под радиолу или гармонь ( иногда в комбинации). Гуляли , как правило, до утра. На проводах дрались редко- плохая примета, дрались на свадьбах- хорошая примета. Наутро те, кто покрепче на колхозных машинах ехали во Льгов в военкомат… Иногда призывника возвращали уже из Курска- «купцы не приехали», и процедуру приходилось повторять. Так было у всех. У меня все было несколько иначе: бабушка нажарила с ведро моих любимых рубленых котлет, сварила пару курочек. Все это плюс шмат сала, буханку домашней выпечки хлебца, с десяток вареных яиц, антоновских яблочек уложили в рюкзак. Присели на дорожку… Мама все горевала, что в армии меня будут сильно обижать «старики», бабушка ее успокаивала :» Не бойси, Тоня, ён себе в обиду не дасть:- под низом будить лежать, но пупок поцарапаить…» Я попрощался с братишкой, бабушкой и отцом, а мама пошла провожать меня на станцию Деревеньки к поезду «Ленинград-Жданов». Шли лесом и мама вспоминала , как давно, когда я был еще дошколенком, и мы также шли этой дорогой , я все спрашивал у нее :» Какая это птичка поет?..., А это какая?» Маме было не до меня и она отвечала :» Не знаю…» И я неожиданно передразнил её : »Не знаю…, а ишшо учительница!» … Но вот и поезд подошел. Со слезами мама расцеловала меня и все- поехали… А поехали мы на службу из Донецка, и было нас человек восемьдесят молодых здоровых веселых хлопцев из разных городов и сел Приазовья , но большая часть из Жданова(Мариуполя). Публика была весьма разношерстная: и тихие , скромные деревенские ребята, и шумные развязные городские… И выглядели все по-разному. Тогда в военкоматах перед отправкой призывников еще не стригли и не переодевали в форму , как сейчас. А потому были и «лысые» и патлатые, большинство одеты были скромненько в то, что не жалко было выбросить, но были и откровенные хиппари в каких-то несусветных джинсах из мешковины и пр. Всему этому «воинству» предстояло ехать долго (почти неделю), с пересадками и в обычных поездах. Куда нас везут, мы не знали, ясно было только то, что служить мы будем в авиации ( определили по форме сопровождающих). Хотел ли я служить? Такой вопрос вообще не стоял, т.к. служить хотели все, ибо считалось, что , если тебя не призвали в армию, значит ты не такой , как все, – малость «недоделанный»… Это сейчас модно «закосить» от армии, это считается доблестью, а тогда все было иначе- честнее :годен,- иди и служи. Для меня служба оказалась и кстати, т.к. я оказался у «разбитого корыта». Мечта о море осуществилась лишь на короткое время и я остался без образования, без профессии ( если не считать «корочек» водолаза), без цели в жизни… Ехали мы шумно и весело.. Всем родня подкинула деньжат на дорогу, можно было и «затариться» на остановках, и посидеть в вагоне –ресторане… Но вот мы и приехали… Крошечная станция Чаган в Семипалатинской области (Казахстан). Уезжали из Донецка , где было тепло (плюс десять), а приехали туда, где уже лежал снег и сильный мороз с ветром.. Эти ветры там часто: и летом, и зимой, особенно противны летние суховеи.Такие ветры до сих пор вгоняют меня в беспричинную тоску… На перроне нас встречал крошечный оркестрик, продрогшие солдатики посиневшими губами пытались выдуть из своих инструментов что-то бравурное, но получалось нечто похожее на похоронный марш Шопена. Запомнились слова из короткой речи встречавшего нас майора :»..