Предыдущая публикация
Васька
Сибирский кот Васька был очень пушистым и огненно-рыжим, без всяких там глупых примесей. Кот — огонь!
Мы жили в то время в Прокопьевске, на улице Печорской, а соседская улица была Кронштадтской. Несмотря на революционные названия, на этих улицах жили только немецкие поселенцы. И ещё, — параллельно нашим улицам шла Ленинградская аллея, узкая, вечно смурная, жизнью своей недовольная. Такая вот география.
Васька. Душа моя, единственный кот, который был и есть в моём сердце. Мы были очень привязаны друг к другу. Воспоминания эти до сих пор вызывают мягкую улыбку. Старость убивает память, но мы всё равно всегда пытаемся сохранить всё доброе и светлое из предыдущей жизни.
Когда мы с Василием бесились, играли в комнатах, он не желая уступать в размерах и силе, всегда выпускал когти, хотя и не пользовался ими. Так, просто для устрашения!
Бабушка всегда боязливо причитала:
— Lydia! Sei vorsichtig, er wird dich überall zerkratzen! Bitte, mach die Katze nicht sauer! Лида! Будь аккуратной, он тебя сейчас всю исцарапает! Пожалуйста, не зли кота!
Но просто играли, зла между нами не было.
С Василием мы были неразлучны, и это был единственный, пожалуй, случай с питомцами домашними, когда мама разрешала брать Кота Василия к себе в постель. Впрочем, других котов позже у нас и не было. Попугайчики, морские свинки были не в счёт. Я аккуратно каждый вечер протирала ему лапки, потом почёсывала за ушками, дожидаясь, когда Васька начнёт артистично мурлыкать и шепотом говорила:
- Всё, Василий! Теперь спать!
Васька спал всегда тихо, мирно, стараясь вытягиваться вдоль моего тела так, чтобы соприкасаться как можно больше. И только под утро, а скорее утром уже, Василий подкрадывался к моему лицу, и удобно садясь на свою задницу, поджимая под неё хвост, поднимал передние лапы вверх, имитируя солдата, сдающегося в плен. Я старалась в такие минуты изображать сон дальше, нарочно жмурясь и пытаясь в щёлочку получше рассмотреть смешливого рыжего «будильника». Приходилось давиться смехом, чтобы не выдать себя.
Он, конечно, что-то чувствовал, подвох ли, мою ли с ним полусонную игру, но ему быстро надоедала эта поза «привидения» и он то ли садился, то ли ложился рядом, почти перед лицом моим, вытягивал вперёд передние лапы, а на них сверху клал свою хитрую мордочку. «Сфинкс»,- не дать, ни взять. Сидел недвижно, пытаясь уличить меня в обмане. И всё это время мягко, почти нежно урчал «Ур-л-у-р! У-р-р-р-р!»
Я всегда не выдерживала и открывала глаза.
Тут Васька вскакивал, театрально пугаясь, и кубарем катился с кровати на пол.
Утро медленно перебегало в день.
- Лида! Нужно сходить за водой! — Lydia! Du musst etwas Wasser besorgen!
Мама как всегда немногословна. Голос её, чуть строгий, ровный, без примесей ненужных, лишних нежностей. В немецких семьях воспитание было особенным. Детям старались не показывать любви, ласки были редкими настолько, что проще сказать, что их попросту и не было. Дефицит нежности позже плавно переходил в другие формы. Это сейчас я понимаю, что такое ханжество, а тогда мне, девчонке-подростку, эти все мелочи казались нормой, обыденными элементами воспитания.
Василию собираться на улицу было легче лёгкого. Я только ласково просила:
— Вася, комм! Вася, пошли!
Да, тут пометочку я вставлю. Васька в совершенстве владел двумя языками. Иногда лишь ушами крутил, но соображал быстро и казалось иногда, что кивая, он говорил обыденное: — Я, я! Натюрлих!
Я звала Васю с собой, и он с удовольствием откликался. Васька вставал, изгибался, поочерёдно вытягивая назад длинные сильные ноги и прыгал на коврик у кровати.
Он почти всегда ходил за водой со мной, кроме тех случаев, когда мама жарила рыбу или делала котлеты. Тут, конечно, Василий был неподвластен другим стихиям, кроме любви к мясу в любом виде.
Но сейчас спрыгнул с кровати и счастливый пошёл в сторону двери.
Вася никогда не шёл рядом, он всегда забегал немного вперёд. Неловко и будто понарошку прятался то за забором, то за кустами, а при моём приближении высовывал из-за укрытия на дорогу свою мордочку, словно спрашивая:
«Ну как? Страшно? А?!»
Страшно не было, но было весело.
У самого колодца Васька ставил «точку» в своём мини-спектакле. Он, точно зная, когда я подойду и освобожусь от вёдер, выпрыгивал из своей засады на задних лапах.
- Мяу!
Лапы передние растопырены, когти выпущены, как копья у рыцарей средневековых. Стоит, покачивается, хотя голова почти неподвижна. И держится, проказник, так несколько секунд, чтобы усилить эффект, сделать его ошеломляющим.
Зрелище ещё то!
Я никогда не расстраивала друга. Закрывала, «пугаясь», лицо руками и картинно взвизгивала, отчего Васька ещё более распалялся. Он прыгал в сторону, пританцовывая на задних лапах, потом мягко валился в траву.
Всё! Типа, нету Васьки! И лежал так долго-долго, пока я громыхая цепью и вёдрами, наливала для дома прозрачную, самую вкусную на свете воду.
Закончив, я поворачивалась к другу и тихо говорила:
— Ну что, брат Василий! Пошли домой, что ли?!
октябрь-ноябрь 2023 года, Трир.
(с) Автор: Фёдор Фатин
#рассказы
Следующая публикация
Комментарии 5