АЙНАНА (Часть 2 – 3)

Проснулся он рано. Ещё не рассвело. Выжидал время, когда можно было отправится в интернат. Заказанный домой звонок опять не состоялся, трубку никто не взял. Здесь было утро, а в Подмосковье – ночь. Неужели не слышат? Сони!
Александр в интернат пошел пешком, тут было недалеко. Северный городок уже не казался таким уж маленьким, был даже красив, хоть и не особо ухожен. Впрочем, время шло такое, когда никому не до ухоженности.
Длинное двухэтажное здание с облупленной штукатуркой встретило загадочной тишиной. То ли снегопады так влияли на эти места, то ли люди были скромнее. Но Александр уж не первый раз удивлялся тишине учреждений.
Кнопку на двери он нажал, ему ответили тут же, дверь клацнула и открылась. Из ближайшей боковой двери показалась женщина, спросила – к кому он и велела ждать.
Сесть тут было негде, Александр прислонился к холодной зелёной крашеной стене, ожидал. Минут через десять показалась женщина и тут же сказала:
– Аня сейчас спустится, они завтракают ещё.
Так быстро?
Александр такого не ожидал, думал, что будет беседовать ещё с сотрудниками, объясняться. Ведь это не простой интернат.
Но минут через десять на лестнице он увидел сначала стоптанные тапки, коричневые колготки с гармошкой на коленях, а потом и девочку. Она повернула голову, смотрела на него.
У Александра перехватило дыхание. Она была так похожа на Юнну, на мать. Высокая, тонкая. Встрепенулись воспоминания. Ее взгляд и его обещание:
– Я увезу тебя....
И тут же одновременно, это была как будто Оля, его дочь. Вернее, если б его Ольге придать национальные черты народов севера, то это точно была бы она. Такая смесь... Дугообразные брови от матери, а заострённый подбородок точно такой же, как у дочери. Глаза характерные, национальные узковатые коричневые, но взгляд ... смотрела она точно также, как дочка, приподняв одну бровь.
На ней было что-то выцветшее фланелевое, не то платье, не то халат. Сейчас она напомнила ему девочек его детства. Дома так ходили его одноклассницы. У его дочки такой одежды уже нет.
– Здравствуй, Айнана.
– Здравствуйте, – сказала тихо.
***
Укутанная одеждами, которые кажется уж срослись с кожей, Айнана росла среди снегов, среди седых вершин, в тундре. Иногда это были места с таежными лесами, сочными яркими цветами, которые собирали они с мамой. Иногда – заболоченная тундра, с озёрами и реками.
Своим величием родные места ее пленили. Суровый, но такой неповторимый край. И люди здесь всегда готовые к помощи и в то же время замкнутые.
– Ай–нэ–на, Ай–нэ–на, – раздавалось средь холмов.
Мать звала ее всегда так – в растяжку. Так назвал ее дед. Айнана означает – путешественница. Так уж вышло – не успела Айнана родиться, как начала путешествовать с матерью.
Юнна так и не вышла больше замуж ни за кого. Все недолгие свои оставшиеся годы она отдала дочке. Они ходили далеко, гуляли по берегам рек и озёр, бегали среди берёз, играли с маленькими оленятами и щенками. А зимой берегли очаг – очаг, куда возвращался амэкэ, дед Эльхо.
Юнна напоминала мать–олениху. Точно также олениха любуется своим малышом. Смотрит, как беззаботно он резвится в лучах северного солнца, которое так быстро уходит за горизонт и ложиться спать в мягкие перины – облака.
Девочке рассказали историю матери. Уж потом рассказали, когда мать забрали Духи земли.
Юнна беременная боялась своего отца – Эльхо. Куталась одеждами, даже когда их можно было снять. Хотя отец, конечно, догадывался уж о том, что дочь скоро родит. Была ль история об умерщвлении младенца правдой или это были выдумки, Айнана не могла знать. Такие слухи до нее не дошли.
Жила ее мать со своим отцом шаманом Эльхо в одинокой яранге, вдали от стойбища. Костер в ней не догорал никогда, всегда имелась горячая вода. Каждое утро дед пил чай и уходил в тундру, где оставался до позднего вечера. Юнна ждала роды, боялась родить ночью, боялась своего собственного отца.
Ребенок появился днём, когда в яранге никого не было. В начале Юнна даже не догадалась, что это и есть роды. Сильно заболел живот, она легла на шкуры, закорчилась, застонала. А потом посмотрела туда – дрыгая красными ручками и ножками на медвежьей шкуре лежала малышка.
