Автор: #татьянапахоменко
- Ой, я бы так не смогла.
Человек что овощ делается. Дернуться можно с лежачими больными! Сдавать их надо в специальные места! И не смотри на меня так!
Чего миндальничать-то?
Вон, животных усыпляют. И ничего.
А мы все такие гуманные.
Еще в какой-то стране стариков на гору уносят, далеко и там оставляют. А еще... - хотела продолжить дальше Антонина, но Любаша ее перебила словами:
- Тонь, ты бы хоть постеснялась такое говорить! Мама же это наша! Какая гора?
Совсем с ума сошла!
- Ну, во первых, мама не наша, а ваша. Она мужа моего мать. Что, согласись, существенная разница.
Во-вторых, будь даже моя, я бы тоже избавилась, когда бы она такая стала.
Люба, ну ладно, ухаживать за малышами. Они ж сладкие такие! А когда взрослый становится беспомощный?
Извини меня, вонючий такой!
И надежды нет!
Да, я ещё спросить хотела. Жилье-то матери теперь куда?
Ну, в смысле, раз ты ее к себе-то забрала? Квартира стоит, пустует. Я думаю, надо ее продать. Пока цены не опустились.
У нас же Ваське вон учиться надо, Петька женится хочет. Вообще, по сути, нам жилье нужнее. Ты дочку поздно родила, когда она у тебя еще вырастет? Вот по человечьи-то отказалась бы ты в пользу брата и... - Антонина не договорила..
- Любушка! Любочка, где ты, доченька? - донеслось из комнаты.
- Ты иди, Тоня. Мама проснулась, - Люба стала подталкивать родственницу к двери.
Голова гудела, мама себя неважно чувствовала и она не спала уже три дня. Но все-таки подумалось:
"А вдруг слышала разговор? Нехорошо-то как!".
Вошла в комнату.
Надо окно распахнуть.
Запах тяжелый, удушливый.
Но маме всё холодно, мёрзнет. Она ее в шаль закутывает.
На звук шагов обернулась. Приподнялась на постели. Волосы чуть поправила. Люба посмотрела на ее руки. Натруженные, большие, как ласты, а кисть тонкая. И вены бегут узорчатые. Перебирает что-то ручками. Глаза беспомощно смотрят в одну точку.
Не видит мама.
Вроде говорят, что на одном глазу может какой-то процент зрения вернуться, но Люба уже не верит. Подошла, привычно поменяла белье, постель. Покормила.
Мама свернулась клубочком и заснула. А Люба - к врачу побежала. Спросить, посоветоваться.
Голова была ватная, хотелось сбежать от проблем.
Долго ему жаловалась.
Что улучшений нет, что тяжело. Врач, импозантный, с бородкой быстро заполнял бумаги, очередь ведь перед кабинетом.
Поднял на Любу уставшие глаза.
- Наверное, работы это... Много.
У вас, - вдруг перестала лепетать та.
- Хватает. А докторов - не хватает. Если бы барышня, я мог бы разливать по флаконам одно средство и раздавать его всем, то очередей бы стало меньше и больных тоже, - чуть улыбнулся он.
- Какое средство? Его можно достать? - откликнулась с надеждой Люба.
- Молодость, - сказал врач.
Что ж вы сразу загрустили? Вот вы устали, жалуетесь. Всё понятно. А ваша мама жаловалась? Вы болели в детстве? Она вставала к вам ночью? - сняв очки, произнес доктор.
Любаша вздохнула. Память услужливо подсовывала веер картинок.
Вот она, восьмилетняя, лежит с простудой. Мама берёт ее на руки и носит. Тяжело ей.
Но носит. И чай приносит с лимоном, и бруснику где-то достала.
Почти полночь была, когда ей морса захотелось.
Мама и ушла. В ночь.
Вернулась с ягодами. Где взяла? Неизвестно.
Под утро температура спала. Любаша уснула, а мама ушла на работу.
И сколько она себя помнила, всегда работала в 2-3 местах. Чтобы у нее всё самое лучшее было.
