Эта книга соткана из личного жизненного опыта писателя.
«Канторек был у нас классным наставником. На уроках гимнастики он выступал перед нами с речами и добился того, что наш класс строем отправился в военное управление, где мы записались добровольцами. Правда, один из нас все же колебался. Но остаться в стороне никому не улыбалось, - в то время, даже родители, так легко бросались словом «трус». Никто не представлял себе какой оборот примет дело.
Первым из нас погиб тот, кто колебался. Канторека в этом, конечно, не обвинишь. Ведь Кантореков были тысячи. Они должны были помочь нам 18-летним войти в пору зрелости, в мир труда, долга, прогресса, стать посредниками между нами и нашим будущим. Мы им верили. Но как только мы увидели первого убитого, эта вера развеялась в прах. Их превосходство заключалось лишь в том, что они умели красиво говорить.
Они все еще писали статьи и произносили речи, а мы уже видели лазареты и умирающих. Они все еще твердили, что нет ничего выше, чем служение государству, а мы уже знали, что страх смерти сильнее. Никто из нас не стал ни дезертиром, ни трусом, мы любили родину не меньше, чем они, но теперь мы кое-что поняли, мы словно вдруг прозрели. Мы неожиданно очутились в ужасающем одиночестве, и выход нам предстояло найти самим.
Полевой лазарет переполнен. Здесь пахнет карболкой, гноем и потом. Кеммерих встречает нас слабой улыбкой. Каждому видно, что ему уже не выйти из этой палаты. Ему ампутировали ногу. Вспоминаю, как мы уезжали на фронт. Его мать провожала его на вокзале. Она плакал беспрерывно, хватала меня за руку, умоляя, чтобы я присмотрел за ее Францем.
Мюллер вытаскивает из под кровати ботинки. Это великолепные английские ботинки до колен, со шнурком доверху. Их вид приводит Мюллера в восторг. Мы все трое думаем сейчас одно и то же: как только он умрет, ботинки сразу же заберут себе санитары.
Если Мюллеру хочется получить ботинки Кеммериха, то это вовсе не значит, что он проявляет к нему меньше участия. Если бы ботинки могли еще принести Кеммериху хоть какую-нибудь пользу, Мюллер предпочел бы ходить босиком по колючей проволоке. Но Кеммерих умрет, и у Мюллера больше прав на ботинки, чем у санитара.
Я снова сижу у кровати Кеммериха. Он узнал, что ему ампутировали ногу. Я разговариваю с ним, пытаюсь успокоить, подбодрить. Надо бы провести мимо этой койки всех, кто живет на белом свете, и сказать: это Франц Кеммерих, ему 19 лет, он не хочет умирать. Не дайте ему умереть! Я напряженно слежу за выражением его лица, - быть может он еще что-нибудь скажет. Ах, если бы он закричал! Но он только плачет. Он остался наедине со своей коротенькой 19-летней жизнью и плачет, потому что она уходит от него.
Кеммерих умер.
Санитар толкает меня в бок: «Вещи заберешь?»
И продолжает: «Его придется сразу унести, койка нужна»
Мюллер стоит у барака, ждет меня. Я отдаю ему ботинки
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев