Наши забавные животные

Хэрриот Джеймс. О всех созданиях — прекрасных и удивительных (отрывок из книги) Собака, бегущая по обочине шоссе, — зрелище не столь уж редкое, но в этой было что-то такое, отчего я притормозил и поглядел на нее еще раз. Небольшая, шоколадно-коричневая, она приближалась по дальней стороне шоссе — не просто трусила по траве, а неслась карьером, отчаянно работая всеми четырьмя лапами и вытягивая вперед морду, точно любой ценой должна была догнать нечто невидимое за изгибом длинной темной полосы асфальта. Я только только успел увидеть устремленные вперед глаза и болтающийся язык, как она, промелькнув мимо, оказалась уже далеко позади меня. Откуда здесь взялась собака? Боковое шоссе пролегало далеко от ферм по пустынным высотам, и нигде не было видно стоящей машины. Да и в любом случае она бежала не просто так — все ее движения свидетельствовали об исступленной спешке. Нет, так невозможно! Надо разобраться в чем дело. Я задним ходом развернулся и поехал обратно. Прошло неожиданно много времени, прежде чем я увидел впереди собаку, бегущую а упорной надежде нагнать невидимое нечто. Услышав шум приближающегося автомобиля, она на мгновение остановилась, но тут же побежала дальше. Однако видно было, что она совсем измучена и, обогнав ее шагов на тридцать, я вылез из машины. Я опустился на колено и, когда собака поравнялась со мной, схватил ее. Это оказался бордер-терьер. Он не вырывался, а только еще раз взглянул на машину и снова уставился на пустое шоссе впереди с тем же жутким отчаянием в глазах. Ошейника нет, но шерсть на шее примята, словно еще совсем недавно ее придавливала полоска жесткой кожи. Совсем еще молодой пес, примерно двух - трех лет. На ребрах лежал слой жирка, свидетельствовавший, что он не голодал. Я начал ощупывать, нет ли на нем болячек, и тут он весь напрягся у меня под рукой: к нам приближался автомобиль. Секунду пес вглядывался в него с жаркой надеждой, но машина промчалась мимо, и, весь поникнув, он снова тяжело задышал. Вот, значит, что! Его выбросили из машины! Какое-то время назад любимые люди, которым он беззаветно доверял, открыли дверцу, вышвырнули его в неведомый мир и беззаботно укатили. Мне стало тошно — физически тошно, а потом во мне поднялась жгучая ярость. Грабителю, взломавшему банковский сейф, можно найти извинение, но только не им, не такому поступку. — Ну-ка, приятель, — сказал я, осторожно подхватывая его на руки, — лезь в машину. Поедешь со мной. Терьер сжался, судорожно вздрагивая, и дальше я вел машину одной рукой, а другой легонько его поглаживал. Хелен, когда мы добрались до дома, быстро поставила перед ним миску с крошевом из мяса и галет, но он даже не взглянул на еду. — Как они могли? — пробормотала она. — И почему? Что их толкнуло на такую жестокость? Я ответил, проводя рукой по жестким кудряшкам. — Почему? Да причины можно найти самые поразительные! Иногда собаку бросают, потому что она стала слишком злобной, хотя на сей раз такая ссылка не прошла бы. - Или же, — продолжал я, — собак бросают просто потому, что они успели надоесть хозяевам. Люди берут очаровательного щенка и теряют к нему всякий интерес, едва он подрастает. А может быть, подошло время уплатить налог за собаку: для некоторых людей такой причины вполне достаточно, чтобы поехать покататься где-нибудь подальше от дома и бросить там недавнего баловня на произвол судьбы. Я замолчал. Список был длинный, но зачем огорчать Хелен рассказами о том, чему я столько раз бывал свидетелем? Люди переезжают, и оказывается, что на новом месте держать собаку почему-то неудобно. Родится ребенок, и все внимание, вся любовь отдаются ему одному. А то и просто вдруг захочется обзавестись более престижной собакой. Я снова поглядел на терьера. Пожалуй, так с ним и произошло. Ну что гадать понапрасну? Я позвонил в полицию. Нет, никто не заявлял о пропаже собаки. Ничего другого я и не ожидал. Весь вечер мы всячески старались развлечь терьера, но он продолжал лежать, положив