Юнна легла рядом, устало вслушиваясь в плач девочки. Она чувствовала себя совсем разбитой. Смертельно хотелось спать, но уснуть она боялась. Она боялась за дочь. Мать аккуратно уложила дочку в детский кукуль, сшитый накануне втайне от отца из соболиной шкуры, надела кухлянку, малахай и отправилась в ближайшее стойбище.
По дороге она присаживалась на холодные уже кочки, вставала на колени, кормила дочь грудью. Девочка брала грудь вяло, личико ее было ещё отёчным. Юнна валилась с ног, подолгу сидела на коленях, на холодном мхе, но опять вставала и продолжала идти. Она хотела отдать дочь родственникам – многодетному семейству. Юнна хотела скрыть рождение дочери от отца, вернуться к вечеру в ярангу уже без девочки.
Иногда ей казалось, что она летит. Она падала, тяжело вставала, но все равно казалось, что летит.
Уже при свете звёзд и луны, когда белые совы вылетали из своих гнезд, вернулся Эльхо. Он был старый охотник. Он нашел дочь и ночью.
Помогли собаки и чутье. Она лежала под холмом, на боку, тесно прижав к себе девочку. Юнну с новорожденной девочкой положил он на нарты и отправился в поселок. Там оставил ее в доме знакомых до тех пор, пока не поправилась, а потом до тех – пока не подросла девочка. Только когда воздух наполнился дыханием весны, приехал за нею шаман Эльхо.
Юнна со страхом смотрела, как Эльхо взял внучку, поднял над головой, начал читать шаманское, непонятное дочери, заклинание. Она нарушила закон тундры, она виновата, но за дочь она готова была отдать свою жизнь.
– Айнана...
Путешественница. Айнана. Так переводилось это имя. Не успела Айнана родиться, как отправилась с матерью в путь.
А потом, когда было девочке семь, улетела она вместе с другими детьми на вертолете в школу. Смотрела на мать в узкое оконце – заверть вертолета рвала на Юнне одежду, мать держала руку на голове, чтоб не сорвало платок и смотрела вверх – на улетающий ввысь вертолет.
– Ай – нэ – на! – от шума ветра и гула вертолета Айнана не слышала мать...
Больше Айнана маму не видела никогда. Когда, к следующему лету, вернулась она из школы, ей объявили, что маму забрали Духи земли.
***
– Здравствуй, Айнана.
– Здравствуйте, – сказала тихо.
Александр совсем растерялся, не знал, что и говорить. Девочка потупила взор, так и осталась стоять на ступенях лестницы немного испуганно.
– А я... Я знал твою маму.
Девочка кивнула.
– Ты очень похожа на нее.
Девочка кивнула опять.
И Александр вдруг подумал, что всего скорей, она знает – кто он.
– Ты знаешь, кто я? – спросил неуверенно.
– Да?
– И кто же?
– Вы Александр? Мой отец? – подняла глаза вопросительно.
– Да. Кажется, да. Но я недавно об этом узнал. Мне сообщили. Твой дед.
– Эльхо амэкэ умер вчера.
Александр был удивлен. Он считал, что девочка ещё не знает об этом.
– Да. Я знаю. А откуда знаешь ты?
– Мне сказали...
Она хорошо говорила по-русски, это радовало. Была скромна, опускала глаза, лишь мельком глядела на него. Как и ее мать, она была хороша собой. Даже застиранный халат не мог скрыть это. Черные, как смоль, волосы убраны в косу, и глаза невероятной красоты.
Александр сомневался, стоит ли говорить с ребенком о смерти деда, и спросил, чтоб хоть что-то спросить:
– Как ты тут живёшь, Айнана?
– Пойдёмте со мной, я отведу вас к Ирине Михайловне, – девочка повернулась и пошла вверх по лестнице, Александр пошел за ней. Стоптанные тапки хлопали по пяткам девочки.
Она привела его к кабинету, открыла, пропустила вперёд и сказала, что Ирина Михайловна сейчас придет. Было всё тут так просто. Совсем не похоже на учреждение подобного рода.
И правда, через пару минут в кабинет зашла небольшого роста пожилая женщина в сильных очках.
– Здравствуйте! Простите, задержалась... Дела. А Вы идите сюда, к столу поближе.
Александр присел за стол.
– Мне позвонили из школы, где была Аня раньше, сообщили, что Вы приедете. Но я не ждала так рано.
– Не спится, знаете ли, – Александру было приятно, что его тут ждали.
– Вы познакомились с Анной?
– Да, совсем немного. Она знает, что я – ее отец. Откуда? Я и сам...
