Предыдущая публикация
Из воспоминаний лейтенанта флота Дмитрия Астафьева о встречах с Колчаком в годы мировой войны:
"Был переход под флагом командующего Балтийским флотом адмирала Канина из Гельсингфорса в Ревель.
Я стоял вахтенным офицером на кормовом мостике, когда по трапу взбежал среднего роста стройный с блестящими глазами капитан 1-го ранга. Много слыхав о Колчаке от старших соплавателей, я тотчас же узнал его в штабном офицере. Вытянулся, приложил руку к козырьку. Вдруг, опустив мою руку привычным жестом старшего, Колчак, догадавшись, что я - недавно из Корпуса, заговорил со мной тоном товарища по выпуску, не более. Он вспомнил своё время, признал, что нас теперь лучше тренируют в науках, что мы, русская морская молодёжь, во много раз превосходим немецкую, старательную, но от нас далеко отстающую в энтузиазме; что эти качества русских офицеров делают менее чувствительной разницу в материальных преимуществах немецкого флота над русским.
-- Александр Васильевич! -- послышался голос с палубы. Внизу, у трапа стоял адмирал Канин. Сбежав по трапу, Колчак почтительно выслушивал Командующего флотом...
Вторая встреча... Она остаётся самым светлым воспоминанием о соплавателях, о самом себе, ещё способном в юношеские годы впадать в восторг, именуемый "телячьим"...
Пусть будет так...
Так вот, 6 декабря 1915 года в кают-компании нашего крейсера "Диана" праздновался день именин сразу трёх Николаев: двух Павловичей и одного Петровича... Кроме того, по случаю "царского дня" - тезоименинства, некоторые офицеры получили награды. А утром Штаб Командующего флотом сообщил по радио: "Флот извещается, что 4 декабря вечером нами потоплены в Балтийском море крейсер "Бремен" и один большой миноносец".
Праздничное настроение. Многочисленные тосты за обедом. Пили не только водку, награждённые выставили и шампанское. И тут в конце обеда на пороге появляется вахтенный унтер-офицер с докладом старшему офицеру и командиру, приглашённому в гости.
-- Вашскобродь, к трапу подходит на ледокольном буксире капитан 1-го ранга Колчак!
Едва он закончил доклад, как на наш стол полетели салфетки и с десяток офицеров, даже без фуражек, без всякого сговора бросаются на верхнюю палубу. Мы подхватываем только-только вступившего на палубу "Дианы" Колчака, поднимаем на плечи и несём его в кают-компанию, несмотря на его протесты: "Господа, я собственно говоря, к вашему командиру...". В той части кают-компании, что именовалась гостиной, сажаем гостя на диван перед круглым столом. Вестовые снимают с него пальто, а мы приносим коньяк и рюмки. Трудно сказать, о чём зашёл разговор. Я сидел рядом с Колчаком. Белый эмалевый крестик на его груди привёл меня в такое восторженное чувство, что, забыв всякое чинопочитание, я от полноты чувств и под общее ободрение присутствующих обнимаю нашего гостя.
-- Мичман, - почти растерялся тот, - я вам не девушка, чтобы обниматься... Лучше бы поехали на берег... Ну, а впрочем, если уж мы поцеловались, будем на "ты"!
И мы чокнулись рюмками.
Разговор зашёл о модернизации нашей "богини "Дианы" (возраст которой перевалил за 16 лет). Перебивая друг друга, молодые офицеры доказывали Колчаку, что установка на крейсере приборов Эриксона - автоматического управления огнём орудий, а также замененные устаревшие шестидюймовки на новые, 130-миллиметровые, более дальнобойные дают нам право на участие в боевых операциях, даже несмотря на нашу тихоходность - всего 18 узлов полного хода. Мы приглашаем Колчака пройти в боевой пост, где только что закончена установка электрических приборов. Колчак отправляется туда в сопровождении лейтенантов А. Остроградского, А. Матусевича, А. Соколова. Я иду вместе с ними. Матросы, завидев такое шествие, почтительно вскакивают. Они тоже немало наслышаны о Колчаке...
На следующий день мой вестовой молодой матрос, убирая каюту, спросил меня:
-- Вашскобродь, а правду ли робята бают, что Колчак каждое утро выпивает по рюмке немецкой крови, такой уж он отчаянный?!
Третья встреча с Колчаком произошла у меня недели через две после его визита на "Диану". Я поднимался по лестнице гельсингфорского морского собрания. Сверху спускался Колчак. Вспомнив мою выходку с объятиями, я покраснел, первым моим желанием было обратиться в бегство... Однако бежать было некуда. Я замер на ступеньке красный от конфуза. Колчак окинул меня быстрым взглядом, вероятно, понял моё замешательство. Он задержался и спросил на "ты":
-- Ну что? Как дела? В Рижский залив хочешь?
Я молча поклонился.
В Рижский залив из Финского можно было попасть через Моонзундский пролив. Но по его мелководью проходили только эсминцы. Броненосец "Слава", который там уже находился, провели через Ирбенский пролив, то есть с юга, после чего его сразу же завалили минами против немецких дредноутов. К счастью, Моонзунд к концу 1915-го углубили на столько, что позволило и нашему крейсеру, разгрузившись до предела от своих запасов, проползти по фарватеру Моонзунда, поднимая винтами с грунта густую муть. Следом за "Дианой" в Рижский залив прошли и крейсера "Адмирал Макаров" и "Баян".
При съездах на берег штаб-офицеры посещали фешенебельный ресторан "Фения"; второй, "Апполо", с молчаливого согласия Штаба флота, был весьма популярен среди мичманов и лейтенантов. Там можно было, принеся с корабля в карманах бутылки с водкой, передать их лакеям, и те разливали на кухне крепкий напиток в бутылки из-под содовой воды и ставили на столики. Каждый столик под цветным абажуром стоял в особой ложе, что на мичманском жаргоне называлось "стойлом". Мне не раз доводилось видеть капитана 1-го ранга Колчака в таком "стойле" с молодыми офицерами. Некоторые старшие офицеры не одобряли его за то, что "якшается с молодёжью". Но Колчак любил прислушиваться к мнению молодёжи.
Всякий раз, когда Колчак приходил в "Апполо", скрипач Рафаэль - первая скрипка в тамошнем квартете (впоследствии процветавшего в Париже) неизменно встречал его старинным романсом "Гори, гори, моя звезда". Из ложи всегда в таком случае можно было слышать глуховато-грудной голос Колчака, подтягивающего музыканту:
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда...
Служить с Колчаком было нелегко. Говорят, во гневе он наводил на подчинённых страх. Но бывало, что обращаясь к старшим себя, он, произнося "почтительнейше докладываю Вашему Превосходительству", сопровождал доклад ударами кулака по столу".
(Из книги Н. Черкашина "Адмирал Колчак")
Следующая публикация
Комментарии 4