голову на лапы, закрыв глаза и нервно вздрагивая. Признаки жизни он проявлял, только когда по улице проезжал автомобиль: голова приподнималась, уши настораживались, но через несколько секунд шум замирал, и голова вновь поникала. Хелен положила его к себе на колени и больше часа утешала, однако он замкнулся в своем горе и словно не замечал ни гладящих рук, ни ласковых слов. В конце концов я пришел к выводу, что полезнее всего будет ввести ему снотворное, и, когда мы ложились, он уже крепко спал в корзинке. Утром он не то чтобы повеселел, но, во всяком случае, настолько пришел в себя, что начал воспринимать окружающее. Когда я подошел и заговорил с ним, он перекатился на спину, не заигрывая, а так, словно повторял привычное движение. Я нагнулся и почесал ему грудь, а он смотрел на меня снизу вверх непроницаемым взглядом. Но мне всегда были симпатичны собаки, ложащиеся лапами вверх. Это и признак приветливого характера, и выражение доверия. — Так-то лучше, старина, — сказал я. — Не вешай носа! Его пасть вдруг широко открылась. Мордочка у него была смешная, как у обезьянки, и на миг ее словно перерезала веселая улыбка, полная редкостного обаяния. Хелен сказала у меня над ухом: — Джим, он просто прелесть. Такой симпатяга! Я чувствую, что уже привязалась к нему. В том-то и была беда! Мне он тоже начал слишком уж нравиться. Как нравились многие и многие брошенные собаки, проходившие через наши руки. Да и не просто брошенные, но те, кого приводили для усыпления с просьбой, от которой становилось тошно: «Вот если бы вы отдали его в хорошие руки…» Я повернулся к ней и сказал: — Хелен, но мы же не можем его оставить, ты сама понимаешь. Одной собаки на две комнатушки более чем достаточно. Она кивнула. — Да, конечно. Только такой милой собачки я давно не видела. Во всяком случае, когда он перестает бояться. Но что же нам с ним делать? — Как собаке, потерявшей хозяев, ему следует отправиться в конуру при полицейском участке, — ответил я, нагибаясь и поглаживая курчавые завитки на груди предмета нашего разговора. — Только если его не востребуют, через десять дней мы окажемся точно в таком же положении… — Я подцепил терьера под живот и уложил обмякшее покорное тельце себе на колени. И конечно, я могу навести справки среди клиентов, но почему-то никому не требуется собака, когда у тебя есть лишняя. — Я задумался. — Вот если дать объявление в газету… — Погоди! — перебила Хелен. — Ты говоришь: в газету… по-моему, я на прошлой неделе читала статью про приют для покинутых животных… Я с недоумением посмотрел на нее и вдруг вспомнил: — Совершенно верно. Сестра Роза, она работает в больнице. У нее взяли интервью о бродячих собаках, которых она берет под свою опеку. Во всяком случае, попытка не пытка! — Я уложил терьера в корзинку. — Пока оставим малыша тут, а вечером я позвоню сестре Розе. Поднявшись к себе выпить чаю, я обнаружил, что ситуация выходят из-под контроля. Когда я вошел, песик лежал на коленях у Хелен и, по-видимому, уже довольно долго. Она поглаживала курчавую голову и вид у нее был угрожающе задумчивый. Мало того, взглянув на него, я почувствовал, что сам слабею. Надо было незамедлительно принимать меры, а то я сдамся. Схватив телефонную, трубку, я набрал номер больницы и спросил сестру Розу. Вскоре в трубке раздался приветливый энергичный голос. Она, казалось, нисколько не удивилась и, судя по деловитому тону, по тому, какие она задавала мне вопросы, через ее руки, несомненно, прошло порядочное число потерявшихся и брошенных собак. — Ну что же, отлично. Таких нам обычно удается пристроить. Так когда вы его привезете? — Сейчас, — ответил я. Сестра Роза оказалась видной женщиной лет под пятьдесят, именно с таким улыбающимся румяным лицом, которое вообразилось мне во время нашего телефонного разговора. Она выхватила у меня терьера с жадностью искренней любительницы животных. — Какой милашка, правда?! — воскликнула она. Позади ее дома — современного загородного коттеджа неподалеку