Предыдущая публикация
.
ЛЕДЯНОЙ ПОХОД - МАРШ СМЕРТИ
«Хотелось бы верить, что настанет день, когда для каждого гражданина России память о Ледяном Походе и его участниках, о четырёх тысячах подвижников, посмевших в феврале 1918 года бросить вызов новоявленной русофобской власти и встать на защиту независимости и территориальной целостности России, чести русской армии и святой православной веры, будет столь же священна, как память о героях Великой Отечественной, о Суворове или об Александре Невском. Только тогда мы сможем с уверенностью констатировать, что День Защитника Отечества действительно осмыслен как таковой. И что будущее России - в надёжных руках.» – Михаил Маркитанов о Первом Кубанском "Ледяном" походе.
КАК ЭТО БЫЛО...
Из документальных воспоминаний Н.Н. Львова "СВЕТ ВО ТЬМЕ.
Очерки Ледяного похода (окончание).
------------------------
"Майкопский Отдел резко отличался от тех мест, по которым мы шли до сих пор. Кубанские станицы, по которым мы приходили, не были враждебно к нам настроены, так же, как и Донские. Правда, к нам мало присоединялось казаков - они держались в стороне, но ни в одной станице казаки открыто не переходили к большевикам и не сражались против нас. Здесь же, за Кубанью, мы столкнулись с явно враждебным к нам отношением населения. Объясняется это тем, что Майкопский Отдел выделяется в Кубанской области смешанным составом своего населения. Здесь идёт ряд станиц Линейных казаков, поселённых в 1860-х годах вдоль линии боевых действий с черкесами. Казаки были набраны отчасти из Донцов, отчасти из солдат коренных русских губернии, почему и станицы носят названия Рязанская, Тульская, Калужская. Казаки эти - великороссы, в отличие от коренных Кубанцев Черноморья, потомков Запорожцев, переселённых при Императрице Екатерине II. Рядом с ними остались аулы, населенные черкесами. По всей местности густо разбросаны хутора пришлого населения, иногородних. Поселения эти возникли в самые последние десятилетия или на арендованных казачьих землях, или на землях, пожалованных генералам за отличия при завоевании Кавказа. Положение иногородних далеко не было бедственным: они богатели едва ли не больше казаков, среди них выработался особый тип предприимчивого, смелого колонизатора. Трудами их рук целинные земли Северного Кавказа избороздились тяжёлым плугом, зажелтели полями пшеницы и кукурузы, а гурты овец тавричан (так называют овцеводов — выходцев из Таврии) заполнили пустынные, степные пространства. Между пришлыми и казаками была давняя неприязнь, так же как был антагонизм между Линейными казаками и Черноморцами. Революция вскрыла этот антагонизм и превратила его в ненависть, не в ненависть бедных против богатых, а в слепые ненависти между людьми, потерявшими сдерживающую их власть. Отсюда ненависти между казаками и не казаками, между русскими и черкесами, между Линейцами и Кубанцами, между горожанами и жителями деревни. Люди продавали и покупали, общались, дружились и ссорились, но жили в мире между собою. Революция нарушила все соседские отношения и посеяла семена непримиримых ненавистей, внесла войну в мирный уклад жизни. В дикой ярости люди набросились друг на друга, грабили, жгли, убивали. Где тут можно вскрыть классовую борьбу? Где здесь, в глухих горах, социальная революция? За что вырезали целые черкесские аулы, издевались над слабыми, истребляли мирных и тихих кочующих калмыков? При чём тут идеи пролетариата и мировой революции? Майкоп был центром большевизма на Кубани, отсюда по окрестным станицам и хуторам разъезжали агитаторы и мутили население. Во многих станицах образовались Ревкомы, формировались вооружённые отряды из беглых солдат. При нашем приближении жители многих селений убегали, прятались в лесах и оврагах. В одной из станиц перед нашим приходом сбежал даже приходской священник со всею семьёй. При входе в хату оставшиеся женщины и дети напуганные прятались в углы. Приласкаешь ребёнка, дашь ему сласти и видишь, как он начинает сначала робко, а потом уже и совсем доверчиво глядеть вам в глаза. Женщины, видя, что мы за всё платим, не делаем грубостей, переставали дичиться и рассказывали, что про нас им наговорили. "Мы думали, черти к нам идут! - говорила мне одна хозяйка, - А вы ничего, такие же люди". Когда проездом через какой - нибудь хутор забежишь в хату и попросишь хлеба, всегда один и тот же ответ - "Нема!". Всюду встречаешь у хозяев угрюмые лица, взгляд с каким - то злобным выражением лица, и чувствуешь, что он таит что - то недоброе. По ночам остерегаешься уснуть, прислушиваешься к каждому шороху, наган наготове. И тяжело было ощущать эту враждебность к себе в каждом прохожем, женщине и в детях. Не раз при выезде из селения по обозу открывался огонь из садов и огородов. По дороге мы натыкались на скрытую засаду. Я помню, как рано утром мы выезжали из станицы: то тут, то там раздавались ружейные выстрелы, по выезде на околицу по обозу открылась артиллерийская стрельба..."
(Журнал "Первопоходник").
Следующая публикация
Нет комментариев