Предыдущая публикация
Олег Даль и Елизавета Эйхенбаум.
История любви.
На «Ленфильме» советских лет среди сотрудниц монтажной мастерской существовал неписанный закон: в актеров не влюбляться! Но Елизавета Эйхенбаум этот закон нарушила и полюбила артиста — Олега Даля. Полюбила, почувствовав и приняв в нем то, что другие — его коллеги, родственники, близкие, — может быть, не могли или не хотели разглядеть в этом человеке в полной мере: нежность, чуткость, ранимость, беззащитность... «Человек без кожи», — сказала о своем любимом Елизавета Даль. Вместе они прожили десять нелегких, трагических и счастливых лет, в которых было все: радость и умиротворение, ссоры и обиды, встречи и расставания...
Он был «неудобным» актером и человеком — чересчур честным, чересчур принципиальным, чересчур прямым. Даль не уживался ни с кем, уходил из театров и от режиссеров, прерывал съемки, пил. Он не был отмечен ни одной из кинематографических наград. С горькой иронией Олег Даль называл себя не народным, а «инородным» артистом. Но женщина, предназначенная ему судьбой, любила не «вопреки чему-то» и не «за что-то», — она просто любила и была счастлива от того, что ее любовь взаимна. Годы, прожитые вместе с Далем, Елизавета считала «самым большим подарком Судьбы».
Они познакомились 19 августа 1969 года, когда Елизавета Эйхенбаум праздновала в ресторане свой тридцать второй день рождения. Это было в Нарве, на съемках картины режиссера Г. М. Козинцева «Король Лир». Олег Даль играл в этом фильме роль Шута, а Лиза работала монтажером.
«То, что я попала на фильм "Король Лир", сыграло в моей жизни огромную роль, — вспоминала позднее Елизавета Даль. — Для меня до сих пор есть в этом что-то мистическое: если бы этот фильм снимал не Григорий Михайлович, а кто-то другой, но снимался бы Олег, — мы бы не стали мужем и женой. Что-то тут было... Я помню приход Григория Михайловича на очередной просмотр материала и его слова, обращенные ко мне: "Лиза, какой у нас вчера был Олег на съемке!!!". Я подумала тогда — почему Козинцев говорит об этом мне, может быть, он что-то знает больше меня? Тогда у меня самой еще не было никаких серьезных мыслей о нас с Олегом...». Никакого романа на «Короле Лире» у них не случилось. Но странно — едва они познакомились, Лиза там, в Нарве, вдруг сказала Олегу: «Приходи ко мне в Ленинграде, я покажу тебе, что такое счастье». И потом сама себе удивлялась. Почему она вдруг произнесла эти слова? Откуда у нее появилась уверенность, что она может создать для этого человека семейное, домашнее счастье? Однако так все и случилось. Даль пришел к ней, и они были вместе до самой его смерти.
О том, как они встретились в Ленинграде впервые после съемок «Короля Лира», Елизавета Даль вспоминает: «Как раз в это время у меня был романчик с Сережей Довлатовым, служившим тогда секретарем у писательницы Веры Пановой. Однажды вечером он сидел у меня дома, мы жарили мясо и пили водку. Позвонил Олег, попросил разрешения прийти. Я его пригласила. И вот два моих поклонника весь вечер пытались пересидеть друг друга. В какой-то момент я вызвала Олега в коридор и предложила ему уйти вместе с Сережей, а затем самому вернуться. Он так сердито посмотрел на меня, но послушался... Я увидела в его глазах, что это ему жутко не понравилось. Потом, когда хорошо узнала Даля, поняла, что он не любил и, не умел хитрить. Никогда и ни в чем. Даже в мелочах. Так вот: Олег Даль с Сережей Довлатовым ушли вместе, а потом Даль позвонил мне из автомата. Спросил очень строго: "Ну и что ты скажешь?" Я сказала просто: "Приходи". Он пришел... Рано утром ему надо было ехать в аэропорт — он улетал с театром "Современник" в Ташкент и Алма-Ату на гастроли... Перед уходом Олег предложил разбудить маму, сказав, что хочет попросить у нее моей руки. "Мы должны зарегистрироваться, так как будем много ездить и жить в гостиницах. Я не хочу, чтобы нас селили в разных номерах", — заявил Олег».