от больницы — располагались конуры с огороженными проволочной сеткой площадками. Несколько собак сидело отдельно, но на большой площадке весело играла компания собак самых разных пород. — Вот сюда мы его и поместим, — сказала сестра Роза. — Это его подбодрит и, не сомневаюсь, он быстро освоится с ними. — С этими словами она отперла дверцу в проволочной сетке и поставила терьера на утоптанную землю. Собаки тотчас его окружили и началась обычная церемония обнюхивания и задирания ног. Сестра Роза подперла подбородок ладонью, задумчиво глядя сквозь крупные ячейки. — Как бы его назвать… Ну, как же… Дайте-ка подумать… Нет… тоже нет… ага! Пип! Пусть будет Пипом! Она поглядела на меня, вопросительно подняв брови, и я энергично закивал. — Отлично! Нет, правда. Очень ему подходит. — Вот и я так думаю, — заметила она с лукавой улыбкой. — Я ведь в этом набила руку! У меня была большая практика. — Еще бы! Наверное, вы им всем даете клички? — А как же? — Она начала называть одну собаку за другой. Пип явно приободрился и по завершении приветствий принялся вместе с другими азартно следить за перетягиванием палки, которым занялись колли и лабрадор. Я засмеялся. — Мне и в голову не приходило, что у вас столько собак. И долго они у вас остаются? — Пока не удается их пристроить. Одни ждут не больше дня, другие живут по нескольку недель, а то и месяцев. Ну, есть и парочка старожилов вроде Салли-Анны: они уже, по-видимому, тут так и останутся. — Но как же вы их всех кормите? Это ведь должно обходиться недешево! Она кивнула и улыбнулась. — Я устраиваю небольшие собачьи выставки, утренники с кофе, лотереи, дешевые распродажи и еще пускаюсь на всяческие уловки, хотя, боюсь, эта свора пожирает все положительное сальдо. Но в целом я справляюсь. Да, подумал я, щедро тратя собственные деньги! Каждый раз, когда я сталкиваюсь с подобными свидетельствами жестокости и бессердечной безалаберности, мне рисуется армия бездушных виновников таких трагедий — огромная тупая орда людей, ни на секунду не задумывающихся о чувствах беспомощных животных, во всем от них зависящих. Мне становится жутко, но тут же я вспоминаю, что этой орде противостоит другая армия, готовая защищать их жертвы, не жалея ни сил, ни времени, ни денег. — Я вам очень благодарен, — сказал я. — Надеюсь, Пип вас будет затруднять не слишком долго. И если вам понадобится моя помощь, пожалуйста, дайте мне знать. — Не беспокойтесь, — ответила она, улыбнувшись. — У меня предчувствие, что малыш долго тут не задержится. Бордер-терьер не выходил у меня из головы и, не выдержав и недели, я заехал в собачий приют. Сестра Роза в старом плаще и резиновых сапогах раскладывала корм по мискам возле конуры. — Вы, конечно, хотите узнать про Пипа, — сказала она, выпрямляясь. — Ну, так его вчера забрали. Очень милые люди. Приехали, потому что решили взять брошенную собаку, и сразу же выбрали его. — Отлично. Просто чудесно! — Я помолчал. — Но вот с… э… Пипом. Его далеко увезли? — Да нет. Он остался в Дарроуби. Их фамилия Плендерли. Он — чиновник на пенсии — был, по-моему, большой шишкой и пожертвовал приюту порядочную сумму без всякой моей просьбы. Они купили особнячок на Холтон-роуд с прекрасным садом — Пипу будет где побегать. Да, кстати, я дала им ваш адрес, так что, конечно, они скоро к вам явятся. — Ну, я очень рад. Во всяком случае, буду знать, как ему живется. Ждать мне пришлось недолго. В конце следующей недели, открыв дверь приемной, я увидел пожилую супружескую пару и Пипа на новехоньком поводке. Он сделал свой обычный первый ход — перекатился на спину и поглядел на меня. Но теперь беспомощная мольба исчезла из его глаз, они сияли озорным весельем, а забавная мордочка вновь раскололась в широченной улыбке. Почесывая по заведенному порядку его грудь, я увидел, что он обзавелся и новым ошейником, очень дорогим, с блестящим медальоном, на котором были выгравированы его кличка, адрес и телефон. Я подхватил его на руки, и мы все вошли в смотровую. — Так что