Предыдущая публикация
Вопреки всему
Надежда Франк
1
В молодости человеку кажется, что все беды, войны, несчастья, болезни, потери случаются где-то далеко, а его никогда не коснутся. Но судьба иногда распоряжается иначе.
Так случилось и с Валентиной, когда она была уже в преклонном возрасте. В жизнь всего человечества вмешался Ковид – неизвестная, никем не изученная инфекция. У Валентины стала болеть грудь, по научному – молочная железа. К боли она давно притерпелась, она появилась ещё после вскрытия мастита после рождения дочери. С тех пор прошло сорок лет. Ежегодно она проходила маммографию, узи. Диагноз был неизменно один – кистозная мастопатия. А в две тысячи двадцатом году неизвестная инфекция «Корона вирус»лишила возможности сделать эти обследования и обратиться к доктору. Плановых приёмов не было, самоизоляция заставила людей находиться дома.
Ограничения были сняты через год, и женщина решила пройти обследование. Результат маммографии и узи был тот же, но было рекомендовано сделать игольчатую биопсию. Валентина оплатила услугу и предстала перед доктором-узистом. К её удивлению, процедуру довольно болезненную, делали без обезболивания. Врач с трудом несколько раз пытался проколоть уплотнение в четырёх местах. Женщине казалось, что её пилят рашпилем. Нестерпимая боль пронзала до позвонков. Она видела сочувствующий взгляд медсестры и как в тумане слышала голос:
- Не закрывайте глаза!
Наконец, мученье закончилось. Валентина вышла из кабинета, отдышалась, положила под язык сердечный препарат и отправилась домой. К вечеру грудь почернела и кровила двое суток.
Полученный через трое суток результат ничего не прояснил. Там было указано, что в виду плотности образования биоматериала мало. Она собрала все результаты обследования и решила пойти на приём к онкологу по месту прописки. Но оказалось, что доктор в отпуске. Знакомые подсказали частную клинику «Современная маммология». Немолодой врач внимательно посмотрел снимки за два года, сравнил, вчитался в описание обследования, осмотрел визуально и пальпируя.
- Нужно дообследоваться,- сказал он,- обязательно сделать трепано биопсию и как можно быстрее.
После его осмотра и рекомендации Валентина забеспокоилась. Она вновь отправилась в свою поликлинику, там стал вести приём по два часа вечером приходящий онколог. Но талонов в регистратуре не было на месяц вперёд. После биопсии грудь отекла, воспалилась и очень болела.
Валентина набралась смелости и пошла к онкологу на приём без талона. У двери кабинета очереди не было, пропустив двух пациентов, женщина вошла в кабинет со словами:
- У меня нет талона, посмотрите, пожалуйста.
С этими словами Валентина расстегнула блузку. У врача округлились глаза:
-Кто это Вас так? – спросил он, увидев чёрный, сплошной кровоподтёк вместо молочной железы. Затем изучил описание обследования, рекомендации и сказал:
- Я напишу Вам направление в онкоцентр, хоть меня там потом за это не похвалят, ведь талонов там нет уже на месяц вперёд. Вы поезжайте с моим направлением и стучите во все двери. Бывает, что кто-то отказывается от талона, тогда примут Вас.
Было десятое число мая, направление он выписал на двадцатое. Поблагодарив врача. Валентина вышла и про себя отметила, что среди любых профессий бывают настоящие люди. Доктор был молод, сострадание и профессионализм в его сознании слились воедино. Он ещё не знал, что бывает профессиональное выгорание - самое страшное состояние в работе медиков.
Перед сном женщина просила Бога и все земные и небесные силы хранить её детей и внуков от страшной болезни и равнодушных людей. Для себя она ничего не просила. Маленькая, крошечная, как песчинка, надежда жила в сердце, что в онкоцентре ей скажут, как всегда, что ничего страшного нет. Надо наблюдаться, просто это киста.