Однажды, в декабре, они перед магазином стояли. Там платье было. Серебристое такое, мерцающее.
И мама так на него смотрела... Восхищенно.
А потом развернулась, погладила Любашу по щеке и пошли они дальше, пальтишко ей покупать и ботики.
Себе мама не купила ничего.
Был ещё торт. Красивый, бело-розовый. Маленький, правда. Во времена дефицита такой торт был равносилен сказке. И Любаша его почти весь сама съела. Маме немножко крема досталось сверху.
Глянула на маму виновато,
та её к себе прижала, мол, ничего дочка, прорвемся, еще тортик тебе потом куплю.
- Дети вырастают. И забывают, сколько сил и здоровья давали им родители. Вы же были маленькой и беспомощной?
Ну а теперь ваша мама стала такой. И что ж вы ее...
Что хотите сделать, а?
Понимаю, устали. Но давайте на минуту задумайтесь, милая барышня. Вот вдруг не станет вашей мамы. Время у вас появится свободное. Не надо будет ночью вставать, ухаживать. Вы будете довольны и счастливы тогда? - с металлическими нотками в голосе проговорил доктор.
- Ничего... Ничего, я... Просто. Вот, значит, что вы советовали, то и делать будем. Вы извините, что я так, я потом приду!
- Любаша вылетела из кабинета.
Щеки ее пылали. Что она делает? Как это - не станет мамы?
Нет, так не пойдет.
Она же... Не сможет без нее. Пусть сама давно взрослая, дочка растет.
Только мама - это всё!
Сколько раз Любаша рыдала, уткнувшись в ее коленки. И когда что-то случалось, стиснув зубы терпела, а в голове свербила одна мысль: "Ничего, это все скоро закончится. И я смогу пойти домой, к маме. Она утешит, пожалеет. Подскажет, как лучше.
Зазвонил телефон. Яшка, брат.
- Чего тебе?- спросила Люба. Тонька была уже.
Квартиру вам? Да всё забирайте, надоели уже, крохоборы. Мама-то так тебя любит!
Всё беспокоится.
Про Яшеньку спрашивает. А ты? Тогда валялся три месяца, кто за тобой ходил? Чего молчишь? Она нас с тобой одна тянула, -
и Любаша в сердцах бросила трубку.
По лужам шла, а не замечала. Слезы по лицу размазывала. Вышла к магазину. Зашла. Смотрит - а там платье. Похожее на то. Любаша ринулась к манекену.
- Оно осталось только одного размера. Вам побольше надо, не налезет, - прошептала девушка-продавец.
- Да знаю я! Снимайте, заверните. Не мне это. Маме. Она у меня стройняшка. На меня вижу, что не налезет, - вытерла нос Любаша.
Девушка глазами только хлопала. Платье... Оно такое было. Нарядное. И что?
Сейчас она, Любаша придёт домой. И нарядит мамочку.
По дороге торт купила. Такой же, как из детства. Было-розовый. Мама не увидит его. И пусть.
Она расскажет, какой торт красивый.
Через три ступеньки бежала. Дверь открыла. Слышит, дочка поет. Любаша в комнату забежала..
А Танечка сидит возле бабушки, гладит ее по голове и поет песенку. А та улыбается.
- Любонька пришла.
Ты иди, дочка. Поспи.
Устаешь ты, родная моя, золотая. Совсем я тебя измучила, - мама протянула руку, головой завертела, пытаясь понять, где стоит Любаша.
Комок в горле стоял.
Дышать было невозможно.
Всем даются испытания.
Только вот не все их достойно проходят. И она, Любаша чуть не струсила.
- Мама! - подошла, уткнулась в руки матери.
Вот оно ощущение.
Живы родители и мы опять дети.
Нет их - мы сироты.
Сколько бы лет не было.
10, 20, 30, 40, 50, 60 - неважно. Любому нужна мама.
- Мам. Я ж тебе платьице купила. Как то, в витрине тогда, помнишь? Серебристое.
И торт. Сейчас мы оденемся, да пойдём чай пить.
Ох, и красавица ты у меня станешь! - Любаша стала распускать мамины волосы.
А та теребила платье и робко так улыбалась. Маму одели.
Любаша ей волосы уложила. Танечка сбегала за духами, губки бабушке покрасила. И чайник поставила.
Вспоминали всё, чай пили.
И Любаша думала, какая же мамочка красивая! Лицо безмятежное, доброе. Нет сейчас таких лиц. Уходят они вместе с тем поколением.
Как бы плохо и больно ей не было - ни единой жалобы, ни стона.
Тут стук в дверь.
Открыли. Братец Яша на пороге. Цветы в руках держит. И ананас.
- Ананас-то зачем приволок? Яша! - всплеснула руками Любаша.
- Так это. Мама однажды поесть хотела его. А денег не было тогда. Вот я... хочешь, каждый день ананасы носить буду?
Ты прости, Люба.
И на Тоньку внимания не обращай. Вот вредная баба!
Ну ее. Пусть мать живет долго. Не нужны мне никакие метры. Получше будет - к себе от тебя переедет. Также будем на пироги ходить! - ответил Яша.
В комнату вошёл.
И всё восхищался платьем маминым. А та смеялась, смущаясь. Словно и не болела.
Другие дни у Любашы потекли. Она представила, сильно так, до крика, что было бы, не стань мамы. И теперь боролась за каждый ее день на земле, отчаянно, изо всех сил.
- Все боялась, что приду - а мамочки нет. Стала она как ребенок - я ее купала, заплетала. И шептала:
"Только живи! Пусть в любом виде. Лишь бы рядом! - говорила она все родным.
Любаша прогнала из дома ощущение безысходности и горя. Старалась чаще улыбаться. Рассказывала маме смешные истории. Говорила, что совсем скоро она встанет на ноги. И превращала каждый день в маленький праздник.
То шаров с Танечкой надуют- да развесят, то караоке поют.
Мама очень песни любит! И у самой голос прекрасный, сильный! Им подпевать стала.
- Любочка. Что-то желтенькое на тебе, да? - спросила однажды мама.
Любаша выронила тряпку из рук. На ней было желтое платье в мелкий цветочек.
- Ты видеть немного стала,мамочка?
Господи, счастье-то какое! Мамочка! - кинулась к ней.
Понемногу, по стенке вначале, мама начала ходить. И не было большей радости для Любаши.
Конечно, она ее не отпустила в квартиру-то свою.
Пусть вместе. Рядом.
Мало ли что.
- Будут жить три девочки.
Я, ты и Танечка.
Столько же всего успеть надо!
Ты ж меня стряпать хотела научить, формы для хлеба так и лежат. А у меня всегда пироги подгорают. Готовлю отлично, а с выпечкой прям неувязка какая-то. Яша обещал прийти, - целовала маму Любаша.
Брат пришел.
Он у них здоровенный, под два метра. И сильный. Мама его шутя "медвежонком" звала.
На руках маму во двор вынес.
На скамейку посадил, сам рядом устроился.
Залюбовалась Любаша, что мамочка у них такая аккуратненькая.
В пальто новом, в шапочке красивой. Как куколка.
И впервые успокоение пришло. Один шажок, другой. Всё поправимо, достижимо. Только живи, мамочка. Только бы слышать твой голос. Каждый день. Потому что в тебе - сила. Так цветок не сможет без воды и солнца. Скукожится, пропадет. А в матерях - и вода, и солнце, и свет.
И что пожелать вот тут можно? Пусть всегда бьются сердца матерей. Побольше им заботы и сюрпризов от детей.
Букетики цветочков в ненастный день, платьице, которое пусть уже и надеть-то некуда.
Но любая женщина ему рада.
И в любом возрасте.
Флакончик любимых духов...
И самые главные слова, которые надо говорить при жизни:
- Я люблю тебя, мамочка.
Только будь всегда, мамочка!
Ты самое лучшее, что есть в моей жизни!
©
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 32