с ним такое? — спросил я. — В сущности, ничего, — ответил муж, толстячок с розовым лицом и внимательными глазами, одетый в безупречно сшитый темный костюм. — Я приобрел эту собачку совсем недавно и был бы весьма вам благодарен за рекомендации, как за ней ухаживать. Да! Моя фамилия Плендерли. Позвольте также представить вам мою жену. — В первую очередь, — продолжал он, — мне хотелось бы, чтобы вы произвели подробный осмотр. Я уже осматривал Пипа, тем не менее проделал всю процедуру заново. — Он абсолютно здоров и снаружи и внутри, — объявил я. — Отлично, — сказал мистер Плендерли — Э… так-так. — Он откашлялся. — Должен признаться, мистер Хэрриот, ни у меня, ни у моей жены никогда прежде не было собак или каких либо животных. Я твердо убежден, что любое дело требует ответственного отношения, а потому, чтобы обеспечить ему надлежащий уход, я решил тщательно изучить все требования. С этой целью я приобрел несколько специальных книг. Мистер Плендерли, решил я про себя, куда приятнее, чем кажется на первый взгляд. Он зажал книжки под мышкой и протянул руку к терьеру. — Идем, Пип, мы и так уже злоупотребили временем мистера Хэрриота! Но жена опередила его — она подхватила Пипа на руки и, пока мы шли по коридору, прижималась щекой к косматой мордочке. Я смотрел, как они сели в небольшой сияющий чистотой семейный автомобиль и отъехали. Мистер Плендерли любезно наклонил голову, его жена весело помахала мне рукой, но Пип, опираясь задними ногами в ее колени, а передние поставив на перчаточник, с любопытством устремил взгляд вперед сквозь ветровое стекло, успев забыть о моем существовании. Они скрылись за углом, а я подумал о счастливой развязке того, что могло бы обернуться маленькой трагедией. И конечно, главная роль принадлежала сестре Розе. Одна из многих спасенных ею беспомощных собак! Ее приют будет расти, и ей придется работать все усерднее без всякой выгоды для себя. По всей стране другие такие же люди содержали такие же приюты, и я почувствовал гордую радость от того, что на какую-то минуту приобщился к этой бескорыстной армии, неутомимо и без отдыха сражающейся на стороне бесчисленных животных, полностью зависящих от человеческих прихотей. Впрочем, тогда меня занимала только одна мысль: «Пип обрел свой настоящий дом». #рассказы

Отдай мячик))

Мы разводились с женой, стали делить нажитое. И тут незадача. -Забирай этого! - сказала жена. -Вы с ним — два сапога пара! Так в нашем доме появился красавец какаду с кошачьим именем Маркиз, который был тут же переименован моей мамой в Кешу. Этот попугай достался мне от первой жены при разделе совместно нажитого имущества, хоть таковым и не являлся, поскольку жил в её доме задолго до меня. Всем Кеша был хорош, и только один недостаток не давал нам покоя: Кеша не говорил. Все наши усилия выдавить из попугая хоть слово терпели фиаско. Кеша молчал, как партизан на допросе. И только дед не одобрял этих наших попыток. — Отвали от попугая! — ворчал он. — Вам что, поговорить больше не с кем? Наверное, на этой почве они с дедом и сошлись. Деда попугай устраивал, как внимательный и молчаливый собеседник, а попугай любил, наклонив голову, слушать деда, когда тот что-то мастерил или садился вечером за стопочку. В конце концов мы решили показать Кешу соседке, которая держала двух болтливых волнистых попугайчиков и слыла специалистом по обучению пернатых русскому языку. Стоит ли говорить, что Кеша произвёл на соседку неизгладимое впечатление. Она была от него в полнейшем восторге! Долго ходила вокруг него кругами, всплёскивала руками, что-то приговаривая, а потом решила зачем-то погладить. Она протянула руку и коснулась пальцем головы мирно дремавшего попугая. Потревоженный Кеша открыл один глаз, недовольно покосился на незнакомую даму и вдруг ясно и чётко произнёс: — Отвали от попугая! Соседка потеряла сознание, а Кешу с этого момента прорвало. Получилось, как в том анекдоте про немого мальчика, который однажды за обедом вдруг сказал: «Суп пересолёный!», — а на вопрос: «Что ж ты молчал десять лет?!» — ответил: «До этого всё было нормально!» Вот так и Кеша. Молчал-молчал и вдруг заговорил. Беда заключалась в том, что заговорил он голосом, интонациями, а самое главное, словарным запасом деда. Дед, весьма крепкий ещё старик, был на войне шофёром, вернулся без одной ноги и всю жизнь проработал плотником. За словом в карман никогда не лез и словарный запас имел весьма характерный для человека такого склада ума и образа жизни. Почему попугай выбрал именно деда объектом для подражания, остаётся загадкой, однако факт остаётся фактом — матерился Кеша именно как плотник, виртуозно и заливисто. Соседку это шокировало, однако не вывело окончательно из себя. Она решила взять над Кешей шефство. Обучить его хорошим манерам и правильному русскому языку. По собственной инициативе она чуть ли не каждый день приходила и проводила с ним занятия по какой-то специально освоенной импортной методике. Деда это изрядно злило, однако он старался держать себя в руках. Только после ухода соседки что-то недовольно бубнил себе под нос. Впрочем, несложно догадаться, что именно. В конце концов, видя что все её усилия не дают никакого хоть мало-мальского результата, соседка, на радость деда, свои занятия бросила. А где-нибудь пару месяцев спустя, когда мы всей семьёй вечером пили чай, она заглянула на огонёк, справиться о Кешином здоровье. Кеша, сидевший с нами на кухне, увидев соседку, встрепенулся и вдруг произнёс: — Берегите попугая! Кеша — птичка дорогая! Это была фраза, которой соседка безуспешно пыталась научить Кешу в течение несколько месяцев. И даже то, что попугай сказал эту фразу интонациями деда, не могло омрачить радости педагога. Кажется, у неё даже слеза выступила от умиления. А попугай покосился на вспыхнувшую от своего успеха соседку и добавил тем же голосом деда: — Лучше бы кота говорить научила, дура шизанутая… Геннадий Пименов)) #рассказы

Кто рано встает, тот гремит чайником, хлопает дверьми, ходит как слон (зараза))))

Ольга Максимовна пнула ногой одну кошачью мисочку, брезгливо перешагнула другую. «Нет, пора навестить нашу любительницу животных еще раз! Не понимает она слов!» — подумала она. И отодвигая ветки, пошла вдоль дома к подъезду. Горя праведным гневом, вдавила кнопку звонка и для убедительности провозгласила, видимо подражая полицейским: — Татьяна Ивановна, откройте немедленно, у меня к вам серьезный разговор! ***** Около года назад Ольга Максимовна стала старшей по подъезду. Когда-то таких называли управдомами. Но старое название ей не нравилось. Как-то неубедительно оно звучало, слишком по-доброму. Не было в нем официальности и силы. Так казалось Ольге Максимовне. Она же современная, боевая пенсионерка с активной жизненной позицией! А управдом ей рисовался эдаким седеньким добрым старичком, почему-то обязательно в валенках... Надо сказать, что ее новая должность в первую очередь была спасением для самой Ольги Максимовны. Она просто изнемогала от безделья на пенсии. Может, даже на работу бы вернулась... Но, во-первых, здоровье уже не то, а во-вторых, и это было самое обидное, не очень-то обрадовались бы ее возвращению недавние коллеги. Поэтому Ольга Максимовна бросила все свои силы на обустройство вверенного ей подъезда. И очень в этом преуспела, надо сказать. Ах, как она самозабвенно ругалась с управляющей компанией, когда неразумные ремонтники попытались выкрасить лестницу в тоскливый болотный цвет. Даже вспомнить приятно. И, конечно, Ольга Максимовна победила. Теперь все жильцы любовались веселеньким желтеньким колором. А между этажами на стенах красовались и радовали глаз ромашки, нарисованные местным талантом, художником Семеном Петровичем. Она боролась с нерадивыми уборщицами, вскакивая для этого ни свет ни заря, чтобы проконтролировать их работу. И добилась-таки идеальной чистоты в подъезде. А кроме того, именно благодаря неугомонной Ольге Максимовне на лестничных клетках появились цветочки. Она собственноручно