Надежда Артюхова ( Сажина)

ДО СЛЁЗ ....

Её боялись в университете…
Бледнел пред нею не один поток!
Но разбиралась так в своём предмете,
Что лучше преподать никто не мог.
Она не просто формулы давала,
Суть химии умела «разжевать»!
Но, если для ответа вызывала,
И не ответил - всё, несдобровать!!!
Нет-нет, не унижала, не кричала,
Но вот придёт экзамен - жди беды…
И где «Мария Юрьевна» звучало,
Там страх «косил» студенчества ряды!
Учиться у нее - мечта и мука!
Ведь не давала спуску никому!
Она любила всей душой науку,
И отдалась призванию своему!
И вышло так, что сын родился поздно,
Рос умненьким, учился хорошо!
Всегда был рассудительным, серьёзным,
Но в химики, (хоть тресни!) не пошёл!
Уж как она кричала, как ругалась!
Сын аттестат в «военное» отнёс…
И поступил легко. Как оказалось,
Мечтал стоять за Родину всерьёз.
Казалось бы, ну всё, махни руками:
Максим свой выбор сделал! Но тогда
Как будто бы нашла коса на камень -
Рассорились на долгие года.
Она, конечно, издали «следила»:
Живёт в казарме, сессии сдаёт.
Но не писала и не подходила!
Решила: «Он не прав! Пусть сам придёт».
А сын - в неё упёртый. В полной мере
Решенье принял и не отступал.
Погоны офицерские примерил.
По службе в глушь какую-то попал.
Женился. А точнее - расписался,
В известность не поставив даже мать...
И дальше по стране с женой мотался..
А мог бы в ВУЗе сам преподавать!
Три года он – отец! Родили дочку.
Но внучку не показывали ей!
А потому – не бабушка и точка!
Зато профессор! Это ведь важней!
Конечно, если честно, сын два раза
К ней как-то через время заглянул...
Ну а она назло язвила сразу!
Как будто за язык сам чёрт тянул!
И вот с утра на кафедру явился!
Ей показалось, что хотел обнять!
Ну, надо же! Пришёл – не запылился!
А ей сейчас экзамен принимать!
Начищенная обувь, при погонах!
Как будто снова тыкал в выбор свой!
И в ней опять взыграл проклятый гонор:
«Что, наконец-то, просишься домой?
С женой или на службе всё не сладко,
Что, хвост поджав, ко мне пришёл с утра!»
Сын отшатнулся: «Мам, зачем так гадко?
Я просто так зашёл. Прости. Пора»..
Он прочь ушёл, покой её нарушив.
И первый раз она такой была,
Что всем студентам вымотала душу
Не по предмету даже, а со зла!
Чижову Юрке – умнице большому –
Недрогнувшей рукой влепила «два»!
Потом себя корила за Чижова,
Признав уже поздней, что не права.
Затем решила, будет пересдача -
Она ему сама поставит «пять».
Но отчего-то вышло всё иначе.
И Юрка «академ» решился взять.
Сглупил, конечно. Что он, в самом деле?
Подумаешь, получен низший балл…
Но совесть грызла… А потом в апреле
Мир рухнул вмиг: сын без вести пропал.
Ей позвонила в первый раз невестка…
Звучала глухо, как из-под земли:
«Максим на фронте был. А там - поездка.
И взрыв. Но тело утром не нашли.
Его считают без вести пропавшим.
Я тоже верю в то, что он живой!!!
Он много говорил о доме Вашем,
Считал Вас мудрой, сильной, волевой.
Он приходил к Вам, чтобы помириться,
Когда узнал, что им пришёл приказ.
Простите, Вашей внучке вновь не спится.
Вы только верьте. Он один у нас.»
Потом гудки. И в жутком полумраке
Она в такой нещадной тишине
Шептала, как ребёнок: «Враки… враки…
Не мог он так… все это лишь во сне»
Сползла по стенке, потерявшись словно.
И в зеркало уставилась в упор….
Себе самой напомнила дословно
Последний их дурацкий разговор…
В чем ценность жизни? Степень? Профессура?
Собой гордилась… злилась на него…
Какая дура! Дура… дура… дура…
Важней любви нет в жизни ничего….
Завыла в голос… нарыдавшись рвано,
Уснула там же – прямо на полу.
Сын снился ей живым. На теле – раны.
Но всё же жив, и не спешил во мглу.
С утра Мария Юрьевна вставала
Так тяжело, как прежде никогда.
Но больше не тряслась, не завывала,
Была напротив – собрана, тверда.
Теперь её одно держало дело.
Она была готова всё отдать!
И с кафедры уволиться хотела,
Но ей решили просто отпуск дать.
Нашла невестку с внучкой очень скоро.
Обнявшись, наревелись в три ручья.