вам придется служить там, где даже лошади жить не смогли…». Первым делом нас отвели в баню, где оболванили» под ноль», тех, кто сам не успел и переодели. Сначала выдали белье- кальсоны и рубахи. Помню, как мы смеялись друг над другом особенно два брата-близнеца Мирошниковы - Бориска и Мишутка, за высокий рост и худобу прозванные позднее Шпалами. Кальсоны им были по колено, они тыкали друг в друга пальцами и ржали. Это было похоже на блеяние жертвенных баранов накануне праздника Урам Байрам… Потом был первый армейский ужин… В тарелках было что-то клейкообразное серого цвета плюс пара тюлек. Это было пюре из сухой картошки(ни до , ни позже я такого продукта не встречал). Еще чай с двумя кусочками сахара и размером с шашку штамповка сливочного масла. Скажу сразу- кормили солдат в нашей части хреново! Даже очень хреново! На первое, как правило , варево на основе капусты, на второе капуста с куском обжаренного в муке жира. Почти , как у Штепселя,-« На первое борщ с капустой, на второе –капуста с того борщу…». Вся беда заключалась в том, что капуста та была кисло-квашенная. Ее квасили сами солдаты в бетонированных ямах, утрамбовывая ногами в резиновых сапогах. И получались «щи- хоть … сапог полощи.» Однажды мне и самому пришлось участвовать в закваске. Этот день запомнился жестокой дракой с азербайджанцами. Дружба народов иногда обострялась… Месяц карантина – бесконечная строевая муштра и зубрежка уставов. С утра до вечера утюжили мы сапогами заснеженную семипалатинскую целину, напевая «.. Вьётся, вьётся в рот оно е … тся, а два года впереди…» Да, иногда я буду в этом повествовании употреблять матючки, ибо иначе нельзя, т.к». в войсках» матерный язык – язык межнационального общения и на нем изъяснялись все от «маршалов страны до рядовых». Тут уж «…ушку девичьему не разлетаться в завиточках тронуту…! Для меня ничего нового в карантине не было, т.к. в мореходной школе была военная дисциплина , строевая подготовка лучше, чем в армии. И физически я был подготовлен лучше, чем большинство моих товарищей, т. к. в мореходке было много спорта самого разного. Чего стоили ежедневные утренние пробежки - семь километров с обнаженными торсами в любую погоду! В армии спорта было мало, это для меня было большим разочарованием. Карантин дался многим тяжело, но это была только прелюдия- самое тяжелое было впереди… Почти все мы попали в батальон охраны. В дивизии дальней авиации нас называли «курками», задача у нас была простая- охранять стратегические бомбардировщики ТУ-95 ( те, что сейчас «работают по Сирии», именно те самые, ибо других не построили) и все, что было в гарнизоне. Каждый, кто служил, знает, что ходить в караул нелегко, а у нас вся служба « через день- на ремень». С великим содроганием вспоминаю первые месяцы! Прежде всего это жуткий недосып, т.к. ты сутки в карауле, где «молодому» поспать практически не удается. Организм приспосабливается ко всему, и я научился спать, стоя, и на ходу.Ты ходишь , как робот, на»автопилоте» по определенному маршруту. Помню, однажды, охраняя стоянку самолетов, ушел далеко в степь. Еле-еле нашел обратную дорогу, т.к. стоянки не освещались, вернулся только по звуку брезентовых чехлов, которыми укрывали самолеты. Трудно было всем, но, особенно тем, кто призвался из дома, от» мамкиной титьки» ( в переносном смысле) или от титек в прямом смысле: я говорю о « женатиках», были и такие. Представьте себе,- ребятки только привыкли к регулярной «семейной» жизни, гармоны бушуют, и тут,- повестка … Сразу -выполнение «соцобязательства- медовый месяц в две недели!» и все-«Прощай, труба зовет!» Надо ли говорить, что люди это были особенные, ибо жениться в 18 лет можно только или от большой любви, или от великой дури… Как правило , это гармонично сочеталось. К тому же эти хлопцы были патологически ревнивы , и их терзали смутные сомненья, что кто-то коварно может усесться без билета в уже распломбированный вагон…. Как-то в Александрии в Мусее я видел весьма ржавую железяку, называлась она «пояс верности», … но советская промышленность такие изделия, увы, не выпускала , впрочем, как и многие другие