Ночью Валентине приснилась мать. Уже четыре года, как её не стало, но женщина никак не могла с этим смириться. В комнате всё напоминало маму, маму детства, когда она казалась девочке защитой от всего плохого. В этом сне мама белила угол комнаты и на Валентину, сидевшую в уголке на диване, не смотрела. Девочка там, во сне, понимала, что мама чем-то недовольна, и что она должна что-то сделать.
Валентина проснулась от смутного чувства, что надо куда-то торопиться.
Дождавшись нужного числа, женщина поехала в онкоцентр. Целый комплекс зданий располагался за центральным районом города. Когда-то это заведение считалось одним из лучших за Уралом. Высокие сосны и ели окружали его со всех сторон. В фойе было просторно и прохладно. Валентина отбила талон в регистратуру и сразу же услышала свой номер. Девушка в регистратуре взяла её направление, а женщина попыталась объяснить, что у неё нет талона. Но та улыбнулась и сказала:
- У Вас есть талон, возьмите и идите к двадцатому кабинету, Вас там вызовут.
Несказанно удивившись, мысленно благодаря молодого доктора и всех святых, Валентина взяла талон и пошла к указанному кабинету. На этом её приятное впечатление о заведении закончилось.
В узком коридоре второго этажа стояли белые железные стулья. На них плечом к плечу сидели больные люди. Напротив, опираясь на стену, стояли такие же, ожидающие своей очереди. Очередь была нескончаема.
- Какое же тут соблюдение дистанции,- подумала женщина.- Нос к носу сидят, маски у всех на бороде, дышать нечем. Хорошо, что я прививку от ковида сделала.
На талоне было указано время. Но прошёл час, второй, а её в кабинет не вызывали.
- Тут никто время не соблюдает,- сказала рядом сидящая женщина,- если Ваша карточка попадёт на самый низ, то только после обеда попадёте к врачу.
Уже во второй половине дня она наконец-то переступила порог врачебного кабинета. За столом сидела молодая женщина –врач. Посмотрев анализы и осмотрев Валентину, она сказала, что надо сделать трепан-биопсию. Ничего не объясняя, не вдаваясь в подробности, доктор подала ей список с перечнем анализов, которые надо будет пройти для данной процедуры. Валентина взяла список и вышла из кабинета. Слёзы застилали глаза, хорошо, что под маской никто их не видел. Она поняла, что её хождения по мукам только начинаются.
Как положено, женщина попыталась взять талоны на анализы у терапевта в поликлинике по месту прикрепления. В регистратуре был один ответ: талонов на ближайшее время нет даже к терапевту. Валентина пошла в платную лабораторию и там сдала все анализы, рассудив, что жизнь уходит быстро, болезнь прогрессирует. Получив результат, явилась на трепанобиопсию.
Ещё не забыв боль от игольчатой биопсии, она с содроганием переступила порог процедурного кабинета. Всё та же доктор, что была на приёме, сделала разметку на молочной железе, взяла в руки прибор в виде пистолета, и на слова медсестры: «Включать монитор?» ответила, что она и так видит опухоль. Потом сделала укол, видимо, чтобы обезболить, но в то же мгновение Валентина услышала щелчок и почувствовала болезненный удар в грудь. Боль пронзила до глубины сердца, до тошноты. Щелчки и удары следовали один за другим. Наконец, казнь закончилась. Кровь из раны прошла сквозь тампон и одежду. Ей дали лёд чтобы приложила к груди. Она посидела в коридоре, отдышалась и поехала домой. Рана кровоточила ещё трое суток. Вся молочная железа превратилась в сплошной чёрный сгусток боли.
Через несколько дней ей был поставлен диагноз, хотя трепан биопсия получилась недостаточно точной из-за малого количества материала и скошенных срезов. Поэтому в заключении стояло слово «Вероятно» дольковый вариант инвазивной карциномы молочной железы. Спустя два месяца её хождений состоялся консилиум, после которого она и оказалась в онкодиспансере.