Это было в мае 1970 года, а уже 27 ноября того же года Олег Даль и Елизавета Эйхенбаум (по отцу Апраксина) стали мужем и женой. Лиза не собиралась менять свою девичью фамилию, но в загсе Олег так строго на нее посмотрел и засиял, как ребенок, когда она согласилась стать Даль...
«Почему я вышла за Олега, хотя видела, что он сильно пьет? С ним мне было интересно. Мне было уже 32 года, и я думала, что справлюсь с его слабостью. Каким-то внутренним чувством ощущала: этого человека нельзя огорчить отказом...» — говорила Е. Даль. Первые годы их семейной жизни были особенно трудными: Даль очень сильно пил, потом стал «зашиваться» и мог подолгу не пить, потом снова срывался... «Тогда Олег пил всерьез, и я не могла к этому привыкнуть, не могла справиться, — вспоминала Елизавета Алексеевна. — Справлялась в основном моя мама, которая его обожала с самого первого дня, — и он ее тоже. Был момент, когда я просто не могла ходить на работу — он не приходил ночевать или приходил ограбленный, с него снимали часы, шапку... Мне приходилось ездить за ним в вытрезвитель. И вместе с тем были чудные месяцы, когда он не пил и все было замечательно... Олег понимал прекрасно, что у нас рушилась жизнь, очень хотел избавиться от этой- привычки. Все это в его дневнике записано. Он понимал, но ничего не мог сделать. Хотя был человеком очень сильной воли».
Но несмотря ни на что Олег и Лиза почти не ссорились — во многом благодаря Лизиному терпению, ее умению прощать. Лишь поначалу она обижалась, когда муж, даже будучи трезвым, в бешенстве срывал на ней злость! Потом она поняла, что весь этот гнев к ней не относится что Олегу просто надо выплеснуть эмоции, освободиться от них. Она училась терпеть. И научилась. А промолчав, не ответив ему тем же, тут же, через пять минут, получала от него такую, пусть не высказываемую словами, благодарность за то, что все приняла на себя, улыбнувшись, нисколько не обидевшись... Лиза почувствовала главное: Олегу очень важно знать, что он может прийти домой такой, какой он есть, и его поймут. Ему не надо было тратить дополнительные силы на то, чтобы притворяться, играть, актерствовать еще и дома. «Живя с Олегом, я с каждым днем менялась, переделывала себя. Я жила его жизнью», — говорила Елизавета Даль.
До встречи друг с другом и Лиза, и Олег уже имели опыт семейной жизни. Даль был женат на актрисе Татьяне Лавровой, их брак продержался совсем недолго — всего полгода, а Елизавета четыре года была замужем за Леонидом Квинихидзе, впоследствии ставшим известным кинорежиссером (зрители знают его по фильмам «Соломенная шляпка», «Небесные ласточки»). Это были ранние, студенческие браки. Семейные отношения по разным причинам не сложились. «Неудивительно, что из этого ничего не получилось», — сказал о своем первом супружеском опыте Олег Даль.
Через два года после того, как Олег и Лиза поженились, они переехали в Москву, поменяв роскошную ленинградскую квартиру в писательском доме на двухкомнатную «хрущевку» в конце Ленинского проспекта. Квартирка была крохотная, слышимость жуткая, живущая этажом ниже старушка возмущалась вполне серьезно: ваши котята топают и мешают мне спать... Однако новоселы не унывали. «Мы жили там вчетвером, — вспоминает Лиза. — Олег, я, мама и чувство мора. Когда к нам кто-то неожиданно приходил, я не могла сказать, что Олега нет дома, потому что в квартире откуда-нибудь обязательно торчали то его нога, то рука, то его нос... Мама Олега жила в двухкомнатной квартире в Люблино. В это время Олег перешел из "Современника" в Театр на Малой Бронной, директором которого тогда был Дупак — очень предприимчивый человек. Олег попросил его помочь обменять наши две квартиры на одну в центре, в противном случае он пригрозил уйти из театра, так как ездить ему приходилось очень далеко. Дупак нам помог. В 1978 году мы переехали в четырехкомнатную квартиру на Смоленском бульваре. Олег полюбил эту свою квартиру, всячески ее благоустраивал». С этой квартирой в самом центре Москвы, которую артист обожал, связана странная история.
