Предыдущая публикация
Простила
На билет до Москвы не хватало, и Сергей промышлял на тёмных улицах, отнимая деньги у подгулявших мужчин и припозднившихся женщин, которых пугал ножом. В этот вечер он высмотрел прилично одетую женщину и пошёл следом. В подъезде Сергей оглянулся - никого. Прыгая через две ступеньки, он настиг жертву на тёмной лестничной площадке второго этажа. Женщина обернулась на щелчок ножа:
- Не надо...
- Заткнись! Деньги! Ну!
Она неожиданно ловко скинула ботинок с ноги и ногой же сняла сумочку с плеча:
- Здесь.
«Господи! Да она безрукая!.. - Сергей отшатнулся, рванул сумочку с тёплой ступни и включил брелок-фонарик: несколько мелких купюр и монеты. - Нет, так не пойдёт!»
- Дома кто? - добавил он в голос хрипоты и злости.
- Одна.
- Пошли! - она нажала коленом на низкую дверную ручку, и они вместе прошли на кухню.
Женщина коснулась стены плечом – зажегся свет. Разбойник и жертва глянули друг на друга. Никогда ещё Сергей не чувствовал себя такой мразью.
- Деньги, камни, золото! Быстро!
Она исчезла в комнате и скоро появилась, поставила на стол шкатулку, которую принесла в зубах.
- Здесь. Смотри сам.
Но парень вдруг передёрнул плечами и тяжело вздохнул. Всё сразу собралось в кучу в его голове: сумка, снятая с плеча цирковым движением ноги, дверная ручка на уровне колена, и вот сейчас – ручка шкатулки в ее зубах. Чувствуя, как от ужаса содеянного, шевелятся волосы на голове, он упал на стул и отключился. Женщина с изумлением наблюдала за превращением наглого грабителя в усталого несчастного человека. Она ногой открыла дверцу шкафа и зубами вынула из него блестящий протез с двумя крючками на конце. Уперев протез в стену, она ловко всунула в него коротенькую култышку левой руки, зубами натянула ремешки и прижала обе «липучки» подбородком. Правой руки не было совсем. Очнулся Сергей от мирного звяканья чайной ложечки. Избегая взгляда хозяйки, убрал нож. Перед ним дымился стакан с чаем, и тёмным глянцем отливало варенье в розетке.
- Сахар сам клади, печенье в тарелочке, - она сидела напротив и отпивала из фаянсовой чашечки.
«Делать ноги!» - подумал он, но вдруг взял ложечку и потянулся к сахарнице.
- Давно людей грабишь? - спросила она.
- Недавно.
- Я так и поняла. Наколка - твоё имя?
- Моё.
- Похоже, детдомовский?
- Ну.
- И я... С четырёх до девяти лет там жила. Потом опять взяли хорошие люди. Срок тянул?
- Два года дисбата. За драку
- Всё-то вы, мужики, бьётесь-дерётесь, а матери плачут.
Чай был горячим и сладким, кухонька уютной и тёплой, но Сергей был начеку. Непонятное поведение хозяйки не давало расслабиться. Слабоумная, что ли? Почему она не стала звать на помощь, во время его внезапного сна-обморока от усталости и голода? Такого конфуза никогда не случалось с ним раньше. И непонятная растерянность не отпускала его.
- У меня есть немного денег, и я б тебе, своему, детдомовскому, дала. Но сын учится. Одёжку-обувку надо. Похож? - Она вскинула голову к фотографии на стенке шкафа.
Мальчишка лет пятнадцати сидел рядом с хозяйкой квартиры, закинув ей руку за шею. Оба улыбались в объектив, и фамильное сходство бросалось в глаза.
- Очень!.. Если б вы... ты сама не сказала, решил бы, что брат и сестра!
- Сын мой. Уже семнадцать. И знаешь, куда поступил?
Сергею было всё равно, куда тот поступил: «Наверняка успела сбегать к соседям, пока он был в отрубе, и сейчас время тянет до ментов. Если так, то…» - он провёл ладонью по карману с ножом.
- В Томский ТУСУР поступил. Знаешь такой?