товары повседневного спроса. Короче, нагляделся я на страдания этих «юных Вертеров» вдоволь, а некоторым помогал сочинять душераздирающие письма супружницам. Теперь о «дедовщине». Безусловно, она у нас была, но в меньшей мере, чем в других подразделениях, ибо доводить до опасной черты человека, у которого почти ежедневно в руках автомат и два рожка патронов , чревато… В частности, у нас не было физического насилия, молодых не заставляли стирать, гладить ,подшивать воротнички «дедам», кукарекать , стоя на тумбочке, и других крайних проявлений этого скотства. Конечно,- уборка, все самые тяжелые хозработы, муштра типа- «отбой- подъем» на время , мытье бетонных полов с мылом и деревянных со скоблением штык- ножом и т.д- все это было. Но, повторюсь, самым тяжелым было ощущение того, что к тебе относятся как к недочеловеку… У нас в роте осенний призыв был в разы больше, чем весенний, и потому «молодыми» мы считались год, пот ом переходили в касту «дедов». А до этого у нас «дедовали « тамбовские. Это были в основной массе тупые, необразованные люди со своеобразным «туалетным» юмором…Если отталкиваться от теории старины Дарвина о нашем «обезьяннем» происхождении, то далекими предками «тамбовских» были не совсем человекообразные приматы… Я ни разу не видел в руках « тамбовских» книгу или газету, все свободное время они посвящали подготовке к дембелю: точили какие-то значки, ушивали форму, оформляли дембельские альбомы и т.д. , периодически выкрикивая: «Дембель неизбежен, как крах капитализма!» В караулы нас с «дедами» не ставили, но сержанты- начальники караулов были все «тамбовские». Нас, кстати, называли «махновцами» (батька был родом из Гуляй Поля). Заканчивая разговор о дедовщине, отмечу, что пришла она в армию из «зоны» и , несомненно, являлась позором не только армии, но и страны в целом. Ну вот, после такого длинного вступления перехожу к рассказу об одном эпизоде из своей армейской жизни. Еще в дороге я подружился с Гриней Козыревым и Витькой Журавлевым. Два года мы были неразлучной троицей. Почему ты дружишь с этим человеком, а не с другим –тайна, загадка… Друзья у меня были замечательные! Гриня был чуть старше нас, он успел к тому времени окончить техникум в Жданове, а родом был из села, где все говорили на украинском языке. Среднего роста, коренастый с тонкими чертами лица и красивыми глазами, он был абсолютно искренним парнем, не терпел малейшей фальши и обмана… Однажды при встрече я недостаточно крепко пожал ему руку… « Ты что, одолжение мне делаешь?! Пошел ты тогда на х…й!» И с неделю со мной не разговаривал. С тех пор я здороваюсь со всеми « на полную катушку». Врезался в память рассказ о том, как его едва не исключили из школы. У Грини были длинющие черные мохнатые ресницы. Он учился в пятом классе, и новая учительница пару раз спросила его при всех, не красит ли он глаза? Конечно, начались «подкалывания» от сверстников… И вот уже в очередной раз эта дуреха, всплеснув руками, изрекла «Не, Грицко, ты очи пидмалевываешь…» «Дура ты еб…я!»,- не стерпел мальчуган и вылетел из класса. Еле –еле уладили тот конфликт, но зарубка в душе моего друга осталась на всю жизнь… Должен признать, что идиотов среди нашего брата- учителя всегда хватало… Витек Журавлев «Жура» был красивым, веселым, разбитным парнем, он знал великое множество разных шуток-прибауток, анекдотов, частушек, блатных песенок и т.д. Он вырос в Жданове и как многие городские парни рано познал женщин в самом прямом смысле. .. Витька любил про это дело рассказывать(как и многие другие сослуживцы), я же в этом плане был девственно чист- даже не целовался до армии. И, когда возникали подобные разговоры, старался держаться подальше, дабы избежать неудобных вопросов. Итак, дело было где-то в начале июня .