2
Это было обычное утро, ничто не предвещало неприятностей. Валентина даже облегчённо вздохнула, когда медсестра подвела её к палате. Ей казалось, что весь нелёгкий путь к лечению подошёл к концу. Если бы она знала заранее, чем закончится её желание открыть дверь палаты, то, вероятно, даже не подошла бы к этой двери. Но она открыла её и шагнула внутрь.
На кроватях сидели женщины. Одна лежала и тяжело кашляла. Вошёл врач, осмотрел Валентину, озвучил схему лечения и вышел. И тут по разговору женщин она поняла, что уже неделю в палате находится больная с поражением лёгких. Через некоторое время больную увезла «Скорая» в другую больницу, а Валентине сказали, что теперь у неё был контакт и придётся четырнадцать дней побыть в полной изоляции. Она доказывала, что привита от коронавируса двумя компонентами вакцины «Спутник V'', что у неё отрицательный ПЦР тест, но доктор ответил, что вакцинация в данном случае ничего не значит. Женщина возмущённо доказывала, что это медсестра завела её в палату заведомо зная, что там больная. Что это не просто халатность, это – преступление. Но всё было тщетно.
Её перевели в другую палату, запретили выходить в туалет, к холодильнику, к питьевой кипяченой воде. Каждая попытка выйти и набрать хотя бы воды сопровождалась окриком медсестры:
- Зайдите в палату! Вы в изоляции!
Пациенты в испуге обходили палату стороной, вскакивали с диванов в коридоре. Ждать процедурную медсестру приходилось по тридцать-сорок минут, чтобы поменять флаконы с препаратом или убрать капельницу. В палату принесли судно, но человек в сознании и здравом уме не мог им пользоваться, ведь то и дело входили то санитарки для уборки помещения, то врач, то медсестра, то разносчица пищи. На восьмые сутки издевательств боль в кишечнике стала нестерпимой, петлеобразование, которое было у неё, грозило опасностью прободения и даже смертью.
Валентина не выдержала, расплакалась и позвонила дочери. После этого пришёл врач, оправдываясь, сказал, что иначе нельзя, ведь ей всё равно нужно пролечиться курс, а он как раз четырнадцать дней. Валентина поняла, что она оказалась в роли Христа, спасая отделение от закрытия.
- Скажите себе, что Вы пришли сюда лечиться, остальное Вас не касается,- сказал он.- Хамство встречается везде.
- Если я не могу изменить обстоятельства,- сказала себе женщина,- значит, к ним надо приспособиться.
Вечером, когда дневная смена персонала уходила, а ночная отдыхала в своём помещении, Валентина выходила в туалет, набирала питьевой воды, - вела ночной образ жизни. Как оказалось, самыми человечными оказались санитарки, повара, охранники – младший персонал. Каждый всю смену что-то мыл, тёр, приносил передачи, просто разговаривал. Прожившая семьдесят лет в обычном обществе, она даже не подозревала, что люди могут уничтожать друг друга морально, что средний медицинский персонал способен свести на нет все старания врачей, что врачам приходится работать в нескольких клиниках, что они будут стремиться работать в частных заведениях, что даже больные пациенты готовы идти по головам друг друга ради своего выживания. Через четырнадцать дней её выписали. Так закончилась её первая химиотерапия.
3
Несколько дней Валентина отходила дома от химиотерапии. Но для следующей госпитализации нужно было сдать вновь все анализы. И «хождения по мукам» начались заново. Наивно полагая, что ей в поликлинике по месту регистрации выдадут талоны на анализы как онкобольной, она отправилась туда. Но сюрприз ждал уже в регистратуре. Талонов к терапевту не было на две недели вперёд. Тогда женщина вспомнила, что существует Закон, гласяший, что онкологические больные должны обслуживаться в течение трёх дней с момента обращения, и вошла в кабинет врача без талона. Там она попыталась объяснить, что проходит химиотерапию. Но медсестра швырнула выписку по столу, грубо проговорив:
- Выйдите из кабинета! Тут надо много писать, а мне некогда. Ждите в коридоре, пока все больные пройдут.