- Электронику там делают, - он вдохнул запах её волос и вдруг осознал, что она никуда не ходила, никого не звала, не паниковала. Он поразился её мужеству и с трудом подавил в себе желание подхватить её на руки и закружить по комнате.
- И знаешь, что сын мне сказал? Мама, сейчас электроника всё может. Я сделаю тебе такую руку! Ты сможешь шевелить пальцами! Представляешь, я смогу платить в магазине рукой, брать хлеб рукой, держать чашку, писать – все рукой! Господи, чтоб сбылось!
Глаза её так и сияли, мелкие веснушки высыпали на переносице, а Сергей отступил на полшага - ему вдруг захотелось просто нежно её обнять. Вернулись на кухню и стали допивать чай. Сергей опять задержался взглядом на фотографии.
- Я его в девятом классе родила - шестнадцати не было. Сильно плакала, что не могу сыночка на ручки взять, - она потупилась и тряхнула головой, смаргивая слёзы. – Ой, ты ж голодный! А я - чай! Сейчас пост, так у меня рыба и каша. - Она встала и движением бедра открыла дверцу холодильника. - Микроволновка - вот. Сам разогреешь, лады?
Пока Сергей, как в трансе, топтался возле микроволновки и ужинал, хозяйка прошла в комнату, оттуда послышался мягкий шелест простыни. Постелив постель, она вновь уселась за стол.
- Ты такой рослый мужчина! Хочешь, помогу на работу устроиться? И не надо будет никого обижать. Паспорт и трудовая с собой? Или ты беглый? Шрам, вижу, свежий. Пуля?
- Беглый, - усмехнулся Сергей. - Но не оттуда... И пуля случайная. А документы при мне.
- Столярничать-слесарничать умеешь?
- Приходилось, но не мастер.
- А там особое уменье ни к чему. Надо выдумку и... доброту.
- Где это «там»?
- У нас в детдоме. Для таких, как я. Кто без рук, кто без ног, а кто и без царя в голове.
Сергей опять встретился с хозяйкой глазами. Было нечто такое в её зрачках, будто она знает об этом мире больше, чем другие люди. И не было в них опасности, а только мягкий свет. Так, наверное, смотрят матери, но матери своей Сергей не знал и сравнить не мог.
- А что, до меня слесаря не нашли? Ведь заикнись только, сразу толпа набежит.
- Так у нас горе-горькое. Каково каждый день на детей-инвалидов смотреть? Тоже играют, смеются, дурачатся. Только всё это через увечность их в душе слезами обливается. И бегут прочь мужики. У нас женский коллектив.
- Кем же ты там работаешь? - он медленно подбирал слова.
- Няней.
- Няней?! Без рук?.. - и осёкся.
Женщина опустила ресницы, а когда подняла их, взгляд её был далеко.
- Я няня для песен, - чуть улыбнулась. - Детишкам песни пою вечером, перед сном и утром. Иногда мне и ночью звонят, и я бегу. Это здесь недалеко. А некоторые очень беспокойные детки наши. Особенно совсем маленькие или в подростковом. В двенадцать-тринадцать, когда начинается мужское-женское в людях. Одна девчушка безногая всё кричала священнику: «Нету никакого Бога, дяденька! Что мы Ему сделали, нерождённые?» И всякие слова плохие кричала. Если такое случается, я пою, и они успокаиваются. Иногда долго пою, устаю, а они просят ещё, а мне плакать хочется. Знаешь, как у меня в трудовой книжке написано? «Няня для песен». Но я и на кухне помогаю и полы умею мыть. А мальчишки, которые с руками, тряпку выкручивают. Я вообще больше там, а дома не люблю, как Адам мой уехал.
- Так сына назвала?
- Да. Снасильничали меня школьницей, нож к горлу приставили. Пусть будет Адам Адамович, Человек Человекович. Там ванна готова. А я пошла на работу. Буду завтра после двух. Отведу тебя к шефине, познакомлю. Если возьмёт, там и комнатка есть. Меня Верой зовут. Пока!
- Погоди! Да я ведь сейчас - спасибо и был таков!..
- А вот этого не делай. Очень прошу, Сергей! Ты сначала в себя приди, а потом решай. А завтра - великий день - Рождество Божие. Всё наладится, вот увидишь.
