К 130-летию венгерского, французского и американского фотохудожника АНДРЕ КЕРТЕСА,
одного из крупнейших мастеров мировой фотографии. Он снимал Шагала и Эйзенштейна – а ещё солдат за ловлей вшей. Андре Кертес был фотогением, но мирового признания ждал полвека.
«Он всегда нас опережает, что бы мы ни делали», – сказал французский фотограф Анри Картье-Брессон о своем коллеге Андре Кертесе. Поводом для этого восхищенного отзыва стала работа «Вилка». Лаконичный кадр с игрой теней, отбрасываемых столовым прибором, для 1928 года был неслыханным новшеством – прекрасным в своей простоте. Но, конечно, высказывание относилось не только к «Вилке», но и ко всему творчеству Кертеса.
Фотохудожник Андре Кертес
Пока большинство фотографов снимало сложные постановочные сцены, Кертес ловил моменты, которые зацепили бы не столько глаз зрителя, сколько его чувства. «Нужно стремиться не к визуальному впечатлению, а к эмоциональному восприятию», – говорил Кертес. Своему творческому кредо он следовал всю жизнь – и, возможно, именно поэтому редакторы журналов то и дело упрекали его в излишней сентиментальности. Как следствие, коммерческий успех – да и то весьма умеренный – пришел к нему лишь в 1960-е, хотя признанным мэтром фотографии он стал еще в 1920-е.
Андре Кертес, Натюрморт с вилкой. (Руки Поля Арма). 1928 г., Париж
Андре Кертес родился 2 июля 1894 года в Будапеште в еврейской семье книготорговца и был младшим из троих его сыновей. Отец носил фамилию Кон, но был вынужден сменить ее на венгерскую Кертес из-за политики ассимиляции. Сам же будущий фотограф при рождении получил имя Андор. Фотографию он открыл для себя в раннем детстве, и для него это было сродни чуду. «Мне тогда было лет шесть или семь, – рассказывал Кертес, – мы гостили в деревне у родственников, и там на чердаке я нашел подшивки немецких журналов и старые календари. Они были проиллюстрированы очень трогательными фотографиями. Когда я восхищенно их разглядывал, то поймал себя на мысли, что хотел бы создавать что-то в таком же духе».
Маленький Андор загорелся желанием снимать, но фотоаппарат в те годы стоил недешево. Мечтая о счастливом будущем, когда у него появится собственная камера, мальчик снимал мысленно. «Я выискивал взглядом, что можно сфотографировать, и делал отпечаток в своем воображении», – делился он позднее. Когда Андору было 14 лет, мечта о фотоаппарате стала почти несбыточной: его отец умер от туберкулеза, и семья оказалась в нищете. К счастью, брат матери Липот Хоффман не оставил сестру и племянников в беде. Кертес всегда вспоминал о дяде с уважением и говорил, что тот заменил ему и двоим его братьям отца.
Андре Кертес в юности
Хоффман был человеком практического склада и считал, что детям нужна денежная профессия, поэтому отдал мальчиков в коммерческое училище, а по его окончании устроил двоих из трех племянников работать на фондовую биржу. Андор с первых дней возненавидел это занятие. От ухода с биржи его удерживало только отсутствие других заработков. Зато с первого жалованья он в 1912 году наконец-то смог купить себе фотокамеру. Тем же годом датирован его первый – или, по крайней мере, первый сохранившийся – снимок «Спящий мальчик».
Вскоре началась Первая мировая, и Андора призвали в армию. Но и там на спуск фотоаппарата он нажимал чаще, чем на спусковой крючок винтовки. «Я попал на передовую, когда мне было только двадцать, и камера серьезно помогла мне выжить и не сойти с ума. Я инстинктивно ненавидел войну, и даже если приходилось стрелять, я старался стрелять в воздух. Я верил, что все это рано или поздно закончится, и снимал все интересное, что видел».
Кертес находил интересные кадры в обычной жизни
Однажды Кертес снял четверых солдат, которые сидели в нужнике. Вскоре один из них погиб. Кертес после некоторых раздумий все же послал последнее фото мужа его жене. Несмотря на специфичность кадра, для нее снимок оказался ценным подарком. «Она искренне меня благодарила, – говорил Кертес. – Это был живой кадр, в отличие от снимков армейских фотографов. В то время у нас часто мелькали военные корреспонденты с огромными штативами, но они старались снимать смерть и разрушения, а я делал неформальные снимки и ловил моменты из жизни».