Врач молчала.
Валентина расплакалась. Это были не просто слёзы обиды. Горе и отчаяние, что равнодушный чужой человек отнимает у неё последние дни жизни, заполнили сознание и душу до краёв. Полный коридор очереди больных сочувственно смотрел на женщину.
- Да тут всегда так, никаких законов не признают, беспредел,- сказала одна из пациенток.
Валентина не стала ждать и пошла домой. У неё не было сил после четырнадцатидневного курса химиотерапии сидеть в душной очереди не один час. Она шла и думала, что закон о лечении онкобольных есть, но он не работает. Никто не проверяет, как он исполняется.
На следующее утро она вновь пришла в поликлинику. В регистратуре ей отдали талоны, процедурная медсестра взяла кровь на анализ, ей сделали кардиограмму. И через семь дней женщина пришла за результатом. Оказалось, что ни одного результата нет, никто их не забирал и не узнавал о готовности. Завтра утром Валентине нужно было явиться на госпитализацию. В отчаянии она поехала через весь город в стационар и платно заново сдала все анализы.
Второй курс химиотерапии проходил немного легче, так как изоляция была частичной. Пациентов не выпускали из отделения. Не было свежего воздуха, не хватало кислорода. Больные мало двигались, прогулки были запрещены. Валентина не понимала, почему хотя бы вечером, когда нет посетителей, пациентам не разрешают подышать хотя бы у крыльца. Ведь там как раз не было бы скученности, если бы люди прошлись по тротуару в пределах двора. Скученность была в отделении, когда пациентов всех сразу звали в процедурный кабинет для установки капельниц. Люди стояли у стен и сидели в ожидании по часу.
Самое страшное и недопустимое, на её взгляд, было то, что больной с катетером в вене должен был тянуть за собой стойку с флаконами в палату. Установки были старые, колёса у некоторых не работали, флаконы с лекарством раскачивались, а пациент должен был всё это каким –то образом двигать и следить, чтобы катетер не выдернуть из вены. Чтобы переменить опустевший флакон, нужно было вновь тянуть стойку в процедурный кабинет и ждать, когда его поменяют. Катетер или как его называли «вазокан» оставляли в вене по трое суток. Болела рука, болело всё. Иногда некачественный вазокан забивался или гнулся в вене. И тогда процедурная медсестра в сердцах выговаривала:
- Что вы этой рукой делаете!
И колола по несколько раз, ища вену. Всё в душе Валентины сжималось в крошечный комочек, пытаясь спрятаться от унижений, окриков и хамства.
Ночами, лёжа без сна, она думала о многом. К ней вновь вернулось то прошлое, которое она так старалась забыть навсегда. Оно жило в подсознании, и человек бы над ним не властен. Ей снились сны, в которых её убивают, или она тонет, или ищет своих детей. Она просыпалась от ужаса с бьющимся сердцем в холодном поту.
Физическая боль, окрики, хамство всколыхнули страшное прошлое, в котором она жила десятилетие под одной крышей с психически неуравновешенным мужем. Он занимал пост главы администрации, считал себя Богом и царём.
- Ты – ничтожество,- говорил он Валентине.- Вот убью тебя, закопаю под яблоней, а всем скажу, что ты уехала. Никто искать не станет.
И она понимала, что когда-нибудь это произойдёт. Смерть и нечеловеческий ужас всегда стояли у неё за спиной.
На третьем курсе химиотерапии она попала к другому врачу. Особенностью стационара было то, что при каждом курсе врач менялся.
Доктор был молод, но у него уже имелся десятилетний опыт работы. Был он смуглым, подтянутым, внимательным и очень аккуратным. Медицинский костюм на нём был тщательно отглажен, подобран по фигуре. У него были руки хирурга с длинными, чуткими пальцами. При осмотре он подмечал даже мелочи в изменении состояния больного. Звали его Игорь Максимович.