В тот раз мы попали втроем в третий гарнизонный караул. Это был самый маленький караул- всего один пост. Охранять нужно было стоянку консервации автомобилей километрах в 15-20- ти от части, в степи. Начальником караула был сержант Солодухин из «тамбовских». Человек скользкий , с всегда улыбающимся лицом и хитрым взглядом. Разводящим у нас был младший сержант Коля Петровский, он был нашего призыва, ехал с нами на службу, но его сразу направили в общевойсковую сержантскую учебку. Был он до жалости худ, форма на нем висела, как на вешалке, сапоги болтались на тоненьких ножках. В остроносом лице выражались печаль , горечь и желчь. Всю эту безрадостную картину дополняли две фиксы из белого металла. Как, и кто отобрал его в школу сержантов было непонятно, ибо там, по рассказам, были огромные физические нагрузки, возможно, фамилия кому-то понравилась. Должность командира отделения ему не дали, а сержант без должности- это что-то непонятное. Коля страдал, видно, по этому поводу, свой призыв он сторонился, а «деды» его игнорировали. Вот и оказался он чужим среди своих, и чужим среди чужих… Я заступил на пост с четырех часов утра до шести. На флоте такое время называют «собачьей вахтой»- спать охота жутко! Только забрался на деревянную вышку, вижу приближающийся со стороны степи свет и слышу звук работающего двигателя. Сразу понял -тяжелый мотоцикл. Он шел прямо на свет прожекторов, шел прямо на мою вышку. Я быстренько слетел с вышки и выдвинулся навстречу мотоциклу. Увидев меня, мотоцикл заглушили. Действуя согласно устава, я заставил людей( их оказалось трое) отойти от мотоцикла, замолчать и поднять руки. Позвонил в караулку начальнику , сообщил о задержании. Прибежал сам начальник с моими друзьями, задержанных увели, мотоцикл откатили к» карулке». У нас в батальоне был неписанный закон- за задержание на посту полагался внеочередной отпуск. Все оставшееся до смены время я мечтал ,как полечу (чтобы не тратить время) на самолете в отпуск , как обрадуется мама и вся родня… Караульное помещение было недалеко и я видел, как приехали два «уазика» дежурного по караулам и Газ-66, как по доскам в его кузов погрузили мотоцикл, как увезли нарушителей. Душа моя пела! И вот пришла смена.. Коля – разводящий, до селе молчаливый, как истукан, дорогой мурлыкал какую-то песенку… Я зашел в комнату начальника, чтобы поставить автомат в пирамиду. Сержант Солодухин сидел за столом, качаясь на задних ножках стула, глаза его поблескивали , как Колины фиксы, на столе лежала початая пачка дорогих сигарет… «Ну что, Перепел,- курский соловей, хвалю-, орел! Задержал трех гражданских, да еще с оружием! Гладь портянки,- в отпуск поедешь! А» дедушка» ( о себе) на дембель в первую партию поедет! Возьми вот, курни… трофейные», и он отсыпал из пачки несколько сигарет. Я никогда курить не умел,но сигареты взял для друзей. Поставив автомат , я отправился в комнату бодрствующей смены, там меня уже ожидал радостный Витька Журавлев. «Все, Санек, точняк в отпуск поедешь! Наверное, всех девок в деревне пере… (оприходуешь)? «Само собой…»,- не шибко уверенно сказал я и, чтобы уйти от «щекотливой» темы, спросил: «Ты, Жура, лучше скажи, что тебе из отпуска привезти?» «Ты вези мне сала! Вот такой шманделок!» и Витька нарисовал руками этот «шманделок». « Не, – вези, сколько допрешь! Обожаю сало!» И он вполголоса затянул:» Без сала мучусь….» Но… утром совершенно неожиданно наш караул в полном составе сняли и отправили в роту. Еще в дороге по угрюмым физиям Солодухина и Петровского , и запаху перегара в тентовоном кузове «газика» я понял, встреча с малой родиной откладывается на неопределенное время… Теперь немного о еще двух действующих лицах моего повествования. Командир