Предыдущая публикация
В 72 года у меня обнаружили рак.
Я сразу решила, что это конец: даже лечиться не хотела, но родные уговорили попробовать и мне сделали операцию. В больницу ко мне бегали только дочери и подружки, а к соседкам, которые были даже старше меня, приходили мужчины, причем не мужья: сидят на кроватке вместе, за руки возьмутся и воркуют, как два голубка. Мне это казалось странным, я удивлялась. Но их пример меня подзадорил. Когда умираешь, посещают совсем другие мысли, а тут оказалось, что жизнь идет.
В больнице я пролежала долго, а под Новый год мне дали перерыв на несколько дней. Когда я пришла домой, мне позвонили из общества ветеранов калининградского завода, где я когда-то работала, и пригласили на вечер встречи. Я сказала: «Приду в последний раз, повеселюсь с вами и на этом закончу». На вечере мне все сочувствовали, прощались.
Роман Владимирович работал на нашем заводе заместителем генерального директора по производству — в его подчинении было шесть филиалов. Я никогда до этого с ним не общалась: он был такой недоступный и, конечно, я выделяла его среди других. За год до этого, на одном из вечеров, он подошел ко мне и сказал: «Галя, кончай петь!» А я была заводилой, стихи читала, исполняла хулиганские песни. И вдруг я сама подошла со словами: «Роман Владимирович, а давайте вместе старость проведем?» Он ответил: «Так я уже не мужчина» «Так я тоже не женщина». — «А что мы будем делать?» — «Будем беседовать, играть в шахматы, читать». Он взял мой номер телефона и сказал: «А ты навязчивая». Я так возмутилась, ведь это за мной всегда все бегали, и прямо на стуле отъехала от него.
На следующее утро раздался звонок. «Ну, что будем делать?» — «Не знаю» — «Ну, давай попробуем». Оказалось, он мне еще накануне дважды звонил, и это я навязчивая! Он сказал: «Я приглашу тебя в гости 13 января, накрою стол и позову сына с внуком. Просто так я встречаться не буду, все надо сделать официально». Через час перезвонил: «Зачем так долго ждать? Приходи сейчас!»
Я не стала ломаться: во-первых, меня отпустили всего на три дня, во-вторых, я болела и не знала, чем кончится моя болезнь. Я позвонила дочери и спросила, что мне делать. Она ответила: «Мама, собирайся и иди!». Дочь посоветовала рассказать ему о диагнозе честно и устроить таким образом проверку на вшивость. Я помылась, нарядилась и пошла к Роману. Как только я начала рассказывать про больницу, он меня остановил и сказал, что все знает. Оказывается, его уже спросили, зачем я ему такая больная, а он ответил: «Ах, больная? Я сделаю ее здоровой».
Мы с ним сидели, беседовали, и вдруг он меня поцеловал. Потом позвонила дочь: «Мама, ты где?» Я надела шубку, он взял меня за талию, проводил до самого дома и ждал, пока я поднимусь на пятый этаж. Ни один мужчина так не брал меня за талию.
Новый год мы встречали вместе. Когда мы сели за стол, Рома спросил, можно ли ему у нас покурить. Я всем запрещала, а ему разрешила. Он всюду набросал пепел, но меня это совершенно не расстроило. Вообще, меня всегда раздражала неряшливость в мужчинах, а тут стала умилять. На праздник Рома принес лилии. Раньше я их не любила из-за запаха, но он сказал, что лилии распустятся ровно в 12 часов. Я поставила цветы в вазу, и ровно в полночь они стали распускаться — это было такое чудо! С тех пор я полюбила лилии. Он часто приносил мне их, и я каждый раз звонила: «Рома, третий бутон распустился, четвертый!» А когда он сам не мог дойти до магазина, отправлял за цветами сына.
С тех пор мы стали встречаться. Говорили о книгах, он читал мне стихи. Он рассказывал, что голубь никогда не съедает все до конца, потому что оставляет еду голубке. Мы жили отдельно и ходили друг к другу в гости. В начале отношений он даже сделал мне предложение, но я отказалась: сколько можно? Когда я оставалась у него, по утрам он приносил поднос с яичницей и кофе в постель. Ни один мужчина не носил мне завтрак в постель. Мы оба были в возрасте, поэтому не смущались друг друга. Таких отношений у меня никогда не было. Когда ты понимаешь, что это последнее… это по-настоящему.
Благодаря ему я выздоровела. После операции я долго болела, высокая температура никак не спадала. Ромочка надел все свои ордена — во время войны он служил юнгой на Балтийском флоте — и пошел к моему лечащему врачу. Он представился членом общества ветеранов и спросил, почему меня так долго не вылечивают. Врач ему объяснил, что нужно идти к районному хирургу, хотя до этого лечил меня сам и помалкивал. Вскоре я пошла на поправку.
