Зашли мы далеко в реку. Машин много нас встречают. Утром пивбар вот он рядом, зашли, денег не очень, выпили и засобирались уходить, а девочки, ноу ноу, и нам пиво ставят. Мы, - ноу мони, и улыбаются, - вас угощают. Понапивались пива хорошего. Эти то уже нам вина в пакетах, под трапом сидим, жарко. А они жмутся. Я их, - за что вы нас любите? Они меня по губам, по животу шлёпают, смеются, - за то, что ты русский. Иван, ай лав ю.
Вышли мы из порта, а набрали всякого добра, выпивки. Я утром сижу, сводки сдаю, деверь открывается, капитан заходит, - сидишь?! Иди, твои уже пьют, и ушел на мостик. Я в каюту радиста с навигатором, там технолог со вторым штурманом, заорали. Вот тепло-то души и тела. Налили, выпили, а всё есть. И Пашка мне говорит, - ты зашел, в дверях застрял, чёт подумал, рукой махнул и зашел.
В Анголе мы, на пляже. Третий механик полез на пальму, кокос сорвать, блять такая. Спускается ободранный. И тут негр, - сигаретт сигаретт. А я не курю, наш ему кивает. Он принёс кокосы, и сигаретт, а блять наш суёт ему папиросы. Обидели негра.
На Кубе мы, самолёт сломался, и нас в гостинницу. Поперлись мы в город, Гавану. вдвоём. И обратно сели в автобус, и заплатить, и весь автобус заорал, советико советико, я к ним оборачиваюсь, вот, мол, они все советико советико. И седой уже плохо по русски, - я служил на русской ракете. Денег не взял.