роты капитан Шереметьев…Личность из тех, кого помнишь всю жизнь. Чуть выше среднего роста, еще сохранивший выправку, но уже начинавший грузнеть, он был удивительно красив ( был сильно похож на популярного ныне актера Домогарова), как иногда говорят, с «породистым» лицом. Но главным в нем была не природная чисто мужская красота, а сила воздействия на людей. Он был немногословен, скорее замкнут, казалось нес в себе какую-то тайну ( мы ничего не знали о его личной жизни), в роте его одинаково и уважали, и боялись . Одного его взгляда , одного жеста было достаточно, чтобы любой подчиненный от замполита до «молодого» сломя голову летел, чтобы выполнить его требование. В это время он ожидал присвоения майорского звания и перевода в другую часть из этих совершенно диких мест. Старшина роты прапорщик Бурчу ( за глаза просто « Вася»)… Большой оригинал… Ему было лет 25-27 С чисто молдавской внешностью- чернявый , круглолицый, симпатичный , среднего роста… Вася тоже уже начинал отращивать пузцо, но ходил прямо, даже гордо, как гусак по весне…Всегда выбрит до синевы, « хромочи» начищены до блеска, портупея (он предпочитал полевую форму)- вид бравый и аккуратный , хотя старшина был холост. Был у Васи небольшой недостаток- он от волнения заикался и смешно шлепал губами. Губы у него были пухлые, на верхней имелся заметный шрам. Интересна история его появления. Как многие люди, для которых русский язык не родной, молдованин Бурчу любил ввернуть в свою речь русские пословицы и поговорки. А так как он был к тому же не шибко умен и абсолютно не образован , получалось частенько забавно. Рассказывали, что однажды , читая нравоучения одному бойцу» кавказской национальности», Вася вместо «Типун тебе на язык» ляпнул: «Писюн тебе на язык!» Горячий сын гор , в отличие от Васи, лучше знал пословицы и сильно обиделся , и ,обидевшись ,врезал от души старшине по его пухлым губам своим огромным кулачищем. Губу прапору заштопали , а бойца перевели в комендантский взвод, который полностью состоял из таких ребят. В гарнизоне этот взвод называли «дикой дивизией». Капитан наш Васю ценил, доверял ему, по сути он был вторым человеком в ротной иерархии . Доверие это Бурчу полностью оправдывап: все в роте блестело, порядок царил идеальный. Именно старшина и встретил нас после снятия караула. Пока мы сдавали автоматы и боеприпасы в оружейной комнате, из его взволнованной и потому «заикастой» речи я и мои друзья в общих чертах поняли , что случилось. Оказалось, что пока начальник караула разбирался с задержанными и докладывал о задержании дежурному , Коля «обчистил» коляску бедолаг и спрятал две бутылки вина «Варна», закусон и сигареты. Ружье и карабин изъяли раньше. Все , возможно, и обошлось бы, но на беду задержал я , как выяснилось позже, «верхушку» местного райкома комсомола.» Секретариат» ехал на охоту, но заблудился… Ребятки эти, видимо, уже вкусили сладкий плод власти, их молодые , но уже мозолистые от бесконечных пленумов и заседаний сидалища предвкушали тепло партийных и номенклотурно-хозяйственных кресел… На гражданке таких называли « массовиками с большими затейниками». Отдых мы им испортили основательно, да еще грабанули, и потому визгу было на весь гарнизон, дошло до самого верху… В армии это называлось «залет» и залет этот был прежде всего для командира роты. Человек ожидал повышения в звании и перевода на более высокую должность, а тут его раздолбаи- подчиненные обокрали уважаемых людей… Трудно было представить состояние командира…! К нему в канцелярию и повел нас старшина. Капитан Шереметьев сидел за массивным столом и «промокал» что-то написанное специальной увесистой хреновиной, в которую вставлялась промокательная бумага… Вид его был ужасен, лицо