Со временем, начитавшись статей из Интернета, больному кажется, что он о своей болезни знает всё. Во время очередного осмотра такой пациент начинает требовать от врача иные назначения, пересмотр схем лечения и так далее. Игорь Максимович это не приветствовал.
- Задаём конкретные вопросы только по лечению вашего заболевания, - говорил он.- Интернет посмотреть я могу и сам.
Конечно, не всем нравился такой ответ. Валентина считала, что доктор прав, ведь ненужными вопросами люди только отнимают время у врача, которое было иногда для кого-то жизненно важным. Это он извинился перед Валентиной за хамство медперсонала и убедил, что главное для неё - лечение. Всё остальное должно стать второстепенным.
Во время третьей химии у неё упал гемоглобин, давление, ухудшились показатели крови. И однажды, когда ей в процедурном кабинете искололи всю руку в поисках вен, она стала терять сознание. Её уложили на кушетку, стали оказывать помощь, позвали врача.
- Держитесь, Валентина Яковлевна, - говорил он,- сейчас волшебный укольчик сделаем, ещё бегать будете.
Но бегать она не стала. К вечеру поднялась температура, появилась боль в горле. На обходе она сказала врачу, что заболела, подхватив внутрибольничную инфекцию, и попросила досрочно выписать для лечения дома.
Дома пришлось лечить ангину антибиотиком. Валентина понимала, что её организм перенасыщен токсичным лекарством, но иного выхода не было.
Уже одна мысль, что скоро придётся ложиться на четвёртую госпитализацию, заставляла замирать сердце. Она не обижалась на врачей. Те делали своё дело, как назначила врачебная комиссия. Её шокировал быт стационара, неорганизованность и нетребовательность. В выходные дни весь режим нарушался. Процедуры проводили раньше или позже, хотя некоторые препараты комбинированной терапии требовали строго определённого времени.
Дежурившая медсестра , ставя венозный катетер, могла по чьёму-то зову выйти, бросив на ходу:
- Посидите, я сейчас.
А потом вернуться и, не сменив перчатки, продолжать искать вену у ждущего пациента.
- Вот поэтому больных заставляют сдавать кровь на гепатиты перед каждой госпитализацией,- думала Валентина.- Где мы их ещё можем подхватить, если годами находимся в больнице. Низкий гемоглобин, низкие лейкоциты, низкий пульс и так далее - всё упало. Чему удивляться, если такое токсичнное лечение, а сидим взаперти. Кому из кабинетных чиновников пришла в голову такая несуразная мысль не выпускать больных из помещений?! Ведь можно же было организовать прогулку пациентов по времени, по отделениям, по палатам. Просто никто это организовать не хочет, считает мелочью. А ведь за этой мелочью стоят человеческие жизни и без того ограниченные.
На четвёртой госпитализации Валентина попала к молодому врачу, девушке, которая недавно окончила медакадемию. На обходе она спрашивала:
- Как Вы себя чувствуете? Нормально? Продолжаем лечение.
К удивлению женщины, за двенадцать дней не было назначения на биохимический анализ крови.
Незадолго до выписки медсестра в процедурном проколола ей вену насквозь, и токсичное лекарство попало под кожу. Не положив лёд, не оказав никакой помощи, медсестра перевязала руку и удалилась.
Валентина сама взяла в холодильнике лёд и некоторое время держала на воспалившейся руке. Ночью несколько раз меняла повязку с мазью «Пантенол», которую предусмотрительно принесла с собой. На обходе следующего дня она показала руку врачу. Доктор назначила полуспиртовые повязки. Так спустя сутки ей была оказана помощь.
- Что это – равнодушие или непрофессионализм?- думала Валентина.- Но ведь в медицине равнодушие подобно смерти. Отмахнулся от человека, ушел по своим делам, вернулся,- а тот уже мёртв. И ведь почти никогда не ищут виновных, не наказывают, особенно средний медицинский персонал.