Когда-то Олег Даль с актером Игорем Васильевым проезжал мимо этого дома — он еще строился — и сказал: «Я буду здесь жить, это будет мой дом». Сказал — и забыл. Вспомнил лишь через десять лет, когда пришел сюда со смотровым ордером. Даль был счастлив в этой квартире. Раньше он часто называл себя бродягой и говорил, что не любит дом, теперь все изменилось. «Это не квартира, — говорил он. — Это — сон». Но чувство домашнего тепла, уюта пришло к нему не только и не столько благодаря новому дому, а главным образом благодаря той душевной близости, которая существовала в их семье. «Олег сразу подружился с моей мамой.... Ее отец, мой дед — Борис Михайлович Эйхенбаум — был знаменитым литературоведом, профессором, учителем Андроникова и соратником Тынянова и Шкловского. Когда деда не стало, я думала, что таких людей больше нет. И вдруг в Олеге я открыла похожие черты», — говорит Елизавета Алексеевна.
Даль обожал свою тещу Ольгу Борисовну, и та отвечала ему взаимностью. «Он мне понравился с первого взгляда. Удивительные глаза... — рассказывала О. Эйхенбаум. — Когда я на него первый раз посмотрела, то сказала себе: "Ну вот, пропала моя Лиза!". Я знала, что он давно холостяк, разошелся с Таней Лавровой и пять лет жил один... У меня, кстати, не было впечатления, что он безумно влюбился в мою дочь. Правда, совершенно очаровательные Письма из Алма-Аты меня убедили в Лизином выборе... Человек он был особенный, поэтому мне с ним было очень легко. Я далеко не всех Лизиных поклонников любила, так что я совсем не каждому была бы легкой тещей...». Свою обожаемую тещу Даль называл Олей, Олечкой. Так же стала звать свою маму и Лиза. Еще Олег Даль называл своих женщин Старшая и Младшая Кенгуру. Называл без ехидства и злости — по-доброму. «Почему кенгуру?» — спросили как-то Елизавету Алексеевну. Она рассмеялась в ответ: «Наверное, потому, что мы сумки таскали очень тяжелые».
Потом они сделали из холла Олегу кабинет, и его счастье стало просто запредельным. Он мог, когда хотел, оставаться наедине с собой. Читал, писал, рисовал, слушал музыку. Теперь он говорил Елизавете Алексеевне серьезно и церемонно: «Сударыня! Вы на сегодня свободны. Я ночью буду писать. А засну потом на диванчике, в кабинете». Ольга Борисовна восклицала: «Олежечка! Но диванчик-то узенький». — «Я тоже узенький», — успокаивал Даль тещу. На Смоленский бульвар Олег позднее привез и свою маму. Обе мамы — и Олега, и Лизы — не работали, будучи уже пенсионерками. И Лиза не работала. Так хотел Даль. Он говорил: «Когда ты служишь мне, ты приносишь больше пользы кинематографии, чем сидя за монтажным столом. Там тебя могут заменить». И Лиза стала служить Олегу. И никогда не жалела об этом. Жена одного актера как-то сказала Лизе: «Конечно, он тебя любит! А чего ж не любить... Ты ему каждый день с утра до вечера говоришь, что он — гений». Лиза рассмеялась. Она если и говорила Далю, что он — гений, то лишь в шутку, всерьез он ей этого не позволил бы... Майя Кристалинская, с которой Даль однажды познакомил Лизу, посмотрев внимательно на нее, сказала: «Вы, наверное, очень счастливая». Елизавета задумалась и после небольшой паузы согласилась: «Да». Но с тех пор на этот вопрос отвечала не раздумывая.
Елизавета Алексеевна Даль как-то сказала о том, что очень важно знать, что ты счастлива именно в тот момент, когда ты действительно счастлива; не после, не потом, когда все пройдет и ты вдруг спохватишься и начнешь убиваться: ах, я, оказывается, была счастлива тогда и не знала, не догадывалась об этом; нет, надо знать о своем счастье в момент его рождения, в момент существования. Елизавета Даль часто вспоминала о том, как в 1973 году, в день ее рождения, на съемках в Таллинне картины «Вариант "Омега"» Олег подарил ей ведро роз. Ровно тридцать шесть штук, и там же, в Таллинне, представляя ее Ролану Быкову, сказал гордо и значительно: «Лиза Эйхенбаум, она же — графиня Апраксина, она же теперь — Даль». Такие яркие вспышки счастливых мгновений, которые случались в их жизни, они оба очень ценили и берегли в своей памяти.