сделалось багровым и по нему пробегали едва заметные судороги… «Товарищ капитан, разрешите доложить…»,- начал было Солодухин. «Кэп» не дал ему закончить, и, привстав со стула, и продолжая рефлексивно «промокать», взревел:» Товарищ?! Тамбовский волк тебе товарищ, сука! Ты блядюга мародер , твою мать!...» И поехал и понес…! Человек с графской фамилией и лицом аристократа матерился, как сапожник! Матерился долго, смачно, со вкусом, с предыханиями , как у Татьяны Дорониной… Во время этого монолога Бурча, стоявший перед нами, пытался вставить что-то свое, но только беззвучно шлепал губами… « Выпустив пар», командир спросил, указывая взглядом на нас:»Бойцам наливали?» «Никак нет, това…..» - «Скоты!» уже мягче резюмировал капитан. «Пи, пи, пи… пидорасы!».- «разродился» наконец Вася… Шереметьев несколько удивленно взглянул на него и огласил приговор :» Сейчас оба поедете на» губу» ( гауптвахту)»… . потом после паузы продолжил ,» Ты . мудак( Солодухину) , на дембель поедешь в последней партии, а ты, мудило(Коле), будешь ежедневно в ,»Пентагоне» (туалете) очки драить», и небрежно махнул рукой нам троим в сторону двери, что означало « Свободны». Мы быстренько смылись в курилку. «Все, Витек, пролетел я мимо отпуска, а ты мимо сала из-за этих пи-пи-пи…» сказал я и мы безудержно «заржали»! Как сложилась судьба «действующих лиц» этой трагикомедии… Сержант Солодухин стал младшим сержантом и уехал на дембель последним из своего призыва. Младший сержант Петровский стал рядовым и все самые плохие наряды и караулы были его до ухода командира. Да, капитану нашему через полгода « дали майора» и перевели куда-то на повышение. Я все-таки поехал в отпуск, правда, отслужив больше года, уже будучи сержантом и командиром отделения , как было сказано в приказе «за успехи в боевой и политической подготовке» и, естественно, привез Журке этого чертова сала. Витька тоже уже был сержантом, но в отпуск ему поехать не удалось. Трагичнее всех сложилась судьба нашего старшины… С новым командиром роты отношения у него мягко говоря не сложились… Старлей его не взлюбил.. Бывает так в жизни, когда люди просто не могут переносить друг друга. Хоть Вася и был молдованином, но выход из этой ситуации он попытался найти по-русски: он начал жрать водку… Вначале это было после службы и видно было нам по его помятой физиономии. Он стал неряшлив, приходил в помятой форме, нечищеной обуви. с потухшим взглядом… Приходилось мне и до и после видеть деградацию людей, но, чтобы так быстро опустился человек, я не видел больше никогда. А потом случилось то, что случилось. Вася с двумя другими нашими прапорами ( командирами взводов) ночью устроили выпивон в роте – в учебном классе. И уже, будучи в изрядном подпитии, Бурчу дал команду поднять роту по тревоге. Надо сказать, что ночные тревоги случались у нас и раньше. Когда «на площадке»- на ядерном полигоне , который был совсем рядом, производили подземные ядерные взрывы. Это всегда было ночью. По тревоге нас просто выводили из казармы и мы ждали, когда «тряхнет». Чуток вздрагивала земля, звенели стекла и минут через 20 давался отбой. Сонные, злые выстроились мы в длинном и широком коридоре . И тут из учебного класса выползло это» трио бандуристов» … Вася начал буровить что-то не членораздельное о падении дисциплины в роте… «Да они же суки пьяные!!!» , дошло до кого-то. « Порицуху им!» и следом громко:» Общее презрение прапорщику Бурчу!» И более сотни глоток, как на параде, выдохнуло:»У-у,, су-у-ка!». И далее:»Общее презрение прапорщику Лёлику (Лелюку)! - « У-у, су-ука!» И, соответственно, третьему «куску» Сеину также. Это называлось «порицаловка» или «порицуха «-в армии -выражение высшей степени презрения. Кто служил, - знает. Вася стоял молча, из