Платы были рассчитаны на четырёх человек, но в каждую палату поставили ещё кровать под окно. Это было самое неудобное место, ведь окно открывали для проветривания. В ногах была горячая батарея. Больные мучились, но терпели. Переходить из палаты в палату было нельзя. Люди в стационаре вообще редко возмущались вслух или что-то требовали. Каждый понимал, что он зависим, бесправен, и идти ему некуда.
Пятая госпитализация началась с нервов. За три дня до неё Валентина сдала ПЦР-тест на ковид. Утром следующего дня ей позвонили и сообщили, что тест положительный, надо перепроверить.
- Ждите до завтра, врачу уже сообщили. Завтра позвоним ещё раз.
Женщина запаниковала:
- Это же пропадут все платные анализы, - сокрушалась она.- Лечение отодвинется, операция тоже.
Подскочило давление.
- Нет, так нельзя,- сказала она себе.- От ковида я привита, от гриппа тоже. Симптомов никаких нет. Даже если подтвердят, посижу дома, печень подлечу, а то ведь всё химией посадили, а лечить побочку не лечат, говорят на это средств не выделяется.
Утро следующего дня началось со звонка, ей сообщили, что тест не подтвердился, можно приезжать на госпитализации. Так начался её пятый курс химиотерапии. На этот раз лечащим врачом был Игорь Максимович, у которого она лечилась дважды ранее.
- Два раза – это может быть случайность, а три – уже судьба,- усмехнулась Валентина,- надеюсь, что выживу эту химию.
Больные поступали ежедневно. Небольшое отделение было переполнено. Ждать вновь прибывшим приходилось часами, сидя в коридоре. Текучка, когда одни пациенты поступали на два- три дня, а другие, долгосрочники, оставались, постоянно создавала угрозу занести вредоносный вирус и заразиться внутри отделения. Валентина, уже переболевшая в этих стенах, боялась повторения. Она уже успела свыкнуться с болью прокола вен, окриками , недосыпанием, своим горем. Но смириться с неорганизованностью не могла. Женщина уходила в пустую столовую и подолгу сидела у окна. Перед ней расстилался город, такой чужой и жестокий для неё.
- Почему здесь, где должны были бы помогать жить, всё делается не так?- задавала она себе вопрос и не находила ответа.
Утром приходил лаборант для забора крови на анализ и вместо приветливого: «Здравствуйте» недовольно восклицала:
- Что руки такие холодные? Погреть нельзя, что ли!
- Сердце у меня слабое,- виновато отвечала Валентина.
- А я почему мучиться должна?- слышала в ответ.
Однажды в процедурном попросила поставить более прочный венозный катетер. Ответ её просто шокировал:
- Всем вы недовольны,- сказала медсестра,- вон молодых сколько, им бы жить и жить, а Вы уже пожили своё.
- Господи! Разве я виновата, что судьба наказала меня в конце жизни такой болезнью?- заплакала она.- Я готова жизнь отдать молодой, если бы была возможность моей жизнью спасти другого человека. А сейчас моя жизнь не нужна даже на органы.
Люди в палатах были разные. Труднее всего приходилось внешне тихим, вежливым. Они поступали из разных мест и больниц, чаще всего с рецидивом, с иными заболеваниями, осложненными онкологией. Тяжело приходилось всем, когда в палату попадали храпящие и громкоговорящие больные. Тогда ночь превращались в ад, в котором храпуны старались перехрапеть друг друга. Остальные больные не спали до утра по несколько суток. И ничего с этим поделать было нельзя. Днём тоже отдохнуть не удавалось из-за громогласных бесконечных разговоров. Валентина очень уставала. Единственным желанием было скорее вырваться домой, в тишину, чтобы выспаться, помыться, поесть. Она теряла вес не потому, что не кормили. Просто еда была приготовлена так, что её невозможно было есть.
Всё в отделении было не приспособлено для онкобольных. А ведь это были пациенты, переносящие тяжёлые процедуры, и чувствовали они себя не лучшим образом. В каждом конце коридора для женщин было по одному туалету. Больным вводили много жидкости, поэтому и днём, и ночью в туалет была очередь.