Один из таких моментов и принес Кертесу первую известность. Фотограф в шутку послал на конкурс автопортрет, на котором он сидит у ручья и ловит на себе вшей. Ни на какой приз он не рассчитывал и даже не думал, что работу будут рассматривать всерьез. Через несколько месяцев он навещал раненого товарища в госпитале и увидел у него на тумбочке газету, а в ней – свое имя крупными буквами. Как оказалось, его фотография заняла на конкурсе первое место.
Один из автопортретов Кертеса
В 1915 году Кертеса ранили, причем выжил он чудом: пуля прошла в нескольких миллиметрах от сердца. Выздоровление шло очень тяжело, у него отнялась левая рука – к счастью, потом она восстановилась. В придачу в госпитале он подхватил тиф, так что в итоге его комиссовали, и вернулся он не на фронт, а на ненавистную биржу, хотя из этих двух зол все же предпочитал последнее.
Через несколько лет он вновь предпринял попытку завязать с ценными бумагами. Кертес поселился в деревне, занялся фермерством и пчеловодством для пропитания – и фотографией для души. Эту пасторальную идиллию и ферму Кертеса уничтожила Венгерская революция 1919 года, и от безысходности фотограф опять вернулся на биржу. Но снимать он не бросил и в начале 1920-х выиграл несколько призов в венгерских журналах. На этой волне Кертес оставил биржу уже навсегда и в 1925-м уехал в Париж, чтобы полностью посвятить себя фотографии.
Андре Кертес. Цирк. 19 мая 1920 г. Будапешт
Жизнь в Париже Кертес всегда называл самыми счастливыми годами своей жизни. Он оказался в кругу единомышленников – людей искусства и в первую очередь таких же фотохудожников, как он. А главное – теперь Кертес мог зарабатывать своими фотографиями, причем вполне успешно. В 1927 году состоялась его первая личная выставка – она считается первой в истории персональной фотовыставкой, прошедшей в Париже.
В Париже Кертес много занимался портретной фотографией, в том числе сделал известные портреты Марка Шагала и Сергея Эйзенштейна. «В Париже я дружил с массой фотографов, – писал Эйзенштейн в своих мемуарах, – это и Ман Рэй, и Эли Лотар, и Кертес». Как вспоминал режиссер, Кертес предложил ему своеобразное развлечение – наблюдать за великосветской публикой, «вытянутой из позы», в домашней обстановке: «Кертес говорит, что более интересного зрелища трудно найти: как они обращаются с прислугой, с парикмахерами, как они ходят по дому, когда им некого стесняться. Прислуга не считается за людей. При ней можно садиться в ванну. Фотограф на дому – почти то же самое».
Андре Кертес. Марк и Белла Шагал. 1929 г., Париж
Кертес снимал парижскую знать не в своем салоне, а приходил на дом, и как-то раз пообещал взять Эйзенштейна с собой: «Я должен был быть в темных очках – на всякий случай, чем черт не шутит, вдруг пришлось бы встретиться где-нибудь потом, – официально таскать за ним футляры и флешлайты с видом его помощника». Затея по какой-то причине сорвалась, но зато Кертес снял самого Эйзенштейна, и эта фотография стала одним из известнейших портретов великого режиссера.
Андре Кертес. Портрет Сергея Эйзенштейна
В 1933 году Кертес снял свою знаменитую серию «Искажения»: в нее вошло около 200 кадров с обнаженными моделями, снятыми в окружении кривых зеркал. На фотографиях натурщицы предстают в причудливых, искаженных зеркалами позах, где порой трудно различить черты лица и контуры фигуры. Серия делалась по заказу одного из парижских дамских журналов, но на его страницах появились лишь несколько снимков. Полностью же «Искажения» увидели свет только в 1978 году, когда вышли в США отдельной книгой.
Андре Кертес. Фото из серии "Искажения"
Однако 1933 год был ознаменован для Кертеса не только «Искажениями». Тогда же он женился на своей давней возлюбленной Эржебет Саломон, которая приехала к нему из Будапешта. И еще одно событие пришлось на 1933 год: Гитлер стал рейхсканцлером Германии, а НСДАП получила неограниченную власть в стране. Шла политизация прессы по всей Европе, журналы хотели острых политических кадров, а не снимков повседневности. Заказов, а с ними и денег, стало меньше, к тому же пугали и расовая политика нацистов, и милитаризация Германии. Кертес чувствовал, что ни к чему хорошему это не приведет, и в 1936-м вместе с женой принял весьма прозорливое решение уехать в Нью-Йорк.