– Вы же были подростком, должны понимать, о чем мечтают дети. Конечно, найти родителей. Мама у девочки умерла, а папа – ее мечта. Да и родственники убедили ее давно, что отец у нее есть, и когда-нибудь он за ней приедет. Наверное, они рассказывали о вас, – она помолчала, а потом строго подняла на него глаза, и спросила, – Можно я не буду юлить, спрошу прямо? Человек, я вижу, Вы – умный. Что намерены Вы предпринять в отношении Анны? Я конкретно спрашиваю – есть ли у Вас планы ее забрать? Или Вы удовлетворяете свое любопытство? Извините за прямоту. Я не буду осуждать, если это второй вариант. Жизнь – штука сложная. Просто я должна знать.
Александру такая прямота понравилась. Он откинулся на спинку стула. Как будто камень упал с плеч. Он и сам не знал ответов на эти вопросы, но определенно понял – с этой женщиной нужно говорить откровенно.
– Ирина Михайловна, я как раз очень нуждаюсь в совете. Я не знаю, как будет лучше. Я вообще ничего не знаю о дочери, и не знал, что она есть. У меня семья. Тоже, знаете ли... Я даже не понимаю, почему она у вас, в психоневрологическом учреждении, а я врач.
– Ясно, – Ирина Михайловна встала, сказала, что сейчас вернётся, и ушла. Вскоре вернулась не одна, а с некрасивой женщиной средних лет. Женщина держала в руках какие-то бумаги.
Ирина Михайловна оставила их одних, а Марина Леонидовна начала читать личное дело Айнаны, показывать ему справки, документы. Да, у девочки была черепно-мозговая травма, но никаких последствий не было. Александр вникал, пересматривал справки, потом понял, что нервирует этим Марину Леонидовну, она оправдывалась и оправдывала.
И когда он увидел на ее лице слезы, вдруг подумал – а зачем он это доказывает ей. Эти подробности важны ему, но доказывать он никому ничего не должен. Он вообще ещё никто.
– Ладно, Марина Леонидовна, оставим это.
– Ну как? Как Вы не поймёте. Ведь это не мы решаем, приезжает клинико-экспертная комиссия...
– Оставьте... Я понял, спасибо Вам огромное за разъяснения. Вы, как психолог учреждения, что бы посоветовали для Ани.
Марина шмыгнула:
– Для Ани? Для Ани лучше б всего было жить, как жила – на стойбище. Но кто ж меня послушает.
– А учеба как же?
– Учеба... Конечно, хорошо бы. Но жить в замкнутом пространстве общежития одной ей тяжело. Понимаете. Ей помощь нужна, ну, и любовь. Ее любили там, в общине. Мама... А тут она совсем одна. Ни с кем не сблизилась.
– А почему? Ведь была среди людей всегда.
– Почему? Наверное, это свойства народа. Вроде вместе, но каждый в себе. А может она не чувствовала, что нужна кому-то. Вот только за Ириной Михайловной ходит, привязалась. Помогает во многом. Считай, ее правая рука.
– Марина, а как Вы думаете, в современной семье она уживется?
– Так ведь разве ответишь. Семья семье рознь. Если примут девочку, полюбят, то конечно. А если... Тут и бунт возможен, и срыв. Вы же понимаете...
В этот день Александр ещё долго находился в интернате. Оказалось, что для оформления опеки на девочку нужно очень много. Так вот быстро, за разовую поездку, это не сделаешь. Но чем больше рисовалось трудностей, тем яснее становилось Саше – он хочет забрать Аню с собой. Тут звали ее именно так.
В кабинет пришла Айнана. Им дали ещё время пообщаться. Ирина поручила Ане какие-то задания – девочка вырезала ножницами.
Александр опять не знал о чем говорить.
– Ань, а я живу совсем недалеко от Москвы. Ты же не была в Москве?
– Не была.
– А побывать хочешь?
– Наверное. Только...
– Что только?
– Я боюсь ...
– Чего же ты боишься?
– Не знаю. Где я буду жить в Москве?
– Наверное, со мной. То есть не в самой Москве, но рядом. У меня жена есть и дети. Дочка и сын. И ты будешь, как дочка.
Он запереживал, что сказал что-то не так – "как дочка", но девочка не обратила внимание.
– Только... Только в этот раз я не смогу тебя забрать. Нужно оформлять документы, мне и моей жене. Понимаешь?
Он практически заглядывал ей в лицо, а она что-то старательно вырезала. Все ответы девочки были такими односложными, что сейчас Александр разговаривал с ней, как с маленькой. Почему-то казалось, что она совсем не такая, как Ольга, что гораздо младше. Хоть и была по возрасту старше. Но ведь девочка выросла в тундре...
И тут вдруг Айнана перестала рукодельничать, посмотрела ему в глаза и сказала:
– Вы чувствуете себя виноватым, не нужно. Я рада, что мы повидались. Но Вы не обязаны меня забирать к себе. Ведь Ваша жена может обидеться, – глаза ее горели.
Александр смотрел в глаза девочки и понимал всё больше и больше – как же хочет она, чтоб он ее забрал! Как хочет!
И после этих ее слов, он решил, что Анна должна жить с ними. В конце концов, она – его дочь. Она имеет право на его любовь точно также, как и Ольга с Петей.
А Наташа... Надо будет позвонить ей. Он прикидывал разницу во времени, когда это лучше сделать... Опеку он оформит дома. У него масса знакомых, бывших пациентов, есть связи. А у Натальи – детского врача, их ещё больше.
– Ань, а всё-таки, ты бы хотела жить с моей семьёй? С моими детьми и женой?
Девочка прекратила резать, подняла голову, посмотрела в стену перед собой и ответила рассудительно:
– Я не знаю, как лучше...
– Вот и я, Аня, вот и я...
В этот момент она посмотрела на него и вдруг улыбнулась. И эта улыбка растопила все сомнения. Александр окончательно утвердился – надо заниматься оформлением опеки. Надо...
До Натальи дозвонился он лишь ночью – до больницы. В Подмосковье было утро. Сообщил, что нашел дочку, что скоро будет вылетать назад. Сказал, что поговорят обо всем дома.
На следующий день он прощался с Аней.
– Я заберу тебя. Вот увидишь, я заберу тебя...
Примерно то же, он говорил когда-то Юнне.
И взгляд таков же – заранее прощающий.
***
– Ты пойми, Саш! Если б это был ребенок лет пяти. Ну, десяти, наконец. Я б согласилась. Но это взрослый сформированный человек. И как мы?
Они сидели на кухне, шептали. Дети – у телевизора.
– Какой взрослый, Наташ? Они там позже взрослеют. Она совсем ребенок.
– Позже? Ошибаешься, взрослеют они там гораздо раньше. И заметь, я ж не прошу тебя от дочери отказаться. Понимаю ведь – невозможно это. Твоя... Конечно, мы будем ей помогать.
– Но без опеки она так и останется там, где ей не место. Пойми ты...
– Ну, не навсегда же. Похлопочем... Подумать надо. Эх, если б было у нее нормальное образование, можно было б в колледж какой. А так... Может у нее интересы есть?
– Есть. Она оленей любит.
Наталья посмотрела на мужа осуждающе.
– Саш, время какое. Посмотри, что творится. Дети, и то... Дай мне время...
Александр понимал, что у Натальи голова сейчас занята другими проблемами. Прежде всего детьми. Ольга вступила в какую-то группировку, была драка за школьным двором. Пострадала дочка немного, центральной не была, слава Богу. Но оторван рукав хорошей зимней куртки, а ещё предстоят неприятные разбирательства. Виноватой Оля себя не считала, впрочем, как никто из других девочек.
Впереди новый год, и, вместо того, чтоб в свои тринадцать лет загадывать желания Деду Морозу, дети бьют друг друга в кровь. Девочки ... А Александр вспоминал северную школу, вспоминал глаза Ани. Возможно ли такое там?
Наталья встала, загремела посудой.
– Я просто с ног валюсь. Пожалей хоть меня. И Петька ... Саш, поговорил бы ты с ним, он все также упрямится. С письмом у него – просто беда.
Сентябрь и половину октября Наталья водила Петю в школу. Первый класс всё-таки. И все поначалу было неплохо. Петя способный, уже перед школой хорошо читал. А сейчас вдруг упёрся, как маленький ослик – расхотел ходить в школу. И никакие увещевания, обещания, награды не действовали.
Он плакал по утрам, мотал всем нервы. На какое-то время его даже отпустили из школы, он пожил у тещи и тестя, но, когда вернулся, история повторилась.
– У меня голова кругом от них, Саш! Я даже не представляю, что будет, если в доме появится ещё ребенок.... Причем, такая взрослая девочка. И какие мы с тобой опекуны, если нам своих детей опекать некогда. То и дело родителям спихиваем. Оба дома не водимся. А детям ведь... Детям горячие котлеты нужны и внимание.
И Наталья была права. Не успел Александр вернуться, как закрутили дела. Его уже ждал ряд операций. Конечно, он любил свою работу, любил операции, но его анестезия была лишь действием, и, закончив ее и передав больного по инстанции реаниматологам в послеоперационную палату, он чувствовал себя опустошенным.
Он дал жене время. Дал. В конце концов до новогодних выходных они все равно ничего не успеют. Пусть пройдут праздники, а уж там...
Но перед глазами стояли снежные северные вершины и взгляд Айнаны – неужели она думала, предполагала, что он обманет?
Коломна заполнялась волшебными декорациями, превращалась в сказку, пахла пастилой, а Александр все представлял, как хорошо было б, если б увидела это Айнана. Вот бы увидела...
В последних числах декабря состоялось родительское собрание. Дочь зашла в дом вечером первая, шумно разделась, хлопнула дверью. На полу валялась ее куртка. Наталья перешагнула ее.
– Поссорились? – видя лицо жены, спросил Саша.
– Я не могу больше с ней. Не могу... Оставь! – Александр наклонился за курткой дочери, – Оставь! Сколько можно! Мы сдуваем с нее пылинки, а она... Я там такого наслушалась, Саш...
Наталья долго и вдохновенно рассказывала Александру о том, о чем узнала на собрании. Страсти бушевали, родители успели перессориться, и дети, похоже, не собирались мириться. Жена была под впечатлением, с трудом успокоилась.
Оля так и не вышла из комнаты. Наталья нервничала, и Саша пошел проверять уроки сына сам. Петька сделал все тяп-ляп, а когда Александр заставил переписать – весь урыдался, играл в острое недомогание, бегал в туалет, призывая маму к спасению.
– Да отстань ты уже от него, и так нервы сдают...
Александр и отстал. Он тоже устал, и все эти семейные проблемы здорово утомили.
Он выходил из душа, собирался уже идти в постель, когда услышал всхлипы в детской. Заглянул. Петька спал крепким сном, а Оля плакала.
– Можно к тебе?
– Дет! – сказала в нос, голос грудной с комом в горле.
Но Александр зашёл.
– Пап, уйди! Не надо мне нотаций! Я не хочу больше это слышать,– Ольга заревела громче, уткнулась лицом в подушку.
– Двигайся,– Саша ложился рядом с дочерью.
– Па..., – претензия в голосе.
– Двигайся, двигайся! Нотаций обещаю не читать. Просто расскажу кое-что.
– Что расскажешь? – она шмыгала носом, – Сказочку?
– Типа того. Я ж на севере был, с Дедом Морозом встречался.
– Ну, конечно,– ирония в голосе, но начала успокаиваться Оля, – И какой он, красный кафтан, белая борода?
– Нет. Там другой дед Мороз. Зовут его дед Эльхо. У него перья на кафтане и рога на голове. А ещё у него есть внучка.
– Снегурочка, – дочь положила голову ему на плечо.
– Нет. Это другая история. Его снегурочку зовут Айнана. Она выросла в тундре. Простор, свобода, олени... Только вот потом мама ее, ну, Весна, умерла, и выросла она с дедом и со своим народом. Только вот и дед умер. А Айнана сейчас, считай, в детском доме живёт. Народу ее не отдают, потому что она ничейная.
– Ну, и сказочка у тебя, пап. Все умерли. Даже ихний дед Мороз.
– Потому что это не сказка, а жизнь.
– И что эта Айнана, и правда, совсем одна?
– Нет, за ней присматривают, конечно, но в целом – да, одна.
– Жаль, пап. Но я думаю, она на меня похожа. Я тоже одна.
– Одна? Да что ты... У тебя же столько друзей.
– Как выяснилось, не друзья это.
– Она похожа на тебя. Это точно. А что по-твоему, настоящий друг, Оль?
– Настоящий... Настоящий, это тот, который скажет – я помогу. И потом не обманет.
– Верно, доченька, это верно. Вот и давай постараемся вместе сперва сами – быть настоящими. С себя начнем. Я начну завтра. А ты?
Оля спала.
***
– И что ты хочешь, Саш? Бросить детей на Новый год? – громко шептала следующим вечером на кухне Наталья.
– По-моему, они прекрасно проведут его с твоими. Наташ, они что на Новый год заказали – мольберт, конструктор. Мы купили? Исполнили желание? Купили. А она точно загадала, чтоб я вернулся. Вот я уверен... Мы должны ...
– Мы?
– Ладно, Я должен. Но ведь мы вместе. Так? Это моя дочь, но я-то с тобою...
Они и не заметили, что на кухне стоит Оля.
– Чья дочь? Папа, так ты что, мне тогда рассказывал о своей дочке? Это она в детдоме?