- Хоть бы не упасть,- думала Валентина, выходя ночью в полутёмный коридор, чтобы дойти до туалета.
Кафельный пол был скользким, полумрак коридора скрывал неровности пола. Беда не заставила себя долго ждать. Валентина ещё не успела заснуть, как услышала резкий звук и громкий вскрик. Она встала, вышла из палаты и увидела лежащую на полу женщину. Захлопали двери, послышались голоса, зажёгся свет. Из сестринской комнаты вышли медсёстры и засуетились вокруг лежащей на полу и стонущей пациентки. Валентина поняла, что больной стало плохо, она вышла из палаты, хотела померить давление, потеряла сознание и упала. Дежурной медсестры в этот момент на посту не было. Суета продолжалась всю ночь, была вызвана бригада «Скорой помощи», травматолог, женщину увезли.
- Вот она, халатность в работе,- думала Валентина.- На посту не было медсестры, а ведь она должна быть там, а не спать, закрывшись в комнате персонала, следить за состоянием больных. Ведь упавшая женщина успела бы сказать на пороге палаты, что ей плохо. И медсестра успела бы к ней подойти и поддержать, хотя бы смягчив падение.
Шестой курс химиотерапии прошёл без особенностей, если не считать, что Валентина повторно заболела, заразившись внутрибольничной инфекцией. Она долечилась до конца, и была выписана перед Новым годом домой. Двадцать дней ей дали поправить здоровье, вылечить ОРВИ, сдать и собрать пакет результатов анализов. И всё было бы хорошо, если бы не десять дней выходных. Начиная с третьего января, она стала ходить по поликлиникам, но то двери были закрыты, то единственный дежурный регистратор отвечал: «Приходите десятого января утром». Пришлось обращаться в частные платные клиники.
- Господи! За всю жизнь была только в роддоме, к врачам не обращалась. А тут за полгода объездила весь город в поисках больниц,- думала женщина.- И везде нет талонов. А как только спросишь, можно ли платно сделать, сразу всё находится.
Собрав все результаты в последний день перед госпитализацией, Валентина уже вечером обнаружила, что эхо кардиограмме уже три месяца. Она расстроилась, но исправить уже ничего было нельзя. Может быть, судьба пожалеет её, как знать. Она и так весь день плакала, плакала от одиночества, от боли, которая опять предстояла. Но рядом всё равно не было никого. Дети, знакомые сочувствовали на расстоянии, а это совсем не то, что твой ребёнок сядет рядом, обнимет и просто помолчит.
- Лука Крымский, Николай Чудотворец, ангелы-хранители, все небесные и земные силы, Господи, помогите мне завтра, постойте у изголовья во время операции!- просила женщина перед сном.
Утром Валентна отправилась в онкодиспансер на госпитализацию. Там, как и везде, пришлось долго ждать очереди в приёмной. Наконец, её пригласили, просмотрели собранные анализы, измерили вес, рост, температуру и сатурацию. Сдав верхнюю одежду в гардероб, женщина поднялась на лифте на шестой этаж в отделение хирургии. Её определили в палату. Так начался следующий этап её лечения.
Спустя немного времени пришёл врач, представился и сообщил, что завтра утром будет проведена операция, чтобы Валентина не ужинала и не пила после шести вечера. Затем была недолгая беседа с анестезиологом. Ночью женщина спала тревожно, урывками. Сказать, что боялась, она не могла. Было такое чувство, будто стоит на краю пропасти. Утром только успела умыться, как к дверям палаты подвезли стол-каталку, велели ей раздеться и лечь на неё. Возле процедурного кабинета приостановились, ей была сделана инъекция, и каталку быстро повезли дальше, в операционную. Везли долго по длинным коридорам, спускали на лифте, и Валентине казалось, что это путь в преисподнюю. В предоперационной было холодно, медсестра прикрыла Валентину простыней и стала выполнять свои обязанности.