Андре Кертес. Портрет Марка Шагала. 1933 г., Париж
Переезд в Америку Кертес позднее назвал «абсолютной трагедией». Во Франции он был мэтром, но здесь его авторитет почти ничего не стоил. К тому же Кертес не знал английского – выучил он его только спустя годы, причем до конца жизни говорил с сильным акцентом. В редакциях журналов ему то и дело отказывали, и фотограф перебивался случайными заработками. В 1937-м он предложил Музею современного искусства свои «Искажения», но там их раскритиковали, хотя в конце концов и выставили несколько работ. Фотограф даже подумывал вернуться обратно во Францию, но у него – по несчастливой, но спасительной случайности – не было денег на дорогу, а пока он их накопил, началась Вторая мировая.
Фотография Кертеса
Под конец 1940 года, когда Венгрия присоединилась к альянсу Оси, все стало еще хуже. Кертесу, гражданину Венгрии, вообще запретили снимать на открытом воздухе как потенциальному шпиону. Только в 1944-м, когда Кертес и его жена получили гражданство США, он снова смог спокойно ходить по улицам с камерой. Но журналы не спешили звать его к себе, к тому же Кертес даже при своих скромных доходах не брался за все подряд. Так, он отказался сотрудничать с журналом Vouge – считал, что это не его стиль. Когда его пригласил журнал Life, то он слишком по-своему трактовал заданную тему. Заказчик решил, что работы теме не соответствуют, и не стал их публиковать. Впрочем, позднее фотограф успешно сотрудничал и с тем, и с другим изданием.
Фотография Кертеса
Фотография Кертеса
Только в 1962-м после персональной выставки в Университете Лонг-Айленда к Кертесу пришла слава и в США – до этого фотограф не выставлялся почти 20 лет. Тут же последовало мировое признание, а за ним и знаковые награды, в том числе золотая медаль международной биеннале фотографии в Венеции в 1963-м. Признанию способствовало и обретение ранних работ, которые Кертес считал утерянными. Он оставил большую часть негативов своей ассистентке, когда уезжал из Франции. Ассистентка, спасаясь от нацистов, была вынуждена скрываться. Негативы Кертеса она сохранила и надежно спрятала, но оба не знали о местонахождении друг друга, и связь прервалась. В 1960-е уже всемирно известный Кертес рассказал эту историю в одном из интервью. Статья дошла до ассистентки, благополучно пережившей войну. Она связалась с Кертесом, и негативы вернулись к владельцу.
Робер Дуано (слева) и Андре Кертеc, Арль, 1975 г.
Даже в эпоху цветной фотографии Кертес делал только черно-белые снимки – исключением стала серия, снятая на Polaroid в последние годы его долгой жизни.
Андре Кертес. Фото из серии "Polaroid"
Фотограф умер в 1985-м в возрасте 91 года, оставив после себя около ста тысяч негативов. Практически все свое наследие он завещал Франции, однако его работы можно увидеть в музеях по всему миру. Часть из них была приобретена еще при жизни фотохудожника, часть куплена у Франции после его смерти. Но около 120 работ Кертес отобрал собственноручно незадолго до смерти, чтобы устроить выставку в Венгрии, у себя на родине.
Музей А. Кертеса в Сигетбече, Венгрия
Сегодня они хранятся в его мемориальном музее в небольшом городке Сигетбече, который Кертес называл «истоком своего искусства». Именно там он совсем еще ребенком впервые увидел иллюстрированные журналы – и заболел мечтой о фотографии. #искусство
Декоратор Жак Гранж (Jacques Grange) давно завоевал репутацию живого классика. В историю дизайна он вошел еще в 1970-х годах, оформив виллу Ива Сен-Лорана (Yves Saint-Laurent) и Пьера Берже (Pierre Berge).
Его клиентами были кутюрье Валентино Гаравани (Valentino Garavani) и Карл Лагерфельд (Karl Lagerfeld), принцесса Монако Каролина, режиссер Фрэнсис Форд Коппола, звезда французского кино Изабель Аджани, миллиардер и меценат Франсуа Пино.