Она встала у косяка, и Сергей помог ей влезть в пальто. Он остался стоять в коридорчике, вслушиваясь в стук каблучков на лестнице, и опомнился лишь от гулкого удара подпружиненной двери подъезда.
«Вот дурень! Проводить же надо было - ночь на дворе…»
Проснулся Сергей поздно, отдохнувшим и свежим. Обошёл однокомнатную квартиру, заглянул во все углы, в шкаф и тумбочку, просмотрел книги на этажерке. Вот ушла, нет её рядом, а радость осталась. Где-то он читал, что аура добрых людей пронизывает и всё пространство вокруг них. Наверное, правда. Улыбнулся, открыл окно.
На улице шёл снег. Тяжёлые хлопья оседали на ветках ёлочек у дороги - красиво. На фоне несчастья этой женщины, тяжкого, пожизненного… его собственные проблемы смотрелись горем луковым: молодой сильный мужчина, опустившийся до грабежей. Тяжело... Скрипнул зубами и сглотнул ком. Оделся и вышел. Долго бродил по городку, и перебирал в уме прожитую жизнь. Ближе к обеду купил продуктов и пошёл назад. Выглянуло солнце и всё кругом заиграло, засверкало. Радостно и строго-торжественно. Вера прибежала, запыхавшаяся и румяная, сразу после двух.
- Извини, опоздала. У нас там подарков навезли. От лиц, пожелавших остаться неизвестными. Да только все их знают, этих «лиц». Воруют горы, а раздают крошки. Мы собирали, паковали, снежинки цепляли. Детям радость. Пошли, начальство ждёт.
Шефиня Капитолина Власьевна, оказалась грузной женщиной лет пятидесяти с внимательными карими глазами. Познакомились, затем она чуть заметно показала подбородком на дверь. Вера тут же вышла, а Сергей усмехнулся: «Дисциплинка у них!»
- Веруня рассказала о тебе. Стулья умеешь чинить, замок врезать, то да сё?
- Приходилось.
- Лады. После праздника проверю. Аванс нужен?
- Не откажусь, - Сергей подумал, что ослышался.
- Если б отказался, силком всучила. Цветов ей купи. День рождения у нее завтра.
- Спасибочки! - и жарко стало на сердце.
- Давай документы и пошли хозяйство смотреть, - она уложила его документы в сейф.
- Так не пойдёт! Паспорт верните. Проверки же без конца.
- Держи. И пойдём, покажу комнатушку, где жить будешь.
По обеим сторонам коридора - закрытые двери. За дверями то шум, то стук, то плач, то мяуканье. Одна дверь открылась и двое мальчишек, лет восьми и пяти, толкая перед собой лёгкие тележки на роликах, выкатились в коридор. Сергей невольно замедлил шаг. Вместо ступней ног у них были обшитые кожей култышки. Вместо кистей рук - блестящие крючки, торчащие из зашнурованных до локтей протезов. Держась за дуги тележек крючками, мальчишки ловко толкали их вперёд, дудели и бибикали - играли в «улицу».
- Капа! А ты дядю этого к нам берёшь? - старший мальчик запрокинул вверх бледное лицо.
- Да, Миша! Он будет у нас снег чистить и тележки ваши чинить.
- Правда, дяденька?
- Правда, - Сергей притронулся рукой к детской головке и скользнул ладонью вниз.
Мальчик прижал плечом его руку к своей щеке и внимательно посмотрел мужчине в глаза. Сергею стало не по себе. Он вспомнил себя малышом в детдоме, и те редкие минуты восторга, когда мужчины брали его на руки и подбрасывали к потолку.
- А ты не уйдёшь, как дядя Аркадий?
- Не уйду, Миша.
- А щеночка нам плинесёшь? - спросил младший мальчик.
- Если Капитолина Власьевна позволит. Надо сначала хорошего выбрать, домик ему построить, прибирать за ним, гулять водить.
- Мы всё можем! И воды, и еды, и плибилать!
- Пойдём! - Капитолина дёрнула Сергея за рукав. - Будет вам, мальчики, щеночек.