Елизавете эти воспоминания помогали выжить тогда, когда Олега уже не было рядом. Конечно, они приносили не только утешение, но и боль, и страдания. «Странно: когда я вспоминаю нашу жизнь, вижу ИХ вдвоем, ЕГО и ТУ Лизу. Не меня. ТУ Лизу похоронили вместе с Олегом, а я осталась как какой-то свидетель, — вспоминала Е. Даль. — Это не выдуманный образ, а мое ощущение. Я всегда вижу не себя с ним вместе, а их двоих. Не знаю, почему...». Даль был одинок в актерской среде. Лиза как никто другой понимала это. Она познакомила его с замечательными литераторами — Шкловским, Андрониковым, Кавериным. Даль этих великих стариков обожал. И они его нежно любили. Но все же по-настоящему близких друзей у Олега Даля не было. Он был закрытым человеком, а окружающим нередко казалось — хмурым и нелюдимым, хотя это было не так. «Многим Олег казался мрачным человеком, но дома он всегда был веселым и добрым, — рассказывает Елизавета Алексеевна. — У него была заветная мечта — сыграть комедийную роль. Однажды Олег очень смешно изображал старика, и мне вдруг стало страшно: я поняла, что он сам никогда стариком не будет. Меня никогда не покидало ощущение, что его связывает с жизнью тонкая ниточка, которая может оборваться в любую секунду». Осуществить свою давнюю мечту Олегу Далю не довелось. Казалось, она уже почти сбылась — артиста пригласили в Киев сыграть в долгожданной комедии, но спустя три дня после приезда в Украину — 3 марта 1981 года — Олег Даль ушел из жизни. Он предчувствовал свой уход — в дневнике артиста есть мысли о смерти. В октябре 1980 года он записал: «Стал думать часто о смерти. Удручает никчемность. Но хочется драться. Жестоко. Если уж уходить, то уходить в неистовой драке. Изо всех сил стараться сказать все, о чем думал и думаю. Главное — сделать». Свой Дневник, который артист вел с 1971 года, он никому и никогда не показывал. Только иногда звал жену и тещу к себе в кабинет и читал небольшие отрывки из своих записей. «Полностью дневник я прочитала только после того как его не стало, — вспоминала Е. Даль — И пришла в ужас. Я знала, как ему было трудно, как он страдал, не вписываясь в существующую систему. Но я даже не подозревала, как разрывалось его сердце».
«Я следующий», — сказал Даль на похоронах Владимира Высоцкого, который не был ему другом, но который очень близок ему духовно. Актеру А. Ромашину, жившему неподалеку от Ваганьковского кладбища, примерно в то же время он сказал такую фразу: «Толя, ты живешь там же? Я скоро там буду». И все же, хотя мысли о смерти преследовали его, актер не стремился к ней, как считали многие его коллеги. Некоторые из них думали даже, что Даль покончил с собой. То, что Олег Даль не желал смерти, подтверждает и вдова артиста: «Олег очень любил жизнь. Всё это грязные слухи о том, что он много пил и умер из-за пьянства. В последние годы особенно не пил. У него было слабое здоровье. Олег сам наложил запрет на спиртное. В Москве ходили слухи, что он покончил жизнь самоубийством. А он умер просто во сне от остановки сердца, оно у него было слабое с детства. Последние месяцы мы жили в Монино, на даче под Москвой. За это время он мне сказал очень много хороших слов. Как-то пришел утром на кухню и рассказал, что ему приснился Володя Высоцкий, который звал с собой. Я ответила: "Володя подождет, Олежек, ему там не скучно"».
Уже «после всего» одна приятельница сказала Лизе Даль: «Теперь он тебе все время будет чудиться. Ты выйдешь из дома, и вдруг чья-то походка, чей-то поворот головы, чьи-то черты лица напомнят его». Но никто, никогда, нигде и ничем не напомнил ей его. «Еще до знакомства с Олегом, когда я только смотрела его в кино, он поражал меня какой-то нездешностью. Таким нездешним и остался», — говорила Е. Даль. Не «народным», а «инородным» артистом Даль называл себя совсем не случайно. В нем действительно чувствовалась некоторая инородность. При этом он был очень требовательным к себе, к искусству и к коллегам человеком. Э. Радзинский очень хорошо сказал, что Даль был болен прекрасной болезнью — манией совершенства.
Именно она, может быть, не позволила ему сделать больше, чем он сделал.
Следующая публикация
Нет комментариев