В 2024 году Гранж отметил свое 80-летие, однако почивать на лаврах он не собирается, и продолжает активно заниматься любимым делом — оформлять интерьеры.
К 130-летию венгерского, французского и американского фотохудожника АНДРЕ КЕРТЕСА,
одного из крупнейших мастеров мировой фотографии. Он снимал Шагала и Эйзенштейна – а ещё солдат за ловлей вшей. Андре Кертес был фотогением, но мирового признания ждал полвека. «Он всегда нас опережает, что бы мы ни делали», – сказал французский фотограф Анри Картье-Брессон о своем коллеге Андре Кертесе. Поводом для этого восхищенного отзыва стала работа «Вилка». Лаконичный кадр с игрой теней, отбрасываемых столовым прибором, для 1928 года был неслыханным новшеством – прекрасным в своей простоте. Но, конечно, высказывание относилось не только к «Вилке», но и ко всему творчеству Кертеса.
К 430-летию французского художника НИКОЛА ПУССЕНА, одного из основоположников классицизма
Все творчество гениального мастера было посвящено высокой идее служения добродетели, любви и мудрости. Несмотря на то что художник родился и вырос во Франции и являлся поклонником барочной живописи, свою жизнь он связал с Римом и испытывал влияние Античности и искусства итальянского Возрождения. Художник рано нащупал свой собственный стиль и был до конца жизни верен идее гармонии и порядка. Пуссен заложил прочный мост между эпохой Возрождения и Классицизмом. За свою долгую жизнь он выполнил более 250 заказов, одним из которых была роспись запрестольного образа в со
Париж первой половины XIX века (то есть до того, как префект Осман в середине века перестроил его и придал ему тот вид, который привычен нам сегодня) — это прежде всего город с очень четко выраженной структурой и разделением на разные районы с разным физическим обликом и, главное, разной репутацией.
Современники часто писали об этом, подчеркивая, что порой для парижанина оказаться в чужом квартале — все равно что совершить путешествие к антиподам.
В некоторых местах город превращался в своего рода выставку — в первую очередь выставку последних мод. Прежде всего, это происходило в саду Тюильри и на бульваре Итальянцев.
Здесь совершалось стихийное разделение на «акт
Хотим представить вам профессора парфюмерии, основателя марки Haute Parfumerie, парфюмерного историка Roja Dove. Однако стоит вспомнить и о другом его качестве, о котором часто забывают – талантливого парфюмера. Парфюмерная карьера Roja Dove началась в 1981 году, спустя двадцать лет он создал свой бренд Roja Parfums. Roja Dove, помимо создания собственных ароматов, сотрудничает с другими лейблами и организациями. Парфюмерией Roja Dove занимается уже давно, создавая именные ароматы для частных заказчиков. Помимо индивидуальных заказов у Roja Dove есть свой магазин Haute Parfumerie в торговом центре Harrods. Витрина бутика выглядит так, что чувствуешь себя мале
Временное мужское величие: эталоны мужской красоты в прошлом и сейчас.
В настоящих мужчинах мы не всегда ценим внешность, но, не будем лукавить, и у сильной половины человечества есть свои каноны красоты. И каноны эти в веках претерпели ряд изменений. Мужчины не меньше женщин любят себя любимого и смотрятся в зеркало с большим удовольствием.
Аполлон.
Имя Аполлона, златокудрого сына Зевса, в наши времена стало нарицательным для любого красавца-мужчины. Культ красоты тела, господствовавший в древней Элладе, во многом определил каноны красоты и в последующие века. Античные представления о красоте хранят уцелевшие до наших дней скульптуры: правильные, крупные черты лица, большие выразительные
Знаменитые стулья Люксембургского сада - это не менее знаменитый бренд Fermob, производители садовой мебели и инвентаря.
В 18 веке традиция прогулок по парижским садам подталкивает к установке более удобных сидений, чем скамейки. Использование стульев становится платным.
В 1923 году Люксембургский сад приобрёл стулья которые стали по настоящему ярким символом. Под названием Luxembourg, эта коллекция стульев делится на три варианта (без подлокотников, с подлокотниками, и низкое кресло).
Посетители пожилого возраста вспоминают «la chaisiere»: женщина которая брала плату нескольких центов за пользование стульев.
В 1974 году стулья Люксембургского сада
Нет комментариев