его пьяных глаз катились слезы. Мы пошли досматривать свои солдатские сны. Наша рота находилась на третьем этаже большой казармы и ,естественно, о происшедшем донесли и командиру роты и, главное, в штаб. На следующий день начался «разбор полетов». Я был дежурным по роте. Уже ставший капитаном командир роты Игнатенко приказал построить подразделение. Перед строем поставили троих бедолаг и кэп начал экзекуцию. Из его речи мы узнали , что Бурчу уже пару раз до этого попадал в комендатуру за появление в пьяном виде в военном городке. И тут в дверях появился начальник штаба подполковник Конобеев, тучный и уже немолодой, он, пыхтя и сопя, вытирал носовым платком свою полулысую голову. Не дослушав доклад командира, Конобеев, указывая пальцем на Васю , рыкнул:»Пиши рапорт на уволнение, негодяй!» Старшина, бледный и жалкий, начал мямлить что-то о том, что он сирота ,что у него нет специальности и ему некуда деться…. «Помоек в гарнизоне до хуя,- прокормишься…»,- прервал его подполковник. Больше мы никогда не видели нашего старшины- человека взбалмошного, но , в принципе ,неплохого. Лёлик и Сеин» оттянули срок» на губе и продолжали слоняться по роте , как тени короля Гамлета… Зачем они были нужны, я так и не понял. А мы? А мы продолжали служить… Нужно сказать, что для меня служба на первом году и на втором- это две разных истории. Отслужив год, я стал сержантом и командиром отделения. В караулы я ходил уже в качестве начальника, а у начальника караула масса свободного времени. Перечитал гору книг и пособий для поступающих в вузы т.к решил после службы поступать в универ . В роте занимался своим отделением. Бойцов мне дали из «молодых», 12 человек разных национальностей. Замечательные ребята! «Дедовал» ли я? На любом самом страшном суде, на любой исповеди отвечу- нет, никогда. Этого греха на мне нет. Я любил этих мальчишек, учил их премудростям службы, защищал от любителей дешевых понтов. Всегда старался брать в караул «своих». Конечно, никакого сюсюкания, обращение только на «вы»:, где заканчивается субординация, там заканчивается порядок. И на «гражданке» тоже. С особой теплотой вспоминаю одного из троих якутов Тита Васильевича Кейментинова, ему было 25 лет, все его называли по имени и отчеству.Молчаливый, добрый, исполнительный, великолепный стрелок… Бережно храню его рисунки: юрта, рассвет в тундре, олени. Многие ребята из моего отделения были старше меня, но я ощущал себя мудрее, что ли… Помню день расставания с ними, когда радость от «дембеля» смешалась с горечью расставания. Теперь о второй части названия моего очерка. Я уже говорил, что кормили нас безобразно , но больше всего нам не хватало сладкого… Но был один день в месяц, день получки (3 рубля80 копеек на первом году), когда мы могли поесть сладкого. В части была маленькая чайная, туда мы и ходили в день получки., ходили, как правило втроем- я, Гриня и Витька, иногда к нам присоединялся Димка Завалин. Когда мы впервые попали в это заведение, там звучала ритмичная песня «На Варшаву, на Варшаву, на Варшаву падает дождь …» и позже всякий раз, отправляясь в чайную, мы дорогой пели эту песню. Это дело подхватили и другие «махновцы». А потом был долгожданный «дембель», все разъехались.., но… В молодости я был отпетым романтиком и на встречу с друзьями мог поехать хоть на край белого света, а Жданов был чуть ближе. Ездил в гости несколько раз к Грине и Журке… Поехал и на встречу «однополчан». Помню, как шли мы в ресторан, человек 30 молодых, лохматых( по моде) , еще трезвых парней и на всеобщее удивление пели : «.. ходит осень по дорогам печали… на Варшаву, на Варшаву, на Варшаву падает дождь…» Александр Перепелкин. Октябрь 2018 года.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев