Как московский священник возвращает из забвения поэтессу Серебряного века

Текст: Дмитрий ШеваровВот такое письмо я получил на днях. Несколько слов об авторе письма. Московский священник Евгений Вадимович Шилов – клирик храма Георгия Победоносца в Коптеве. Преподаватель, магистр теологии. Переводчик Фомы Аквинского. Составитель собрания сочинений забытого русского писателя Сергея Гусева-Оренбургского.
Вот что пишет отец Евгений: «Совершенно случайно стал заниматься судьбой забытой поэтессы, переводчицы и детской писательницы Галины Эйнерлинг (Галина Галина). Собрал ее стихи, переводы, переписку, нашел ее могилу. В итоге я собрал ее жизнь... Получилось 1516 страниц. Петербургское издательство «Петрополис» предложило мне издать двухтомник. Сейчас труд вычитывается редактором и корректором. Знаю, что Вы занимаетесь забытыми поэтами. Решил с Вами поделиться своими находками…»
Спасибо отцу Евгению. Давайте вместе перелистаем подготовленные им два тома сочинений Галины Эйнерлинг.
Глафира Адольфовна Ринкс (Галина Галина) родилась 24 февраля (8 марта) 1873 года в Петербурге. В 1902 году вышел первый сборник стихотворений Галины Галиной. Она переводила Жюля Верна, Ибсена, Шекспира, Байрона, Гете. Сочиняла сказки для детей. Известно около 80 романсов, написанных на стихи Галины Галиной. Стихотворение «Трансвааль» из цикла Галиной «Бур и его сыновья» (написанное по поводу англо-бурской войны 1899-1902 годов), претерпев большие изменения, стало народной песней: «Трансвааль, Трансвааль — страна моя, ты вся горишь в огне…».
За свои почти 70 лет жизни поэтесса сменила шесть фамилий: Ринкс, Мамошина, Эйнерлинг, Галина, Гусева, Покровская. У нее было трое детей. Умерла в блокадном Ленинграде в 1942 году. В эту же пору под Волховом пропал без вести ее сын Сергей…
О том, как отец Евгений по крупицам воссоздавал жизнь Галины Галиной, как искал ее могилу, он рассказывает в «Лирическом предисловии составителя о том, как создавалась эта книга». Вот отрывок из этого повествования: «Я не думал, что когда-нибудь буду заниматься восстановлением жизни и творческой деятельности поэтессы Серебряного века. Если бы мне сказали об этом лет 5-10 назад, я, скорее всего, посмеялся и сказал бы, что такого не может быть. Но это случилось… Имя Галины Галиной я узнал, занимаясь жизнью и наследием другого, такого же практически забытого у нас писателя начала ХХ века, С.И. Гусева-Оренбургского. Его второй женой оказалась именно она, ставшая моей героиней на несколько напряженных месяцев. Я стал вчитываться в ее стихи, заинтересовался ее жизнью. Захотелось больше узнать: кто она? что это за человек?.. Какая-то сила потянула меня заняться этим пазлом. Я стал составлять ее библиографию. Проработал архивные источники. Нашел неопубликованные ее стихи и письма. Практически все свое свободное время проводил в библиотеках. Мои заказы были огромны. В РГБ я каждый раз увозил переполненную тележку с книгами. Библиотекари меня очень быстро запомнили. И когда я появлялся в коридоре, они с ужасом смотрели на меня, и в их глазах звучало: «Нет! Только не в мою смену!»
Однажды поехал в Петербург. После шести часов работы в библиотеках съездил на Горское кладбище, где в общей могиле блокадников Ленинграда покоится поэтесса. От могилы до дома, в котором она, по официальным данным, жила (пос. Лисий Нос, ул. Глухариная, 42), всего 1,5 км. Дошел до этой улицы и до этого дома. Несмотря на жару, мне казалось временами, что идет снег, метель, идут ослабленные навстречу люди и несут завернутые в брезент тела. Это была последняя дорога Галины Галиной.
Вместе с новыми данными появлялось и много новых вопросов. Почему после революции 1917 года Галина Галина ничего не писала и не издавала? Какова участь ее старшей дочери Натальи? Что это за люди (Малиненкова Ксения и Иванова Майя), которые указаны как члены семьи в карточке эвакуированного? Что случилось с ее двумя дочерями? Какова участь третьего ребенка Галиной – Ивана, сына Сергея Гусева-Оренбургского? Все эти вопросы остаются открытыми…»
Сегодня на дворе время отшибленной памяти. Забывают мгновенно всех – гениев и простецов, чужих и родных, погибших давно и погибших вчера, ушедших и ещё живых.
Возвращать из забвения очень трудно. Это как искать мячик, заброшенный в заросли крапивы или борщевика. Поиск обжигает, ранит, отбирает силы и время, и кто-то порой лукаво нашептывает: а не лучше ли это время отдать зарабатыванию денег? И не безумие ли отдать часть своей жизни тому, кто для всех, кроме тебя, умер?..
Я рад, что познакомил вас сегодня с таким «безумным» человеком. Он живет среди нас, и это значит, что для всех для нас есть надежда – стать закладкой в книге Бытия. Закладкой, которая никогда не выпадет.
Вот стихотворение Евгения Шилова, которым он завершает свое предисловие к составленному им собранию сочинений Галины Галиной (оно готовится к печати в издательстве «Петрополис»).
Новое рождение
Смерть не всегда является концом
Всего того, что жизнь нам обещала.
Порою неожиданно Творцом
Даётся жизни новое начало.
Забытая могила поросла,
Листы истлели, выцвели чернила.
Казалось бы, и память умерла,
И то, что было – то всего лишь было.
Потомков память – суетный фантом,
Желанье тщетное, мечта о жизни вечной
Здесь, в наших детях, внуках, а потом
И дальше, – в этой череде конечной.
Но может быть и так, что кто-то вдруг,
Случайно, по какому-то влеченью
Вновь память воскресит, как старый добрый друг,
И жизнь пробудит к новому рожденью.
И рукописей пыльные листы
Очнутся и наполнятся словами.
И на могиле серые кусты
Зажгутся яркими весенними цветами…
И то, что было тягостным концом,
Началом станет нового движенья…
Ведь мир, когда-то созданный Творцом,
Ждет наших сил для чуда Воскресенья.
07.07.2024
ИЗ СТИХОВ ГАЛИНЫ ГАЛИНОЙ
* * *
Ты не придешь… Но в комнате моей
Все, все полно одних воспоминаний властных:
Здесь том твоих стихов – печальных и прекрасных,
Там письма с подписью твоей…
Далекая тебе – я здесь всегда с тобой…
И песня каждая моя тобой согрета,
И милые глаза, глядящие с портрета,
Мне светят чистою мечтой…
И на пути моем неверные шаги
Встречают те глаза печалью и укором…
И в поздний тихий час, склонясь пред этим взором,
Я говорю с тоской: «Прости – и помоги!..»
1904
* * *
Нет, нет… Я не могу понять,
Как это может быть?..
Идти за тем, чтоб убивать,
Иль дать себя убить…
Но мне понять еще трудней:
Как можно посылать
Своей рукой других людей –
Убить и умирать?..
Оставить дом, ребенка, мать…
Слова любви забыть…
Нет… нет.. я не могу понять –
Как это может быть?!.
1904
* * *
Пускай уйдет печальный год –
Тяжелый год войны…
И солнце радостной весны,
Желанный мир придёт!..
Пускай не льётся больше кровь,
Не гибнет жизнь людей…
И к тишине родных полей
Вернётся пахарь вновь…
Пускай народ перекуёт
Мечи свои в плуга…
И пусть друг друга, как врага,
Никто не проклянёт.
1905
* * *
Всем вам, что спите спокойно
В ваших нарядных домах,
Снится ли вам хоть в полунощных снах
Дикая, страшная бойня?..
Слышите ль вы, как бушует и стонет
Море чужое в далеком краю?..
Это погибших в бою
Желтое море хоронит…
Видите ль вы, в глубине под волною
Мертвою тенью лежат корабли…
Залиты темною кровью они —
Кровью родною…
К вам не глядят ли в окно по ночам
Взоры тяжелой, немой укоризны?..
Жертвы ненужные бедной отчизны
Снятся ли вам?..
1905
Старые слова
Не обещай мне новых слов, —
Не хочет сердце их.
Еще хранит моя любовь
Свет старых слов твоих.
Они рождались под грозой
Тяжелых наших дней,
И горькой выжжены слезой
Они в душе моей. Оставь их мне...
И тихий свет
Отжившим не зови,
Ведь ничего прекрасней нет
Тех старых слов любви!..
1906
ПИСЬМО
«На вас моя последняя надежда…»
В 1928 году Глафира Адольфовна Эйнерлинг обратилась за помощью к Екатерине Павловне Пешковой.
30 июня 1928 г.
Уважаемая Екатерина Павловна! В моем большом горе надумала я обратиться к Вам (как только узнала, что Вы в Кр. Кресте). Не только как отзывчивый человек, но как мать, Вы поймете, я знаю, меня. Старший мой сын, Сергей Александрович Эйнерлинг по паспорту, а в действительности сын вечно любимого мной погибшего Сергея Ник Миловского-Елеонского, студент 1-го курса Ленингр. Унив., 22 лет, арестован 21 февр. 1928 г. и находится в Д П З (3 отд., 23 кам.). Привлечен по ст. 58-11 за участие, якобы, в кружке Андреевского. Арестовано по этому делу много молодежи и несколько профессоров. Следствие закончено и пошло недавно в Москву (следователь т. Стромин). Прокурор и Гартман сказали мне, что все по этому делу будут высланы. Может быть, Вы читали статью Тура в "Правде" 14 июня "Пепел дубов", где говорится о кружке Андреевского под названием "кружок братцев Серафима Саровского", а также и о другом кружке под названием "Космическая Академия Наук", как о черносотенном, контрреволюц. заговоре. Я знала каждый шаг моего сына (ему нечего было скрывать). Дни он учился, а ночи дежурил по нашей улице в Нов Дер. Он взял эту должность ночного сторожа, чтобы поддержать нашу семью, меня и моего младшего сына (17 лет, сын Сер Ив Гусева-Оренбургского) и дочери моей от первого брака с двумя маленькими детьми, без мужа и заработка. Ни о каких кружках я от него не слышала, бывал он изредка у своего старого учителя по гимназии Ивана Мих Андреевского, работал у него на квартире как монтер и приносил мне иногда от него беллетристику (почему фамилия моего сына находится в списке знакомых Андреевского, бравших у него книги). Этот Андреевский чудесный человек, по словам всех, знавших его (лично я с ним не знакома), но с религиозным уклоном. Не мудрено, что у него велись беседы на религиозно-философские темы, он почитатель Серафима Саровского, но ни о чем "черносотенном" или "контрреволюционном" здесь не может быть и речи.
Если моего сына вышлют, я лишаюсь всего, в материальном и духовном смысле, он моя поддержка, моя сила, моя жизнь... Второй сын мой, Ваня, тоже хороший сын и человек, но он еще очень юн, и ему тоже приходится биться с нуждой, и не может он следовать своему влечению (он художник-самоучка, уже 14-ти лет он делал иллюстрации в изд. "Радуга", где, к сожалению, работы сейчас нет). Вся наша надежда была на нашего старшего — Сережу, на его будущность. И вот теперь этой роковой случайностью все может быть разбито! За что? Почему? Я умоляю Вас и Алексея Максимовича (которому прошу показать это письмо) сделать что-нибудь для облегчения участи моего бедного сына (повторяю и клянусь, он заслуживает этого...). Тороплюсь написать Вам, пока, вероятно, есть еще время, что надо сделать по этому делу в Москве. Хотя бы только чтобы сын мой мог продолжать учение! Не знаю, окончательно ли он обвинен, но раз дело в Москве, то всего можно ожидать. На Вас, Екатерина Павловна, и на Алексея Максимовича моя последняя надежда. Я так ждала его приезда в Ленинград и верю, что он не откажется заступиться за молодую жизнь. Передайте ему, пожалуйста, мой горячий, сердечный привет. Жму Вашу руку.
Г. Эйнерлинг-Покровская (Г. Галина).
P. S. Не имею никаких сведений о Сергее Ив. Гусеве-Оренбургском уже много лет. Жив ли он?
Адрес мой: Ленинград, Новая Деревня, Сабировская ул, дом 38, кв. 1. Глафира Адольфовна Эйнерлинг-Покровская.
Подробнее здесь 

Целовали жену по очереди: что за поцелуйный обряд был на Руси?

Примерно в XVII веке возник поцелуйный обряд, который оставил свой след в культуре. Лев Гумилёв писал, что со временем обряд этот трансформировался в целование руки замужним женщинам и сохранился у поместного дворянства. При этом из быта других слоёв населения он исчез.
В чём суть обряда? Для женщин было большим праздником, когда мужья дозволяли им предстать перед гостями. Женщин за мужской стол не пускали, у них был свой, да и жили они в отдельной части дома, скрытой от посторонних глаз. Если хозяин дома показал тебе свою жену, значит, он проявил особое уважение. Одним из таких проявлений был поцелуйный обряд, который совершался или в начале, или в конце трапезы.
Муж звал жену, чтобы та в сопровождении других женщин принесла вино. Каждому гостю вино подносили в отдельной чарке, причём для каждого подношения жена меняла одежду на новую. Жена приветствовала гостя небольшим наклоном головы, тогда как гость кланялся в землю, потом отпивала из чарки глоток и подносила её одариваемому.