ходила по квартирам и просила хозяек поделиться растениями на общее благо. Позвонила даже в квартиру на первом этаже, где жила Татьяна Ивановна. Нелюдимая, одинокая и хмурая. — Здравствуйте, уважаемая, — зачастила Ольга Максимовна, как только дверь приоткрылась. — В озеленении подъезда не желаете ли поучаствовать? Может, у вас есть какое-нибудь не слишком капризное растеньице? На удивление, Татьяна Ивановна кивнула: — А чего же не быть? Есть. Вы здесь подождите, сейчас вынесу, — она невежливо прикрыла дверь перед носом Ольги Максимовны. Через минуту вернулась с ведерком из-под майонеза, в котором торчал... одуванчик. Желтый, высокий, с резными листиками. — Это что? — изумилась Ольга Максимовна. — Цветок. Очень даже неприхотливый, симпатичный. Зовут одуванчиком. Неужто не встречали раньше? — Не надо! — выдавила Ольга Максимовна. Татьяна Ивановна только пожала плечами: — Как хотите... ***** «Вот издевается она надо мной или просто сумасшедшая?» — размышляла Ольга Максимовна, поднимаясь к себе на пятый этаж. Но через некоторое время версия про сумасшествие у нее отпала. Татьяна Ивановна оказалась просто зловредной бабкой. И все, что она творила, было вполне осознанным вредительством... Началось все со Шпрота: тощего серого пса, абсолютнейшего страшилища и безродного злодея. Откуда он взялся, Ольга Максимовна не знала. Просто однажды, проходя мимо квартиры Татьяны Ивановны, услышала лай. А после увидела, как мрачная бабулька выгуливает пса на улице. При этом воркует с ним словно с ласковым котенком: — Делай свои дела, Шпротик, и пойдем домой обедать. Я сегодня тебе вкусненького дам. Конечно, Ольга Максимовна не удержалась и подошла высказать свое возмущение. Мало того, что эта бабка котов у себя под окном подкармливает, так теперь еще такого опасного зверя в квартире завела. А вдруг она его однажды не удержит? Пес хоть и тощий, но крупный. Вырвется из рук хозяйки и покусает кого-нибудь. — Татьяна Ивановна, откуда вы это взяли? — Ольга Максимовна ткнула пальцем в сторону Шпрота. — Нашла! — буркнула та. — То есть вы притащили дикую зверюгу домой и угрожаете безопасности жильцов? — прокурорским тоном поинтересовалась Ольга Максимовна. — Он когда-то домашним был. Я его с ошейником нашла, — соизволила объяснить Татьяна Ивановна. — Даже с десяток объявлений расклеила, наивная оптимистка. Конечно, никто его не искал. Вот и оставила бедолагу себе. — Ну вот почему вы такая? — возмутилась Ольга Максимовна. — Кошек бездомных кормите, хоть я сто раз просила этого не делать. От них одна зараза и грязь! Теперь еще этот! Ну, хочется пожалеть кого-то, пожалейте людей. Я вот перевожу деньги в детский дом. По чуть-чуть, но регулярно. Если бы вы ходили на собрания жильцов, то знали бы об этом. Татьяна Ивановна посмотрела на Ольгу Максимовну исподлобья: — Помогаю кому хочу. И не трублю об этом на ваших глупых собраниях! Ольга Максимовна аж задохнулась: — Да вы просто озлобленная старуха! Людей не любите. — Не люблю, — согласилась Татьяна Ивановна и пошла к парадной. Шпрот послушно семенил следом. ***** Ольга Максимовна обиду не простила: «Ну ничего, я жильцов на тебя натравлю, старая ты брюзга. Заявление напишем коллективное, что твой пес представляет угрозу! Очистим наш образцово-показательный подъезд!» — строила она планы мести. Но для начала надо было разобраться с кошками. Вот опять эти миски под своим окном расставила. Сумасшедшая любительница котов, собак и одуванчиков. Пусть никто не ходит вдоль дома из-за буйной растительности. Зараза преград не знает, ей кусты не помеха. Ольга Максимовна направилась прямиком к нарушительнице общественного порядка. Когда Татьяна Ивановна открыла дверь, Ольга Максимовна отодвинула ее плечом и просочилась в квартиру. Шпрот зарычал. Ему не понравилось такое панибратство. — Я требую убрать миски! — Ольга Максимовна потрясла пальцем перед носом у Татьяны Ивановны, проигнорировав недовольство Шпрота. — Ваше безумие становится опасным для окружающих. То, что вы выращиваете сорняки на подоконнике, дело ваше. Но бездомные кошки — рассадник заразы. А этот пес вообще свирепое чудовище. Вон как рычит. — Он рычит, потому что вы руками у меня перед носом размахиваете и угрожаете, — парировала Татьяна Ивановна. — А кошки вообще никому не мешают. Даже в ваш образцовый подъезд не заходят. Так что идите вы подобру-поздорову, Ольга Максимовна, и оставьте меня в покое. — Ну ничего, я привлеку общественность! — пообещала Ольга Максимовна. Перешагнула порог и едва не схлопотала захлопнувшейся дверью по пятой точке... Общественность, правда, почему-то не жаждала расправы с угрюмой Татьяной Ивановной. Никто не схватился немедля за факелы и топоры. Поэтому Ольга Максимовна решила к очередному собранию жильцов подготовить пламенную речь: найти в интернете факты о покусанных собаками и зараженных котами. Может, тогда жильцы проникнутся и помогут повлиять на Татьяну Ивановну. Когда до собрания оставалась пара дней и доклад был почти готов, а Ольга Максимовна уже лелеяла надежду на скорое отмщение, в ее планы вмешалась судьба... ***** Татьяна Ивановна тем сентябрьским вечером вышла на прогулку со Шпротом. Пес вертелся рядом, но вдруг остановился у темных зарослей кустов и настойчиво потянул поводок. — Ты чего это, Шпротик? — поинтересовалась Татьяна Ивановна. — Вкусное чего унюхал? Брось. Пойдем, я тебя дома печеночкой угощу. Обычно обещание печеночки всегда работало. Шпрот выучил это вкусное слово и знал, что хозяйка не обманет. Раз обещала, то обязательно угостит. Поэтому не вредничал. Но не в этот раз. Сегодня он настойчиво тянул поводок к зарослям. — Ну ладно, давай посмотрим, что там, — согласилась Татьяна Ивановна. Она подошла к кустам и вдруг увидела: из травы торчали ноги, обутые в знакомые стоптанные кроссовки, заляпанные краской. — Семен? — прошептала Татьяна Ивановна и схватилась за сердце. Но тут же взяла себя в руки — некогда в обморок падать. Нужно помочь соседу-художнику, пока еще не поздно. Она очень надеялась, что не поздно. Слабый стон, раздавшийся из кустов, обрадовал ее. Татьяна Ивановна заторопилась, наклонилась, всмотрелась в темноту. Семен Петрович лежал навзничь на границе травы и зарослей акации. Лицо белое, даже сумерки этого не скрывали. — Семен, я сейчас, — Татьяна Ивановна, словно по наитию стянула с себя кофту, скатала в валик и подсунула художнику под голову. Потом полезла в сумку за телефоном. — Это что тут у нас происходит? — раздалось сверху. Татьяна Ивановна подняла голову: над ней, грозно уперев руки в бока, стояла Ольга Максимовна. — Помогите! Семен вот... — Вижу, — поморщилась Ольга Максимовна. — Надрался и валяется в кустах! Вот уж не ожидала от нашего творца такого. Надо, похоже, в полицию звонить. Пусть приедут заберут... — Да нет же! Что же ты, слепая, не видишь — плохо человеку! — от злости Татьяна Ивановна перешла на ты. — Вы мне не тыкайте. Есть желание с алкашом возиться, возитесь. Только живей. Я за хлебом. Когда пойду обратно, если он будет здесь разлеживаться, обещаю — вызову полицию! — Ольга Максимовна застучала каблуками в сторону магазина. Тем временем Татьяна Ивановна, наконец, нашла телефон: — Скорая? Приезжайте! Человеку плохо. Адрес... Когда Ольга Максимовна вернулась к парадной, Семена уже увезли. — Вовремя успели, — сказал Татьяне Ивановне врач. — Спасли жизнь человеку. — Так это все он! — та погладила Шпрота. — Учуял соседа и меня буквально на веревке притащил! — Молодец, пес! — похвалил врач. — Благодаря тебе все с вашим Семеном Петровичем хорошо будет. Шпрот махнул хвостом, Татьяна Ивановна облегченно вздохнула, они проводили скорую и пошли домой... ***** Ольга Максимовна торопилась на собрание жильцов, как предводитель и вдохновитель. Праведный гнев клокотал в груди. Речь была подготовлена огненная и прямо просилась наружу. Очень ее порадовало то, что жильцов сегодня на собрание явилось много... Правда, лица у них были какие-то странные. Недобрые лица. Ну, да ладно. — Здравствуйте! Вы давно