И там сама примкнула к волонтёрам,
Своей беды особо не тая.
Она хотела сразу санитаркой -
Мед.подготовка с юности была!
Но возраст… И совсем туда, где жарко,
Как доброволец просто не прошла.
А волонтёром в госпитале можно -
Пусть и совсем не на передовой.
Но точно ближе … И не так тревожно,
Когда сама в заботах с головой.
Менялись лица: мальчики, мужчины…
Ранения, потери, горечь слёз.
А по ночам вернуть молила сына…
Просила небо, чтобы обошлось…
Легко про «имя-отчество» забыла-
Тут не студенты. Воины вокруг.
«Тёть Маша», «Маша» - так ей проще было.
И всё ждала, не опуская рук.
Да, волонтёрить – далеко не сказка.
Но Маша как-то сразу прижилась.
Сменить бельё, порою, и - повязку…
Помыть, убрать - сама за всё бралась.
А как-то ночью привезли солдата.
Лицо в порезах. Шов на полспины.
Лицо… она ведь видела когда-то!
И захлебнулась болью от вины.
Ведь на больничной койке, тихий, бледный
Лежал Чижов, ушедший в «академ».
Та двойка не прошла ему бесследно.
Она – источник Юркиных проблем….
Она за ним приглядывала рьяно…
Но, на глаза попасть ему боясь,
Сама не обрабатывала раны,
С виною и смущением борясь.
Страх встретить взгляд был тошнотворно вязкий,
Но как-то утром попросил хирург:
«Маш, помоги мальчишке с перевязкой.
Сегодня видишь, не хватает рук.»
Она кивнула. И, шагнув от двери,
К Чижову деловито подошла.
А он застыл, глазам своим не веря,
Когда она работать начала.
Вдохнул: «Мария Юрьевна, ну как же?!»
Ну а она, заклеивая шов,
Ответила: «Сейчас я - тётя Маша,
И, кстати, ты экзамен сдал, Чижов».
И всхлипнула: «Прости, я просто дура!
Я не должна была.. Я не должна!
Я сорвалась тогда со злости, Юра…
А ты попал сюда, где жжёт война…»
А Юрка поперхнулся обалдело!
Да ну, Мария Юрьевна, вы что?
Я б пересдал! Но тут такое дело…
Я вырос с братом. Вместе от и до.
Когда у нас родителей не стало,
Ему едва ли двадцать наскреблось.
А мне тринадцать…Тёток хоть не мало,
Желающих помочь нам не нашлось.
Нам помогли, оформил он опеку,
Воспитывал, учиться заставлял!
Он был и остаётся человеком,
Который помогал и вдохновлял.
Я в институт сумел попасть не сразу -
Сдурил. Зато спокойно отслужил.
Вернувшись, взялся сам за ум, за разум.
И поступил, как подвиг совершил!
Тогда, придя с экзамена, я просто
Узнал, что Борька подписал контракт
И я решил, что так сложились звёзды.
Пошёл за ним. Такой вот жизни факт.»
Они полночи рядышком сидели.
На утро Юрке – улетать домой.
Вчера, казалось, нервы на пределе!
Сегодня ей не верилось самой,
Но стало легче. Словно задышала –
Пусть не на всю, и всё же глубоко.
Чуть отпустило, и не так мешало…
И даже в горле был чуть меньше ком.
Она звонила внучке и невестке,
Неслась к бойцам, лишь только кто-то звал.
Студент Чижов писал ей смс-ки,
И ребусы химические слал!
Подчас бывало так невыносимо.
Что ей казалось, воздух сер и спёрт..
И вдруг звонок ей: «Мам, нашли Максима.
Он был в плену. Лечу в аэропорт.»
Она опять сползла. И снова выла,
Слезами счастья мыла коридор.
С заплаканным лицом палаты мыла,
Не отводя от телефона взор.
И дождалась. Уставший, но счастливый,
Измотанный, но всё-таки живой,
Он позвонил ей. И сказал шутливо:
«Мам, я не химик. Тут хоть плачь, хоть вой!
Зато я твой любимый! И ни грамма
Не сомневаюсь, сердцем ты - со мной.
Ты понимаешь, я вернулся, мама!
Когда теперь нам ждать тебя домой?»
Она смеялась.. Плакала … смеялась….
Мальчишки набежали из палат.
И да, Мария Юрьевна осталась,
Пока еще – тёть Маша для ребят.
Носилась « в отпуск», сына обнимала,
Невестку, кстати, дочкой назвала.
Гуляла с внучкой… - бабушкою стала.
И жить, как прежде, больше не могла….
Потом смотрела долго, как ей машут,
Сжимала с шоколадом коробок!
А там встречали: «Пацаны, тёть Маша!»
И в синем небе улыбался Бог.
Copyright: Ольга Гражданцева, 2024 г.