В конце коридора Сергей оглянулся. Младший мальчик помахал Сергею крючком и улыбнулся. В тесной комнатушке столик, стул, тумбочка. Стопка белья на кровати, иконка в углу.
- Размещайся. Не хоромы, но тепло. Обвыкай, а завтра ко мне!.. - она перекрестилась на икону.
Сергей ещё носил в себе взгляд мальчика и, глядя на икону, почувствовал беспричинную злость.
- А что же этот ваш, главнокомандующий миром, детей увечных на белый свет выпускает, на муки пожизненные обрекает? – спросил он Капитолину.
- Не кощунствуй! Родить дитя или нет, мы сами решаем. Ты сейчас умненьких видел: сами ходят, играют, читать-писать учатся. В другой комнате у нас «огурчики» лежат. Вот, где страх и ужас вселенский! - она опять осенила себя крестом и тяжело вздохнула.
- Вот и я о том же. Нет, ребята, всё не так на этом свете!
- Всё так! Он обо всём подумал, Сергей! Да мы ж всё по-своему хотим. Раньше молодка девушкой замуж выходила. Думаешь, зря Господь женщину «запечатал»? Не прихоть, а чтоб дитя здоровое. А сейчас и по пять мужиков баба поменяет, пока сообразит, что годы уходят, а дело своё женское не сделала. По столько раз венерическими переболеет? Водка, курево, нервы, наркота. Где тут здоровому ребеночку родиться? И мужики не лучше. И не кивай на Всевышнего. На себя посмотри. Что, скажешь, триппером не болел?
- Не болел.
- Ну, прости меня! Нервы, знаешь. Насмотришься-наплачешься каждый день. Я восьмой год здесь, а не привыкну. Вот опять таблеток надо... Ну, ступай.
Сергей поспешил на улицу. В церкви народу - не протолкнуться.
- У тебя, правда, день рождения завтра?
- Капа сказала? Правда. Только не день рождения, а день найдения. Пойдём-ка.
Сразу за массивной дверью церкви маленький закуток.
- Вот здесь. Тридцать четыре года назад нашли новорожденную девочку безрукую. Священник объявил народу. Семья пожилая бездетная взяла. Потом мама умерла, а отец, сам больной, в детдом отдал. Там до девяти лет жила. Потом опять взяла меня пара бездетная. Хорошие люди, и сейчас живы. Но, как узнали, что беременна - прогнали из дому. Я на мост пошла. Стою, вниз смотрю. Чёрная вода, глубокая. И рук не надо - перегнуться - и всё. И плакала сильно. Тут наша классная меня увидела. К себе отвела. У неё и осталась. Школу не бросила, девчонки прибегали, с уроками помогали. Как родила, и с малышом сидели, и кашу варили, и постирушки - всё они. А молока у меня было - ещё одной мамаше с двойняшками сцеживала. Мальчики наши в магазин бегали, когда и цветов принесут, прямо, счастье такое! И милиционер приходил, спрашивал: «Запомнила? А какой запомнила? Испугалась я.» Так Адама вместе и вырастили. Город квартиру дал, а детдом работу. Спасибо добрым людям. Вот и вся жизнь моя простенькая. Потом они шли по заснеженной улице в волшебном свете рождественской ночи. Он нёс красные розы, а она время от времени погружала в цветы лицо, взглядывала на него, встряхивая волосами, и тёмная волна прокатывалась по плечам, и снежинки в них блестели, как звёзды. Стали жить вместе. Едва прошло два месяца, как Вера сказала Сергею, что беременна. Он сделал вид, что обрадовался, но утром, сообразив, что это изменит всю его жизнь, что все пелёнки, болячки и каши лягут на него, попытался неуверенно и неловко уговорить её избавиться от обузы. Она испуганно глянула, подхватила крючком полотенце у мойки, прижала к лицу, тихо, но твёрдо выдохнула:
- Моё дитя!.. Тебе есть, где жить. Не приходи больше! Спасибо!
Понял он тут всё и в слезах упал перед ней на колени:
- Прости дурака! Никуда я от тебя не уйду!
Прижалась к нему - простила…
В. Эйснер
Следующая публикация
Нет комментариев