меня знаете! Я всегда борюсь за качественную жизнь людей! Улучшаю наш быт, а еще, чем могу, помогаю детям из детского дома! — с места в карьер провозгласила Ольга Максимовна. Собрание заволновалось, загудело. Она восприняла это, как добрый знак, и продолжила: — Поэтому прошу сегодня с особой серьезностью отнестись к поступкам одной несознательной гражданки нашего с вами подъезда! — Отнесемся! Непременно отнесемся! — раздался мужской голос. — Мы эту равнодушную поганку поставим на место! Ольга Максимовна удивленно посмотрела на говорящего: — А вы, вроде, не из нашего дома, мужчина... — Я — нет. Зато Семен Петрович из вашего. Художник. Помните такого? А я его брат! И если бы не ваша замечательная соседка, Татьяна Ивановна, да пес ее умнейший, то не было бы уже Семена в живых. Да чего я вам рассказываю. Вы же мимо проходили. В полицию его, помнится, сдать хотели. Наверное, за то, что у брата сердечный приступ в неурочном месте случился. Толпа грозно загудела. — Слава богу, братишка оклемался, сейчас с ним сын. А я вот решил на ваше собрание наведаться, да в глаза тебе посмотреть! Детишкам помогаешь? За благо людей борешься? Да, нечего сказать, героиня! — распалялся брат Семена Петровича. — Раз в год копеечку в детский дом перевести, да цветочками подоконники украсить — подвиг. Да еще все это напоказ. Вот, мол, я какая молодец, о человеках забочусь! А вот когда нужно было действительно помочь, ты пальцем о палец не ударила. Алкашом моего брата объявила. Эх ты! Побрякушка звонкая! Блеск один, а пользы чуть! Наконец он выдохся и сел. Ольга Максимовна молчала. Нечего было ей сказать этим людям. Она положила на стол листки с подготовленной пламенной речью и вышла за дверь... ***** Надо ли говорить, что Татьяне Ивановне никто больше слова не сказал, про то, что она подкармливает бездомных кошек. Наоборот, через несколько дней под окнами ее квартиры, в лысеющих зарослях кустов появился навес над импровизированной кошачьей столовой. А еще несколько теплых домиков. Правда, жить в них пока почти некому. Двух кошек внезапно удочерили одинокие жительницы подъезда, а одного кота забрал к себе вышедший из больницы Семен Петрович. Ей даже предложили занять место Ольги Максимовны. Но Татьяна Ивановна вежливо отказалась: — Не умею я с людьми... Мне животные ближе. Так что место старшей по подъезду пока остается свободным. Но из-за этого переживать не стоит. Обязательно найдется хороший человек на эту должность. А вот из-за чего стоит переживать, так это из-за фигуры Шпрота. Благодарные жильцы надарили ему столько вкусняшек, что у него есть все шансы растолстеть до безобразия. Татьяна Ивановна старается следить за этим. Но иногда покупается на Шпротов умильный взгляд. Автор АЛЁНА СЛЮСАРЕНКО #рассказы

Нужно себя так настроить, Чтобы никто не мог расстроить

В Новосибирске немецкие овчарки спасли погибающих котят

Курица лежала под самой морозилкой и её слегка прихватило. Положила на веранде чуть оттаять. Сижу в кресле-качалке, привязываю верёвочки на CD-диски — люди говорят, помогает спасти клубнику от дроздов. У меня уже висит, и сегодня дрозд обожрал самую крупную клубничину прямо под диском. Наверное ел и любовался собой в отражении. Но я таки верю, дело в том, что дисков должно быть больше. Из малины выходит чёрный кот, картинно замирает, чтобы я его хорошенько рассмотрела и с криками «мрряяяяу-как-я-рад» направляется прямиком ко мне. Конечно я тут же всё бросаю — глажу, восхищаюсь, рассказываю ему, какой он красавец. Кот бодает меня тяжёлой башкой, мурлычет и всячески располагает. В конце-концов, устав от любви, откидывается на спину у меня в ногах. Я опять начинаю вязать верёвочки, поглаживая кота голой пяткой. Через какое-то время кот исчез. По-чеширски растаял в воздухе. Исчезновение кота странным образом совпало с исчезновением курицы. Девушки! Не расслабляйтесь! Не вступайте в случайные связи! Всегда есть, что терять. Эвелина Бушинская )) #рассказы

Милота))

Вон какой чуб начесал))