Если бы мы встретились в молодости, вряд ли у нас сложились бы отношения. У него очень тяжелый, взрывной характер. Он мог обидеться из-за мелочи и замолчать на несколько дней. При этом он всегда был за меня. Когда я лежала в больнице, он каждое утро спрашивал, как я спала. «Я спала хорошо, а соседи плачут, что не могли заснуть — я храпела». — «Это здоровый храп, он тебе на пользу. Значит, ты выздоравливаешь».
Жена всю жизнь звала его по фамилии, а я стала называть Ромочкой, и он растаял. Но мне не хватало от него ласковых слов, и, когда я просила его сказать что-нибудь ласковое, он отвечал: «Никогда! Я ни одной женщине не говорил и не собираюсь!» Однажды я сказала: «Учись, иначе мы расстанемся» — и улетела отдыхать в Египет на десять дней. Когда я приехала, он подарил мне книгу Дмитрия Быкова «Борис Пастернак» с подписью: «На память своей птичке, заиньке, рыбоньке, светлячку, золотцу, ненаглядной, обворожительной, бесподобной, безрассудной, достойнейшей Галчонке от ее вечного жида (зачеркнуто) раба Романа». А сбоку приписал «восхитительной». Через три года после первой встречи он сказал самые важные слова: «Пока ты со мной, у меня есть какая-то надежда».
Как-то раз Рома ехал с огорода, я решила встретить его, но мы разминулись. Я стояла на остановке, а в это время он звонил в мой домофон. Не дождавшись ответа, Рома вызвал МЧС и потребовал, чтобы сломали мне дверь, — он решил, со мной что-то случилось. И тут я ему позвонила. Он закричал: «Как, ты дома?! Я вызвал МЧС! Я с тобой больше не буду разговаривать!» Потом к нему домой приехала полиция разбираться, зачем он устроил ложную тревогу. А в другой раз он позвонил мне утром: «Жарь картошку, сейчас приду». Я посмотрела в окно и увидела, как он со своей корзинкой для огорода садится в автобус и уезжает. Я стала плакать: как ему не стыдно, я тут нажарила картошки, а он уехал. Через некоторое время раздался звонок в дверь: оказалось, он ездил за цветами, потому что идти пешком ему было тяжело.
Он называл себя рациональным евреем, а меня меркантильной, хотя я все тащила ему в дом — и одежду, и вещи, и еду. Когда мы стали встречаться, у него уже год не было жены и никто за ним не ухаживал. Как-то мы приехали к моей дочери и остались у нее ночевать. Он пошел мыться, а я увидела, в каком состоянии его белье, и выкинула, а чистое взяла у зятя. Потом мы пошли гулять, и я купила ему носки. Вечером позвонила дочь: «Мама, а почему носки в холодильнике лежат?» Оказалось, он их туда специально засунул — ничего не хотел брать и ругался: «Я никогда не был альфонсом!»
Ромочка наизусть цитировал Грибоедова, Ахматову, Шекспира, Хайяма. Когда он на меня злился, говорил: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». А я отвечала: «Ты должен говорить: «Велите ж мне в огонь: пойду, как на обед». Или звонил: «Ты знаешь, кто написал эту фразу — «Как хороши, как свежи будут розы»?» А я продолжала: «Моей страной мне брошенные в гроб». Проверял меня.
Перед тем как мне исполнилось 75 лет, он спросил, что я хочу в подарок. Я призналась, что хочу кольцо с бриллиантом. Думала, мы пойдем в простой магазин, но он сказал, что такие вещи не покупаются в дешевых местах, и мы поехали в самый дорогой. Я пыталась узнать, на какую сумму могу рассчитывать, но он ответил: «Тебя это не касается!» — и сам выбрал очень дорогое кольцо. Когда я спросила, а что, если бы не хватило денег, он сказал: «Ты что, думаешь, у меня нет денег? Это не твое дело, девочка!» Сначала мне отдали кольцо в пакетике, но Рома настоял на том, чтобы его упаковали в коробочку. Она уже сломалась, но все еще лежит у меня. Она мне напоминает о том, что Ромочка ничего для меня не жалел.
Это была любовь, была страсть. Вместе мы не ощущали себя старыми. Я чувствовала себя с ним как с мальчишкой — будто ему 19, а мне 14 лет. Мы много хохотали, танцевали — в молодости он был учителем танцев. Он звал меня «моя девочка» и запретил моим внукам называть меня бабушкой, объявив: «Ваша бабушка — моя девушка».
В прошлом мае Ромочка умер. Ему было 88 лет. Похоронили его рядом с женой. Он украсил мою старость, я счастлива, что он был у меня. После его смерти я ни разу не покупала лилии.
А дальше она сказала :"Может, не будешь писать, что он умер?
Пусть лучше будет живой".
Автор: Алина Буянова
Следующая публикация
Комментарии 5