Наконец всё было готово. Валентина услышала голоса хирурга и анестезиолога, но видеть их не могла. Они находились за её головой. Медсестра подключила в вену капельницу.
- Подышим немного,- услышала она мужской голос,
и перед лицом появилась маска. Валентина вдохнула один раз.
Очнулась она почти через два часа на той же каталке, которая стояла в предоперационной уже у стены. Рядом стояли ещё две, на которых лежали люди. Четвёртого пациента медсестра будила после наркоза. Это был мужчина, который громко ругался и опять закрывал глаза. Валентина ощутила тугую повязку на груди и тупую боль. Её повезли обратно в палату по длинным коридорам и лифте. В палате переложили на кровать, велели лежать двое суток без движения на спине. Конечно, ей сделали обезболивающую инъекцию, антибиотик.
Очень хотелось пить, но она терпела. К вечеру осторожно села, голова не кружилась. Сделала несколько глотков воды. Периодично в палату заходила медсестра. Утром Валентина осторожно встала, придерживаясь за стены, прошла по коридору в туалет. Всё было терпимо. Пять дней делали инъекции обезболивания, больше было нельзя, так как препарат приравнивался к наркотическим. Дальше приходилось боль терпеть. Шов шёл через всю грудь, захватывая подмышку. Под кожу был вставлен катетер для отхождения жидкости. Ежедневно перевязочная медсестра туго бинтовала рану. Спать приходилось на противоположном боку или на спине. Но даже сквозь сон Валентина чувствовала боль, пронизывающую всё тело. Шов болел и дёргал особенно ночами. Казалось, что подмышкой зажат кусок кирпича с острыми краями.
Раньше она много раз слышала, что такие операции теперь делаются сотнями, что ничего страшного в них нет. Теперь она могла сказать людям, не прошедшим того, о чём они говорят, что это - миф. И лечение, и операции, связанные с онкологией, - это очень болезненные,тяжёлые и калечащие процедуры. Другое во всём мире ещё не придумали.
Хирург, оперировавший её, был пожилым, опытным и молчаливым. Лечение шло успешно, и спустя две недели Валентину выписали, ничего не объяснив. Казалось, можно было бы радоваться, что страшная болезнь отступила. Но до завершения было ещё далеко. Ей назначили дальнейшее лечение на шесть месяцев в виде таблетированной химиотерапии. Вновь ежемесячно надо было сдавать все анализы, чтобы получать лекарство. Очень хотелось бросить всё, уехать подальше от страшных больниц и процедур. И просто жить. Жить вопреки всему.
Но в жизнь людей опять вмешалась пандемия. Появился новый штамм Омикрон, лечебные заведения были переоборудованы под Красные зоны, плановый приём приостановлен. Валентине вновь пришлось ходить по платным клиникам и сдавать анализы, рискуя подхватить новую заразу. Она пробовала обращаться в Минздрав своего города, оттуда приходили ответы о помощи. Но когда она приходила в поликлинику, то слышала всё те же ответы:" Талонов нет, врачей нет". Женщина сама обрабатывала послеоперационный шов, вынимала торчащие нитки, понимая, что никто ей в данной ситуации не поможет. Очень болела рука, тянуло шов, плечо и предплечье были в состоянии онемения. Если бы не объявленный карантин, возможно, она бы дождалась талоны на приём к онкологу и хирургу, и кто-то из них назначил бы процедуры для облегчения состояния после операции, но приём был приостановлен во всём городе. Валентина не могла понять такого решения. В результате карантина тысячи пациентов с хроническими заболеваниями остались без медицинской помощи. Для кого был этот карантин? Ответа она не находила.
- Надо дожить до весны,- сказала себе Валентина,- поехать к сыну, увидеть внучку, походить по земле, подышать свежим воздухом. Главное - обнять сына. Надо дожить вопреки всему.
© Copyright: Надежда Франк, 2021
Свидетельство о публикации №221110601260
Следующая публикация
Комментарии 1